Игра с Судьбой

Все должно было быть не так. Хана уныло смотрит на недопитый чай и устало выдыхает. Осень уже подходит к концу, а она ни на шаг не приблизилась к своей цели. У этой миссии изначально было мало шансов на успех, но Учиха почему-то надеялась, что ей повезет. Ошиблась. Как обычно. Обведя взглядом полупустой обеденный зал трактира, девушка решает, что тянуть больше нет смысла. Она достает из кармана плаща лист бумаги и ручку, выводит аккуратным почерком письмо на имя Хокаге. Пора признать свой провал и вернуться домой. Она слишком долго отсутствовала. Зато наконец-то повидает тех, по кому так сильно скучает: дядю, Сакуру, Сараду… Последнее имя ей удается не произнести даже мысленно, что уже является большим прогрессом. Хотя рука ее все равно дергается, и последний иероглиф получается немного кривым. Хана досадливо кривит губы и тут же едва заметно замирает. Дар, будто сигнализация, начинает тревожно биться внутри. Кто-то в таверне набирается решимости. Кто-то в таверне ее знает. В конце концов, именно на это она же и рассчитывала. У ее последнего врага — Настоятельницы — остались дети, которые желают отомстить за убийство матери. И Хана специально ушла из-под защиты Деревни, чтобы выманить их на свет. Полгода она странствовала по миру, не таясь, носила на одежде красно-белый веер клана Учиха. И так ничего и не добилась. И вот теперь ее кто-то узнал. Не торопясь, Хана убирает ручку обратно в карман, складывает письмо так, чтобы призывному ворону было удобно его донести до получателя и медленно покидает зал. Что странно — она не чувствует враждебности, которую так ждала. Хана призывает ворона, отдает ему письмо и отправляет его в Коноху, незаметно кладя вторую руку на рукоять вакидзаси. Меч был подарен ее дядей перед этой миссией, как знак того, что она успешно освоила кендзюцу. — Вы же Хана? Учиха Хана, верно? Хана хмурится. Голос принадлежит девушке, почти ребенку, и она бы насторожилась (шиноби осваивают искусство убийства с юных лет), если бы не чувствовала, что чакры у девушки нет. Учиха поворачивается лицом к собеседнице. Перед ней действительно подросток, девчонке вряд ли больше шестнадцати лет. Чуть полновата, черные волосы связаны в низкий хвост, на щеках красуется румянец смущения. И Хане становится почти стыдно, подумать только — насторожилась из-за какой-то фанатки их клана, вот только в следующий миг она спускает свой дар с поводка и чувствует невероятное — перед ней эмпат. Вибрации от девушки исходят слабые, но спутать их невозможно. Эмпаты — женщины со способностью ощущать и иногда влиять на эмоции других людей — появляются крайне редко. Мало кто осознает свои способности и развивает их, а носителей гена с каждым поколением становится все меньше. За всю жизнь Хана видела лишь двоих, свою тетю Ли и главу опасной секты по имени Мива. — Кто ты? — резко бросает Хана, щуря глаза, в которых уже готов пробудиться шаринган. Настоятельница была сильным эмпатом — ее дар намного превосходил способности Ханы. Мива умела маскироваться, так что Хана ожидает от этой девчонки чего угодно. — М…меня зовут Тикки. Я ис-скала вас, — девчонка резко переводит взгляд на землю то ли от испуга, то ли от того, что знает — в глаза Учиха смотреть нельзя. — Зачем? — Хана делает шаг вперед, но от девочки исходит такая волна страха, что Учиха останавливается. Тикки еще пару секунд кусает нижнюю губу, собираясь с мыслями, а потом резко вскидывает голову. — Мне нужна твоя помощь. Меня хотят убить. *** Десять минут спустя они сидят друг напротив друга за столом таверны. От былой решимости Тикки не осталось и следа, но и страх она тоже уже не чувствует. Хана задумчиво разглядывает собеседницу, не зная, с какого вопроса начать. — Я долго тебя искала, — тихо начинает девушка. — Но в Конохе ты давно не появлялась, и я отправилась в путешествие. Хана кивает, не отрывая взгляда от рук Тикки, рассеянно перебирающих кончик красного шарфа. Почему-то это напоминает ей о совсем другом шарфе, о совсем другом человеке, и она в панике гонит воспоминания прочь. Тикки внезапно дергается, переводит взгляд на Хану и чуть щурится, будто что-то разглядывает. Почувствовала. Сжав от досады губы, Хана поднимает ментальные щиты, не давая собеседнице и шанса, чтобы прочитать ее эмоциональное состояние. — Кто ты? Тикки дергается от резкого тона, и Учиха даже несколько жаль, что она так груба. — Я…эмпат. — Это я знаю. Поэтому и спрашиваю: кто. Ты. Такая? От девушки снова ощутимо веет страхом, но потом она собирается и снова смотрит Хане прямо в глаза. — Я — дочь Настоятельницы. Дар внутри Ханы взвивается, готовый вырваться, и Хана усилием воли заталкивает его обратно. Краткая вспышка, впрочем, незаметной не остается — Тикки испуганно сглатывает. — И почему же я должна помогать тебе? Мешать официальным лицам? — Меня разыскивают не официальные лица, — тараторит Тикки, снова переводя взгляд на стол. — А мой брат. Хана недоуменно смотрит на девушку. И что же с того? Почему она должна участвовать в разборках этого семейства? Мужчин –эмпатов не существует, ген передается исключительно от матери к дочери, а, значит, он не может серьезно навредить своей сестре. — Разбирайся со своим братом сама, — хмыкает Хана. Разочарование больно бьет по ее самолюбию. Она рассчитывала на опасного соперника, а ей достался подросток, которому до ее убийства и дела то нет. У Тикки настолько прозрачные эмоции, что солгать бесследно она точно не может. — Ты не понимаешь…мамины эксперименты… Девушка резко замолкает, а интерес Ханы наоборот вырастает. Учиха чуть склоняет голову, позволяя черным прядям свободно рассыпаться по плечам. — Эксперименты? Тикки снова вцепляется в свой шарф и делает глубокий вдох, чтобы собраться с силами. Хана ужасно хочет ее поторопить, но не решается. И свой дар не использует, ибо слишком близка к отдаче. — Мое настоящее имя ТК-18. «Тикки» я придумала сама. Мы все — все ее дети — выращены в пробирках, результаты многочисленных экспериментов. — Чего она хотела добиться? — едва слышно спрашивает Хана. — Создать мужчину — эмпата, это очевидно. Очевидно. И в следующую секунду Хану сковывает ужас. «Мой брат»… — Она добилась своего?.. Тикки едва заметно качает головой. — Нет. Ген эмпата не уживается в мужском теле. Зародыши погибали. Все, кроме него. Он… — девушка морщится. — С ним произошел сбой. Он не просто не получил дар, он… Ее ужас так очевиден, что Хана невольно проникается. Тикки не могла не знать, какую роль Хана сыграла в смерти Настоятельницы. Не могла не знать, что Хана не даст потомкам Мивы жить. И тем не менее, страх перед братом оказался сильнее. — Что с ним? — мягко спрашивает Хана, одновременно посылая небольшую волну дара к Тикки. И девушка сразу же успокаивается и благодарно кивает в ответ. — Он — чудовище. Он лишен эмоций… практически всех, думаю. Только к матери он испытывал уважение, только ее он признавал. Когда мама…погибла, он хотел, чтобы мы объединились, чтобы отомстили… но мы отказались. И он открыл на нас охоту. — Скольких он нашел? — Пять моих сестер погибли. Еще двое перестали выходить на связь. Хана хмуро смотрит на остывшую пиалу с чаем перед собой. Не на это она рассчитывала. Но это было уже хоть что-то. Зацепка, ниточка к тому, кто несет угрозу. — Почему вы его боитесь? Он не эмпат, а я видела, на что была способна Мива… — Мы не такие, как она, — перебивает Тикки. — Ни одна из нас. — В каком смысле? Тикки рассеянно цепляет шарф, снова начиная перебирать его. — Такие, как ты и мама, не ограниченны одной силой. Рожденные эмпаты могут при должных тренировках стать настолько могущественными, что и представить тяжело. А мы — ошибки природы. В результате экспериментов мы остались с обрубками вместо способностей. У каждой из моих сестер только одна сила, и как мы ни старались, у нас не выходит расширить границы. Да и сами способности не могут помочь защититься. За соседним столиком компания подростков начинает громко хохотать, и Хана досадливо косится на них. Неприятные мысли давят на нее, и девушка делает глубокий вдох, чтобы успокоиться. Ее жертва была напрасной. Нет армии жаждущих ее смерти детей Настоятельницы, а единственный по-настоящему опасный отпрыск Мивы занят истреблением своих сестер. Хана косится на Тикки, и ее накрывает волной жалости. Может, она и не этого ожидала от своей миссии, но бросить девочку в беде вряд ли сможет. Но твои ли это чувства? Не пытается ли Тикки повлиять на тебя своим даром? Эта мысль Хане не нравится, но проверить она ее не сможет. Как и все люди, она остается восприимчивой к влиянию других эмпатов. — Ладно, Тикки, я отведу тебя в Коноху, но мне нужна информация. — О моей матери, — кивает девочка, выглядя при этом настолько грустной и поникшей, что Хана даже чувствует вину за всю эту ситуацию. Но о матери ли нужна информация? Или о ее наследнике-психопате, человеке без эмоций? *** С непонятным даже самой себе безразличием Сарада Учиха смотрит, как новая девушка Конохамару-сенсея идет к ним через отведенный их команде на сегодня полигон. Полы ее бледно-голубого кимоно колышутся в такт шагам, и Сараде кажется, что это как-то жутко неправильно — появляться на военном объекте в такой одежде. Ханако редко приходит во время тренировок (и да, Сарада находит смешным, что имена бывшей и нынешней девушек их учителя столь похожи), а потому выглядит столь смущенной обращенным на нее вниманием. Боруто привычно кривится, бурчит что-то в знак приветствия и сразу отворачивается. Это тоже кажется Сараде забавным. В конце концов, это же с ее сестрой расстался их сенсей. Но Боруто удивительно быстро сходится с людьми, быстро начинает их считать чуть ли не родными. Так произошло и с Ханой, когда мальчишка подбил Учиха обучить его техникам фуин. Из этих уроков ничего толкового не вышло, Боруто не слишком заинтересовался сложными техниками, требующими предельной аккуратности и терпения. Но вот к Хане он привязался. Возможно, не последнюю роль в этом сыграло и то, что сестра Сарады по матери является Узумаки. — Не помешала? Я думала, вы уже закончили, — Ханако тянет губы в смущенной улыбке, так что становятся заметны ямочки на ее щеках. Сарада едва сдерживает смешок, наблюдая краем глаза за скорчившим лицо Боруто. Мицуки вскидывает брови, наблюдая за сокомандником, переводит взгляд на Сараду, но та лишь качает головой. Возможно, однажды она ему пояснит все подробности этой драмы. — Мы закончили, ты вовремя, — Конохамару-сенсей ласково ей улыбается, и вот это почему-то вызывает в душе Сарады неприязнь. Видеть, как эти двое милуются, почему-то совсем не хочется.  — Всем пока, — кидает Сарада, машет рукой на прощание и сбегает с полигона так быстро, будто за ней гонятся. По пути домой ее одолевают мрачные мысли, вызванные этой последней улыбкой их учителя. Сарада так и не рассказала Хане о новых отношениях ее учителя, и это мучает Учиха до сих пор. Не то чтобы она этого не хотела, но мама уговорила ее этого не делать. Хана вот уже полгода находится на важной, опасной и секретной миссии, подобное сообщение может ее расстроить. Девочка поправляет съехавшие на кончик носа очки и замирает, слыша быстрые шаги за спиной. — Сарада! Тяжело выдохнув, она оборачивается, сталкиваясь взглядами с Боруто. — Ну что опять? Друг ровняется с ней и беспечно пожимает плечами. — Ничего, хотел обогнать эту сладкую парочку, чтобы перед глазами не маячили. И пусть Сарада его понимает, но все равно качает головой. — Он твой учитель, ты знаешь его всю свою жизнь. Сенсей имеет право на собственный выбор. А он выбрал жить дальше. Да, мама бы ей сейчас гордилась. Сарада сначала и сама не очень хорошо приняла эту новость, но Сакура долго разговаривала с дочерью, объясняла, что такова жизнь и люди порой расстаются, продолжают жить дальше и строить свое счастье с другими. — С ней что-то не так. Печенкой чую, — кривится Боруто. Наверное, это третья вещь, которую Сарада считает смешной в этой ситуации. Сначала мало кто одобрял отношения Конохамару и Ханы. Ее кузину считали опасной и дикой, что имело свои основания. Теперь же сомнениям подвергается выбор их учителя в пользу Ханако. — Вряд ли мнение твоей печенки хоть как-то обосновано, — кидает Сарада. По дороге к дому они стараются уйти от этой темы, обсуждают предстоящие экзамены на звание чунин, новую влюбленность Чо-Чо и премьеру фильма про шиноби, которую так ждали все ее друзья. Сарада ловит себя на мысли, что Боруто перестал ее раздражать так сильно, как раньше. Они доходят до ее дома и прощаются, Боруто убегает в сторону кафе, явно намереваясь встретиться с Шикадаем и провести вечер за очередной игрушкой, а Сарада так и остается стоять во дворе. Дома что-то не так. Она пытается прислушаться к собственным ощущениям, но, кто бы ни был в их доме, он хорошо маскируется. Медленно, стараясь не выдать собственного напряжения, Сарада приближается к входной двери… и та распахивается прямо у нее перед носом. На пороге стоит улыбающаяся Хана.  — Привет, Сарада. С визгом, который явно не подобает наследницам великого клана, кузины кидаются друг к другу, стискивая в сильных объятиях. Учиха и не думала, что так сильно соскучилась. — Почему ты не предупредила, что возвращаешься? — бурчит Сарада, чуть отстраняясь. Хана ласково, почти по-матерински заправляет ей за ухо выбившийся локон и улыбается. — Хотела сделать сюрприз. Они проходят в столовую, где стоит дымящийся чайник, и Сарада как-то совсем не к месту вспоминает, что после расставания с Конохамару, Хана переехала к ним. Вещей у кузины совсем немного — они заняли лишь полку в шкафу в гостевой комнате. Хана разливает чай по кружкам, и Сарада чувствует себя неловко в этой тишине. Подумать только, сегодня она вспоминала, что не рассказала кузине об отношениях Конохамару, и вот теперь Хана здесь, такая радостная, что совсем не хочется ее расстраивать. Потому что отчего-то Сарада знает, что та расстроится. — Ты надолго? Они усаживаются за стол, и Хана пожимает плечами. — Честно, понятия не имею. Будет зависеть от полученной информации. Сарада кивает и более о миссии не спрашивает. Шиноби рано начинают понимать, что совать нос в чужую работу не стоит. Кто знает, насколько секретно ее задание. — Как Сумрак? Хорошо за ним присматривала? Своего ворона Хана оставила в Конохе. Сараде было поручено присматривать за ним, но Учиха часто ловит себя на мысли, что не понимает, кто на самом деле за кем присматривает. Ворон мог улететь на несколько дней, а по возращению ходить за нею по пятам и недовольно каркать на прохожих. — Думаю, он по тебе очень скучал. — Я не заметила его у дома, — обеспокоенно говорит Хана. — С ним бывает такое, улетает, но всегда возвращается. Вряд ли он считает меня своей хозяйкой, чтобы всюду за мной ходить. Кузина осторожно кивает, но все еще выглядит обеспокоенной. Они до вечера болтают. Хана немного рассказывает о своих странствиях, Сарада — о скучных миссиях, глупых выходках Боруто и о тренировках. Обе, не сговариваясь, никак не упоминают ее сенсея, хотя Сараду давно мучает вопрос, что же стало причиной их разрыва. — Саске не возвращался? — Нет, но обещал быть к празднику. День окончания Четвертой Войны всегда праздновался с размахом, и этот год тоже не станет исключением. Команду Сарады уже обязали помочь с украшением города: развешивать фонарики и ленты, готовить огромные костюмы для карнавала, рисовать плакаты. — Ты тоже должна помочь нам! Обычно это чуть ли не веселее, чем сам праздник. Хана продолжает улыбаться, но застывший взгляд выдает ее с головой. Сарада только сейчас понимает, что помощь ее команде — вряд ли то, чем Хана хотела бы заниматься. — Извини, я не хотела… — Не переживай, — выдыхает Хана и потирает ладонью лицо, — Как… как он? Внутри скручивается узел. Сарада не хочет говорить. Сарада хочет сбежать из столовой и по-детски спрятаться под одеялом в своей комнате, лишь бы не причинять боль дорогому человеку. Дорогому человеку, который уже чувствует твой испуг. Провиденье богов не иначе, но в эту же секунду домой заходит Сакура. С преувеличенным энтузиазмом Сарада кидается к входной двери, чтобы помочь матери с пакетами, замечая, как Хана и Сакура обнимаются. Возможно, это была еще одна забавная вещь — в то время, как Саске остерегался племянницу и даже практически ненавидел, Сакура была не так предвзята. Несмотря на откровенные угрозы, она не верила Хане и не испытывала по отношению к ней неприязни. Неудивительно, что мать и кузина Сарады стали довольно-таки близки. Они втроем готовят ужин, Сакура сетует на эпидемию гриппа, из-за которой работы стало втрое больше, на нехватку кадров в больнице, из-за которой ей придется взять смену на день праздника. Их вечер проходит на удивление тепло и уютно. Сарада редко видит мать по вечерам, Сакура часто слишком занята в больнице, и только сейчас осознает, как ей не хватало семьи все то время, что ее кузина и отец находятся в странствиях. Ближе к ночи они расходятся по комнатам, Сарада расправляет постель, готовит одежду на завтра, отстраненно думая, что скоро вся жизнь в Конохе встанет с ног на голову. Уж что-что, а это ее кузина всегда умела делать. Тихий стук в дверной косяк почти заставляет Сараду подпрыгнуть. Мысленно она ругает себя за невнимательность, оборачивается, сталкиваясь взглядом с Ханой. — Можно? Учиха кивает, и знакомый узел закручивается в животе. Самое ужасное — она так и не научилась по-настоящему блокировать свои эмоции, прятать их так, чтобы никто не мог достать. Она может оставаться внешне спокойной, но внутри нее испуганными птицами бьются панические мысли. Хана рассказывала, что Саске умеет контролировать свои эмоции так, что даже она не может его подловить, и Сарада искренне желает обучиться такому искусству. Жаль, что у нее нет на это времени. Сестры усаживаются на кровати, и тишина между ними давит так сильно, что Сараде снова хочется спрятаться. — Я чувствую, что ты боишься, Сарада, — Хана выглядит печальной и обеспокоенной настолько, что Сараде ее становится жаль. — Что с ним? И вот это уже совсем не смешно. *** Конохамару задерживается в Башне Хокаге до позднего вечера. Очень не вовремя вспомнилось, что канцелярия уже неделю ждет от него отчет по выполненным его командой миссиям, из-за чего пришлось прервать свидание с Ханако. Он знает, что она расстроилась. Всегда расстраивалась, когда ему приходилось вот так срочно бежать на работу. Но такова жизнь шиноби, и это Ханако к счастью понимает, так что до ссор обычно не доходит. Заполнив последнюю графу, Сарутоби пробегается взглядом по отчету, вспоминая, все ли записано, и удовлетворенно выдыхает. Можно идти домой, завтра заслуженный выходной, а потом целую неделю придется следить, чтобы его непутевые генины не разнесли всю Деревню в пух и прах в попытках все украсить к торжеству. Да, завтра определенно стоит хорошенько отдохнуть. Он заносит в канцелярию отчет, где секретарь зло сверлит его взглядом из-под очков с толстыми стеклами, и быстро выходит из кабинета, намереваясь как можно скорее отправиться к дому. И он бы ушел — честно — только чувствует чакру Наруто в кабинете и недовольно вздыхает. Узумаки сильно везет, что жена до сих пор не подала на развод. У кабинета он неловко замирает. Кроме Наруто явственно ощущается Шикамару. В такое позднее время вряд ли они просто по-дружески выпивают… хотя с этих двоих станется. От дилеммы его спасает распахнувшаяся в кабинет дверь Хокаге. Шикамару выходит, придерживая за плечо незнакомую девочку-подростка, кивает Конохамару в знак приветствия и скрывается. В кабинете против обыкновения не пахнет табаком. Возможно, Шикамару сдерживал себя перед девочкой, которую увел. Конохамару старается не удивляться этому факту. — Кажется, ты собирался сегодня побыть с семьей, — бросает Сарутоби. На лице у Хокаге появляется виноватое выражение. — Собирался. Но тут срочное дело, — он неопределенно машет рукой. — Та девочка? Кто-то важный? Мгновение Наруто смотрит ему прямо в глаза, и Конохамару кажется это плохим знаком. Что может быть такого секретного в той девочке? Она не ниндзя, чакры нет, одежда слишком дешевая, а, значит, вряд ли она дочь высокопоставленного чиновника. — Это дочь Настоятельницы. Становится так тихо, что слышно жужжание залетевшей через открытое окно мухи. О Настоятельнице Конохамару не слышал почти год с тех самых пор, как она была убита. Дело, конечно, еще некоторое время оставалось открытым, однако Конохамару тогда уже не привлекали к расследованию. — Ее поймали? Наруто подхватывает со стола папку, стаскивает со спинки кресла плащ, направляясь к выходу из кабинета, Конохамару следует за ним. — Нет. Сама пришла…ну, можно так сказать, — друг беспечно пожимает плечом. Бредя по коридорам Башни, Конохамару отчетливо понимает, что недоговаривает Наруто. Узумаки всегда был плохим лжецом. Полгода назад Хана ушла на поиски потомков Настоятельницы (и это чудо, что он не рассыпался на части, мысленно произнеся ее имя). А теперь появляется девочка, дочка Мивы. Право слово, не сама же она пришла в Коноху. Я люблю тебя. Так сильно, что это причиняет боль. Но я не могу быть эгоисткой, не могу привязать тебя к себе, не заставлю ждать меня годами. Мысленно он отвешивает себе пощечину. Он не должен думать о ней, не должен скучать. Не должен радоваться от осознания, что она снова в Деревне. Не должен быть от этого в ужасе.