Ирисы в снегу

      Много времени утекло с того разговора в арсенале. Изукрашенные резьбой ворота женской половины отныне стояли запертыми на замок от всяческих посягательств извне - княжна исправно держала свое слово. В порыве страстей Тоуга ловил себя на мысли достать Тессайгу из ножен и разнести в щепы запоры на своем пути. Да, именно так он бы и поступил, коль одни замки держали бы его вдали от демоницы. Но правда крылась в том, что их жизнь обернулась песчаным замком на пути у разливной волны. Даже общий хрупкий мост между супругами - Сесщемару - кидало распрей из стороны в сторону, грозя оборвать в пропасть.       Ирасуэ, казалось, помешалась в уме на сыне. Она не отпускала его от себя ни на шаг, стремилась всеми правдами и неправдами удержать под запорами на своей половине, вдали от Тоуги. Оба супруга не желали уступать, норовя перетянуть на свою сторону, но ни один из них не спросил о чаяниях самого яблока раздора. Не от того ли собачий принц чувствовал себя костью, за которую родители вели между собой грызню?       Хотя и сам Сесщемару вышел на редкость борзым псом, подстать родне. Он рано понял свою ценность щенка от первого помета и прежде срока зачерствел сердцем. Всеобщее обожание и почтение не трогали его душу своим подобострастием. Он не чувствовал ни любви, ни привязанности к кому-либо в клане. Все, чему Сесщемару научился - это признавать силу и тех, кто был ею наделен. Но теперь из прихоти той, что назвалась его матерью, был обречен мытарствовать на женской половине, точно в застенках, вдали от отца и скучать по опасностям походов. Давно пришла пора псу матереть в стае, а не прятаться под пуховым материнским боком. Одна Ирасуэ упрямо отказывалась это признавать.       Сын так и не полюбил свою мать. Все в княжне вызывало в нем неприязнь. Ее вид, повадки, уклад жизни на женской половине и даже росписи на стенах павильонов, где обитала демоница, одинаково претили и казались ему чужеродным. Но самый тяжкий грех матери в глазах сына был в том, что одним своим видом она умаляла силу и вес своего мужа в клане. В памяти Сесщемару навсегда запечатлелась то рассеянное выражение, которое он подсмотрел на лице у отца в саду северных покоев. Стоило матери показаться поблизости, как гордый вожак стаи демонов-псов жалко поджимал хвост. Юный принц был одним из немногих, кто примечал хмурые тучи, ходившие над головами его родителей. Но своей неопытной душой он оказался не в силах постичь природу их раздора. Ведь мать приложила все силы, чтобы любой, посвещенный в тайну ее долгого сна, угрюмо молчал в ответ на распросы. Потому Сесщемару заключил, что корень зла таился в той, что так внезапно, подобно тайфуну, ворвалась в их с отцом жизнь, руша все связи на своем пути.       "Если сила любви такова, что могучих делает слабаками - так я не желаю знать о ней ничего вовек!" - глядя на родителей, решил про себя Сесщемару и возненавидел свою родительницу пуще кошачьего племени.

***

      Треснула чайная чаша в когтистой руке. Тень накрывшего луну облака упала на лицо Сесщемару. В полумраке блеснули оскалом стиснутые до скрипа клыки. - Я не знал тогда!.. - Что за тон, Сесщемару? Ужели надумал повиниться? - насмешливо отозвалась Ирасуэ, но в одно мгновение палой листвой, словно дерево гинко по осени, растеряла всякую веселость. - Ах, оставь! Что сделано, того не воротишь. - Ирасуэ-сама!.. - хотела было возразить Рин и в смятении приподнялась на коленях со своей циновки. - Не стоит оно того! - сурово осадила ее княжна, - Мы сами виноваты. Своими же руками слепили из сына гонористое чудовище. А ты...       Демоница смягчилась, взглянув на раскрасневшуюся невестку. - ...ты научила его сердце тому, чему Мы не смогли.       Следующей балладой из своих уст Ирасуэ поведала Рин о своих материнских неудачах.       Госпожа Северных покоев не могла не видеть истинного отношения ее отпрыска. Оттого выла по ночам ее душа отражением одинокой белой псицы на лунном диске, и катилась до рассвета со щеки на футон горькая слеза. Но любящее сердце до последнего не хочет верить злой правде - что сын не выносит даже духа своей матери. Чем жесче становился взгляд, коим Сесщемару награждал ее, тем ласковее и приветливее старалась быть с ним Ирасуэ. Она привечала сына даже тогда, когда тенгу - наставники принца в искусстве владения мечом, словом и войском - бранили своего воспитанника жесткосердечным и хладным до судьб вверенных ему жизней. В битве, учении все яснее проявлялся интерес принца к поединкам один-на-один. Но материнская любовь мягкими лапами закрывала Ирасуэ глаза на то, что ее сын безразличен к будущему бремени обязанностей князя западных земель. Неведомо сколько еще сердце матери оставалось бы глухим к чужим уверениям, кабы одним ясным днем не упала последняя капля в переполненную до краев чашу терпения.       Князьям демонов-псов все же случалось пересекаться друг с другом, вопреки зароку госпожи. Случалось то в дни потешных боев, где их наследник показывал, чему научился у лучших мечников того и этого мира. Но и тогда Ирасуэ обычно держалась стороной, даже взглядом не удостаивая мужа.       Только не в тот раз.       С прямой спиной и застывшим выражением лица княжна рядом с Тоугой наблюдала с подушек за боем их сына. Беседа на мечах уже закончилась победой Сесщемару, как вдруг тот решил, что сдавшийся противник не достоин жизни. Занесенный над головой демонишки меч остановила широкая ладонь сорвавшегося в последний миг с места генерала демонов-собак. - Остановись! - как гром среди ясного неба прогремел гневный окрик Инуно-но-тайчо. - Почему? - выдернул руку из отцовской хватки молодой йокай. - Ты разве не собирался срубить ему голову? - грозно одернул его Тоуга, вырвав из безжалостной руки сына клинок, которым сам же и опоясал недавно. - Жалкий слабак, что не выстоял против меня в круге, разве достоин жить дальше? - презрительно отозвался о сопернике Сесщемару. - Ты!.. - не стерпел такого гонора Тоуга и осадил спесивого мальца звонкой затрещиной.       Сейчас же к спорящим метнулась с подушек княжна, и щеку Тайчо дернуло ударом ее узкой кисти. - Не смей трогать Нашего сына! - рассерженной гюрзой прошипела она ему в лицо. Ненависть, которой истекали узкие щели ее глаз, ошарашила Тоугу не меньше пощечины. - Ты разве ослепла?! Не видишь, к чему ведешь сына! - Сесщемару - Наш! - осклабилась княжна в ответ. И тон, которым она прорычала это, не оставил Тоуге сомнений. - Ты погубишь его своей слепотой, - сказал он, взглянул на сына и в сердцах переломил его меч об колено. - Мало чести в том, чтобы без разбора рубить противника, - напутствовал он Сесщемару, отбросив на татами обломки. - А как иначе? - холодно усмехулся в спину отцу юноша. - Настоящая сила в той руке, что поднимает меч в защиту других, - обронил на пороге Тоуга прежде, чем исчезнуть на долгие годы из замка. В тот момент он отчего-то подумал о смертных, которые бесстрашно защищали свои дома и семьи от нашествия монгольской армии. - А дальше? - помертвевшими губами спросила Рин. Так тихо, будто на самом деле боялась, что ее услышат. И казалось ей, будто сию секунду она глядится в бездну. И не хочет смотреть, да никак не отвести взора от тенистых глубин и секретов, таившихся в них.       Растревоженным сердцем теньо чувствовала, что всех гостей чайной церемонии ждут мучительные откровения впереди. Но закрыть уши, как и выкрикнуть "Довольно!" в устрашающе спокойное лицо княжны, у Рин не хватало духу. "Как горько! Но мы должны знать правду! Сесщемару-сама, Ирасуэ-сама и я обязаны допить эту чашу до дна, чтобы яд в ней обернулся лекарством для всех нас!" - Рин? - окликнул жену Сесщемару.       Теньо упрямо мотнула головой в ответ, крепче стиснула колени и развернула плечи в позе сейдза рядом с мужем. Что бы им ни пришлось сейчас услышать, она будет надежной опорой для Сесщемару-сама. Всегда! - Не беспокойтесь обо мне! - глубоко вздохнув, ответила небесная дева и с готовностью кивнула свекрови, - Прошу Вас! Продолжайте! - Храбрая пичужка, - только и произнесла демоница, как будто что-то осознав для себя про невестку.       Княжна развернула каягым ближе к ускользающему в затмении свету и замерла на секунду, глядя на узкую полоску убывающей Луны, словно припоминая сложную мелодию. Боги судьи - она бы лучше смолчала про дела прошлых лет, как поступала до сих пор. Но прищуренным оком ущербной луны в небесах ее, подобно Рин, неодолимо тянуло в пропасть воспоминаний.       Подушечки пальцев вновь ущипнули струны...