персеверация

я поднимаюсь в семь ноль-две циклично, взбудораженно-раздражённо, без желания видеть утреннюю электричку, систематично заспанные лица в накрахмаленных рубашках и дешёвых пиджаках (вообще-то, насчет дешевизны не уверена, но кто при наличии денег на более комфортный транспорт осознанно будет толпиться в тамбуре или бороться за единственное свободное место с людьми-под-копирку?), с ритуальными идеями наперёд: очередь у турникетов на исходной станции, унылое появление за пять минут до начала рабочего дня (и как можно позже). мне не хочется встречаться с люминесцентным солнцем и его лживой облачной опорой. в твоих зрачках есть майское небо, в них нет лживости. в твоих зрачках любовь к графическим романам и дискуссиям-спорам, в твоих зрачках вечность. вечность, которой поклоняюсь одна только я. пелевин писал, что единая вера в вечность называется шизофренией. тем не менее, пока ты со мной, — моё психическое здоровье стабильно, пока мы вместе — я уже не копия копий копий, я — индивидуализация искренности. я поднимаюсь в семь ноль-две по будням и первым делом проверяю мессенджер: вдруг сегодня у тебя была бессонница, вдруг этой ночью что-то случилось, вдруг ты выпил кофе после полуночи и не знал, чем себя занять. я поднимаюсь в семь ноль-две без исключений и первым делом проверяю мессенджер, но каждый раз — ничего, потому что ты просыпаешься на порядок позже меня, а ещё у тебя никогда ничего не случается, ты не страдаешь от бессонницы и не пьёшь кофе на ночь. я порывалась быть собранной, ответственной (или около того) и исключить прокрастинацию из рациона привычек, но лежу ещё с десяток минут в ожидании сообщения от тебя: каждый раз ты просыпаешься по-разному, каждый раз ты обыгрываешь сам себя, разрушая все мои социально-жизненные устои. я просыпаюсь в семь ноль-две в нейтральном расположении духа, остальные полтора часа формируют моё настроение на день: неровно нарисованная стрелка, барахлящий тостер, скучная первая пара или дефицит твоего внимания. эта осень началась так же, как на корню заражённая весна и изоляционное лето: мечтательно. потому что мы встретили её вместе. с тобой у меня не хватило времени на сезонную хандру и тоску, не было сил на волнения об учёбе, потому что всё это время ты — эпицентр моих мыслей, независимо перебивающий любую ауру грусти. я просыпаюсь в семь ноль-две и, пока жду твоего пробуждения, рискую опоздать на станцию, поэтому безответно желаю доброго утра, кидаю пару глупых картинок, включаю назойливую алёну швец (я никогда не слушаю грустную музыку с самого утра) и вливаюсь в новый день обрядом умываний-собираний. моё утро проходит круговоротом первоначальных дел, а разнообразная повседневность мимо за угол. моё утро — ритуалы. моё прошлое, как надпись «смерть путину», просуществовавшая на дворовом заборе порядка пары лет, — угнетённо-оппозиционное. моё настоящее: надпись «врагам смерть, путину хвала», исправленная с надеждой и восхвалением, с преданной любовью. ты модернизировал меня, изменил все старые шестерёнки в голове на новые. ты появился в конце февраля, перелопатил мои внутренности ненавязчивой улыбкой, вспорол грудную клетку аккуратной внимательностью и искоренил сомнения долгими объятиями. брэдбери писал, что вино из одуванчиков — это закупоренное в бутылках лето, а я пишу, что твои имя-фамилия-отчество — это запутавшееся в ладонях счастье. ты перефразировал моё нутро в более превосходящую форму, ты уничтожил всю фундаментальную озлобленность к социуму. тайлер дёрден говорил, что, чтобы стать чем-то лучшим, нужно для начала разбить себя вдребезги, что для начала нужно достичь дна, но в тандеме с тобой мне не придётся опускаться даже ниже плинтуса. ты читаешь книги только по моим рекомендациям (благодаришь за привитую любовь к литературе), укладываешь волосы в одну сторону и постоянно делаешь комплименты. ты провожаешь до дома, волнуешься о моём ментальном здоровье и каждый день просыпаешься по-разному. ты целуешь в ухо, говоришь, что наше случайное знакомство — самое лучшее из случайных знакомств периодом в несколько лет, и никогда не врёшь. мы встретили вместе весну, лето и осень: мы ходили на вечерний сеанс примитивного фильма про зомби, читали стивена кинга по ролям и гуляли в лесу; мы покоряли небо, разглядывая очертания блёклых созвездий, и обнимались на моей кровати. мы делали всё, что делают подростки: пересматривали гарри поттера, побывали в полузаброшенном учреждении советских времён, пили светлое четырёхпроцентное, спорили со старшими и целовались до онемевших губ. я привила тебе любовь к литературе, а ты привил мне любовь к самой себе. хочется видеть первый день следующей весны в одном ракурсе с тобой, и я обычно не предаю свои принципы, но эта будет единственная цикличность, которую я полюблю.