Легенда о короле Артуре. Альтернатива

-Моргана, ты поставила греть воду? — Гайя говорила с едва заметным, но всё-таки, если вслушиваться в ее речь, ощутимым акцентом. Она была уроженкой Италии, бывшая рабыня какого-то сенатора, бежавшая, когда этот сенатор впал в немилость и был обвинен в предательстве великого Рима. Гайя убежала сначала вместе с хозяином и его слугами, в числе его рабов, но потом, когда за хозяином погнались, сумела спрятаться и уцелела в кровавой бойне. Гайя знала много языков поверхностно, но всё же, ей хватило сообразительности, чтобы добраться до порта, а потом, сесть на первый попавшийся корабль и уплыть. Так она попала в земли Британии, где стала черновой служанкой по кухне, а потом постепенно начала свой подъем. На руку ей играла природная хватка, хорошая память и расторопность, жесткость характера и женская вкрадчивость. Сварливый Майлз — на тот момент владелец трактира восхищался ее покорностью, находчивостью и послушанием. Гайя выгоняла бродяг, утешала плачущих проституток, которые тут же обитали, сменяя бесконечной чередой друг друга, принося дополнительный и, порою, главный доход трактира, следила, чтобы не воровали продуктов, прекращала драки и стычки… словом, Гайя стала незаменимой. Когда же Майлз умер, Гайя сумела каким-то чудом занять его место и теперь уже она нанимала служанок и слуг в свой трактир. И все было бы ничего, и привычны были уже скандалы и ссоры, и даже убийства, и алкогольный хмель на первом этаже, пока Гайя однажды не увидела совсем еще девочку, которая просилась служанкой на кухню, и обещала добросовестный труд за еду. Неизвестно, что именно Гайя нашла в ней, не то удивительную красоту, которая уже проступала, обещая потрясающий и пленительный облик в будущем, или манеры, которых не могло быть у простой бродяжки, или зловещее пламя в удивительно больших глазах, а может быть — болезненная худоба девочки и бледность? Была ли это жалость в трактирщице или же она просто угадала в ней свои черты, увидела какое-то схожее прошлое, неизвестно, но факт остался фактом: Гайя спустилась к девочке, спросила, нарочито требовательным голосом, который, как она знала, действовал на людей, вгонял их в растерянность: -Как твое имя? Но девочка не только взглянула прямо ей в глаза, она посмотрела так, что уже Гайя захотела опустить свой взор и никогда, никогда не видеть больше этого колдовского огонька. -Моргана, — ответила девочка спокойно. Гайя разрешила Моргане остаться. Кивнула, боясь встретиться с нею взглядом, но, уже отступая к лестнице, распорядилась: -Дайте Моргане еды, переселите на чердак. Пусть служит. Только не на кухне, а в зале. Там работа легче. Конечно, без проблем не обходилось. Гайя приглядывала за Морганой, и пыталась иногда разговорить ее, но девочка наотрез отказывалась рассказывать о себе и своих родителях. По итогу, Гайя махнула рукой и позволила себе немного сблизиться с этим странным зверьком, оказавшимся в ее жизни. А зверек оказался умным, диковатым и себе на уме. Прочесть ее мысли Гайя никогда не могла, она знала толк в людях, но Моргана ставила ее в тупик. К тому же, Моргана, улучая любую свободную минуту, либо читала странные книги, либо бродила одна по улицам. Она вообще любила уединение и ни с кем, кроме Гайи в трактире не общалась, если речь не шла о работе. При этом, она умудрялась управлять и справляться с любой задачей и вскоре Гайя уже могла на день-два оставить вместо себя Моргану. Другой вопрос, что после определенного разговора она это не стала больше делать. Одна из старых кривозубых проституток как-то заметила ей вечерком под бутылку дешевого вина: -Девка-то у тебя красавица! Это было правдой. Моргана на хорошем питании и жалости Гайи (иногда она давала Моргане спать больше, чем требовала того смена), девушка вытянулась, окрепла и ее лицо подарило обещанную давным-давно красоту. У нее были удивительные черты, благородные, красивые, памятные. Но Моргана словно бы не замечала этого. Она продолжала быть прежней, а Гайя чувствовала, что уже нет ей покоя, пока Моргана бродит по залу, среди посетителей — слишком хмельные и откровенные взгляды были хорошо знакомы Гайе, но подобная речь от старой проститутки и вовсе напугала трактирщицу. -За неё много бы дали! — продолжала же проститутка, не замечая холодного взгляда Гайи. — Знаешь, барон…мой барон, дал бы за первую ночь с нею столько, что ты могла бы отстроить этот трактир заново! Да и дальше спрос будет. Так как? По рукам? В тот день Гайя не вернулась в свою комнату. У нее была слишком горячая, итальянская кровь, которая дала о себе знать. Бывшая рабыня остаток вечера и всю ночь отмывала от крови и растекшихся ошметков лица и головы стол и стулья, аккуратно же завернув тело давней подруги в старые скатерти, уже достаточно поеденные молью, она сволокла тело во двор, где и закопала среди грядок… Гайя страшно устала, потеряла часть заработка и убила человека, но, не колеблясь, она бы повторила это, потому что никто не смел заговорить с нею о такой мерзости. Никто не смел тронуть Моргану! А между тем Моргана отдалялась. Забавы в трактире не влекли ее. Она умела играть во все трактирные игрища, метать ножи, танцевать, петь, пить и при этом ей было пятнадцать лет. Она все сильнее выбивалась среди неблагородных обитателей трактира и все больше благородные, прослышав о красавице, стали проезжать мимо, а с ними было сложнее — их не закопаешь в грядках. Пару раз Гайя спугнула разговор Морганы с мужчинами, но ситуация терялась, Гайя больше не могла защищать Моргану, да и Моргана словно бы выискивала…что-то? Или кого-то? Моргана заговаривала со слугами, начинала речь свою тихо, постоянно оглядывалась и нервничала. Она все чаще задумывалась, все чаще уходила подальше от трактира и иногда делала это во время работы. Ноги Гайи уже не ходили так, как прежде. Тяжелый физический труд изнурял ее, но своей любимице она не сделала ни одного внушения насчет побегов, молила только: -Деточка, будь осторожнее… А Моргана отмахивалась. Череда гостей менялась, Моргана жила в две жизни и одна из них, похоже, должна была вот-вот перевесить. Гайя грезила о замужестве Морганы, а Моргана грезила явно о чем-то другом. Всё чаще она общалась с теми. С кем не должна общаться служанка, все чаще позволяла себе то, что не позволяла приличная девушка ее лет, и вино стало частым гостем на ее столе, и тень…тень ложилась на лицо, прекрасное и привлекающее. В те две недели в трактире нашел приют себе благородный господин, выходец из Неаполя. Он всё восхищался умением постаревшей и сдающей Гайи говорить на языке его родины, да требовал себе постоянные ванны. Гайя же отвечала ему часто невпопад, потому что Моргана не ночевала в эту ночь дома…снова, и, она надеялась, что сейчас Моргана уже вернулась, и, быть может, согрела уже воду, и… Она метнулась к окну, услышав стук копыт за окном и смех. Веселый. Скакал маленький отряд со знаменем достойного и древнего рода, но подслеповатая Гайя не смогла разглядеть, какого. -Вот оно змеиное гнездо! Вот где отребье и гниль! — провозгласил очень молодой юноша с точеными чертами лица, которые, без сомнения, указывали на благородство крови. Гайя успела подумать, что такого красивого и благородного нужно бы и найти для Морганы и пожалела, что сейчас ее нет на месте, но, быть может, этот юноша, застанет все же ее? Или навестит опять? А потом Гайя поняла, что под ногами стало слишком горячо и что треск, который она так хорошо знала еще со времен римской своей жизни, это треск пламени. Трактир горел. Последнее, о чём успела подумать Гайя, это была мысль о Моргане. Хорошо, что ее нет в трактире, и пусть небо даст ей счастливую жизнь. О большем Гайя не просила. И даже когда ее кожа начала лопаться от жара, а глаза слезились от дыма, Гайя уже не смогла проронить и звука. *** -Милый Ланселот, я видела дурной сон, — Гвиневра приподнялась на постели, чтобы лучше видеть лицо своего возлюбленного. Он печально взглянул на нее в ответ и вздохнул: -Похоже, эта фраза будет со мною всю жизнь. Что тебе снилось? Он тоже приподнялся на постели и бережно провел по щеке Гвиневры ладонью, вызвав у королевы тихую дрожь. Гвиневра прикрыла глаза, наслаждаясь этой дрожью, и еще некоторое время молчала, боясь произнести то, что хотела… -Я видела смерть своего отца, — на щеке у Гвиневры блеснула маленькая слезинка. Ланселот стер ее бережным прикосновением и поцеловал ей руку: -Знаешь, любовь моя, он интриган и рыцарь. И больше первое, чем второе. Он рано или поздно получит за свои заслуги, как и я, как и Моргана. Он пытается играть там, где играть не должен… -А разве мы должны быть здесь? — Гвиневра упала на подушки, закрыла лицо руками, — милый Ланселот, разве мы должны? почему мы скрываемся, когда могли бы строить свое счастье? Почему мы пытаемся лгать, когда могли бы избежать этого? Почему мы… -Потому что мы из разных миров, — ответил Ланселот, — моя королева… ты пришла из мира света и чистоты, а я, поверь, тебе лучше даже не знать, где я был и что я видел. У нас изначально разные пути, разные осколки… и мы не должны были любить друг друга, но на моем пальце кольцо, подаренное тобою, и это моя святыня. -Как и мое кольцо, — прошептала Гвиневра, разглядывая свою руку с блестевшим колечком, — я не понимаю, почему это кольцо нас еще не выдало! Представляешь, никто не замечает, что у тебя оно есть, а у Артура нет! Никто не знает про нас… Про отца Гвиневра решила не говорить, чтобы не расстраивать Ланселота. Ланселот же в свою очередь решил не говорить про Моргану, явно догадавшегося Мелеаганта и Лилиан… тоже, чтобы не расстраивать. В дверь постучали, распугивая осколки нежного и робкого, украденного, вымученного счастья. В дверь просунулась голова Агаты, которая угрожающе зашипела: -Моя королева…вас ждут! -В такой час? — Гвиневру сорвало с постели, она не успела даже коснуться Ланселота губами, запечатывая мгновение. — Кто? Артур? Мерлин? -Октавия, — отозвалась не меньше озадаченная Агата. — Вас ждет Октавия, говорит, что у нее к вам срочное дело, она плачет, госпожа! Гвиневра наспех, едва-едва не теряя на ходу предметы одежды, оделась, а после, поцеловав Ланселота, краснея и смущаясь от собственной решимости, в сопровождении Агаты выскочила из комнаты. *** -Не реви, — строго сказала Моргана, наблюдая за расползающейся перед нею Октавией, — ты не смеешь этого! Сама чертова интриганка, любитель! Возомнила о себе невесть что, а теперь поражаешься, что тебе дают ответ! -Леди Моргана! — Октавия действительно расплакалась и от страха и от злости. А как ей было не расплакаться, когда предельно ласковая Моргана попросила у нее помощи — посмотреть, как идет ей платье, которое она собиралась надеть по случаю свадьбы Леи, а затем очень грубо, едва они оказались в ее комнате, принялась морально убивать девушку? Она ей вспомнила каждую насмешку и уколку, и, возводя ее нервную и перепуганную, застигнутую душу врасплох, объяснила, почему Моргана сейчас будет упражняться в остроумии, а Октавия молчать. Октавия зависит от Морганы, потому что Моргане подарили душу Октавии. Ей раскрыли, что Октавия плетет интриги и раскрыл ее — Кармелид. Собственноручно. Октавия попробовала сопротивляться — не вышло. Моргана дала понять, что не шутит, намеренно метнула рядом со служанкой нож в стену. Нож вошел в стену рядом с ухом завизжавшей служанки, а у Морганы даже в лице ничего не изменилось. Шутки кончились. Моргана приперла пронырливую Октавию к стенке так, как Кей придавливал жука носком своего ботинка и теперь бежать было некуда. И Октавия, поняв, что не выйдет у нее замаскироваться под святую невинность, что ничего не делала, замаскировалась под жертву. Теперь она упорно гнула линию того, что Кармелид заставил ее не только с ним спать, но и добывать информацию. Она облекала страшными словами герцога и так увлеклась, что поверила даже сама себе. Не заметила Октавия только того, что Моргана на нее смотрит с таким презрением, что и вообразить себе страшно. -Я сопротивлялась, но он сказал, что убьет меня! — рыдала Октавия, захлебываясь слезами, но при этом умудряясь сохранить от красноты свое лицо. — Он заставлял меня…он делал со мною ужасные вещи! Если бы Моргана не торопилась на свадьбу Персиваля и Леи, если бы ей не было так противно общество Октавии, она, быть может, еще бы и послушала про путешествие по мукам совести от невинной служанки, но всего этого не случалось. Нужно было делать дело, и, как можно скорее. Моргана оперлась на стол так, чтобы ее лицо было совсем близко с плачущей Октавией и, делая вид, что не знает о планах самовлюбленной и пронырливой девушки, невинно предложила: -А давай ему отомстим? Октавия тут же перестала плакать и отняла руки от лица, взглянула на фею с оттенком заинтересованности и, по-видимому, ее мозг не справлялся сразу же с двумя задачи, потому что после таких картинных рыданий полагается еще и повсхлипывать тоненько, но она как-то забыла, полагая, что гроза уже прошла. -А как? — спросила она живо. -Его дочь королева, — Моргана задумалась, — знаешь, мне не нравится, что королева у нас такая… слабая, безынициативная, слабая, совершенно не властная! Так не должно быть! Король…сильный мужчина. Моргану едва не разобрал смех, но она сумела взять себя в руки. -И ему нужна сильная женщина рядом…кто-то, вроде тебя. Октавия даже преобразилась. Если и Мерлин, и Моргана будут продвигать ее к престолу, значит, Кармелид ей больше не нужен. Они уберут его, а потом она уберет и фею, и друида. И станет королевой! Фортуна прекрасна, недаром Октавия всю ночь молилась, боги любят ее! -Значит, работаем вместе? — спросила Моргана, когда Октавия, сделав вид, что задумалась, что упрямится и смущается (хотя глаза выдавали!), наконец, согласилась ей подчиняться. — Значит так, сейчас ты пойдешь к королеве и скажешь то, что Мерлин и Кармелид плетут заговор…запоминай вот что… *** -Именем Светлого Бога нашего, я объявляю вас мужем и женой и закрепляю ваш союз клятвами… — вещал Мерлин, перевязывая правые руки Персиваля и Лея красной шелковой лентой. Персиваль взглянул на Лею глазами, преисполненными счастливого мальчишеского восторга, Лея с трудом смогла улыбнуться — корсет платья непривычно сдавил ей талию. Она вообще была словно во сне, не могла даже увидеть, как происходит ее свадьба! Шутка ли, ее свадьба! Она не видела ничего перед собою, платье было жарким, и она просто повторяла слова клятвы, не вникая даже в ее смысл. Все было так странно… Рука Персиваля ложится ей на талию. Какая горячая у него ладонь! Он волнуется, нервно переступает с ноги на ногу и Лея вдруг думает, что хочет, чтобы все быстрее кончилось. Артур берет слово, поздравляет своего любимого рыцаря и старается не смотреть на Лею, вообще обойти ее внимание, а Лее кажется, что он снова хватает ее в коридоре и вжимает в стену, словно бы до сих пор доносится до нее холод камня, в который он вдавил девушку. Больше он так не посмеет. И Лея хочет в это верить. Мерлин завязывает на руках Персиваля и Леи ленту и Лее кажется, что платье тоже связывает ее, и эта клятва, и этот день, и этот его взгляд. Ей становится страшно и на мгновение ей даже хочется, чтобы сознание оставило ее, ведь тогда она просто упадет перед всеми, кто пришел, на землю и не будет больше ни этой белой арки, сплетенной из живых цветов, ни рыдающего Кея, ни сдержанно улыбающегося Мерлина, ни перешептывающихся придворных дам. Гвиневра только глядит на нее счастливо, улыбается, да Агата тихонько рыдает в платок, а остальные…если здесь кто-то, кто рад этой свадьбе? Кто-то, кроме Персиваля? И Лее хочется верить, что она просто устала. Персиваль целует ее. Он в нетерпении, он дрожит, она слышит, как бьется его сердце. И ей странно — почему кроме нее никто не слышит этого стука? И все будто бы кончено, и Персиваль отстраняется, глядя на нее в еще большем смущении, чем прежде, но это все не то. Что-то навсегда уже не то. Их поздравляют, им шумят. Им фальшивят, а перед глазами Леи прыгают два письма. Первое, сухое официальное, жесткое: «Поздравляю со свадьбой. Желаю тебе счастья. Приданое тебя дождалось, отправлю его в дом твоего мужа. Лилиан присоединяется к моим поздравлениям. Мелеагант». И от этого письма захватывает дух, Лея понимает, насколько она далека теперь от той жизни, и Мелеагант словно бы остался где-то позади, но… «Милая моя Лея, будь счастлива, пожалуйста. Прошу тебя забыть все наши попытки и не держать на меня зла. Ты навсегда останешься моей маленькой подругой, девочкой, которую я знаю с самого ее детства, будь счастлива, Лея, пусть твой муж окажется достойным человеком. Будь счастлива. Пожалуйста, попроси Моргану, чтобы она ответила мне. Твой друг, преданный тебе граф Уриен Мори». И это письмо оглушает. А кругом цветы, почему-то очень много цветов. И Лея даже предположить не может, что и Персиваль получил сегодня красноречивое письмо. Которое сразу же, едва рыцарь его прочел и сознал, растворилось в его руках и осыпалось пеплом на его белую скатерть. Письмо же было следующее: «Если ты хотя бы подумаешь обидеть Лею, я тебя уничтожу. Тебе очень повезло с женой. Желаю счастья. Мелеагант» Лея знает, что теперь она будет жить с Персивалем, в его просторных покоях, которые милостиво предоставил Артур, пока ситуация в Камелоте не наладится, а после она может поехать с ним, со своим мужем (какое странное и чужое слово!), в его дом, где станет хозяйкой и равной ему. Она будет командовать слугами, она будет набирать себе служанок… как же так? А танцевать? Кто будет танцевать в Камелоте? А кто будет с Гвиневрой? Но танец… Теперь ей придется иначе жить. Тесные платья сжимают ее кольцом и ей уже не положено танцевать при дворе, и не положено бегать босою по лугу — теперь она…жена сэра Персиваля. Лея не может смириться с этими мыслями. Хлопает глазами, растерянно ища ответ в глазах толпы. Неужели ветер больше не будет свободно взбивать ей одежды, и трепать волосы, небрежно разбросанные по плечам? Неужели теперь ее устои — это этикет двора, это законы придворного мира и скованность в прическе и одежде? Неужели больше нет свободы? Неужели… А если она полюбит кого-то? А если это чувство затмит то. Что она испытывала к уриену7, а если… тысячи «если», десятки запретов и отказы от привычной жизни. Лее страшно, Лее хочется спрятаться в теплых объятиях Агаты и не видеть, не слышать ничего больше. Она боится. Она готова заплакать и слезы уже стоят в ее глазах, а Персиваль, как и все окружающие считает, что это слезы радости. И Персиваль целует ее. *** -Тебе надо вести список кому и что ты сказала, а главное: зачем, — предостерег Ланселот, нарезая для Морганы в ее же тарелки мясо кусочками. Он действовал по привычке — накладывал себе и, если она была рядом, сразу же и ей, а после принимался нарезать ей пищу. Он делал это десятки раз в их скитаниях не потому, что у Морганы криво росли руки настолько, что она не справлялась с вилкой и ножом, а потому, что Моргана обычно либо была занята чтением, что вообще не замечала, что ест, либо Ланселот пользовался хитростью и тайком подкидывал ей пару кусочков из своей тарелки. -Зачем? — не поняла Моргана, в свою очередь, разливая по кубкам вино. Можно было говорить свободно. Артур беседовал с Мерлином, и, хотя было видно, что беседа не приносила ему удовольствия, он продолжал это занятие. Гвиневра, подперев голову, сидела тут же. Ей было скучно, и Ланселот видел это, но никто не мог помочь ему в том, чтобы развлечь королеву. Иногда Гвиневра пересаживалась к Лее и Персивалю, сидевшими, по случая торжества, рядом с королем и заговаривала с Леей… свадьба шла своим чередом, Кей буянил и прыгал обниматься со всеми, радуясь счастью, Агату уже в третий раз уходила проплакаться куда-то в уголок, женщины и мужчины поздравляли Лею, но больше Персиваля и превращали \, как всегда любое торжество, в поле интриг, веселья, наблюдения и разговоров. Моргана воспользовалась своей незаметностью (насколько может быть незаметна такая яркая личность как Моргана, облаченная в тайну, скандальную славу. Влияние и потрясающее темно-синее платье), пробралась к Ланселоту за стол и рассказала ему о том, что говорила с Кармелидом об Октавии, а с Октавией о Кармелиде. -Зачем…- Ланселот вздохнул, принимая кубок, — затем, что я бы никогда не запомнил, а тебе надо не запутаться во всем. К слову, твоею милостью, Октавия прибежала сегодня к Гвиневре, и нам пришлось прервать свидание. -Ну, извини. — Моргана не расстроилась, но честно попыталась сделать вид, что это так, — я не хотела. -Не надо. — Ланселот отмахнулся, — устаешь прятаться, вот и все. Я же люблю ее. Мы, как две части одной души, а я чувствую себя вором -Ещё одно слово и я тебя придушу, — пообещала Моргана, — думаешь, Я себя лучше чувствую? Да никогда! Мы и вовсе часть одного семейного древа, связанные кровью, предательством и неумением некоторого короля держать самую свою слабую часть в штанах! -Моргана! — с укоризной воскликнул Ланселот, — ты всё же женщина! Тебе не к лицу говорить подобные гадости… Ланселот знал, что она никак не примет это к сведению. Словарному бранному запасу Морганы мог позавидовать даже постоянный обитатель дешевых кабаков на Тракте, жизнь помотала Моргану так, что она без церемонниц могла и ругнуться, и сказать, что думает и даже не испытать при этом никакого раскаяния. -не мешай женщине говорить, — влез Монтессори откуда-то сбоку. Он держал в руках внушительных размеров кубок и постоянно проливал из него себе на грудь. Так как руки не слушались его дрожи и пьянства. — Моргана, выпей со мной! -Да как же ты…- прокомментировала Моргана, но перегнулась к Монтессори удобнее и отобрала из его рук кубок почти полностью испитый до дна, налила в него из своего кубка и залпом осушила половину, другую половину протянула обратно мастеру над финансами. — Твой черед! Монтессори некрасиво перекрестил рот, отпил и его аккуратно смело под лавку. Последняя порция вина была для него явно лишней. Моргана осторожно потыкала его носком туфель, убедилась, что он не умер и села обратно на свое прежнее место, как будто ничего не произошло. -Я, наверное, никогда к этому не привыкну, — признал Ланселот, но ответить фея не успела, к ним подсел Кармелид. Самый благодушный вид герцога вызывал у Ланселот желание познакомить Кармелида с поверхностью стола, прямо в салат или в мясо… лучше же всего в клюквенный соус. -Выпейте со мной, друзья! — предложил Леодоган. Взглядом указывая Ланселоту на то, чтобы он ушел. Ланселот не двинулся с места. Ему была неприятна компания герцога, но он не мог допустить, чтобы Моргана осталась с Кармелидом один на один, кто знает, что выкинет этот старый сластолюбец? Он уже несколько раз пытался продемонстрировать свое теплое расположение к Моргане, недалек тот день, когда он уже не отреагирует на ее замечательную фразу: «пошел к черту, дряхлый козел!» -Выпьем, — согласилась Моргана и Ланселот с легким злорадством подумал, что план феи по уничтожению Кармелида одобрен его собственной душою полностью. Пусть Октавия уничтожает Кармелида, они потом как-нибудь уничтожат ее. Выпили быстро. Леодоган попытался было еще раз дать Ланселоту понять, что он тут лишний, но Ланселот решил, что сегодня он в упор не понимает намеков и продолжил сидеть. Тогда Кармелид попытался пригласить Моргану на танец, но фея удивила и его, и своего друга, ответив следующее: -Милый герцог, я очень устала, а мне еще нужно вернуться к себе, написать моему любимому графу Уриену, вы его помните? Он очень хорошо вас помнит! -Я могу проводить вас до покоев, — вызвался озадаченный Кармелид, который уже и думать забыл о неудачливом поклоннике феи, которому она симпатизировала ровно до его отъезда от Камелота. -Ах, нет, — свадьба Леи действовала на Моргану дурно. Она отказалась также от помощи и Ланселота, грациозно и пьяно покачиваясь, прошла к Артуру, приобняла его спины так, что он потерял нить разговора с Мерлином, хотя и собирался ответить ему что-то необычайно умное. Моргана наклонилась к нему и прошептала, не заботясь, услышит Мерлин или нет: -Пойдем, я расскажу тебе сказку… Ланселот же только покачал головой и тут взгляд его упал на красивую незнакомую прежде девушку, стоявшую совсем рядом с королевой и Агатой. Она была одета, как певица или танцовщица, но Ланселот мог быть совершенно уверен в том, что не видел ее прежде и все же, что-то показалось в ней ему дурно знакомым. Он списал все на вино, но пару раз все равно оглянулся на незнакомку. Конечно, ко двору короля постоянно прибывали новые и новые бродячие актеры, певицы, барды, но в этой было что-то…будто бы забытое. Ланселот решил, что если он уже пьян, то дойдет до максимума. Все равно, что будет плохо утром. Рыцарь выпил еще вина, но допивая уже из кубка, он заметил, что эта незнакомая певица будто бы смотрит на него…