Времена не выбирают

      – Может, уже прекратим? – устало осведомился Мирддин, тяжело опираясь на посох.       – Прекратим, – согласился Гарри, убрав палочку в кобуру и вытирая пот. Мирддин, к его удивлению, был ненамного сильнее, вполне ожидаемо не знал многих заклинаний… Но и забылось за полторы тысячи лет немало, так что обоим было чем удивить соперника. А в результате спарринг затянулся на пару часов, заставив обоих магов выложиться на полную.       – Вот это да… – протянул Артур.       – Медвежонок, тебе обязательно сидеть на дереве? – осведомился Мирддин, взмахнул рукой, поймал прилетевший кувшин и основательно к нему приложился, а затем протянул Гарри.       В кувшине оказалось вино – на сей раз всё-таки изрядно разведённое и холодное, в самый раз после спарринга.       – Что же, нельзя было ожидать, что магия будет стоять на месте, – хмыкнул Мирддин. – Но не думаю, что большую часть этих заклинаний мне удалось бы ввести в обиход. Да и магия может подвести, а доброе железо или дерево – нет…       – Судя по тому, что ты ещё не сломал посох о спину ученика…       – Да его и учить нет смысла, магии в нём ни капли, – отмахнулся Мирддин. – Вот риторика – это дело другое, скоро придётся учителя ему искать, потому что меня уже не хватит, а из Кинира ритор не то чтобы никакой, но мне он уступает. Всё же благородный муж должен владеть искусством слова.       Благородный муж, по мнению кельтов, должен был уметь и знать столько, что варваром его назвать могли только римляне: мало было искусно и отважно сражаться, нужно было уметь играть на кроте – кельтской лире, сочинять стихи… А сейчас – ещё и владеть латынью и знать Писание.       – Что касается развития, – Гарри вернулся к разговору, – в моё время с ним всё очень сложно… Да что там, его и нет. А те, кому мы отдали власть, старательно запрещают всё подряд.       – Так не надо допускать к власти глупцов и ничтожеств, – пожал плечами Мирддин. – Если вы избираете глупого, жадного или бессильного вождя, вам некого винить, кроме самих себя…       – Тоже верно, – согласилась Гермиона. – Но нередко бывает, что люди верят сладким речам – и вождём избирают самого сладкоречивого.       – И опять же – только ваша вина, – отмахнулся Мирддин. – Впрочем, оставим эти разговоры седобородым мудрецам – у нас и других дел довольно.       – Правильно, – Артур спрыгнул с дерева, – лучше о Добрых Соседях расскажи…       Вот тут Гарри насторожился – такого в Хогвартсе точно не преподавали. В Хогвартсе вообще не упоминали об этих существах… И очень зря.       Сидхе. Народ Дон. Фейри. И иные имена… Они не были проказливыми, но обычно не злыми феями из сказок, не делились на Благой и Неблагой двор – просто кто-то считал главным праздником летнее солнцестояние, а кто-то – зимнее, но разницы между ними не было ни малейшей. Могущественные маги, мастера во всех областях – но настоящей их стихией были пространство и время. Похоже, заклинание Незримого расширения люди узнали именно у них, и хроноворот появился не без их помощи… И поэтому они вполне могли иметь какое-то отношение к аномалиям. Вряд ли, конечно, и уж тем более они не станут делиться своими познаниями… Но если представится случай, то почему бы и не спросить?       – И откуда ты только всё это знаешь?.. – с завистью вздохнул Артур.       – Медвежонок… – Мирддин укоризненно покачал головой. – Как зовут мою жену?       – Нимуэ верх Ивор с Ллин-Тедиг, – недоумённо отозвался мальчишка, – а что?       – А как зовут мать Ивора?       – Да вроде тоже Нимуэ… – почесал в затылке Артур. – Нимуэ верх… эм…       – Нимуэ верх Дон, – оскалился Мирддин. – И поверь, я сейчас не рассказал и пятой части того, что она рассказала мне. И это не для твоих ушей… Да и не для ваших.       – Но почему?! Мне же интересно!       – Потому, Медвежонок, что во многом знании многая скорбь. Пока что – просто поверь: тебе не следует этого знать. Возможно, настанет день, когда это знание будет тебе открыто… А возможно – и нет. А что до вас двоих…       – То мне почему-то кажется, что или нам и не стоит этого знать, или мы узнаем это из первых уст, – ответила Гермиона.       – Пожалуй, да, – кивнул Мирддин. – Чувствую я, что ты права, и потому промолчу, и да будет, что суждено.              Прежний владелец виллы был довольно богат и снабдил гипокаустом не только термы, но и большую часть комнат – благо, особенно большой вилла не была… Но и маленькой её было не назвать – места для двух семей со слугами там хватало. Разумеется, настоящая, действующая романо-британская вилла была интересна сама по себе, но Гарри и, особенно. Гермиону, более всего интересовали два места – библиотека и заклинательный покой.       Покой был дополнением самого Мирддина – что там было изначально, Гарри так и не понял. Это была довольно большая комната без окон, с круглым отверстием в крыше, забранным какой-то особой слюдой в переплёте в виде пентаграммы. На полу мозаикой была выложена восьмилучевая звезда, четыре луча которой были отмечены символами Самайна, Белтайна, Имболка и Лугнасада, а оставшиеся четыре – равноденствий и солнцестояний. Стены украшали фрески в кельтском стиле – на восточной был изображён могучий старик в плаще из шкуры, с посохом в правой руке и котлом в левой. Изо рта у старика выходило девять золотых цепей, которыми к его языку были прикованы за уши девять человек, причём Гарри был уверен, что этих девятерых рисовали с натуры. На южной – к немалому изумлению Гермионы – Митра, убивающий быка, на западной – сидящий на поляне в позе лотоса человек в маске из оленьего черепа с рогами. На северной стене фресок не было – зато в ней были ромбом выдолблены девять ниш, в которых стояли девять черепов – не исключено, что тех самых людей, что были изображены на фреске. Дополняли картину восемь больших масляных ламп на высоких подставках, стоявших между лучами звезды… И магия, буквально пропитывающая всю комнату.       Гарри замер на пороге, резко выдохнул и шагнул вперёд – в омут чужой магии. На какое-то мгновение вся накопленная мощь замерла, готовая обрушиться на чужака – и отступила.       – Боже, как тут тяжело!.. – выдохнула Гермиона. – Хм, а теперь гораздо легче…       – Когда ты входишь в холодную воду, сперва она кажется невыносимой, но вскоре ты привыкаешь к этому, и почти не замечаешь холода, – Мирддин вошёл следом за ними. – Здесь – так же. Даже мне самому сперва не по себе, когда я вхожу в этот покой, а ведь это моя собственная сила… Инсендио!       Он взмахнул посохом над лампадами, и те вспыхнули ярким бездымным пламенем.       – Самая могущественная магия совершается здесь, – продолжил Миррдин, – здесь призываю я духов и подчиняю их, здесь создаю заклинания и преображаю материю…       Гарри внимательно слушал – и начинал понимать…       То, что он мимоходом читал и слышал, начало выстраиваться в систему.       Всё начиналось со стихийных выбросов – грубых ударов сырой силой, окрашенной эмоциями. Результативно – но ненадёжно. И люди стали пытаться вызвать у себя нужные эмоции, а затем и добавить к выбросу не просто желание, но какую-то мысль – и так появились ритуалы. Ритуалы – и магические предметы, когда люди осознали, что магию можно связать с чем-то материальным. Артефактом, «созданным искусством», если переводить… И это могло быть всё, что угодно – например, посох. Или жезл – волшебная палочка. А сам ритуал упрощался, пока, наконец, не превратился в заклинание – слово и жест…       И в пятом веке этот процесс шёл полным ходом, но был далёк от завершения. Уже существовали многие заклинания, но и полноценные ритуалы, почти забытые к двадцатому веку, оставались в ходу…       А ещё была вера. Яростная, искренняя вера, позволявшая даже маглам сотворить магию – пусть даже в первый и последний раз в жизни и ценой этой жизни – но это не останавливало никого.       И теперь Гарри Поттер знал, какая сила повергла Волдеморта в тот октябрьский день. Любовь? Да, но не только – абсолютная вера в свою правоту и надежда на то, что ей удастся спасти сына. И всё это оказалось куда сильнее самой могущественной тёмной магии…       – Если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «перейди отсюда туда», и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас… – пробормотал Гарри.       – Именно! – отозвался Мирддин. – В этом и есть суть магии – ты веришь, что можешь сделать, и ты делаешь. Потому и говорят: делай или не делай, но не пытайся…              – Это нечто невероятное! – Гермиона забралась на кровать и уселась, скрестив ноги. – Я даже представить не могла, что такое возможно!       – Ну да, это тебе не Биннс с его гоблинами… – вздохнул Гарри. – Вот скажи мне, любовь моя, этот бестолковый призрак, который вещает исключительно о гоблинских восстаниях – почему он вообще ведёт историю магии? Кто-то не хочет, чтобы мы знали вот это всё – или это просто глупость?       – Глупость, скорее всего, – покачала головой Гермиона. – Согласись, на столь сложные и долговременные планы у наших соплеменников не хватит мозгов. Да и кто? Министерство? Такого количества жадных тупиц ты не найдешь даже в правительстве какой-нибудь банановой республики… Чистокровные? Они, может быть, и древнейшие, хотя даже самые старые семьи насчитывают чуть больше тысячи лет, и даже благороднейшие – поколения близкородственных браков, а то и откровенного инцеста сказываются, хотя магия и снижает остроту проблемы, но не убирает полностью, так что там тоже всё не очень хорошо… Нет, что-то они растаскали по норкам, но не слишком много, да и большая часть этого – всевозможные проклятия, рецепты отравы и прочая дрянь, которую легко заменить магловскими разработками. Самые жуткие зелья, знаешь ли, довольно блёкло смотрятся на фоне ви-газов… А главное – прячут они всё это друг от друга, а не от маглорождённых, которых считают в принципе неспособными освоить эти секретные тайны великой магии.       – То, что всё это маглорождённый и создал, их не беспокоит?       – А ты думаешь, они это знают? – Гермиона зло усмехнулась. – Ты думаешь, есть хоть кто-то, кто в курсе, кто такой Мерлин на самом деле? Знаешь, благодаря Широцуки я смогла порыться в архивах старых чистокровных семей… И я была в шоке – они реально ничего не знают! Все их тайные знания, которыми они так кичатся – фикция! Ну да, там можно найти кое-какие редкости, иногда интересные и даже полезные, но всё-таки почти всё это – бесполезная дрянь, я ведь уже говорила про проклятия и рецепты…       – То есть, их единственное преимущество – возможность школьникам колдовать летом?       – Не совсем, – покачала головой Гермиона. –- Многие семьи специализируются на чём-то одном или нескольких близких отраслях, и поколение за поколением в этом совершенствуются. У таких – да, в их области будет преимущество, потому что они сразу знают массу тонкостей, которые всем остальным пришлось бы изучать на практике самим, да ещё и не факт, что они бы это узнали. В таких семьях иногда даже магия как бы адаптируется под специализацию, хотя я бы, скорее, сравнила это с прокачкой навыка в игре… Но какие-то врождённые предпосылки тоже есть, ты сам тому пример…       – А ведь на первом курсе я считал тебя занудой… – хмыкнул Гарри, растянувшись на кровати. – Боже, каким же идиотом я был! Ну и да, я говорил, что ты особенно мило смотришься, когда чем-то увлечена?       – Теперь точно говорил, – отозвалась Гермиона. – И если честно – да, на первом курсе я была занудой.       – Прокачка навыка, – кивнул Гарри. – Кстати, когда разберёмся с Волдемортом, надо будет в Хогвартсе ввести теорию магии или что-то в этом духе – вот как ты сейчас объясняла…       – Для этого придётся расправиться не только с Волдемортом, – поморщилась Гермиона, – но об этом поговорить можно и позже. Это надо как следует обдумать… И всё равно мы ничего не узнаем, пока не вернёмся. Да и вообще, не знаю, как ты, а я безумно устала от этой комнаты, так что предлагаю просто отдохнуть.       – Согласен, – давление чужой магии безумно выматывало, причём усталость подбиралась незаметно, да и в покое приходилось держаться, а сейчас… Сейчас можно было и расслабиться.              Мирддин и Кинир были достаточно богаты, чтобы покупать италийское вино, но всё же не настолько, чтобы пить его каждый день. Да и италийское далеко не всё было фалернским…       Разумеется, особым ценителем и знатоком Гарри не был, да и Гермиона тоже – но кое-что смыслили и могли с чистой совестью сказать: большинство вин в пятом веке были так себе. Правда, развивать эту тему оба не собирались – невежливо… Да и вино за ужином было вполне приличным. А вот новости – не очень…       – Пикты? – Мирддин отставил кубок.       – Совершенно верно, – кивнул Кинир, – пикты прислали людей говорить с тобой.       – Но зачем?       – Этого я не знаю. Но их девятеро, они пришли с миром и хотят говорить с тобой.       – А я не хочу с ними говорить… – вздохнул Мирддин. – Но придётся. Что бы они ни замыслили…       – Ты не доверяешь пиктам? – насколько Гарри помнил историю, пикты были довольно неприятными соседями. Неведомые племена, оттеснённые кельтами на север… И с тех пор ничего не забывшие и не простившие.       – Слово их вождей не стоит фальшивого фоллиса, – отмахнулся Мирддин, – а сами они закоренелые язычники, приносящие человеческие жертвы. Нелепо было бы им доверять…       – Прошло уже двадцать лет… – напомнил Кинир.       – Да хоть двадцать тысяч! – отмахнулся Мирддин. – Если они думают, что я хоть что-то забыл…       – А что случилось двадцать лет назад? – осторожно спросила Гермиона.       – Потоп, – коротко отозвался Кинир. – С тех пор, как римляне бросили нас полвека назад, пикты не раз и не два нападали на наши земли, но двадцать лет назад их нашествие дошло до самого Лондиниона, сокрушая всё на своём пути, подобно Потопу, и не нашлось Ноя… Тогда пал Эмрис, и многие славные мужи с ним вместе, но пикты всё же ушли. С тех пор редко бывал год, когда б не было набега, хотя бы и малого…       – И теперь они явились с посольством? – удивился Гарри.       – И это не первый раз, – кивнул Кинир. – С частными делами они приходят нередко, но не раз и не два бывало, что эти посольства оказывались лишь обманом… Впрочем, завтра мы всё узнаем.              Внешне пикты не отличались от кельтов – разве что не носили усов, как большинство кельтов, предпочитая выбритое лицо. И, разумеется, они действительно были «разрисованными» – среди кельтов любителей татуировок почти не осталось, а эти были расписаны синими узорами с головы до ног. Ну и если бритты старались подражать римлянам, то пикты носили длинные волосы и ходили в рубахах по колено, собранных в неимоверное количество складок.       – Нехтан… – поморщился Мирддин, разглядывая предводителя гостей – мощного седобородого старика с истёртым посохом в руках. – Разве я не говорил тебе, что ты не получишь иного ответа? Арианрод помолвлена и уехала к жениху на Ллин-Тедиг, а Нон не сравнялось десяти лет.       – Помню я твои слова, – ответил Нехтан. – Но пришёл я с другими словами. Ведь приёмный твой сын – человек благородный, и вскоре в возраст мужа вступает – пора уж невесту сыскать и ему.       – Вот как ты заговорил… – протянул Мирддин. – Что же, не должно гостю стоять на пороге. Входите!              Разумеется, пиктов пригласили к столу и, разумеется, за едой о делах не говорили, а вот после, под вино и закуски, и начался серьёзный разговор…       – Итак, – спросил Мирддин, – что ты предлагаешь, Нехтан?       – Виндобарр, моя младшая внучка, – ответил Нехтан. – Дочь Брана.       – Вот даже как… – задумчиво протянул Мирддин. – И ты, как я вижу, принял правую веру… Что ж, Нехтан, пока я не отвечу тебе ни да, ни нет – твоё предложение следует обдумать. Есть ли срок, к которому ты должен вернуться с ответом?       – Срок мне даден – столько, сколько потребуется, – ответил Нехтан.       – Тогда будь моим гостем, – Мирддин развёл руки, словно собираясь обнять собеседника. – И вскоре я дам ответ. Но прежде скажу тебе: без согласия самих детей не будет ничего.       – Разумно это и правильно, – согласился Нехтан. – Что ж, ждём мы твоего ответа.              Отправив гостей в их комнаты, Мирддин позвал Гарри и Гермиону в беседку, набросил на неё незнакомые чары и спросил:       – А об этом что говорят легенды?       – Что жена Артура была ему неверна, – ответила Гермиона, – и что единственный его сын был от его единоутробной сестры, которая отдалась ему, скрыв лицо… Что смешного ты услышал?       – Что смешного? – фыркнул Мирддин. – Да то, что во всём Керниу говорили: если Гварлис не задрал хоть один подол – так только собственной жене, так что никакой сестры у Артура нет, и это я знаю точно. Кстати, как сказители называли эту женщину?       – Моргауза, но иногда её путали с колдуньей Морганой, которая тоже была его сестрой.       – Моргана… Хм… Уж не Моргейн верх Керидвен ли это, моя дорогая наставница, да будет она проклята?       – Ты ненавидишь её? – удивился Гарри.       – Ненавижу? Нет, это слишком сильно сказано, но она отнюдь не воплощённая добродетель. Много за ней тянется дурных дел и предательств, но нельзя отрицать, что она могучая и искусная колдунья, что она не лишена чести, пусть и своей особой… И что она горячее адского пламени, – тут Мирддин мечтательно закатил глаза.       – А может, ты не будешь сидеть с видом сатира, углядевшего менаду с кувшином вина, а скажешь, что надумал? – скрыться от Нимуэ в доме было невозможно, а замечали её только тогда, когда она это позволяла.       – Этот брак неплох, но могло быть и лучше, – отозвался Мирддин. – А потому оставим дело на усмотрение детей – их жизнь, не наша. Ну а что до всех возможных предсказаний – у меня только один ответ: пусть будет всё, как установил Господь, ибо всё в Его воле, и что предначертано, то и свершится.       – Аминь! – отозвалась Нимуэ.