Тербийели

Она в одном из своих цветочных костюмов, с растерянным взглядом, подёрнутым тоской, и чёрным карандашом для глаз, а для него, даже если горы друг на друга залезут и обрушатся над Стамбулом, не будет никакой разницы — боль от собственной глупости и гнев её молчания вдавливают в мягкий диван посильнее любого закона притяжения. — Я должна была это сделать. Встаёт. Тоска пóлнит любимые глаза. Эда никогда не оборачивается. Серкан тяжело сглатывает и подавляет в себе желание сломать флешку, оставленную ею прямо перед ним. Руки делают все сами. Экран коротко мигает, и в эти пару секунд Серкан чувствует абсолютное ничего. Нет гнева, обиды, душа от всего избавилась, чтобы дать начало чему-то новому. — Я беременна, Серкан! Здесь живет наш малыш. Он подаётся ближе, обрывает на корню желание коснуться, потрогать, ощутить эту солнечную улыбку. Взгляд падает на округлый живот Эды, и понимание накрывает его с головой. Его ребёнок. Губы дрогнули в непонятном импульсе. Картинка смазывается, и первое, что он видит, — это маленькая девочка. Покрасневшая и сонная, она тихо сопела на груди Эды. — Мы только из больницы. Врачи сказали, что с ней всё в порядке. Аккуратно поглаживая нежную кожу малыша, Эда счастливо улыбается. Даже выглядя измученной и усталой, ей удаётся передать атмосферу счастья сквозь экран. Девочка тихо сопит. Из-под розового одеяла, накинутого поверх плеча Эды, он видит лишь край носика. Серкан ищет в себе силы вдохнуть поглубже, но лёгкие запечатаны, а по венам течёт кисло-сладкий сироп. Он так обманут. Но впервые обман становится для него чём-то большим, чем просто обида. Для него эта картина дороже всего богатства мира, для него это как принять лекарство после изнурительной лихорадки, как вода по середине Сахары. Кадры несутся перед глазами, на флешке вся их жизнь в течении пяти лет, а первые шаги и громкое «папа» рушат бетонные стены вокруг сердца, вливают адреналин в кровь и глаза подозрительно мокнут. По щекам Серкана текут слёзы. Он стирает их, глупо улыбаясь, но они льют и льют, лишают шанса быть равнодушным и казаться сильным. Он слаб. Очень слаб. Настолько, что не может держать обиду на ту, что подарила ему счастье, размером ему по пояс и его глазами? Видео проматываются вновь и вновь, он ловит стоп-кадры, даёт себе время отпечатать каждое изменение в дочери глубоко в чертогах разума. Чтобы больше никогда не забывать. Солнце в Зените. Отель тонет в красивых красках летних дней, а играющая с мягкими игрушками девочка выглядит красивее всего живого на земле. Он ловит себя на мысли, что готов вечность так стоять и смотреть. «Я тебя от всего мира защищу, возведу вокруг железные стены, любую опасность отведу, ты только своими глубоко-карими, такими похожими на мои собственные глазами смотри прямо в душу и своим сладким голосом скажи «Папа», а я буду готов за тебя сотни жизней отдать» Проносится в мыслях. Остаётся в сердце. Отпечатывается в сознании. Кажется, на пять лет погибшее израненное сердце вновь начинает слабо пульсировать. Чертова цветочная фея оживила его и он правда не знает, что с этим делать.