Тёмная лошадка

Утром Полиграф отправила Гену на рынок за развесной килькой для гостей и фермерским молоком для себя, а сама занялась подготовкой к уютным кухонным посиделкам: убрала скатерть и все столовые приборы, застелила стол винтажными выпусками газет «Собеседник» и «Московский комсомолец» и неаккуратно разложила одноразовую посуду. Вместо пепельниц она поставила банки из-под кофе. Когда муж вернулся, Полиграф велела ему вымыть руки и нарезать вчерашнюю вареную картошку кружочками, а сама достала из погреба две банки баклажанной икры. Смахнув с них пыль, она надела очки и нахмурилась, пытаясь разобрать даты на банке. – Ну-ка, Гена, у тебя глаза молодые, какой там год – 1988 или 1989? – 1968, – ответил Гена. – Ладно, прокипячу и подам с жареным лучком. Тут Гена заметил под столом коробку с тарелками и вилками. – Да они вроде порядочные, ничего не украдут, – сказал он. – Гена, ты ничего не понимаешь в атмосфэре интеллектуальных квартирников, – презрительно сказала Полиграф и достала из холодильника тарелку с бутербродами. – Не обижайся, но я прошу тебя провести этот вечер в своей комнате. Вот твой ужин, а ещё я взяла в библиотеке «Путешествия Гулливера» с цветными картинками, чтобы ты не скучал. Гена не очень огорчился и вежливо поблагодарил Полиграфа. – Так, я пошла мыть голову, а ты встречай гостей. Мои друзья-содомиты должны принести пирожные – поставь в холодильник. Моих друзей-импотентов отведи в гостиную, чтобы не сожрали все лакомства заранее. – Понял, гражданин начальник! Через 5 минут кто-то изо всех сил заколотил в дверь, и Гена побежал открывать. На пороге стояли низенький толстяк с рыжей клочковатой бородой и высокий худой старик с плешью, обрамленной длинными чёрными волосами. Оба были в потертых джинсах и кожаных куртках, украшенных заклепками, булавками и черепами. – Здравствуйте, – сказал Гена. – Вы содомиты или импотенты? – Что? Ты на кого батон крошишь, салага? Но тут подоспела Полиграф, на бегу запахивавшая кокетливый розовый халатик. – Носок, Пупок! Други мои! Какими судьбами? – Да вот, сначала заехали на старую квартиру, а там сказали, что ты теперь москвичка, ну мы и приехали на попутках. – Не москвичка, а москвич, – гордо ответила Полиграф, взмахнув мокрыми волосами. – А ты все такая же сочная бабенка, – хихикнул рыжеволосый, пытаясь ущипнуть ее за бедро. – Но-но! – выпятил цыплячью грудь Гена. – Полиграфыч, что это за прыщ? – спросил плешивый. – Не обращайте внимания, это мой муж Гена, – снисходительно ответила Полиграф. – Пойдемте же скорее к столу, вы, наверное, проголодались с дороги. И Гена остался в прихожей в гордом одиночестве, но в дверь вскоре позвонили, и он немедленно открыл. В квартиру ввалился маленький лысый старичок и вручил Гене букет растрепанных хризантем, приговаривая при этом: – Какое чудное мгновенье, какой прекрасный, дивный сон! – Здрасьте, Карл Венедиктович, – сказал Гена. – Но это был всего лишь он, а мне пора проверить зренье, – не растерялся поэт, отбирая цветы. – Здравствуй, Геночка. Где же прекрасная хозяйка этой обители? – На кухне. – Чудненько. А у меня праздник, издательство приняло рукопись. По этому случаю принес небольшой презент, – сказал старичок, демонстрируя авоську, в которой лежали торт в коробке и бутылка красного вина. – Поздравляю! Гена проводил поэта и вернулся на пост. Через некоторое время явилась высокая полная дама с тремя округлыми детьми. Все были одеты в одинаковые красные пальто и шляпы, похожие на перевёрнутые кастрюльки. – Меня зовут Офелия Кадушко, я с городу Парижу, – высокомерно сказала она, потрясая вспотевшим декольте и ожерельем из фальшивых изумрудов. – Это мои отпрыски, Оливье, Винегрет и Майонез. – Добро пожаловать на квартирник! – Какой ещё в жопу квартирник, мон дьё! Я страстная поклонница господина Хренова-Огурцова, Полиграф обещала раздобыть мне и детям четыре билета. – Вам повезло, – ответил находчивый Гена. – Полиграф сумела раздобыть целых десять билетов. Всего 20 тысяч руб... евро за все. Через час Гена встретил последних гостей и удалился в свою комнату читать «Гулливера». Его разбудил ужасный шум. Оказалось, что потомственный интеллигент Ляпа Шестипалатный повздорил с самопровозглашённым аристократом Мокой Мастурбацким, назвав того гондоном. Мока пообещал вызвать Ляпу на дуэль, а когда оппонент повернулся к нему спиной, ударил его по голове канделябром. На этом квартирник подошел к концу.