Сурок дальнего плаванья

      Ультрасовременный комфортабельный лайнер «Дмитрий», сверкая иллюминацией как ёлочная игрушка, неспешно двигался в теплых нейтральных водах согласно курсу и программе развлекательного круиза. Где-то внизу, почти в трюме, гремела музыка, звенели бокалы, крутились вокруг шестов полуобнажённые девицы и парни, а для особо искушённых и привередливых клиентов — даже крольчихи. На средней палубе размещались залы казино с мягким освещением, ненавязчивым сервисом и уютной, располагающей обстановкой. А под самыми звёздами и тёмным бархатом неба были оборудованы роскошнейшие залы и оранжереи, но доступ сюда имели не все, а только жители ВИП-кают, располагающихся на верхней палубе. Приближённые, или, как говаривала хозяйка этого плавучего замка удовольствий и развлечений, свои.       Впрочем, для «своих» не было ограничений, они могли выбрать любой уголок или помещение, которое придётся им по вкусу. Ничего не поделаешь, свои — это всегда свои. Для них ничего не жалко. Даже кладовки с пыльными полками, полным отсутствием иллюминаторов и сохранившимися на двери полустертыми буквами: «Н.чт.ж.т.о». Туда не рисковали заглядывать даже самые любопытные пассажиры. Что-то было в той кладовке странное, внушающее первобытный ужас, хватающий жёсткой лапой за самое горло. Ну, или за пятку. За что успевало схватить пробегающего мимо человека.       Но раз в сутки, ровно в полночь, «свои» неизменно собирались на верхней палубе. Это был обязательный ритуал, неукоснительно соблюдавшийся вот уже много-много лет. Да что там лет! Десятилетий, веков, а может, даже и больше. Никто точно не считал, да и не ставил перед собой такой задачи.       Нынешняя ночь не стала исключением: на застеклённой террасе с распахнутыми по случаю жаркой погоды окнами собралось весьма колоритное и разнообразное общество. Но сегодня оно пополнилось почетными гостями, приглашёнными по очень важному и, можно сказать, ответственному, даже торжественному поводу.       — Сурка-то изолировали? — первым заговорил полноватый представительный мужчина в сюртуке и с внешностью чеховского доктора. — А ну как явится чашечку кофия для бодрости испить или рюмочку коньяка для сна?       Ему откликнулся несколько бледный, худощавый молодой человек с ярко-рыжей гривой волос, собранных в аккуратный хвост:       — Не беспокойтесь, Вениамин Игнатьевич, мы с Михалычем и Прошей лично проследили, чтобы на палубу свежие контейнеры доставили. С элитной помойки. Там столько перлов и перловки, что госпожа Мармот носа дня три сюда не покажет, ежели не больше. Только надо вовремя ей коньяГ туда отправлять. А то ведь она особо нажористые куски вслух декламирует, а от этого у неё в горле сохнет и в глазах темнеет. А коньяГ, как известно, и связки умасливает, и остроту зрения регулирует.       Молодой человек чуть привстал в кресле и прислушался:       — Вот! Уже началось!       Все присутствующие замерли и вытянули шеи в сторону открытого окна. Свежий морской ветерок надул парусом тонкие шёлковые занавески на панорамных окнах и занёс в зал запах гниющих яблок, тухлой рыбы и обрывки фраз.       — Нет, вы только послушайте… — предложил возмущённый женский голос и продекламировал с экспрессией и громадным чувством: — «"Я женюсь?" — спросил у Адама ишак. "Как ты можешь умереть, если ты ещё не переобулся?" — ответил ему андроид». Но это же чудесно! Сколько идей, сколько новых сюжетов… — дальше послышалось бульканье и совсем невнятное бормотанье. — Вообще уже… ничего святого… из Корана, тьфу ты, канона фразы целиком дерут…       — Денис, я знал, что на тебя можно положиться, — чеховский доктор Вениамин Игнатьевич улыбнулся и стал похож на доброго доктора Айболита. Из-под верхней губы на мгновение блеснули острые, чуть желтоватые клыки.        — Итак, теперь мы можем обсудить непосредственно то, ради чего мы тут все собрались, — сидевший во главе стола «своих» мужчина особо не выделялся ни ростом, ни статью, но от всей его фигуры исходила невидимая глазу, однако вполне ощутимая для присутствующих сила. Власть. Как только он открыл рот, замолчали все — и хозяева, и гости.       Он посмотрел на собравшихся, и каждый, на кого падал его взгляд, невольно расправлял плечи и садился по стойке смирно.       — А где Теодор и?.. — говоривший неожиданно замялся, беспомощно глянул на Вениамина Игнатьевича и спросил громким шёпотом: — Веня, как зовут того русского? Я забыл…       — Стах, запомни, его зовут Серый, — Вениамин Игнатьевич наклонился к самому уху Стаха, заодно поправив ему отороченный венским кружевом воротник.       Стах задумчиво почесал под носом, словно поправляя невидимые усы, и пробормотал:       — Серый… Какая нынче странная мода на человеческие имена…       Вениамин Игнатьевич опять смахнул с плеча Стаха невидимую соринку и терпеливо объяснил:       — Он не человек, Сташек…       Стах нервно дёрнул подбородком:       — В общем, где эти… двое?       — Не двое, капитан, не двое, — молодой японец, сидевший по правую руку от Стаха, говорил не громко, но не менее внушительно, чем Стах, — Фрэнка тоже нет.       — Тык, он это… отыграться пробует… — высокий плечистый детина, похожий на медведя и викинга одновременно, задумчиво почесал затылок.       — Фрэнк?! Фрэнк пытается отыграться?! — японец настолько изумился, что на несколько секунд потерял лицо. — Винни, ты ничего не путаешь?       — Не… Не Ческо, а русский… Не волнуйтесь, кэп, то есть Роджер… — Винни смешался и замолчал, виновато поглядывая то на Стаха, то на Роджера.       Стах прикрыл на несколько секунд глаза: вот дёрнул его нечистый в недобрую минуту связаться с этими чужаками! Будто ему своих олухов царя небесного мало! А всё Веня! Стах недовольно покосился на друга. Давай позовём, говорил он. Они молодые, современные — они понимают больше, говорил он.       А в итоге - полная белиберда вышла. Среди чужаков оказалось ЦЕЛЫХ четыре рыжих! Словно мало ему своих было. Воронцов и этот, личный адъютант Мармот, Проша. Так нет, ещё четверо на его голову свалилось. Все — на одно лицо, почитай. Хоть бирки им на спины вешай! Хорошо, хоть одеты по-разному.       Тот, что прибыл с тем русским, Серым, носил грубые синие штаны и дурацкую подергайку с нарисованными на ней игрушечными зверями вместо рубахи. Кстати, этот Серый одевался точно так же. Странная у них тут мода. Могли бы и в костюмы нарядиться, всё же казино, ресторан, дамы, в конце концов! Хотя они сказали, что смокинги у них с собой. Обещались на торжественный ужин одеться как полагается. Алекс и Серый, русские хакеры. Что означает новомодное слово, Стах особо не вдумывался, всю чушь запоминать — памяти не хватит. А вот почему эта парочка казалась ему смутно знакомой, вспомнить хотелось, но почему-то не моглось.       Следующие рыжие всегда ходили парой. Один в белом кителе, другой — в белых штанах. Фил и Дэн. Хорошо, что у Воронцова нашлись запасные брюки и рубаха для этих двоих, а то ведь — срамота!       Из самого тёмного угла вдруг раздался такой звук, словно кто-то нечаянно задел клавишу рояля. Стах покосился на источник и снова сморщился, как от зубной боли. Там, за фикусом, примостился четвёртый рыжий, да не один, а с Роялем, который он держал на поводке, привязанном к ножке. А этот рыжий вообще — в дамском платье навроде тех, в каких воспитанницы в приютах ходили! И звали его соответственно — Палашка! Хотя Стах подозревал: это не настоящее его имя.       За самым дальним столиком примостились последние из почётных гостей. К счастью, не рыжие. Впрочем, это не намного улучшало ситуацию.       Двое мордоворотов: один брюнет с небритой физиономией, тёзка их кораблю, кажется, а второй — блондин с копной вьющихся волос и лицом наёмного убийцы, Кирилл. Мда, интеллектом они явно не блистали, но хоть помалкивали.       Стах оторвался от своих размышлений, ещё раз оглядел пёструю публику, собравшуюся в салоне первого класса на верхней палубе, и кашлянул, прочищая горло.       — Итак, господа и дамы, у нас с вами очень важная и ответственная миссия, к которой надо подойти серьёзно и скрупулёзно. Поэтому… — Стах замолчал и зачем-то заглянул под стол. — Кроля, — позвал он, приподнимая край накрахмаленной скатёрки, — сбегай за господами Теодором, Франческо и… — Стах опять чуть споткнулся на непривычном имени, — Серым…       Из-под стола показалась морда здорового, величиной с крупную собаку, абсолютно фиолетового кролика с красным платочком, повязанным вокруг могучей шеи. Кролик понятливо наклонил лобастую голову и неспешно потрусил на выход, как вдруг «Дмитрия» хорошенько тряхнуло, да так, что хрустальные бокалы и графины градом посыпались на пол.       — Штурман! Воронцов! Что происходит?! — Стах удержался на ногах, сбалансировав при помощи огромных кожистых крыльев, на пару мгновений раскрывшихся у него за спиной. — Как вы курс прокладывали?! Мы сели на мель? Риф? Подводный вулкан?       Воронцов, словно не замечая ударов волн о борт, легко сделал пару шагов к выходу из зала.       — Всё согласно лоциям, капитан. Я не знаю, что там… — он не успел договорить, как судно тряхнуло ещё раз. Одновременно в правый борт ударила волна, неизвестно откуда взявшаяся, ведь до этого на море был почти мёртвый штиль. И тут все на мгновение замерли — с палубы раздался отчаянный визг, который оборвался так же резко, как и начался.       — Сурок!.. Мармот!.. Хозяйка!.. Мотя!.. — дружный вопль нескольких десятков глоток перекрыл звон бьющейся посуды и вой корабельной сирены, раздавшийся почти одновременно с визгом на палубе.       Все повскакивали со своих мест и бросили вон из зала, но дверь внезапно распахнулась и внутрь влетела группа странных существ. Синяя Кошка с блюдечком под мышкой, Белка с мундштуком и кисетом, Серая Кошка с розовыми ушами-крыльями и топором и Рысь с торчащими из пасти перьями.       Следом ввалились ещё трое парней, судя по всему — те самые Теодор, Фрэнк и Серый.       Щуплый парнишка с тёмными лохматыми патлами запричитал, заламывая руки:       — Волна — раз! И её смыло! Серый за хвост успел схватить, и вот…       Все повернулись к высокому блондину в джинсах и футболке с мультяшным принтом на груди.       — Поймал? Успел? — все не отрываясь смотрели на Серого.       Тот удручённо качнул головой и раскрыл правую ладонь. Из неё на палубу выпал клок рыжей шерсти.       — Хвост мокрый… Выскользнул…       Вздох разочарования ветром пронёсся по залу, разметав на своём пути осколки хрусталя и мандариновые шкурки.       И тут в абсолютной тишине раздался деловитый голос:       — Так… Утопили всё же Сурка… А имусчество тепереча чьё будет? Обчественное, которое на Сурка записано было?!       Все повернули головы к говорившей, кем оказалась та самая розовоухая кошка.       — Фсё бы вам, Феечка, об чужом имуществе беспокоиться, — взвизгнула Белка, и всем присутствующим вдруг показалось, что она, Белка, не одна вовсе, а словно бы несколько их, но наваждение тут же пропало, потому что Белка медленно, боком, боком, но пробиралась ближе к двери, отчаянно семафоря хвостом девке Палашке и Рояльке.       Но тут раздался страшный вой, от которого все, включая Белку, присели и прикрыли уши руками. Это открыла рот Синяя Кошка:       — Всем стоять! Димка! Кир! Держите Белку! Всех впускать! Никого не выпускать!       — Ага! Щас! Вольно тебе, Таша, тут командовать! — Белка подпрыгнула почти до потолка, сделала тройное сальто-мортале и двойной тулуп с переворотом, и на пол приземлилась уже не одна рыжая зверушка, а целых одиннадцать. Они с молниеносной скоростью прыснули в разные стороны.       И тут началось нечто невообразимое: белки шустрыми тенями метались среди присутствующих, ловко маневрируя между ногами, Синяя кошка Таша выла, задрав морду к стеклянному потолку, но при этом чутко сторожила краем глаза рыжих зверушек. Один раз даже почти поймала одну за лохматый хвост, но та увернулась и, показав язык, поскакала дальше.       Фея, трепеща крыльями-ушами, взлетала вверх и крутила над головой золочёный топорик.       И только невозмутимая Хакуна Матата — Рысь с перьями во рту — спокойно плюхнулась прямо на пол мохнатой попой и задумчиво чесала себе ухо задней лапой, не забывая флегматично жевать свои перья.       Все остальные люди и нелюди столпились вдоль стен, с интересом и ужасом наблюдая за происходящим. Прошло два часа.       По стенам и окнам всё так же прыгали рыжие хвостатые зверушки, но скорость их заметно уменьшилась. Теперь они не метались, а скорее плавно скользили.       Таша охрипла и уже не выла, а изредка вяло взрыкивала и меланхолично взмахивала лапой с выпущенными когтями.       Фея уселась на створке двери и обмахивалась топором как веером.       И только Хакунка всё так же сидела посреди этого бардака, флегматично дожёвывая перья и черкая что-то огрызком карандаша на клочке салфетки. Это занятие настолько увлекло её, что она не замечала ни белок, время от времени приземляющихся прямо ей на макушку, ни топора, свистевшего возле самого её уха, ни того, как рыжий Фил аккуратно отгрёб от её лап осколки битого хрусталя.       Стах покрутил шеей — хоть он и был вампиром, а мышцы затекали, года брали своё — и нерешительно вышел из тени.       — Дамы, может, хватит делить шкуру, гм… неутопленного Сурка? Может, Мармот вполне себе жива? И нам всем следует начать спасательную операцию? Я Лендера послал на разведку, пока вы тут… дискутировали. А вот, кстати, и он.       Действительно, в открытое окно влетела огромная летучая мышь, ударилась о пол и обернулась высоким мускулистым парнем цыганского вида, в котором все присутствующие и признали того самого Теодора.       Теодор живо вскочил на ноги, отряхнул штаны от хрустального крошева и, вращая тёмными очами, выдохнул:       — Едут!       Все замерли на месте. Через несколько секунд Фея отмерла и озабоченно почесала лапкой взмокший нос.       — Хто?! Налоговая?!       Тео мотнул кудлатой головой.       — Не… Эти. Моди, Мади… фики. Эти… — он глянул по сторонам, пытаясь вспомнить мудрёное слово.       — Модификанты, — негромко подсказал Воронцов из своего угла.       Тео радостно заулыбался и закивал:       — Они самые, моди. Ну, эти, короче! И осьминога везут.       — Голубчик, а что это они к нам едут? И зачем нам осьминог? И узнали ли вы, голубчик, чего про Даму нашу обожаемую? Даму Сурка? — Вениамин Игнатьевич говорил мягко, но напористо.       Теодор нетерпеливо махнул рукой:       — Так они с Дамой и едут! А осьминог на откуп, значится, чтобы мы её обратно приняли!       Тут наконец-то все зашевелились и, толпясь в дверях, ринулись на палубу.       Когда всё шумное и пёстрое общество вывалило на палубу, то картина, представшая перед ними, была, мягко говоря, эпична.       Тёмный океан почти сливался с ночным небом. Заметить границу между двумя стихиями можно было лишь по лёгкой ряби с белыми барашками пены.       И вот по этой седой равнине моря-океана, вздыбливая валы волн, на предельной скорости мчалась подводная лодка. Почему она мчалась по поверхности воды, а не как ей предназначено — в глубине, стало понятно очень быстро.       На мостике стояла, приосанившись, дама Сурок. Весь вид её говорил, что тут вам не здесь! И Сурок вам не какой-то там суслик, а самый настоящий Морской Волк! Да-с! И никак не иначе. Она сурово глядела вдаль, приложив правую лапу козырьком ко лбу, а левой сжимала поручень ограждения. За спиной у неё нерешительно топтались смутные тени в чёрных гидрокостюмах, явно не решаясь подойти ближе.       Когда лодка подошла вплотную к судну, одна из смутных теней вскинула руку с мегафоном и громко прокричала, перекрывая шум моторов и рёв стихии:       — Эй, на «Дмитрии»! Примите ценный груз! Мы нашли вашу Мармот!       Стах уже собрался отдать приказ принять швартовые и кинуть трап, как вперёд всей стоящей на палубе толпы вылезли Таша, Фея, Белка, вновь воссоединившаяся в одно целое, и жмурящаяся Хакуна с карандашом и салфеткой в лапах.       Фея упёрла лапы в бока и проорала, не пользуясь никакими подручными средствами, да так, что её услышали даже на ближайшем маяке:       — А чем докажете, что Сурок настоящий?! Может, вы нам подделку подсунуть пытаетесь! Чтобы, значитца, всё наше имушество к рукам прибрать!       — Да! — поддакнула ей Белка, взмахнув кисточками на ушах.       — Знамо дело, врут, — лениво муркнула Таша, — наш Сурок ни за что бы с пустыми лапами домой не вернулся!       — МССССССССССССССССССССССС! — разнеслось над океаном. — А кто сказал, что с пустыми?!       И тут все заметили, что в лапе у Сурка болтается кусочек верёвки, второй конец которой уходит в искрящуюся огнями глубину и теряется где-то под подлодкой.       Белка пихнула Фею в бок и тихонько прошептала:       — Можа, и она. МССС-то её, фирменный.       Фея упрямо мотнула головой:       — МССС украсть можно. Я сама сколько раз так делала. Пусть покажет, чего притаранила!       Дама Сурок между тем потянула верёвку, и на поверхность всплыл огромный кракен с таким испуганным выражением на морде, что беднягу стало жалко всем. Ну, кроме живописной группки, стоящей впереди всех на палубе «Дмитрия».       Фея деловито кивнула:       — Милый рачок.       И тут же завизжала-заблажила так, что у всех стоящих и на палубе «Дмитрия», и на мостике подлодки заложило уши:       — Суроооочеееек! Родненький, где же тебя носило?!       Потом развернулась к обалдевшей команде «Дмитрия» и заверещала ещё сильнее:        — Чего стоите, олухи?! Не видите — матушка Сурочек вернулась! Живая и невредимая! А ну, быстро принять её на борт! Да коньяГу не забудьте! Озябла, поди, родимая!       Через полчаса довольный Сурок сидела в каюте и, закутавшись в норковый пледик и потягивая марочный коньяк, рассказывала:       — Не… Молодёжь нынче не та пошла. Я им всего полчаса вслух Вивальдю читала, а они уже сдулись. Рокся эта кривоногая плакать начала. Зря ты, Таша, нашему Илюше покрепче девчонку не нашла.       Все слушали и кивали. Да, Рокси — кривоногая, это даже и автор не отрицает. Но, может, мальчику так удобнее? А?       Только Синяя кошка недовольно проворчала себе в усы:       — Вот именно… Их ростишь, ростишь… а они потом… Сурков спасают!       «Дмитрий» продолжил свой путь, по-прежнему сверкая огнями как новогодняя ёлка. А на верхней палубе усталый Стах отдавал последние распоряжения по подготовке ко Дню рождения Сурка.       Всё было тихо и почти мирно. До поры до вечеринки. Но это уже совсем другая история.

Письмо неизвестного происхождения, неизвестно кем и кому писанное, случайно затесавшееся среди листов Рукописи.

      Любезная моя (имя неразборчиво)       Как и обещал, отписываю Вам тезоименитство Госпожи Мармот. Праздник удался на славу. Угощение было преизряднейшее. Вино и другие увеселяющие напитки лились рекой. Одно скажу — коньяк и абсент вполне себе совместимы между собой, ежели не злоупотреблять первым. Или последним. Всех кушаний, что подавали за столом, и не перечислишь. Скажу только, что любимого Вами холодца с хреном — не было, а остальное и описывать не стану. Лучше расскажу Вам события более занимательные.       А именно подарки, что преподнесли Госпоже её друзья и родственники.       Самый примечательный подарок — кракен величиной с самого «Дмитрия» или даже побольше. Подарили его Мармот какие-то подводные жители. То ли русалки, то ли разумные дельфины — я особо не разобрался. Именинница назвала его Митэ и кормит яблочными пастилками, до которых кракен большой охотник.       Следующий подарок вручили Мармот весьма оригинально. Некто, зовущееся девкой Палашкой, вылезло из рояля, поменяв там своё серое платье на странные шорты с множеством карманов. Я даже засомневался: девица ли оно? Тем более что на шее явственно виднелся кадык, да и вид у Палашки был весьма воинствующий. Так вот, сия Палашка вручила Мармот аквариум на тысячу литров с довольно милой черепашкой.       Фея преподнесла несколько печатных пряников, один в виде топора. И ездового лося, почему-то сиреневого цвета. Видимо, это связано с фамильным гербом Госпожи Мармот.       Белки — мешок макадамии, правда, сами его и сожрали на празднике, а что не съели, то по щелям рассовали.       Таша — великолепные парчовые штаны камуфляжной расцветки и баночку варения из карельских комаров.       Но почему-то самое большое впечатление на Мармот произвела пачка использованных салфеток, что вручила ей Хакуна.       Мармот почему-то прослезилась и полезла целоваться к смущённой рыси.       А в целом было весело, но проснулся я почему-то в странном сарае, вокруг меня — бедуины и арабы. Кричат и тыкают в меня палками.       Поэтому прошу Вас, любезная моя (неразборчиво), прислать с нарочным все наши сбережения, иначе не быть мне живым. Да и мёртвым, видимо, тоже…       Письмо обрывается неоконченным. Последние его строки и вовсе странны и неуместны, хотя, может, в них-то и вся разгадка.       В борьбе обретёшь ты имя своё… Ура сиятельству! Магистр — вор и взяточник. Лендер — душка, Штурман — бука. А Кролик — форева!