Тёмная лошадка

Утром Гена проснулся от того, что у него затекли ноги. Оказалось, что на них сидела Биба. Боба, Игнатий и Жорж Кандидозов тоже были в номере. – Ой, Геночка, прошу прощения! Пристроила свою жопоньку без спросу. – Да ничего страшного! – ответил вежливый Гена, разминая лодыжки. – Хорошо, что ты проснулся, – сказала Полиграф. – Я решила, что для новогоднего утренника в санатории мы поставим «Ёлку у Ивановых». Тебе досталась роль Свиного поросёнка. Не ворчи. Толковая, нестыдная роль. – Но... – Не спорь с выпускником школы имени Достоевского, – гордо задрала нос Полиграф. – Я плохо учу слова, – нашёлся Гена, – мне в школе за стихи ставили двойки. – Ничего, Жорж будет суфлировать. А теперь сбегай в ближайший магазин, купи мне колбасу, батон и молоко для смузи. На завтра ничего не планируй, у нас состоится культурное мероприятие – посещение памятника поэтессе Сгущенкиной, погибшей под сахарной глыбой на кондитерской фабрике. На месте Кузи Тараканова сидела неприветливая рыжеволосая женщина лет 60 с бейджиком «Ираида Аскаридова». За её спиной висели фотографии «Тодеса» и сербской звезды Ватрославы Коряговой. Гена поздоровался, но она не ответила и продолжила читать биографию Киркорова в блестящей розовой обложке. На улице Гена почувствовал, что за ним кто-то следит. Он осмотрелся, но не заметил никого подозрительного. Купив продукты для Полиграфа и мороженое для себя, он сел на скамеечку в парке и расплылся в улыбке. Светило солнце, жизнь была прекрасна. К скамейке бочком подошёл человек с надвинутой на лицо шляпой, сел рядом, развернул газету, пальцем проковырял в ней дырочки для глаз и принялся следить за Геной. Сосискин доел мороженое, встал, намеренно споткнулся и, падая, зацепил газету. – Ух ты, Гена Сосискин! Вот это сюрприз! – воскликнул Герасим Помазков. – Вы не ушиблись? – Да нет. Что вы здесь делаете? – Так, прогуливаюсь, дышу воздухом. – Кстати, – обрадовался Гена, – я же подавал заявку насчёт вашего коллектива. – А вам не ответили? Дело в том, что кастинг проводила Пеха... Гена погрустнел. – Но вы не расстраивайтесь! Я могу замолвить словечко, но для этого надо провести дополнительный этап кастинга, чтобы вы продемонстрировали, так сказать, все свои возможности. – Ура! – обрадовался Гена и сразу же пустился в пляс. – Нет, нужна специальная атмосфера. Предлагаю встретиться в вашем номере в 9 вечера. – Хорошо, – ответил Гена, помня, что вечером Полиграфу были назначены клизмы. – Записывайте адрес... – Я помню – первый корпус, номер 32. – Но откуда?.. – До вечера, Геннадий. И Помазков величественно удалился. Когда Гена зашёл в гостиницу и уже приближался к лестнице, его окликнула Аскаридова. – Молодой человек, вы к кому? – Я тут живу. – Ваши документы! – Забыл в номере. Можете позвонить туда, моя жена Полиграф Полиграфович Шариков все подтвердит. Но тут рыжеволосая дама упала в обморок, и Гена, не теряя ни секунды, помчался в свой номер, намереваясь никуда не выходить до вечера. – Где ты так долго ходишь? Не забудь, скоро занятия в лагере, – сказала Полиграф. – Блин, забыл! – Гена, ну что за просторечные выражения? Выражайся культурно, например, «дремучие рога, копать мои кальсоны». Гена собрал спортивную сумку и робко попросил Полиграфа проводить его. – Что за новости? Дойдешь сам. – Там на ресепшене сидит злая тетка и не пускает меня. – И я ее прекрасно понимаю. Ну что ж, пошли. Аскаридова сидела за стойкой, нюхая нашатырь. Увидев Полиграфа, она побледнела. Полиграф, казалось, тоже узнала ее, но не подала виду. – Вот, это моя жена, Полиграф Шариков, – сказал Гена. – Возмутительно, что работники этого заведения не могут нормально выполнять свои обязанности. Геннадий, ты еще молод и можешь стать нормальным человеком, поэтому трудись и не теряй лицо, тогда тебя будут уважать, – громко ответила Полиграф, игнорируя Аскаридову. – Странно, что об уважении говорят люди, которые его не заслуживают, не так ли, молодой человек? – дрожащим голосом произнесла Аскаридова. – Гена, я считаю, что люди, которые после долгих отношений с потрясающим, красивым, талантливым человеком прыгают в койку к куплетистке и виртуозу игры на картофельной флейте Авдотье Мошонко-Мошонкиной, должны быть наказаны и заслуживают жесточайших фельетонов в стенгазете. – Молодой человек... я могу называть вас Геной? Гена, как вы считаете, постоянные насмешки, холодность и принуждение к участию в квартирниках могут толкнуть человека на то, чтобы искать тепло в другом месте? – Да уж, там такие жировки за тепло присылают, – хмыкнула Полиграф. – Гена, пойдем, мы опаздываем. Посетители зимнего лагеря не были профессиональными танцорами, поэтому Гена быстро расслабился. Подбадривали его и добродушные Биба и Боба, которые тоже записались на занятия. Но после разминки в зал внезапно вошла Полиграф в ярком зеленом трико. Заняв самое удобное место в зале, она начала громко ворчать: – Что за педагог? Как его вообще допустили к преподаванию? Где растяжка, где музыкальность? Сразу видно, что танец его не хранит. Гена растерялся, но все же сумел довести урок до конца. После занятия к нему подошла Полиграф. – Гена, ты что, обиделся? Это для твоего же блага. Критика способствует росту. Гена не успел ничего ответить, потому что к ним подбежал один из учеников, неприметный лысоватый мужчина. – Здравствуйте, я – директор этого санатория. Вижу, что вы, – обратился он к Полиграфу, – хорошо разбираетесь в танцах и являетесь настоящим профессионалом, поэтому предлагаю вам занять место этого дилетанта Сосискина, тем более, на него уже поступали жалобы от анонимного доброжелателя еще до открытия лагеря. Я знаю, что вы – знаменитая Галина Пеха, о вас мне рассказал все тот же доброжелатель. Какая удача, что удалось встретить вас! Отговорки не принимаются. Сосискин, вы уволены. И он ушел. – Драные кальсоны! Что же делать, гражданин начальник? – Сматываться, что же еще. Беги паковать вещи, а я поменяю билеты.