Легенда о короле Артуре. Альтернатива

Сначала Артуру показалось, что всё, что имело смысл в его жизни мгновенно стало пустотой и ничего более не наполняло его мир. Затем возникла слабая, очень слабая, тонкая, почти прозрачная надежда на то, что она шутит, но её взгляд, в котором медленно проступало то, что она, наконец, осознала сказанное и только сейчас представила, к каким последствиям может привести такая откровенность, разочаровал Артура и в этой надежде. Проскочила, правда, на долю, безумная мысль — он спятил! Он совершенно спятил! Но комната висела перед его мысленным взором строго и ровно… Гвиневра попятилась. Она уже жалела. Её желание отомстить за себя, за все свои обиды и отцу, и мужу, вышло из-под контроля, но теперь разум стремительно возвращался, и Гвиневру залихорадило от страха. Она цеплялась за стену, и только это одно спасало её теперь от того, чтобы упасть королю в ноги. А он — потерянный и разом разуверившийся во всем светлом, во всем живом, стоял, не зная, куда смотреть, не зная, что делать. Он не мог представить! Решительно не мог! -К…как? — наконец промолвил Артур, когда слова медленно начали его посещать снова. -Я люблю его, — прошептала Гвиневра и медленно сползла по стене вниз, прикрывая голову руками, не ожидая уже, что уцелеет. -И…когда? — Артур отвернулся от неё к окну, пытаясь собрать какую-нибудь картинку. Представился отдельно Ланселот — верный и преданный, отдельно Гвиневра — слабая, юная… вместе же разум отказывался их сводить. Она не ответила. Тихо всхлипнула. Почему-то именно этот всхлип взбесил Артура гораздо сильнее е слов. Если уж она решила признаться, и вести себя, как королева, как взрослая женщина, пусть уже держит свою роль! Пусть держит голову! Время слез кончилось, он ей, в конце концов, не отец! -Отвечай! — сурово приказал Артур, и в этой суровости прошли очень зловещие, очень сильные ноты. Гвиневра затрепетала ещё сильнее, задрожала, её затрясло, разум, и голос совсем уже покинули ее. Всё, что вырывалось теперь из ее груди, не складывалось в слова — лишь в тихий писк… -Отвечай мне! — потребовал Артур и в один шаг преодолел расстояние, что их разделяло. Гвиневра упала ничком на пол, она странно выла или же…пищала. Её тело тряслось, как в горячке, она пальцами, ломая беспощадно ногти, царапала пол, и, кажется, совсем обезумела… -Ответь! — Артур почти прорычал эту мольбу, он уже не помнил своего вопроса, помнил лишь, что она не ответила ему и вывела его из себя этой своей слабостью. Трон не место для слабости. Трон не место для тех, кто не может держать себя в руках! Артур сел рядом с нею, преклонил колено и одной рукой поднял её голову, вырывая из её прически какие-то жемчужинки-заколки, которые тут же запрыгали по полу, весело укатываясь куда-то под диваны, кровать, стол… Артуру пришло в голову, что жемчужинки были на её свадебном платье. Ненависть заполнила всё его существо, он, не думая, сильнее вцепился в волосы Гвиневры, и только её вой и стон привел его в чувство. Король с удивлением увидел дело рук своих — полностью растрепанные волосы королевы и поспешно выпустил ее голову, поднялся… Она так и оставалась лежать, сжавшись в комочек, словно это могло теперь ее защитить. Артур шагал по комнате, мерил её, не мог понять, что преобладает в нем. Ненависть. Как она посмела? Как Ланселот (почему-то его имя вспомнилось Артуру с трудом), посмел? Разве Ланселот не спас ему жизнь? Разве Ланселот не был другом Морганы? Моргана… почему-то и её имя ударило тяжестью по самому сердцу Артура, захватило сухостью его горло. А она… Гвиневра! Жена. Да, он изменял ей… Артур бросил быстрый взгляд на нее, но поспешно отвернулся. Сейчас его разум уже легко представил, и даже услужливо подсказывал, как Гвиневра и Ланселот тонут в страстном поцелуе, не в силах оторваться друг от друга, а её тонкие пальцы расстегивают его рубаху. Хватит…хватит! Хватит! Не было такого! Не было. Это проверка. Провокация! Моргана прикидывалась гвиневрой, так почему кому-то еще так не сделать? Утер взял облик отца Морганы, чтобы обмануть ее мать, Моргана взяла облик Гвиневры, чтобы отомстить ему, так может быть и сейчас, кто-то взял облик его жены, чтобы разрушить все, что казалось ему нерушимым? Да, он не любил Гвиневру, но разве не жалел он ее? Разве не пытался быть заботливым мужем и даже действовал часто в укор своему настоящему желанию? Не проявлял ли он терпения к её не6рвному поведению, не спас ли, в конце концов, ее отца? Она должна была принять свой крест, должна была быть тихой, покорной, послушной… Артур не знал, куда девать себя, все то, что он услышал, куда деть её? Не было места, куда теперь он мог бы уйти, спрятаться… сбежать. *** -Что-то тихо, — подозрительно заметил Монтессори, оглядывая стены, будто бы пытаясь увидеть причину своего недовольства, — не к добру! -Да ладно тебе, — попытался успокоить его Ланселот, — это ненадолго. -Разумеется! — вклинилась Моргана, в которой кипело всё раздражение мира в эту минуту, — скоро начнется война и нам придется проститься с тишиной, замком, жизнями… -Ну, у тебя ещё есть шанс выйти замуж за Уриена, — предложил Монтессори как бы между прочим, не спрашивая уже о результатах разговора Морганы с Артуром — она была раздражена, значит, все было плохо. -Рот закрой! — огрызнулась Моргана и нервно схватилась за кубок. -А, по-моему, неплохой вариант, он же тебе нравится, на самом деле? — Ланселот тоже решил позадевать слегка фею. Она, однако, не оценила. Хладнокровно долила в свой кубок с верхом вина, отставила кувшин и, взглянув на Ланселота, ласково пообещала: -Еще одно слово на этот счёт и я выбью тебе коленные чашечки! -Почему-то я ей верю… — заметил Монтессори и ткнулся в бумаги, — вообще, должен сказать, что всё не так плохо. То есть, нет, всё плохо, но не прямо ужасно или мрак, но стабильно плохо. -То есть не «полный провал», не «кошмар», не «до чёртиков…» и даже не «скверно»? — уточнил Ланселот. — Всего лишь «стабильно плохо»? Монтессори отложил бумаги в сторону и серьезно сказал: -Нам нужно разработать оценочную шкалу дл текущих дел. То есть, например, текущая ситуация — «стабильно плохая», а вот если к ней прибавится голод на юге, засуха на севере, наводнение на востоке и чума на западе — это будет, допустим, скверно. Моргана молча осушила кубок и, глядя хмуро на Ланселота и Монтессори, наполнила еще один. -А вот если к текущей ситуации, голоду, засухе, наводнение и чуме добавится переход власти под управление Кармелида, — продолжал фантазировать Монтессори, — то это будет уже «кошмар». -А самая ужасная часть, что в себя включает? — спросил Ланселот, с тревогой заметив, что Моргане ни разу не весело. -Ну…- Монтессори хотел уже, было, развивать эту тему, но Моргана с шумом поставила кубок на стол и оборвала его: -Хватит! Развели здесь… пойдемте к корою втроем и уже втроем попробуем в последний раз его переубедить! -Ты пыталась это сделать, я пытался, и даже Ланселот, без обид, дружище, пытался! — Монтессори идея снова идти к Артуру и упрашивать его отложить, перенести. А лучше всего — отменить войну, не вдохновляла ни разу. -Мы не можем просто так сидеть, — возмутилась Моргана, — может быть, нас троих он послушает! -Не послушает, — уверенно заявил Ланселот, — не послушает он ни тебя, ни меня. Он уже все решил. -Встали и пошли! — отчеканила Моргана и поднялась. -Женщины, жестокие вы! — не остался в долгу Монтессори и всю дорогу до покоев Артура канючил, и предлагал ей вернуться. Затих он только когда уже у дверей в его покои услышались им шаги… -А где стража? — шепотом спросила Моргана, замечая этот непорядок. — К нему же, кто угодно войти может. -Королева всегда просит стражу удалиться, — сообщил Монтессори, прямо глядя на Ланселота, который покраснел так, что это было видно даже в темноте. — Ей неловко за разговоры с мужем. Моргана фыркнула — неловкость, о которой говорил Монтессори, ей лично знакома не была. Скитания, трактирная жизнь и снова скитания отбили у нее всякую стыдливость. Она твердо решила для себя, что если кто-то услышит или увидит что-то строго личное, интимное, то это…его проблемы! Ланселот её мировоззрения не разделял. -Может, тогда не надо? — спросил Монтессори, — если там королева… Всхлип. За дверью отчетливо слышен был всхлип. Женский. Но даже не будь этого всхлипа, Моргана все равно бы вошла. Королева и Артур! Да, они муж и жена и Морганы быть не должно с ними, но фея полагала не без оснований, что у нее больше прав находиться с Артуром, чем у Гвиневры и просто так сдаваться не собиралась. Моргана вошла первая, оттолкнув нерешительную попытку Монтессори преградить ей путь, отодвинув Ланселота. -Ар… — она осеклась, застыла на пороге, увидев беснующегося, словно бы загнанного в клетку Артура, и ничком лежащую, плачущую на полу Гвиневру. *** Артур не сразу заметил Моргану, но странно отреагировал, увидев ее, застывшую на пороге. Она судорожно соображала, а Артур…продолжил метания, словно так и было надо. Гвиневра тоже никак не отреагировала на появление феи, но вот Моргана сообразила. Она круто развернулась и столкнулась с пытающимся протиснуться следом Монтессори и удивленного задержкой Ланселота, пытающегося заглянуть в покои. Среагировала она быстро — толкнула Монтессори в грудь снова и, пока тот, удивляясь её поступку, слегка качнулся, теряя равновесие, ловко захлопнула дверь перед носами спутников, но было поздно — Ланселот успел увидеть Гвиневру. Не успела Моргана развернуться к Артуру, как дверь рванулась так, что опасно закачались узорные каменные вставки на ней, а Ланселот молодецки уже впрыгнул в комнату, не готовый мириться с тем, что его возлюбленную…он сам не понимал, что произошло. Но чувствовал, что ничего хорошего с гвиневрой не происходит. Монтессори ничего не осталось, как зайти следом за рыцарем (он надеялся его удержать от глупостей), но для этого ему пришлось отодвинуть Моргану, которая всё еще прибывала в оцепенении, словом, у дверей образовалась некоторая свалка, которая и заставила Артура отреагировать на появление троицы. И даже Гвиневра попыталась поднять голову, но, увидев Ланселота, поспешно опустила ее на пол, пряча свое опухшее от слез и истерического страха лицо. -А вот и наш герой! — Артур подошел к Ланселоту, который не мог отвести взгляда от королевы, и бешено затряс его руку в рукопожатии, при этом глаза его свернули зеленоватым отблеском безумства. Моргана поняла точно — знает. Монтессори соображал. Он попытался протиснуться к королеве и попробовал коснуться ее, но та заверещала и ударила его. Закрылась, принялась отползать в сторону и новая волна всего невысказанного, заполнила ее тело. Артур с презрением взглянул на нее, затем вдруг резко схватил Ланселота за шею и швырнул его подлым вывертом на колени перед нею. -Артур! — Моргана бросилась наперерез королю, к Ланселоту, явно стремясь защитить его. -Не смей! — Артур легко перехватил ее за талию, развернул лицом к себе, перехватил ее запястья и легко отшвырнул в сторону… его лицо было перекошено яростью и злобой. Моргана отлетела так легко, словно ничего и не весила, упала на пол и осталась сидеть, быстро переводя взгляд с одного человека на другого. Монтессори бросился уже к ней, но под красноречивым взором Артура предпочел все-таки не вмешиваться. -Вот… — с удовлетворением заметил Артур, пока Ланселот пытался привести Гвиневру в чувство, — все в сборе! Верно? -Что происходит? — спросил Монтессори, которому надоело не понимать. Он догадывался, но хотел услышать это от короля. -Моя жена предала меня, — тихим, свистящим шепотом ответил Артур, — мой друг предал меня! Ланселот усадил Гвиневру у стены так, что ее голова могла опираться на каменный выступ, и не моталась из стороны в сторону, и поднялся, сохраняя абсолютное хладнокровие: -Ваше величество, я люблю вашу жену, это правда! -Он бредит! — сразу сказала Моргана с пола, для которой потеря Гвиневры не была страшна, а вот потеря Ланселота… -Благодарю вас, леди Моргана, но это ненужное заступничество, — губы Ланселота тронула едва заметная улыбка. — Мой король, я люблю вашу жену, как никогда никого не любил. Я сохранил все минуты с нею, все украденные у вас мгновения в памяти и теперь даже на самом страшном костре я буду спокоен. У меня были мгновения счастья с женщиной, которую я люблю. Я не знаю, кто вам сказал, но я благодарен, что вы теперь знаете, потому что есть вещи, которые я хочу сказать вам в лицо… Артур смотрел на Ланселота с непроницаемостью, очень пугающей и завораживающей. Так мог бы выглядеть король…или безумец. Моргана глухо застонала, пытаясь сразу же придумать, как вывести Ланселота из-под удара, тюрьмы и смерти одновременно, куда бы его спрятать, отправить… Да он же не согласится! -Он бредит! — подхватил Монтессори, оставляя всякие попытки поднять Моргану, он бочком пододвигался к Ланселоту, — мой король, он перебрал вина… -Благодарю и вас…сэр Монтессори, — Ланселот повысил голос, — но и ваше заступничество мне не нужно. Мой король, вы не стоите своей жены. Вы делаете ее несчастной с минуты вашей свадьбы. Вы не любите её. Вы любите…другую. Даже в эту минуту рыцарю хватило ума не называть открыто имени «другой», хотя ни для кого не было это уже тайной. Гвиневра зашевелилась, подавая признаки присутствия. -Вы не обращали внимания на свою жену, — продолжал Ланселот спокойно, не сводя взгляда с Артура, — не замечали, как долго она сопротивляется мне, как долго она борется со своими чувствами. Я… знаете, даже когда мы начали наши встречи, она постоянно пыталась отослать меня прочь… Артур вытащил меч, глядя рыцарю в глаза. Стальной клинок мгновенно был приставлен к горлу Ланселота. Моргана зашептала не то молитвы, не то заклинания, перебираясь, как безумная, к Артуру, Монтессори с тревогой обернулся на Гвиневру, которая понемногу приходила в себя. По его мнению, если кровь Ланселота польется сейчас и здесь, лучше ей этого не видеть. Но ничего в лице Ланселота не изменилось. Он продолжал стоять, только голову теперь чуть запрокинул, подставляя под сталь беззащитную шею: -У меня было счастье. Я готов за это умереть. Но не заставляйте страдать её. Она не виновата ни в чем. И Ланселот, всё также сохраняя достоинство, опустился на колени перед Артуром, показывая полную покорность судьбе. Клинок короля проследовал за его беззащитным горлом, готовый прорезать кожу и отнять жизнь в любое мгновение. -Мой король, — заметил Монтессори, осторожно переходя чуть ближе, — скоро война… Ланселот хороший рыцарь и… -Молчать, — прошипел Артур, и это его шипение пугало до чертиков. Столь страшного голоса и столь жуткого лица никогда не видела Моргана в своем сводном брате… Она встала — тихо и незаметно для всех. Подошла так, как будто никакого меча не было. -Убьешь его — убьешь и меня, — сказала она спокойно и положила руку на лечо Артура. — Он спасал меня! Он ни разу не задумывался о своем голоде и о своей жизни, пока я была рядом. Если бы не он… Артур перевел на нее взгляд медленно, и сердце Морганы уже успело пропустить пару ударов. Как бы уверенно она не говорила, все равно страх жил в ней. Ближе Ланселота у нее никого не было и теперь… его судьба не зависела от нее. Монтессори смутился этой сцены. Во взгляде Артура он прочитал не только колебание, но и…нежность, к Моргане. Ее он любил. И Монтессори отвел глаза в сторону, чтобы не смущать себя еще больше и вовремя, потому что он встретил взор королевы, которая, как обезумевшая, смотрела на меч, приставленный к горлу Ланселота. Гвиневра бросилась вперед так стремительно, что Моргану едва не сбила с ног. Она упала перед королем на колени. Пытаясь грудью закрыть Ланселота, а тот пытался оттолкнуть ее в сторону, сам уже не замечая, что плачет. -Это моя вина! — Гвиневра рыдала, как сумасшедшая, в ее голосе звучала истерика, — Ланселот не виноват. Я заслужила смерть. Я приму ее! -Это моя вина, — упорствовал Ланселот, пытаясь оттолкнуть ее от опасной зоны, — она не при чём, она пала моей жертвой. Убейте меня, король! -Может быть, убить вас обоих? — усмехнулся Артур мрачно и боль, которую он скрывал за маской ярости и безумства, проступила в его глазах. Он терял не только жену, он терял свою веру. Он терял не только рыцаря и своего друга — он терял преданность. Гавейн уже предал его. Теперь… Ланселот. Кажется, король не может рассчитывать на веру, преданность и любовь. Дружба проходит мимо короля, как и все человеческое, оставляя только смерть, боль, страх…страдание. Их бы это устроило. Их обоих бы это устроило. Они даже как-то успокоились, услышав это предложение короля. И это совсем его подкосило. Они не цеплялись за жизнь. Без другого — этот мир им не нужен. И ничего в целом свете уже не могло этого изменить. -Не надо. — Моргана обняла его за шею, словно бы вынырнув откуда-то из темноты, в которой было все существо Артура, — прошу… ты же не твой отец. Ты милосерден. Артур оттолкнул её руки от себя — сейчас ему казалось, что она его душит, он решительно не позволил ей завладеть его телом и пошел прочь из покоев, из комнаты, не оглядываясь ни на кого. -Всё…- выдохнул Монтессори, не глядя ни на кого, как и Артур. Ему не хотелось, чтобы все эти люди были смущены его обширным знанием ситуации. -Ланселот, бери Гвиневру, и идите к ней, не выходите ни под каким видом! — у Морганы дрожали руки. — Или…нет, Гвиневра, стой! *** Моргана нашла Артура очень быстро. Он забился в старую комнату Мерлина, которая после этого успела побывать уже комнатой для Леди Озера — Виты. Теперь, казалось, не было места, которое Артуру не опротивело бы, кроме этой комнаты того единственного человека, по которому Артур скучал так сильно. Даже Кей со своей страшной, но словно бы незаметной смертью, померк перед расставанием с друидом. -Я присяду? — она говорила ласково и также ласково, когда Артур хмуро подвинулся в сторону, дозволяя ей сесть рядом, коснулась его руки, — эй… это не так страшно, как ты думаешь! Артур даже не взглянул на нее, лишь спрятал лицо в ладонях. Тогда Моргана извлекла из кармана письмо от Гвиневры, которое менее получаса назад потребовала написать. -Прочти, — предложила она. -Не буду, — отозвался Артур и для верности отпихнул ее руку с письмом подальше от себя. -Тогда я прочту, — решила Моргана и, развернув его, прочла: — «Артур, я знаю, что я причинила тебе боль, но и ты причинил мне такую же, и, может быть, даже сильнее, когда полюбил Моргану…» -Как мило, — прервалась фея, — она помнит и обо мне. — «Ты полюбил её — это порочно и мерзко, ты был единственным человеком, единственным мужчиной кроме моего отца, которого я желала видеть в своем доме. Впрочем, у меня нет теперь дома. И отца — я ему не нужна, ты слышал ведь о беременности служанки? Артур, я останусь… послушай, мы с тобой не муж и жена в той мере, но мы можем быть союзниками. Я знаю, что для тебя развод, или монастырь, или… ты можешь сделать со мною все, что угодно, и с Ланселотом тоже, но… Артур, у меня путаются мысли, и даже заступничество Морганы мне не помогает собраться. Я растерзала все шансы на счастливую жизнь, но твоим милосердием у меня есть эта жизнь! Впрочем, это для меня и проклятие…» -Хватит, — тихо попросил Артур, — я… не надо. Мне больно. -Как знаешь, — Моргана неожиданно покладисто согласилась. — Я заставила её записать под диктовку мою и под диктовку собственных чувств примерно еще три листа. -Чего тебе надо? — слабым голосом спросил король, бессильно отклоняя голову к стене, — мне больно, мне очень больно! -И ей было больно, — жестко заметила Моргана. — Очень больно, когда вместо ночи с ней ты шел ко мне, когда вместо того, чтобы любить и лелеять ее, ты любил и лелеял лишь собственное тщеславие! -Хватит! -Теперь…- Моргана перевела дух, — идет война. Она уже у наших ворот. Армии готовы двинуться с места. Ты, быть может, не уцелеешь в ней! Зная же Мелеаганта, точно не уцелеешь… отложи же все эти заботы до другого дня. Ланселот — рыцарь, Гвиневра — твоя жена. -Была…были, — беспощадно поправил Артур. Моргана закатила глаза: -Ты не любил Гвиневру. Признай, что тебе так легче! Теперь у тебя есть хотя бы перед собою оправдание, почему она тебе так безразлична! -Я…не хочу говорить о ней, — Артур снова спрятал свое лицо в руках, — я не знаю. Я убит. Я не любил её…наверное. Отчего же у меня в душе сейчас пустыня? -От того, что ты считал ее своей вещью! — закончила за Артура Моргана. — От тебя, наверное, все-таки веет Утером. Он считал, что все жители Камелота — его собственность. И моя мать тоже. -Моргана, я не мой отец! Иначе я убил бы… -Утер не убил моего отца, и мать…и даже меня, — не согласилась фея, — он трусливо бежал, как бежишь ты. А бежать не надо. Надо просто… понимаешь, мы вернемся к этому, когда кончится война, которой ты так желал. Тогда, если мы все уцелеем, если Камелот ещё будет стоять, тогда мы все сядем и поговорим, как взрослые, разумные люди… позовем Монтессори и поговорим. Он все равно вечный наш свидетель. И разумный нам все-таки нужен… -Поговорим… — Артур взглянул на Моргану с тенью надежды, — думаешь, у нас есть шанс на мирный путь? Я не хочу… я знаю, что она страдала из-за меня, и я не хочу… -Я знаю, — Моргана предостерегающе приложила палец к его губам, — я все знаю, Артур. Обещаю тебе, что мы сделаем так, чтобы ты смог отпустить Гвиневру к Ланселоту без оскорбления королевской чести. Мы…что-нибудь придумаем. -И ты? — с опаской начал Артур, но прикусил язык, боясь закончить вопрос. -Останусь с тобою, — угадала его мысль Моргана, — потому что я люблю тебя. Она в первый раз произнесла это. Рухнувший мир зародился надеждами. Артур взглянул на нее с благодарностью, он не считал, что заслуживает этих ее слов, знал, как ей тяжело произнести их, но она это сделала! Все будто бы отступило, но вернулось, когда он вдруг кое о чем подумал, и это снова омрачило лик его. -Что? — напряглась Моргана, заметив столь быструю перемену в нем. -Ты, когда зашла… ты как будто бы сразу поняла, — Артур схватил ее за запястье, надеясь, что она его разубедит. — Ты…знала о них? Скажи мне — ты знала, что моя жена изменяет мне с Ланселотом? И как странно легко дался ему этот вопрос. И как тяжело было ждать ответ. Моргана вздохнула.