***
Он нашёл это зеркало случайно, честное слово. Занятия только кончились, и он как раз шёл из кабинета ЗОТИ, когда впереди промелькнули полы лоохи смотрителя. Драко не понимал, из-за чего сэр Макс так отчаянно не нравится ему, но руки сами потянули на себя дверь ближайшего заброшенного класса, а ноги сами юркнули в образовавшуюся щель. Всё в этом мужчине было неправильным — и невзрачное тёмное лоохи, ничуть не уменьшающее его приметность, а только подчёркивающее образ конченного чудака, и отсутствие фамилии, и сам факт его столь неожиданного вступления в должность. Почему старый смотритель подал в отставку? Им ведь так никто ничего и не сказал, даже отец — член попечительского совета и, мягко говоря, не последний человек при дворе — ничего не знал про этого сэра Макса. Не знать Драко не любил. А не понимать — ещё больше. Вот и сейчас он буквально трясся от злости, выписывая замысловатые круги среди пыльных парт, нагромождённых друг на друга. С истории с несостоявшейся дуэлью прошло уже некоторое время, а писем от отца всё не было. Значило ли это, что смотритель действительно сохранил ту вылазку в тайне, как и обещал? Или отец настолько занят, что ему некогда даже отругать его? От быстрой ходьбы вокруг Драко поднялся слой пыли, которая непременно осядет на дорогое лоохи, но его это не слишком заботило. Домовики отстирают, это же их работа. Гораздо больше его привлёк шелест ткани, которую он случайно всколыхнул — и только тут заметил у стены кабинета огромный прямоугольный предмет, завешенный непроницаемым покрывалом. Драко сдёрнул покрывало, обнажая скрытое за ним зеркало в толстой резной оправе, солидный вид которого так и кричал о древнем происхождении. Мальчик восхищённо охнул и принялся разглядывать оправу, пытаясь на вид определить, какой эпохе и какому автору она могла принадлежать, была работой человеческих рук или гоблинской. И поражённо застыл, заглянув в тёмную гладь отражения. С той стороны на него смотрел… отец. Драко резко обернулся, но у него за спиной по прежнему не было ничего, кроме пустого класса и пыльных парт. Мальчик снова уставился в зеркало. Отец всё ещё был там. Улыбался ему. От этой улыбки что-то внутри Драко вдруг болезненно сжалось. Это была Та Самая улыбка. Отец награждал ею Драко ровно трижды в жизни. В первый раз — когда Драко поймал свой первый снитч на детской метле. Второй — когда он упал с лошади и сломал лодыжку, а отец успокаивал его и говорил, что уже через пару часов всё пройдёт. В последний раз Драко удостоился этого взгляда, когда его провожали на Хогвартс-экспресс. Каждый из них отпечатался в его памяти. Каждый из них был бриллиантом в его маленькой коллекции драгоценных воспоминаний. Каждый был чем-то уникальным. Неповторимым. Исключительным. А теперь отец стоял напротив него в зеркале и улыбался так искренне, словно делал это каждый день. Словно такая улыбка — норма и привычная для него манера обращения отца с сыном. Словно… У Драко защипало в глазах, но он продолжал недоверчиво рассматривать отражение, боясь даже моргнуть. — Папа? Люциус Малфой из зазеркалья кивнул, не прекращая улыбаться Драко с такой теплотой и гордостью во взгляде, что предательский комок в груди всё никак не хотел рассасываться. — Ты… Ты ненастоящий, да? Это всё невзаправду. Больше всего Драко хотелось, чтобы отец сказал «нет», но тот лишь недоумённо посмотрел на него и иронично покачал головой.***
Вечером того же дня прилетел филин из Малфой-мэнора. Ровным каллиграфическим почерком на свитке пергамента было выведено: Дорогой сын! Я получил твоё последнее письмо. Рад, что в Хогвартсе так высоко ценится безопасность студентов. Тебе не следует бродить по замку одному в вечернее время суток: возможно, Крэбб и Гойл не самые приятные собеседники, но они верные и не слишком обременительные телохранители. Прошу тебя, выходя вечером из общежития, лучше делай это в их компании. Кроме того, напоминаю о необходимости сосредоточиться на учёбе. Профессор Лонли-Локли не станет спускать недостаточную прилежность ни одному студенту, даже с курируемого им факультета. Спи достаточно и не пропускай приёмы пищи. Не забывай, что ты — лицо нашей семьи в Хогвартсе. Твой отец, Л. Малфой И всё. Отец не ругал Драко за неподобающее поведение, но и не спросил, как дела. Мальчик тяжело выдохнул и сунул пергамент в верхний ящик прикроватной тумбы, к остальным бумагам. Тогда же он впервые покинул подземелья в одиночку, чтобы пробраться в класс с Зеркалом. *** В Хогвартсе дни летели незаметно. Изматывающие занятия, тренировки по квиддичу, друзья — совершенно непривычные вещи наполнили жизнь Гарри. За всем этим он совершенно перестал следить за временем, а меж тем, прошло уже больше половины осени. С приближением Хэллоуина Хогвартс оброс паутиной, летучими мышами и ореолом таинства. Привидения летали по замку с самым важным видом, а Большой зал заполнили бесчисленные тыквы, которые висели в воздухе над столами вместо обычных свечей, стояли на самих столах между блюдами, а самые крупные, высотой с дошкольника, возлежали у стен, сверкая своими вырезанными рожицами. Гарри шёл по коридору, жуя лакричную палочку в виде червяка, которых напихал в карманы за завтраком, а рядом Рон спорил с Гермионой о ценности курса алхимии в школьной программе. — Ну, а если ты сильно простудишься, например? — напирала Гермона. — Я схожу в аптеку и куплю себе бодроперцовое зелье, — с тем же упорством отвечал Рон. — А если поблизости не будет аптек? Или ты простудишься слишком сильно, чтобы выходить на улицу. — Ну если я не смогу сходить в аптеку, то уж сварить себе зелье от простуды я точно не смогу! — Сможешь, если будешь внимательнее на уроках. — Гермиона, да даже если я поселюсь в кабинете алхимии, я никогда не научусь варить эти дурацкие зелья так же, как ты. И я лучше буду покупать лекарства в аптеке или выздоравливать вовсе без никаких лекарств, чем тратить свои нервы на попытки научиться варить бодроперцовое зелье. — Рон, правильно говорить не «без никаких», а «без каких-либо», — тяжело вздохнула Гермиона. Гарри не слишком прислушивался к их диалогу. Все его мысли были заняты грядущей тренировкой по квиддичу и ещё совсем немного — недописанным домашним заданием по защите, которое он надеялся как-нибудь незаметно закончить на ближайшей лекции по Чёрной магии. Но его надеждам не суждено было сбыться, поскольку сегодня, казалось, профессор Йох пребывал в исключительно благодушном настроении, прогуливаясь между рядами учеников с видом человека, узнавшего тайну. — Тема сегодняшнего занятия, — начал профессор, и его слова сами собой проступали на доске в такт голосу, — «Ритм Сердца мира. Приливы и отливы магической энергии». Гарри с сожалением достал тетрадь, приготовившись конспектировать. Может, у него получится дописать домашнее задание во время обеда… — Итак, как вы все уже знаете, магию нашего мира питает Сердце мира. Сегодня мы поговорим о пульсации этого сердца и о том, почему магглы верят, что на Хэллоуин их мир наводняют духи умерших. За левым плечом Гарри кто-то надменно фыркнул. Как и ожидалось, через проход от него сидел Малфой, всем видом изучая презрение к самому слову маггл. Гарри тут же отвернулся к конспекту, не желая смотреть в сторону слизеринца. Не прошло и минуты, как на парту перед ним опустился маленький бумажный журавлик. Гарри развернул птицу и увидел карикатурного человечка с головой-тыквой, одетой в огромные кривые очки и с трещиной на лбу в виде молнии. Тыква-Гарри мотылял ногами, пытаясь удержаться на метле, но неумолимо падал вниз головой. Мальчик не стал дожидаться, когда его карикатурная версия разобьёт свою тыкву-голову о землю, скомкал журавлика и запихнул его себе в сумку, провожая взглядом профессора Йоха, проходящего мимо его парты. — Потоки энергии, которую мы называем магией, непостоянны. Зачастую мы никак не можем увидеть или почувствовать их колебания, но они движутся в непрекращающемся ритме, подобно морским приливам и отливам. Это явление принято называть сердцебиением мира. Однако есть несколько дней в году, когда всплески магической энергии — так называемые приливы — настолько сильны, что маги научились замечать это и использовать для проведения некоторых ритуалов. Более того, некоторые приливы так сильны, что их замечают даже магглы, нечувствительные к силе Сердца мира. Одним из таких дней в году является праздник Белтейн, отмечавший начало лета у кельтов. Другим — день святой Бригитты, Имболк. Самый же сильный прилив за год, как вы, я думаю, уже догадались, выпадает на Хэллоуин. Гермиона перед Гарри задрала руку так резко, что он невольно дёрнулся. — Да, леди Грейнджер? — Профессор, почему празднование Хэллоуина настолько популярно среди магглов, если этот праздник тесно связан с пульсацией Сердца мира, о котором магглы не знают? — Хороший вопрос, леди Грейнджер, очень хороший. Пять баллов Гриффиндору. Даже глядя только на затылок Гермионы Гарри точно знал, как самодовольно она улыбнулась. — Дело в том, что самые сильные из приливов способны размыть границы Золотых жил и истончить грань между нашим миром и миром магглов. В эти дни магглы становятся более восприимчивы к проявлениям магии, а волшебные существа способны проникать из одного мира в другой. Чаще всего это происходит с привидениями, поскольку они не обременены телесной оболочкой в своих передвижениях и могут за короткое время преодолевать большие расстояния, не слишком заботясь направлением. Кроме того, некоторые привидения специально проникают в мир магглов на Хэллоуин, чтобы, к примеру, узнать, как поживают их маггловские родственники — или просто посмотреть, как выглядит мир магглов. В конце концов, большинство привидений — это души покойных волшебников, прекрасно осведомлённые о свойствах Сердца мира. Так рождаются легенды, гласящие, что на Хэллоуин начинает бушевать нечистая сила. В каком-то смысле, она действительно начинает бушевать — впрочем, классическая нечисть-то как раз совершенно равнодушна к колебаниям магической энергии. А теперь запишите основные точки крупных приливов. Домашним заданием будет эссе на тему магических ритуалов, связанных с каждым из этих праздников. Когда Гарри дополз до ужина, он был совершенно измотан. Несмотря на праздничную атмосферу, витавшую в замке, уроки сегодня совершенно не походили на непрекращающийся праздник. Если преподаватели руководствовались тем, что на Хэллоуин предел способностей волшебника якобы увеличивается, они явно перегнули палку. За столом царило оживлённое веселье. Близнецы Уизли пытались подбить пятикурсников на ночные гонки на мётлах, Невилл опять жаловался, что кто-то из слизеринцев наложил на его конспекты клеящее заклинание, а Симус Финниган усердно колдовал над своим приятелем, Дином Томасом, пытаясь отрастить ему слоновьи уши. У Симуса ничего не выходило, но вокруг них собралась приличная толпа болельщиков. Со стороны преподавательского стола доносился громкий голос смотрителя, что-то оживлённо рассказывающего профессору Мелифаро, который по случаю праздника собрал на себе не меньше дюжины красно-оранжевых оттенков и обвешался маленькими декоративными тыковками. Даже декан Слизерина, профессор Лонли-Локли, выглядел как-то благодушнее обычного, решив, вероятно, прийти на ужин в костюме живого человека. На выходе из Большого зала Фред с Джорджем устроили целое представление, распихав по всему холлу невидимых хлопушек, которые громко взрывались, когда кто-то наступал на них, и выкрикивали не слишком цензурную брань. В конце концов это привело к тому, что в подземельях проснулся полтергейст и захотел присоединиться к общему веселью, и директору с профессором Лонли-Локли пришлось спускаться, чтобы его утихомирить. С близнецов, разумеется, сняли баллы, но никого, кроме Гермионы, это не расстроило. Когда Гарри вернулся вечером в гостиную Гриффиндора, его карманы были под завязку набиты хлопушками, взрывающимися леденцами и мармеладками, которые заставляли тех, кто их съест, издавать вместо человеческой речи звуки случайных животных. Веселье ещё продолжалось, но они с Роном поднялись в спальню, чтобы сгрузить благоприобретённое добро. Открыв прикроватную тумбу, Гарри упёрся взглядом в свёрток, которого определённо не было в этом ящике утром. Мальчик аккуратно извлёк свёрток, который оказался мягким и лёгким, и задумчиво уселся на кровать, разглядывая находку и прилагавшуюся к ней таинственную записку. К нему тут же подскочил Рон. — Что это, Гарри? — Не знаю, — честно ответил мальчик. — Кто-то положил это в мою тумбочку, пока меня не было. — Так открывай! — нетерпеливо воскликнул Рон, падая на кровать рядом с Гарри. Внутри обнаружилась гора переливчатой ткани, которая при ближайшем рассмотрении оказалась чем-то вроде очень просторного лоохи, явно рассчитанного на взрослого человека. — А ну надень-ка! — воскликнул Рон и поражённо охнул, когда Гарри выполнил его просьбу. — Да это же… Мантия-невидимка! Чёрт возьми, они очень редкие. Но, Гарри, кто и зачем подбросил тебе мантию-невидимку? — Я не знаю, — повторил Гарри, чувствуя себя идиотом. Он подобрал с кровати записку, которая была приколота к упаковке, и перечитал ещё раз, вслух. Когда-то твой отец отдал это мне. Теперь пришло время вернуть её тебе. Используй с умом. P.S. Некоторые книги из закрытой секции кричат, когда их открывают.