Дебют в Хогвартсе

Хогвартс предстал перед Гарри настоящим каменным исполином. Гарри никогда в жизни не видел таких просторных помещений. Один только холл замка, куда привели первокурсников через парадную дверь и оставили, велев ждать начала распределения, смог бы с лёгкостью вместить весь дом его дяди и тёти. Справа от них поднимались вверх и терялись в темноте широкие каменные ступени главной лестницы. Слева возвышалась золотая статуя мужчины в два человеческих роста. В одной руке статуи был зажат свиток, на второй стояла миниатюрная копия замка. — Это архитектор Хогвартса, — прошептала ему стоявшая рядом девочка с копной непослушных каштановый волос. — Я читала об этом в книге «История Хогвартса». Гарри хотел было ответить, но тут за его спиной раздался высокий голос: — Да кому это интересно. Он обернулся и встретился взглядом с обладателем этого голоса, белобрысым мальчишкой с высокомерно вздёрнутым носиком. — По-настоящему интересные вещи не пишут в учебниках истории, — выдал тот с видом, словно ему приходилось жевать лимон. — Ты согласен? Гарри с изумлением понял, что мальчик обращается к нему. Он застыл, не зная, что ответить, но тут на выручку ему пришёл Рон Уизли, рыжий первокурсник, с которым он успел познакомиться за время пути в школу. Можно сказать, что Рон стал его первым школьным другом. — Отвали, выскочка. Гарри не был уверен, что хотел бы поссориться с кем-то в первый же учебный день, но беловолосый мальчик ему тоже не понравился. — А ты ещё кто? — казалось, тот только теперь заметил возле Гарри ещё одного первокурсника. — Хотя можешь не отвечать. Я и так вижу. Рыжий, в обносках — ты, должно быть, Уизли? Рон покраснел от возмущения, но мальчик не дал ему ответить, шагнув к Гарри. — Я Малфой. Драко Малфой. А ты — Гарри Поттер, верно? Весь поезд стоял на ушах, когда выяснилось, что ты едешь в Хогвартс в этом году. Ты здесь новенький и ещё не знаешь, что не всех здесь можно считать достойной компанией. Я помогу тебе разобраться. Драко Малфой протянул Гарри руку для рукопожатия, но Гарри сделал вид, что не заметил этого. — Спасибо, но я думаю, что сам могу понять, кто чего достоин, — ответил он и обернулся к кудрявой девочке. — Кроме того, я считаю, что история Хогвартса — это очень интересно. Это вроде как мой первый волшебный замок, знаешь ли. Девочка улыбнулась ему смущённо и благодарно, а Драко Малфой побелел от злости, но ничего не успел ответить, потому что в этот момент огромные двери позади Гарри распахнулись, явив первокурсникам Большой зал и высокого мужчину в дверном проёме. Повисшая в воздухе рука, протянутая для рукопожатия, была отдёрнута так резко, словно Малфой боялся обжечься. Мужчина был одет в узорчатую красно-жёлтую мантию (лоохи, мысленно поправил себя Гарри), из-под которой выглядывали полы изумрудной туники — скабы. Его голову украшал тюрбан небесно-голубого цвета с павлиньим пером по центру лба. Одного этого вида хватило бы, чтобы считать Хогвартс самым необычным местом, где Гарри доводилось бывать, но потом этот мужчина начал говорить, сопровождая свою речь энергичными жестами — и Гарри понял, что одежда — не предел эксцентричности. — Первокурсники, это Хогвартс. Хогвартс, это первокурсники. Приятно познакомиться и добро пожаловать. Меня зовут профессор Мелифаро, я декан Гриффиндора, одного из четырёх факультетов, которые могут стать вашим домом на ближайшие несколько лет. Кроме Гриффиндора, вас могут распределить на Когтевран, Пуффендуй или Слизерин, в зависимости от ваших наклонностей. Сразу хочу предупредить, что куда бы вы ни попали, вам одинаково повезёт — или не повезёт, в зависимости от вашей системы ценностей. У каждого факультета своя культурная история, но правила распространяются на всю территорию школы, и за их нарушение одинаково наказывают и когтевранцев, и гриффиндорцев. Хорошая новость в том, что достижения так же одинаково поощряются независимо от вашего факультета, возраста, расы, цвета глаз и фамилии бабушки. Кроме того, в Хогвартсе действует система призовых очков факультетов, которые вы можете набирать или терять в течение учебного года. Факультет, набравший больше всего очков к прощальному пиру, объявляется победителем. Ну да с этим вы и сами сто раз познакомитесь, а теперь — прошу за мной, — профессор Мелифаро махнул рукой, подзывая первокурсников, развернулся на каблуках, шелестя полами лоохи как цыганской юбкой, и бодрым шагом прошествовал вглубь зала. Большой зал был по-настоящему Большим. Стены терялись где-то вдалеке и упирались прямо в небесный свод, усеянный тысячами звёзд. — Это иллюзия, — не преминула заметить кудрявая девочка, которая представилась Гермионой и теперь зачем-то пыталась держаться поближе к Гарри и Рону. — Потолок Большого зала заколдован таким образом, чтобы показывать небо над замком. Не то чтобы Гарри возражал против её общества. Скорее ему было неловко из-за того, что Гермиона так цепляется за них с Роном только потому, что они защитили её от нападок Малфоя. Рон, судя по выражению его лица, испытывал сходные чувства. Пока первокурсники стояли в коридоре, было выдвинуто несколько десятков гипотез того, каким же образом будет происходить распределение по факультетам. Толпа поделилась на тех, кто оживлённо выдвигал идею за идеей, и тех, кто равнодушно взирал на первых с высоты своего Знания. Драко Малфой, разумеется, относился ко второй группе. Тем не менее, когда их провели через весь зал к длинному преподавательскому столу, Гарри выяснил, что никто из первокурсников и близко не подошёл к реальности в своих догадках. В центре зала стоял самый обычный, ничем не примечательный табурет, на котором лежала самая обычная же с виду старая шляпа. Впрочем, сам факт наличия в Хогвартсе, где, как Гарри успел убедиться, все носят исключительно тюрбаны, ничем не примечательной старой шляпы уже был примечательным сам по себе. Ученики подходили к этому табурету один за другим, а шляпа, которая, как оказалось, умела разговаривать (и даже петь песни) объявляла их факультет. Гарри, Рон и даже Гермиона втроём очутились на Гриффиндоре, а вот Драко Малфоя распределили на Слизерин. По этому поводу Рон прошептал Гарри, что на Слизерине училось огромное количество тёмных магов, и он готов поспорить, кто станет следующим. А потом начались учебные будни. Гарри справедливо предполагал, что уроки в Хогвартсе должны быть в сто раз интереснее средней школы, но не ожидал, что они окажутся настолько сложнее математики. Впрочем, самой сложной оказалась даже не нагрузка, а банальная навигация по замку. Только за первую неделю они с Роном трижды опоздали на занятия, потому что сначала долго пытались убедить передвижные лестницы поворачиваться в нужную сторону, а потом не смогли найти вход в теплицы. Преподаватели Хогвартса так же резко отличались от того, к чему Гарри привык. Чего стоил один только декан их факультета — энергичный преподаватель защиты от Тёмных искусств профессор Мелифаро. Он выглядел так, словно сам только недавно закончил Хогвартс, но, как выяснила Гермиона из табличек в Зале наград, профессор Мелифаро точно был студентом Хогвартса ещё двенадцать лет назад. Гарри не давали покоя мысли о том, знал ли их декан его родителей, когда учился. Несмотря на легкомысленный тон и привычку одеваться так, словно собрался на карнавал, профессор Мелифаро был одним из самых требовательных преподавателей в Хогвартсе. Его было интересно слушать на лекциях, но с практических занятий Гарри выползал даже более истощённым, чем в своё время с уроков физкультуры, поскольку колдовать оказалось ничуть не легче, чем сдавать какие-нибудь отжимания. Кроме того, иногда это действительно становилось похожим на спортивные занятия, потому что многие заклинания требовали специальных жестов и даже поз. Для одних необходимо было сложить пальцы специальным образом, для других же — выполнить целый комплекс действий, включающий в себя, к примеру, несколько шагов, правильный замах и выпад кистью. Тем не менее, уроки Защиты стали любимым предметом Гарри очень быстро. На втором месте шли полёты на метле, к которым у него неожиданно обнаружился талант. Кроме того, это был единственный предмет, который давался ему легче, чем Гермионе — на остальных занятиях она показала себя абсолютной отличницей (зубрилой, если быть честным) и страшно бесилась, что ей никак не удаётся удерживать равновесие на тонком древке метлы. Кроме защиты от тёмных искусств и полётов, были ещё курсы Белой и Чёрной магии, которые вёл габаритный декан Когтеврана, профессор Йох. Его уроки давались Гарри с трудом, но любые успехи вызывали внутри бурное чувство, лучше всего описываемое словами «Я умею колдовать! Трепещите, законы физики, я иду вас нарушать!» — абсолютный восторг от осознания того факта, что он, чёрт возьми, самый настоящий колдун. Меньше всего же Гарри понравились занятия по алхимии, которые вёл холодный и отстранённый декан Слизерина, профессор Лонли-Локли. Как и большинство сокурсников, кроме, разве что, самих слизеринцев, Гарри чувствовал себя неуютно под пристальным взглядом его неподвижных серых глаз. Профессор алхимии говорил тягучим менторским тоном, и Гарри приходилось прилагать усилия, чтобы не уснуть под равномерные вибрации его голоса. Рон однажды уснул — и схлопотал минус десять баллов Гриффиндору. Кроме того, в этих занятиях было меньше всего волшебного — ведь большую часть времени они только тем и занимались, что конспектировали свойства камней и растений, которых Гарри никогда не видел, а потом, пытаясь предельно точно следовать законспектированным же рецептам, начинали варить зелья, любые ошибки в которых зачастую приводили к тому, что зелья (а иногда и котлы, ложки, склянки и другое оборудование) оказывались безвозвратно испорченными. Единственной, у кого хватало усидчивости методично следовать инструкциям, не путаясь в пропорциях, не забывая помешивать в нужную сторону и следить за температурой огня, оказалась закономерно Гермиона. Кроме неё был ещё Малфой, который тоже получал за свои зелья неизменные Отлично, но в его сторону Гарри предпочитал не смотреть. С самого начала учёбы в Хогвартсе Драко Малфой стал его головной болью. Избалованный наследник древнего аристократического рода, он умудрялся испортить Гарри настроение в любой момент, когда бы ни появился. Он задирал Гермиону, выросшую в семье магглов, и праведный гнев за подругу то и дело заставлял Гарри вступать в утомительные перепалки со слизеринцем. Он издевался над Невиллом, ещё одним первокурсником с Гриффиндора, который постоянно попадал в неприятности из-за своей неловкости и забывчивости и был слишком стеснительным, чтобы постоять за себя. Наконец, он то и дело цеплялся к самому Гарри, которого, кажется, возненавидел даже сильнее, чем его ненавидели Дурсли. Когда и с чего это началось, Гарри не мог сказать с уверенностью, но отвечал слизеринцу полной взаимностью. Драко Малфой бесил. Апогеем их обоюдной неприязни стало то, что Гарри взяли в команду Гриффиндора по квиддичу — спортивной игре, напоминающей баскетбол с тем учётом, что колец у каждой команды три, игроки летают по полю на мётлах, уворачиваясь от бладжеров, а матч заканчивается поимкой маленького золотистого мячика — снитча. Квиддич был любимой игрой всех учеников, кроме разве что таких же заучек, как Гермиона, но набор в команду проводился только для второго курса и старше. Гермиона говорила, что ему исключительно повезло, ведь за ту проделку, что они с Малфоем устроили на уроке полётов, их обоих вполне могли исключить. Малфой подобрал напоминалку Невилла, которую тот опять где-то забыл, и хотел забросить её на крышу, но Гарри поймал стеклянный шарик в воздухе, завоевав бесконечное уважение сокурсников и бесконечное же возмущение леди Блимм — преподавательницы полётов. Малфой же был возмущён не меньше, но уже по другой причине: тот факт, что Гарри удалось избежать наказания за нарушение дисциплины (они ведь только учились балансировать в воздухе на высоте всего метра от земли, летать без разрешения преподавателя, разумеется, было строго запрещено), злил слизеринца до белого каления. — Что, Поттер, наслаждаешься последним обедом в Хогвартсе? — спросил он, подходя к Гарри в Большом зале в компании своих неизменных спутников — Крэбба и Гойла, туповатых бугаёв, походивших скорее на троллей, чем на первокурсников. Видимо, Малфой до последнего надеялся, что присутствие Гарри за обедом ещё не означает его безнаказанность. — Уезжаешь обратно к магглам? Могу проводить на поезд, если хочешь. — Что, Малфой, без своих дружков за спиной ты уже и слова сказать не можешь? — мрачно спросил в ответ Гарри, мгновенно теряя аппетит и благодушное настроение. — Да я тебя в любой момент могу уложить на лопатки один на один, — фыркнул Малфой, но по лицу его было видно, как он напрягся. — Сегодня в полночь в Зале наград, если хочешь. Дуэль волшебников. Никаких кулаков, только заклинания. — Идёт, — кивнул Гарри. Малфой удалился, не обращая внимания на прожигающего его взглядом Рона. — Вот же гад. Ты его уделаешь, Гарри, одной левой. Гермиона посмотрела на них строгим взглядом и открыла рот, чтобы возразить.

***

Новая работа мне, чего греха таить, нравилась. Коллеги, все как один, представляли собой исключительно выдающихся личностей. Солидный джентльмен сэр Кофа Йох, декан факультета Когтевран и по совместительству преподаватель сразу Белой и Чёрной магии, взял на себя долг ознакомить меня со всеми достопримечательностями местной кухни и не меньше трёх раз в неделю выбирался в моём обществе в близлежащий город Ехо — столицу местной монархии — на гастрономические экскурсии. Иногда к нам присоединялся Джуффин, реже — сэр Мелифаро, которого все называли только по фамилии, человек в бесконечно ярких лоохи и с бесконечно же болтливым ртом. Надо полагать, его ученикам туго приходилось, если они были вынуждены выуживать из его речи крупицы информации по теме лекции. Впрочем, на уроках его я ни разу не присутствовал, так что наверняка судить о его стиле преподавания не буду. В дни, когда небо было особенно благосклонно ко мне, нам удавалось заполучить в свои спутницы леди Меламори Блимм — очаровательную преподавательницу полётов для первокурсников (и спортивного тренера для всех остальных курсов) с короткими тёмными волосами и смешливым взглядом. Эта леди понравилась мне с первого взгляда, и хотя Джуффин тактично намекнул, что мне ничего не светит, прямого запрета на служебные романы не последовало, так что я продолжал мягко обхаживать леди Меламори, щедро подливая ей вина и подсыпая комплиментов. Леди Меламори принимала мои ухаживания с благосклонностью сытой кошки, но ответной симпатией одаривать не спешила. Впрочем, я не отчаивался. Наконец, был ещё во всех отношениях выдающийся декан Слизерина, профессор алхимии Шурф Лонли-Локли. Ему статус профессора шёл больше, чем кому-либо другому, кроме, разве что, всё того же сэра Кофы, здесь они были на равных. Но если профессор Кофа Йох был пожилым джентльменом с солидной внешностью доброго, но строгого дядюшки, то сэр Шурф был много моложе и много, много серьёзнее. Весь его внешний вид — от белоснежных мантий до непроницаемого худого лица, выдавал в нём холодного профессионала и воспитанника местной аристократии. Впрочем, познакомившись с ним ближе, я с изумлением обнаружил в нём не только интересного собеседника — в том, что сэр Шурф окажется интересным собеседником, я не сомневался, хотя сам он придерживается другого мнения, — но и страстного любителя поэзии. Однажды мне даже довелось послушать его лекцию о поэтических традициях древнего Угуланда — так называются земли волшебников, расположенные непосредственно вокруг Сердца мира — и, прямо говоря, я был впечатлён. В обязанности мои, цитируя Джуффина, главным образом входило «оказываться в нужное время в нужном месте», и что это должно подразумевать, по его словам, я и сам пойму со временем. Хотелось бы верить, потому как пока что мои дежурства по Хогвартсу больше напоминали хаотичные метания по этажам, щедро приправленные перекурами в самых неподходящих для этого местах. Но до тех пор, пока мне прямо не настучали по голове, я не собирался отказываться от старых привычек. Вечера я проводил в обществе коллег, ночами патрулировал Хогвартс, с переменным успехом вылавливая ночных гулёх, которыми преимущественно оказывались парочки с четвёртого по седьмой курсы, а днём, если выдавалась свободная минутка (потому что днём я преимущественно спал), пропадал в библиотеке Хогвартса, с упоением поглощая любую информацию, до которой мог дотянуться. Чтобы не слишком пугать студентов, я в основном запирался в архиве, доступ к которому имелся только у преподавателей, и листал добытые в общем зале книги или найденные тут же свитки и журналы. Больше всего меня, конечно, интересовало всё, что касалось устройства этого мира и его отношений с миром, в котором я вырос. Особенно полезной в этом вопросе оказалась восьмитомная энциклопедия Манги Мелифаро — как я узнал позже, отца нашего Мелифаро. Но с не меньшим рвением я поглощал и старые газетные вырезки и — страшно сказать — школьные эссе по какой-нибудь травологии за прошлый год. Вещи, находимые обычно учениками самыми скучными, вызывали во мне дикий восторг. Методы противодействия дьявольским силкам? Как интересно! Пять основных свойств луноцвета? Восхитительно! Я жаден до всего нового, и никакой страх показаться конченным психом не мешал мне с упоением листать какой-нибудь «Справочник заклинаний, которыми пользовались ведьмы и чародеи XVII века». Учиться по этим учебникам я даже не пытался, поскольку обучением моим плотно занялся Джуффин, и учили мы, надо полагать, не совсем то, что преподают местным первокурсникам. С одной стороны, меня, конечно, распирало от собственной важности, а с другой, не уметь того, чему местные дети обучены с одиннадцати лет, было как-то неловко, поэтому в конечном итоге Джуффин всё-таки сжалился и обучил меня паре десятков фокусов, которые, по его словам, «помогут мне в случае необходимости поразить впечатлительную молодёжь, но на практике вряд ли понадобятся». Я был в восторге. Однажды, по традиции прячась в архиве, я наткнулся на учебные планы и с любопытством принялся разглядывать и их тоже. За этим-то занятием и застукал меня несравненный профессор Лонли-Локли. — Прячетесь от поклонников, сэр Шурф? — спросил я, когда тот вместо приветствия зачем-то запечатал входную дверь заклятием. Профессор действительно пользовался некоторой популярностью среди учеников, но перебраться в ранг преданных фанатов им, подозреваю, мешала его строгая аура, не поддаваться которой удавалось разве что ребятам вроде Уизли — близнецов-третьекурсников с Гриффиндора, которых мне удавалось ловить по ночам чаще, чем кого-либо другого. Это даже походило на своеобразную игру в кошки-мышки, но злиться на близнецов было совершенно невозможно, оставалось только раз за разом отправлять баиньки, вытаскивая из самых неожиданных мест, да снимать баллы с факультета, к чему, кажется, парни были совсем уж равнодушны. Можно было, конечно, пригрозить им наказанием (чем я занимался с упорной регулярностью), да только воплощать свои угрозы в жизнь совершенно не хотелось. Признаем честно, я питал к близнецам Уизли постыдную для своей должности слабость. — Что вы, сэр Макс, какие поклонники. Банальная предосторожность. Не хочу, чтобы кто-то вошёл, пока я буду колдовать над ведомостью пятого курса. Манера речи у сэра Шурфа действительно потрясающая — только он из всех моих знакомых с завидной регулярностью производил на свет подобные выражения, воспринимаемые фигурально всеми, кроме него самого. Я уважительно присвистнул. Бюрократическая магия до сих пор кажется мне самой сложной и самой полезной из всех способов применения магии. — А я вам не помешаю? — Мне может помешать только открытая дверь, сэр Макс, но не люди внутри помещения. Даже если вы начнёте танцевать, стоя на руках прямо на письменном столе, и напевать при этом народные шимарские песни, это вряд ли помешает моей концентрации. Разве что вы будете стоять прямо на моём столе. А для заклинания, которое я собираюсь использовать, необходимо закрытое помещение, и я не хочу, чтобы кто-нибудь попытался войти в архив, пока я не закончу. Не волнуйтесь, это не займёт больше пяти минут. Впрочем, если вам нужно идти, я могу открыть дверь обратно, пока ещё не начал. — О, нет-нет, сэр Шурф, я бы предпочёл остаться. Никогда не видел, как вы колдуете. — Не думаю, что это зрелище можно считать занимательным. Впрочем, как знаете. Профессор Лонли-Локли присел за своё рабочее место — номинально в архиве не было закрепления конкретных столов за конкретными преподавателями, но сэр Шурф и здесь был исключением, поскольку никогда на моей памяти не садился ни за какой другой стол, и никто из педсостава, кроме него, не занимал это место. Аккуратно разложив перед собой свитки, он принялся проводить руками какие-то замысловатые манипуляции в воздухе над ними. Несмотря на его давешнее замечание, выглядело это эффектно. Вдруг в архиве поднялся шум, непривычный для этого места, и несколько свитков из разных концов комнаты потянулись из своих ящиков и полок в его направлении. Даже учебный план по алхимии за первый курс выскользнул у меня из рук и уплыл на стол профессора. Сэр Шурф задерживался взглядом на одних из них и сразу отметал другие. Как он и сообщил заранее, вся процедура заняла не больше пяти минут, но успела произвести на меня впечатление. По завершении все свитки прилежно вернулись на свои места, а упомянутый учебный план опустился обратно в мои руки. — Поделитесь тайной, сэр Шурф, что за страшное колдунство это было? — Абсолютно ничего страшного. Я разрабатываю индивидуальный план повторения материала для пятикурсников, претендующих на высокий балл по СОВам, и мне необходимо было выписать темы, которым каждый из них должен уделить особое внимание. Проще всего это было сделать, собрав их ведомости и домашние работы за первые четыре года обучения, и я воспользовался несколькими заклинаниями поиска, чтобы выделить их среди прочих документов. А запирать дверь было необходимо, чтобы ограничить радиус действия заклинаний. Позвольте и мне поинтересоваться в ответ, зачем вам понадобились мои учебные планы. — О, ни за чем конкретным. Всего лишь любопытство. Я же здесь новенький, вот и изучаю всё, что под руку попадётся. Мало ли, что из этого однажды окажется полезным. — Очень дальновидный подход, — важно кивнул профессор. Мы покинули библиотеку и разошлись. Сэр Шурф отправился в сторону своего кабинета, а я принялся бесцельно шляться по этажам. Время ужина уже прошло, но до отбоя оставалась пара часов, так что мой рабочий день формально ещё не начался. Тем не менее, я зачем-то напялил на себя заклинание невидимости — один из «эффектных фокусов», которым обучил меня Джуффин, простенькое, но очень действенное заклинание, делающее человека абсолютно невидимым и бесшумным — на что-то около часа или до тех пор, пока он сам не выдаст себя прикосновением или голосом. Идеально для того, чтобы незаметно подкрасться к кому-нибудь и ласково прошептать на ушко «минус пять баллов Пуффендую». Наверное, Джуффин прав, и я действительно позёр. Не успел я даже дойти до конца коридора, как стал свидетелем занимательного диалога. Младшекурсница с Гриффиндора жарким полушёпотом доказывала что-то двум парням, предположительно, с того же курса. — Это полное безумие! Гарри, если ты действительно отправишься сегодня ночью в Зал наград, я сообщу обо всём профессору Мелифаро, так и знай. — Ты этого не сделаешь, — с сомнением протянул ей в ответ мальчик, рыжий, как близнецы Уизли. — Ещё как сделаю! Потому что это уже не просто нарушение правил. Это опасно! А вдруг он что-нибудь выкинет? — Он такой же первокурсник, как и мы, что он может выкинуть? — Он… Он же с детства рос в семье волшебников! — Мёниновы подштанники, так и я тоже! — возразил рыжий. Второй мальчик с хмурой решимостью во взгляде стоял рядом с другом. Между ними и кудрявой девочкой образовалось пустое пространство. Заметив, что они остановились, я присел на ближайший подоконник, опёрся локтем о стену и опустил подбородок на сжатую в кулак ладонь. Занял, значит, наблюдательную позицию. — Как ты не понимаешь, Гермиона, это вопрос чести! — Это абсолютная глупость! — Если Гарри не придёт ночью в зал наград, он будет опозорен! — В глазах кого? В глазах этой слизеринской выскочки? То-то сейчас он смотрит на всех гриффиндорцев с благоговейным трепетом! — А можно поподробнее? — ехидно спросил я, разрушая заклинание. Младшекурсники дружно шарахнулись и с откровенным ужасом уставились в мою сторону. — Как вы здесь оказались? — не слишком почтительно спросил рыжий. Я хмыкнул. — Работа у меня такая. Так что за заговоры вы тут обсуждаете? Мальчики потупились и притихли, а девочка по имени Гермиона посмотрела на них укоризненно. — Ребята, ваш план в любом случае обречён на провал, раз уж так получилось, что я о нём узнал. Скажите хоть, кого ещё мне следует ждать сегодня ночью в зале наград. Гермиона не выдержала: — Драко Малфой назначил Гарри дуэль! — Вот как, — я покачал головой. — Такой беловолосый первокурсник со Слизерина? То-то он за мной ходит весь день, — я вспомнил, что и правда видел его уже несколько раз идущим в мою сторону, но сам я постоянно куда-то терялся, не давая себя догнать — то в кабинет Джуффина, то в архив. — Знаете, ребята, а ведь вполне вероятно, что он вовсе не собирался приходить этой ночью в зал наград. Мне кажется, он пытался вас сдать мне и посмотреть, что будет. Мальчики переглянулись. — Вот же гад, — подал наконец голос второй, темноволосый. — Ну мы ему!.. — начал рыжий, но я не дал продолжить: — «Ну вы ему» пойдёте сегодня в гостиную своего факультета до отбоя и не выйдете до завтрашнего утра, это ты хотел сказать? Очень хорошо понимаю, что не это, но выбора у вас нет. А теперь вперёд! Мальчики с самым хмурым видом поплелись дальше по коридору, а Гермиона шла рядом с ними, чуть не подпрыгивая от радости.

***

Ночной Хогвартс выглядел непривычно тихим и как будто ещё более огромным, чем при свете дня. Когда Драко проходил мимо лестницы, он поднял голову и не увидел свода потолка, растворяющегося где-то в недосягаемой темноте. Внезапно из этой темноты на него с хищным любопытством уставилась пара светящихся жёлтых глаз. От неожиданности Драко отпрянул. Почти сливаясь со стеной, на пролёт выше сидел смотритель… на перилах. Драко удивлённо нахмурился. Смотритель был молодым мужчиной странного, немного нескладного телосложения, с непонятным акцентом, режущим слух. До сих пор Драко ни разу не видел его «в деле» и не знал, чего от него можно ожидать. — Вау, — ухмыльнулся мужчина, не слезая с перил. Драко не понравилась эта улыбка. — Мне сегодня несказанно везёт. Только что отправил видеть сладкие сны двух мальчишек из Гриффиндора, не успел докурить сигарету, как уже обзавёлся новым трофеем. Куда тебя вешать будем? — А? — оторопело спросил Драко, понимая, что Поттер и Уизли, вероятно, уже сдали его, потому смотритель и знал, где его следует ждать. Отец точно пришлёт гневное письмо. В процессе разговора смотритель махнул рукой, и Драко заметил в ней палочку с зажжённым огоньком на конце. Смотритель взял другой конец палочки в рот и сделал вдох, от чего огонёк на миг разгорелся сильнее. Изо рта мужчины повалил дым, как если бы тот курил трубку. Драко заметил его в свете луны, заглянувшей в оконный проём и прорезавшей очертания руки смотрителя, двумя пальцами сжимающей ту странную курительную палочку. Тучи рассеялись. — Давай сделаем так, парень. Честно говоря, мне запрещено курить в школьных коридорах, но если ты никому не скажешь и немедленно отправишься баиньки, я, так и быть, тоже никому не скажу. Слова мужчины походили на издёвку, но Драко ничего не мог ему противопоставить. — Вы… что? Смотритель хмыкнул. — Понимаю, ночь — время, когда происходит самое интересное, и мало кто может устоять перед соблазном лишний раз заглянуть во тьму. Я и сам не отношусь к числу таких людей. Но, видишь ли, жизнь распорядилась так, что я здесь старший, ты младший, а в Хогвартсе нет второй смены, так что придётся спать, если хочешь хоть что-то соображать к завтрашней контрольной по алхимии. Для сэра Шурфа Лонли-Локли не будет оправданием несостоявшаяся ночная дуэль, он, в отличие от нас с тобой, может не спать хоть полгода, и всё это время дуэлировать, и всё равно будет в достаточно свежей форме, чтобы написать контрольную. Драко начинало казаться, что их смотритель сумасшедший. Но он его отпускал, и Драко поспешил сделать ноги.