Художники судеб

      Никогда еще Дана не жалела о том, что она все-таки пошла на ненавистную охоту. Сейчас, стирая с щеки кровь, она хочет кричать в голос от злости, ведь ей попался электро-оборотень! А охотница, как назло, забыла оружие против таких тварей, детищ безумных ученых города. Черт бы побрал их… Новый удар когтистой лапы приходится на стену за спиной Даны, и та, слыша приближение монстра, бежит вперед, в туман, где может скрыться ненадолго от озверевшего чудовища. Может, удастся ей вызвать подмогу, а лучше — самого Люциана, чтобы он… увидел, какому риску она подвергается каждое утро и вечер перед наступлением сумерек. Хотя ему было бы все равно, а ей по-любому придется прикончить эту тварь.       Скрежет металла и лай звучат вдалеке. Оборотень отвлекается от юной раненой охотницы, дав ей фору для побега. Или хотя бы поиска нормального укрытия, ведь эти существа помнят всех, кто причинил им зло. Дана же успела клинком поцарапать морду, а псина — разорвать плащ, оставить тонкую кровавую полоску на щеке. Ничего страшного, ибо все неожиданно происходит… и погода портится. Вновь белое марево накрывает пространство между домов, вновь накрапывает дождь и небо над головой чернеет. Будет гроза. В логове всегда хорошо наблюдать за ней, но до дома еще надо добраться. И девушка бежит, мчится быстрее серебряной пули, выпущенной из лучшего револьвера Охотников на нечисть.       Но только они не убегают, трусливо опустив клинок, а идут в самую гущу событий. Дана же хочет еще пожить, наплевав на доблестный закон. Желательно где-нибудь на востоке страны, где незачем прятаться в тяжелом тумане, где не надо кутаться в плащ, чтобы согреться. Эх, мечты, мечты… Внезапно совсем рядом с бегущей девушкой раздается лай. Она готовится принять свою судьбу, резко остановившись и закрыв глаза. Но проходит минута, и ее никто не поедает заживо.       Тяжело вдохнув, Дана решает осмотреться и понимает, что это тявкает дворовой пес на привязи. Не страшно, если только не наступили те минуты, когда ей можно вернуться домой. Часы потерялись в пылу драки, так что придется ей идти до кабака или местного участка, если он вообще есть в этом районе. К счастью, через несколько минут охотница видит огни впереди. Только красные, очень похожие на сигнальные при бедствии. Неужели недобитый монстр атаковал кого-то еще? Нет! Только не это! Люциан не простит ошибок!..       Однако не так далеко висят не сигнальные огни, а простые красные фонари борделей. Дана осознает это только тогда, когда подходит слишком близко. Морщится от противного запаха благовоний. Черт, уж лучше не вернуться в организацию, чем зайти в этот райончик. Но уйти уже не удастся, ведь из пустоты появляется силуэт дамы с тонкой дымящейся палочкой в руке. Злая усмешка украшает ее немолодое лицо, а сигара в руках портит весь благородный вид женщины. — А, это ты, несносная девчонка Деи, — говорит владелица борделя, все же узнав девушку перед ней. Тоже морщится, не скрывая всю неприязнь от этой встречи, недовольно оглядывает охотницу и закуривает, выпуская дым, как сломанная паровая колесница.       Хотя, может, охотница действительно ужасно выглядит. Она представляет себя: прекрасное личико, обязанное быть в сперме, сейчас все в крови. Темно-русые волосы, едва достающие лопаток, растрепаны и спутаны. Губы искусаны, бесцветны. Плащ потерян, и теперь на девушке есть только черное строгое (и крайне неудобное) платье, неспособное спасти даже от холода. Что уж тут говорить про когти чудовищ. Неплохая фигура пропадает зря, как и сильное, выносливое тело. Дане не охотницей против монстров быть, а рожать или ублажать кого-то. Да уж, она красива, но у нее иная судьба. От рассвета до очередного заката.       — Сумерки еще не наступили? — задает вопрос Дана, несмотря на противоречивые чувства к даме.       — Нет, — строго отвечает та, взяв себя в руки. — У тебя еще пятнадцать минут.       — Спасибо, — благодарит охотница падшую женщину и бежит со всех ног в логово. Оно расположено не так далеко, и она должна успеть. Обязана, иначе запросто может оказаться убитой врагами Сумерек. Ну, или съеденной. Перспектива, в любом случае, безрадостная, поэтому надо спешить.       Последние минуты бега размываются. Легкие горят, сердце бешено стучится и печет, так больно, голова кружится, а порез на щеке тянет. Уставшая от неудачной охоты, Дана не хочет встречаться с начальником, но зачарованная дверь приводит ее к Люциану. Он сидит на кожаном диване, а она падает перед ним на колени. Склоняет голову, не желая признавать поражение.       — Кто? — властный голос разрушает тишину и внутреннее спокойствие девушки.       — Электро-оборотень.       — Ты не взяла оружие? — недовольство. Но не злость, а это значит, что ее ждет лишь бессонная ночь и охрипший к утру голос.       Вообще, он редко наказывает ее и то по причине ее собственных ран. Царапина заживет быстро, оставив шрам, но ее это не волнует, как всегда. Однако ее наниматель с серьезом относится к любым повреждениям. А узнает он это через специальное кольцо — простое, но сильное благодаря магии, в нем заключенной. Оно связывает их хуже уз брака или надежд.       — Нет, — признается честно Дана. — Прости.       Она поднимает взгляд серых очей на Люциана, заметив, как тот хмурится. Черные, аккуратно уложенные волосы, классический костюм с «иголочки», горящий взор карих глаз — вот он, ее спаситель и сладостный мучитель. Ему не так много лет, а он может уже все: управлять из тени барами и борделями, казино и казенными учреждениями; спасать город от монстров и маньяков, посылая на смерть других.       Чей-то идеал, а чей-то финал.       — Дана, Дана, Дана… — повторяет он ее имя, словно пытаясь ощутить его вкус. Сладковатое, но крепкое, с некой перчинкой. Девушке нелегко чувствовать, как мужчина гладит ее по щеке, слышать, как лишние эмоции проскальзывают в его тоне. — обработай царапину, — касается ее сначала осторожно, потом немного грубовато надавливает, проверяя отсутствие яда в ране. — потом жду тебя в спальне. Без опозданий.       Дана кивает, не смея спорить. Кладет руку на сердце, что до сих пор не может утихнуть. Больно. Очень больно, но ей не привыкать. Встав с колен, девушка отправляется в личную ванную Люциана. Он разрешает ей пользоваться его личной комнатой, спальней и кухней, но чего это стоит? Убийства монстров — пустяк, а вот быть любовницей… Дана привыкла. Взяла и смирилась с резкой болью в груди, с опасностью и долгом, с интрижкой с Люцианом. Ничего, скоро все закончится, и она сбежит далеко-далеко, если, конечно, не поддастся ему. Что, кажется, уже происходит. Ну и пусть, с этим она разберется потом, а пока надо обработать царапину.       Через несколько минут охотница выходит из ванной, чувствуя себя чуточку лучше. Наниматель ее уже ждет в постели, обнаженный, с интересом смотрящий на Дану. Осматривает ее лицо, покрытое румянцем, изящные руки и кольцо на одном пальце. У него есть похожий перстень, такой же заговоренный, чтобы знать все о состоянии юной охотницы. Не гад, не монстр, а тот, кто пытается заботиться, но не знает, как.       — Ты знаешь, что делать, — приказывает мужчина, когда она подходит к нему, закрыв глаза. Не слушает его, а лишь бешенный стук. Люциан тоже это замечает. — Снова сердце болит?       — Да, — признается девушка шепотом.       — Иди сюда, не бойся. Если тебе плохо, то обойдемся без близости, — он хлопает ладонью по кровати, указывая на место рядом с собой. Охотница ложится, чувствуя, как Люциан обнимает ее и ни на чем не настаивает.       Впрочем, он всегда так поступает — ничего не делает против воли, даже если сам страдает. Иногда готов пожертвовать статусом, но не будет заставлять стоять на коленях без собственного желания. Отказ — Люциан смирится, однако поспешит создать такую ситуацию, когда не будет даже мыслей о сопротивлении — лишь бы отдать душу или себя ему. Охотница знает это не понаслышке. Мужчина не причинял вреда, хотя ее продали ему за долги в борделе (спасибо старшей сестре Дее), даже наоборот — он заботился о ней, кормил, выхаживал после попытки призрака вселиться в слабое тело. А интимная близость — лишь приятный бонус для него. Но не сейчас…       Люциан осторожно целует Дану в пострадавшую щеку, укрывает одеялом и желает доброй ночи. Если бы не его грубость жестов, жестокость характера, то он бы и в правду был идеальным. И правда остается горькой правдой, с которой приходят и уходят моря, корабли, берега и красивая отравленная жизнь. Девушка начинает засыпать быстро, но ей достаточно нескольких часов сна, чтобы снова быть бодрой. Чтобы быть в хорошем настроении необходимо, чтобы и Люциан был добр, доволен. Для этого охотница будит его ночью, говоря, что ей уже лучше, и они могут продолжить начатое.       Мир соблазнов ничуть не хуже, чем «Сумерки». Ему нравится власть, имеющая горьковатый вкус, который почти всегда перебивается ее сладким именем. «Дана, Дана, Дана…» — он шепчет, порой стонет ее имя. Как клятву, молитву — ее сладость дурманит. Люциан осторожен, но пыл все равно заставляет гореть убийцу-охотницу в умелых руках. Жарко, несмотря на осенний холод за окном, томно, хотя в груди уже ничего давно нет (кроме нездоровья и тонких ниточек-паутинок любви). Но отчего-то мужчина всегда чувствует по-настоящему живым рядом с ней. Или чаще всего в ней, однако это вовсе не важно. Главное — ей хорошо, ему хорошо, так хорошо… экстаз накрывает мужчину с головой, Дану — вслед за ним. Ей хватает сил усмехнуться и сказать охрипшим (от стонов-криков) голосом: «Спасибо».       Засыпают под утро. На охоту плевать — она больше не пойдет туда одна, только с подмогой. Отряд уже предупреждён, остается дождаться сумерек и пробуждения девушки. Ночью — страстная и пылкая бестия, обольстительная, днем она становится убийцей из-за долга. От заката до рассвета — вот вся ее истинная суть, как и всех людей, связанных с организацией. Она, кстати говоря, возникла на заре этого века, но уже успела захватить свою власть. Охрана города — благое дело, что приходится выполнять ради доверия. Бордели, пабы, притоны — лишь развлечение. Настоящей целью организации является защита и верность Сумеркам. Они кто-то вроде покровителей, приносящих удачу. Пусть это лишь миг, но он важен для тех, кто живет во тьма и ищет путь к свету. Или наоборот — для тех, кто пришел из света и готов войти в мрак.       — В городе, помимо оборотня, видели агрессивных призраков, — как ни в чем не бывало произносит Люциан, когда Дана просыпается. — Изгонишь?       — Конечно, — говорит девушка, поднимаясь с кровати. Все тело ноет, но это того стоит.       — Я приготовлю оружие.       — Спасибо.       Умывается. Обрабатывает заново царапину. Гладит по глупой привычке живот. Выбирает темно-серое платье, делает пучок из волос и улыбается. Выходит. Поцелуй Люциана в шею. Начало охоты. После — безграничный мутный туман…

***

      Победа над электро-оборотнем, призраками, химерами, горгульями — все размыто, все в крови, все пусто. Дана ничего не помнит, кроме багряной жижи на руках. Каждый день, утро, вечер, пока кольцо не начинает печь. Мир тонет в горе, собственная душа подыхает, а долг, связывающий их, становится все меньше и меньше. Охотница так от этого устала, что ей стало плевать. Новые близости не манят, в отличие от похода в церковь. На исповедь. Но пока она в сумерках, это невозможно, а жаль, ведь тогда бы ее можно было бы спасти…       Раскаянье течет слезами по щекам. Горечь сожаления чувствуется в еде. Но Люциан не позволяет ей забыться — даже ненадолго — вновь и вновь терзая тело, подолгу оставаясь внутри и наслаждаясь собственным пылом. Ее близость дурманит, но он еще не подозревает, насколько сильно нуждается в ней. Упиваясь властью, раз за разом подчиняя маленькую убийцу, заставляя ее чувствовать абсолютно все…       Тошнота. Опять руки в крови. Но сегодня все иначе — кольцо, до этого сидевшее строго на пальце, слетает. Долга больше нет. Дана свободна, однако от этого только хуже. словно легкое отравление, словно странное помутнение — это слово «свобода». Небо над головой. Чистое, безукоризненное. Ничуть не испорченное — ей бы стать такой же. И жить без страха, но со смыслом идти домой, чтобы быть любимой. По-настоящему, а не лишь за красивое тело и непозволительную узость. Снова боль в груди нестерпимая. Тошнота. Туман… и Люциан.       — Снова сердце? — спрашивает он.       — Нет. Я устала.       — Ты свободна, — мужчина усмехается. — Можешь взять выходной, а потом уехать жить вдали от меня, — встречает ее недоумевающий взгляд. — Счастливая жизнь, муж, дети, домик у моря… никаких убийств.       — Нет, — шепчет Дана, поднимаясь на ноги. Идет смело и обнимает Люциана, будто бывший наниматель — ее спасение. Он обнимает в ответ девушку, прижимая ее к себе. — Я хочу остаться с тобой, неважно кем. Любовницей или очередной убийцей…       — А может, лучше женой? Кольцо уже есть, — Люциан улыбается. А охотнице впервые становится легко на душе и так хорошо, даже если снова придется убивать. Но теперь только ради ее любви, их счастливой сумеречной жизни и туманного кровавого будущего.       Иногда надо не уходить из сумерек, чтобы видеть, как тьма несет в себе свет, и это становится истинным путем к лучшему.