***
Через неопределённое время после того, как разум погрузился в сон, во тьме начал проясняться силуэт города, в центре которого возвышалось знакомая башня с характерным шпилем, чёрным клином разрезающим ночное небо. Ему потребовалось несколько минут, чтобы связать все элементы окружающей среды воедино и понять, что, похоже, он очутился в нужном ему месте. Довольный собой и подстрекаемый азартом и любопытством, мужчина начал идти по направлению к берегу озера, преодолевая сопротивление доходившей до колен воды. И пока он не добрался до самого города, его решительность была сильна: из-за искажений перспективы город казался не таким уж большим. Однако стоило подобраться поближе и войти в его стены, как начали осознаваться истинные размеры места: в масштабах можно было запросто утонуть и потереться, поэтому вера в то, что он сможет найти божество, довольно быстро начала таять. Тем не менее, Говард продолжал бродить по пустынным улицам, освещаемым лишь несколькими лунами. Иногда он поглядывал на крепко сжатую в руке брошь, однако никаких подсказок она не давала. Он уже почти отчаялся и начал подумывать, как вернуться обратно, но тут его внимание привлёк какой-то странный шорох и звук шагов. Судя по всему, было это недалеко, возможно даже на параллельной улице. Говард начал ступать тише, осторожно протискиваясь между домами — уж слишком велико было желание понять, что происходит. Когда ему удалось пролезть через достаточное количество дворов, оказалось, что он окольными путями смог выйти прямо позади пары идущих существ: он ещё застал их заходящими в совсем уж понурого вида часть города. Заметив, что одно из созданий было облачено в характерные жёлтые одеяния, Лавкрафт не раздумывая побрёл за парой, стараясь пока не проявлять себя и идти параллельным маршрутом, прячась за домами. Довольно быстро причудливые, но аккуратные кубические сооружения, подпираемые со всех сторон штырями, начали переходить в разваливающиеся здания. Одни были перекошены набекрень, будто изначально построены неправильно, другие же рассыпались от старости, обнажая свой острый каркас, скрываемый некогда слоями камня и побелки. Виляя между этими домами, Лавкрафт продолжал неотрывно следить за своими спутниками, хоть тревога и говорила ему уходить отсюда подальше. Те, к слову, уже остановились, что позволило писателю лучше начать рассматривать происходящее. То, что происходит что-то неладное, и что отношения между сущностями далеко не самые приятные, было понятно с первых секунд: божество, крепко державшее шедшего с ним за конечность и вроде как волочившее его по земле, швырнуло того на брусчатку. Он еле как поднялся, начав дрожащим голосом что-то торопливо объяснять на незнакомом Говарду языке. Затем послышался удар, объёмным эхом разнёсшийся по пустым лачугам без крыш, и угрожающе-вкрадчивый голос Хастура. Его собеседник снова оказался на земле. Писатель удивлённо вскинул брови, еле как подавляя желание уйти. Но любопытство вновь взяло своё и приковало его взгляд к двум обитателям измерения. Напряжение между ними начало ощущаться и наблюдающим за ними человеком. В душу стало закрадываться разъедающее чувство вины за непонятно какие проступки, которых он даже не совершал. Ему даже стало жаль то существо, которое сейчас получало грозные выговоры. Но ситуация приняла уж совсем ужасный оборот, когда божество непонятно откуда вынуло оружие, похожее на копьё. Глядя на это, Говард почувствовал, как сильно сердце начало биться. Он отвернулся и сполз по стенке дома, за которым прятался, не желая смотреть, что будет дальше. Внезапно почва под ногами будто задрожала, и здания начали съезжаться в кучу, облепляя божество и провинившегося. Страх окончательно сковал писателя, отчего тот лишь безвольно продолжил сидеть, вцепившись пальцами в грунт. Когда же окружающее пространство перестало шевелиться, послышался очень специфический звук, напоминающий протыкание чего-то плотного насквозь, сопровождаемый довольно яркой белой вспышкой. Это стало последней каплей, и Лавкрафт сорвался с месте, начав не глядя под ноги бежать к озеру. Он решил возвращаться не через город, а спускаться со скалистого берега, несмотря на всю опасность. Почва под ногами сползала и обсыпалась, а сам он периодически проезжался по склону, который принимал всё более резкий угол наклона. В один момент писатель заметил, что уже не может остановиться, и по инерции двигался всё ближе к обрыву. Поняв, что падения в воду ему не избежать, он в последний миг оттолкнулся ногами от какого-то выступа, прижал руки к телу, набрал в лёгкие воздуха и зажмурился. Удар о воду оказался хлёстким и достаточно болезненным — всё-таки он не был профессиональным ныряльщиком, да и плавал в общем-то довольно сносно. Но даже таких умений хватило, чтобы хотя бы не повредить спину. После того, как скрылся под мелкой рябью озера, нарушив её относительное спокойствие, Лавкрафт постарался вынырнуть. Однако вместо этого он почувствовал, что лежит на чём-то мягком. Спешно открыв глаза, он быстро осознал, что находится у себя дома, всё ещё сжимая в руке ту брошь. Бросив на неё ошеломлённый взгляд, Говард в панике зашвырнул её в один из ящиков, поклявшись себе никогда больше её не касаться. Он, весь промокший, вновь забрался в постель и уткнулся лицом в подушку. Хотелось поскорее забыть увиденное: несмотря на всю свою логичность — божество никогда и не притворялось кем-то добродушным — оно поражало до глубины души, смывая с воспоминаний хрупкий налёт ностальгии и показывая истинное лицо сущности, еженощно навещавшей Говарда. Но под слоями страха и трепета продолжало ворошиться любопытство и какая-то странная тяга к общению с божеством — всё-таки не уничтожил же Лавкрафт брошь, сохранив её как почти единственный легальный способ убежать от гнетущей реальности.X
11 августа 2021 г. в 00:49
Весь следующий день он решил провести без сна, праздно шатаясь по комнате и пытаясь написать что-либо, кроме ответов на письма друзей. БОльшая часть чернил, впрочем, уходила на перечёркивание текста, а стол начал понемногу заполняться скомканными бумагами — выходило скверно. Но, тем не менее, приходилось себя занимать столь бесполезными потугами, лишь бы не заснуть.
Говард порой отвлекался от своего сизифова труда и засматривался в окно, наблюдая отрывками, как солнце сначала постепенно поднималось в зенит, а затем начало понемногу с него сползать.
Когда вечер стал вступать в свои права, писатель взялся за дело гораздо более нужное: поиски броши, вручённой ему когда-то божеством. И хоть его решимость слабела и уступала место подъедающему душу страху, он продолжал ворошить бумаги и переставлять книги с места на место, раскрывая их в различных местах. Долгое время ему ничего не попадалось, пока из одной-таки не выпала округлая брошь. Из интереса Лавкрафт посмотрел на название. То был сборник сонетов Шекспира.
Он усмехнулся своей, как ему подумалось, удачной шутке. Впрочем, инцидент, связанный с этой книгой, был действительно чем-то из ряда вон выходящим и сейчас воспринимался больше в положительном ключе — ностальгия ли его перекрасила? Сработал ли механизм защиты психики?
Как бы там ни было, нужно было ещё понять, как воззвать к божеству. Лавкрафт сел на край кровати и начал задумчиво вертеть украшение в руках.
«Достаточно подумать» — всплыла в голове фраза. На первый взгляд она не казалась информативной и не давала никаких инструкций. Однако внезапно появилась идея: а что, если её нужно воспринимать буквально?
Решив проверить свою гипотезу, он начал вспоминать перед сном то измерение, в котором так часто бывал, и его правителя.