***
— Султан Мустафа Хазретлери, — шехзаде Селим склонился в глубоком поклоне, — Вы хотели меня видеть. Султан Мустафа в знак приветствия своего брата медленно кивнул головой, как обычно это делал его отец. — Селим, я должен тебе сказать, что принял решение, касаемо твоей дальнейшей судьбы, — Мустафа встал с насиженного места и посмотрел в глаза своего брата. В них читалось ужасное волнение и страх за свою жизнь. — Можешь быть спокоен, Селим, я никогда не отберу жизни своих братьев. Я дал себе слово. И поэтому ты назначаешься санджак-беем Анатолии. В твоем присутствии в продолжени похода нет надобности, так что ты можешь уже сейчас направится туда. Шехзаде Селим поднял взгляд, он хотел было возразить, но тут же оссекся, поскольку понял, что это лучший вариант для него, по крайней мере он хотя бы останется жив. — Как прикажете, повелитель, — снова склонил голову, — если это всё, позвольте удалится. — Да, это всё. Ты можешь идти. — Проследив взглядом за быстро уходящим братом, Мустафа обратился к своему верному другу. —Ташлыджалы, о местоположении Атмаджи всё ещё ничего не известно?— К сожалению, нет, повелитель. Но мы продолжаем поиски, хотя я и сомневаюсь, что люди Рустема-паши оставили его в живых. — В таком случае, найдите мне его тело. Он не мог вот так просто бесследно пропасть, — твёрдым голосом произнёс Султан. — И Рустема-пашу, живым или мëртвым, но найди этого негодяя, подло сбежавшего, как последний трус. Он должен поплатиться за всё содеянное. — Рано или поздно, но мы найдем его. Вот увидете. — Хотелось бы верить, Ташлыджалы, — Султан прошёл к своему трону, на котором когда-то сидел его отец. Некоторое время, Мустафа так и стоял напротив трона, прожигая тот предмет взглядом. — Как себя чувствует Джихангир? — Кажется, размышления, приведшие его сейчас к мыслям о брате, немного охладили его пыл. — Даже не знаю, что и сказать, повелитель. Но шехзаде Джихангир судя по всему опечален произошедшим. Он целыми днями сидит у себя шатре и ни с кем не разговаривает, — сделав небольшую паузу, Ташлыджалы предложил, — может Вам стоит поговорить с ним? Я волнуюсь как бы шехзаде не заболел. — Да, ты прав, Ташлыджалы. После того, что здесь произошло мы так и не поговорили. Мне нужно многое ему сказать. Он сейчас у себя?***
— Джихангир…— Брат! Повелитель, — шехзаде Джихангир поспешил было встать, дабы поприветствовать своего брата и теперь уже Султана.— Не утруждай себя, — жестом руки Мустафа остановил брата, сел рядом с ним, взял его руки в свои, — Джихангир, я понимаю твою боль, тебе сейчас не легко. Возможно, ты теперь ненавидишь меня, считаешь предателем и убийцей, хотя так это и есть. Я… Даже не думал, что всë произойдëт вот так, я ведь и мысли такой не допускал, чтобы поднять бунт против нашего отца, но когда я увидел этот кипящий гневом и исполненный презрения взгляд отца, когда столкнулся лицом к лицу к смерти, я… мне сложно описать, что я чувствовал в тот момент, когда понял, что отец решил убить меня, но то было не гнев, нет, это была душевная боль. Боль от того, что отец усомнился во мне. И я позволил этому неизвестному до того момента чувству заполнить мой разум. И, поверь, теперь же я сам ненавижу себя за это. Я не должен был противиться воли отца, мне следовало умереть в тот день, и муки совести не терзали бы сейчас мою душу. Я прошу тебя, брат, прости меня, однако понимаю, что нет прощения, тому, кто убил отца и Повелителя всего мира. — Нет-нет, брат, я вовсе не виню тебя за это. Я всё понимаю, наш отец хотел казнить тебя и ты поступил так, как считал нужным. Чудо, что ты вообще спасся. Я вижу как ты коришь себя за то, что казнил повелителя, но послушай, может всё случилось так, как и должно быть. Не ты бы его убил, так он бы тебя. И знаешь, я ведь тоже до последнего доверял Султану Сулейману, нашему отцу, он даже давал обещание мне, что не убьет тебя. А, оказывается, отец давно всё решил и глядя в глаза мне врал, и, он бы убил тебя, Мустафа, не сложись всё иначе. Не терзай себя этими мыслями, брат, я вижу как ты страдаешь от этого. А что касается меня, просто дай мне немного времени. И знай, что я всегда буду рядом с тобой. — Конечно, брат, конечно, — глаза защипало от слёз, подбородок задражал и Мустафа обнял Джихангира и тот его в ответ. — Спасибо тебе за всё.***
— Ташлыджалы, мы едем в столицу, начните подготовку. Стамбул ждёт нас.***
Льёт дождь вот уже несколько часов. Льётся на глухую землю, грязные дороги… Он не типичен для этого времени, сейчас, в сумерках, как-то настораживал. Серая земля кажется поникшей. В грязных лужах бесчисленные всплески дождевых капель. Тёмные грозовые тучи так и не хотели отступать.В тёмном лесу показались отряды янычар. Впереди на белом скакуне воседал Султан Мустафа. Его плечи расправлены, а взгляд устремлен вперёд. Резко затормозив, мужчина ногами стиснул заржавшего коня и оправился в седле. Навстречу вышел мужчина, сидевший на коне. Он приближался к Мустафе. Воины уже были на готове, с оружием в руках и в любой момент могли дать отпор. Незнакомец в тёмных длинных одеждах, чьё лицо полностью скрывал капюшон, наконец приблизился к Султану. — Повелитель! — успел воскликнуть кто-то из стражи, однако мужчина прервал того взмахом руки. Всё это время Мустафа пытался распознать человека, что сейчас был перед ним. Его силуэт был ему смутно знаком. Всё же незнакомец посчитал, что ему пора представиться и стянул капюшон лёгким движением ладони.— Атмаджа… — произнёс Мустафа, и при этом еле заметная улыбка тронула его губы.***
Атмаджа сразу заметил неладное. Шехзаде Мустафа вот-вот войдет в шатёр повелителя, а нужного человека, отвечавшего за восстание не оказалось. Неужели испугался и сбежал, или же он убит тем, кто скорее всего разузнал обо всём? Времени оставалось всё меньше, поэтому Атмаджа не теряя ни минуты уже мчался верхом на коне, так, что тучи пыли от копыт его коня, заполонили землю. Лишь бы успеть предупредить Ташлыджалы о том, что пора выдвигать войско. Уже оставалось не так далеко, пару минут и он будет на месте. Шехзаде Мустафа должен жить, нужно торопиться. Неожиданно тело пронзила жуткая боль, словно обожгли раскаленным металлом, от этой боли темнело в глазах. Атмаджа до последнего не выпускал из рук поводья. Ещё одна стрела — и мужчина падает с коня, не выдерживает и теряет сознание.Ташлыджалы Яхья-бей, возглавлявший войско янычар, что должны были выдвинуться в путь ещё несколько минут назад, находился в беспокойном состоянии. Внутреннее чутье подсказывало, что что-то идёт не так. Возможно ли, что Султан Сулейман прознал про восстание и попрепятствовал гонцу добраться до войска? Если это так, то шехзаде Мустафу сразу же казнят. Но что, если всего-навсего отец помирился со своим сыном, тогда и понятна причина того, что гонца всё ещё нет. А если всё же это не так? Сомнения и многочисленные вопросы не давали покоя верному сорантику Мустафы. Если с шехзаде что-то случится Ташлыджалы этого себе никогда не простит. Нет, необходимо, срочно выдвигаться, а там будь, что будет, но рисковать жизнью шехзаде он не станет. Развернувшись на коне лицом к войску, не желая больше терять ни минуты, Ташлыджалы отдал приказ. — Воины! Вы готовы?***
Возвращение Султана из похода радостное событие для всех. И для народа, и для его родных. Но кое-что всё-таки меняется в этот праздничный день.Когда в Стамбул въезжает Султан Мустафа со своей свитой, весь народ ликует и радуется. Для них нет большего счастья, чем видеть, что их шехзаде, любимец всех подданных наконец будет править этим миром. Они не капельки не сомневались в Мустафе, они полностью были верны ему и готовы предано служить до конца всей своей жизни. Свита повелителя выехала к центральной дороге. Радостные возгласы разносились повсюду. — Да здравствует Султан Мустафа! Да здравствует Султан Мустафа! Люди, кажется и не уставали. Они точно были готовы твердить об этом всю свою вечность. Поэтому произносили это вновь и вновь. — Да здравствует Султан Мустафа! Султан Мустафа сидел верхом на белом коне, позади него следовала стража и некоторые воины, в том числе преданные всем своим сердцем Ташлыджалы и Атмаджа. Несмотря на всю свою храбрость, Мустафа чувствовал себя неуютно, как будто тело являлось одеждой с чужого плеча, не подходящей по размеру, а все те люди, что сейчас окружают его, произносившие торжествующие слова, всё это казалось неверным, расплывчатым, будто его и не существовало вовсе, но он старался всем своим видом не показывать этого, и кажется, у него это получалось, поскольку в глазах всего народа он выглядел мужественным и величавым. Лицо его было серьёзным и сосредоточенным, лишь глаза, выдавали тщательно скрываемое волнение. Тот ли я Мустафа, который когда-то отправился в путь, тот ли самый я человек, который возвращается сейчас, похоронив своего отца? Отныне мне не избавиться от той тяжести, что сжимает моё сердце, от тех кинжалов, которые я не в силах вытащить из своей груди, от этих стрел, что вонзились в самую глубь моего сердца, с каждым днём отравляя его, и от сжигающих душу мук совести перед ныне живущими в этом мире. Отныне при виде раскрывающихся бутонах роз я буду вспоминать об осени, оглядываясь на свою жизнь, я буду думать о неизбежности смерти, и о том, что всему прекрасному в этом мире приходит конец…***
– Совсем скоро в этот дворец прибудет Султан Мустафа, госпожа, — слегка склонил в учтивом поклоне голову только что вошедший Сюмбюль-ага. – Как ты смеешь называть этого предателя Султаном? В этом дворце лишь один истинный правитель, Сюмбюль. И это Султан Сулейман! – Хюррем Султан, что расположилась на тахте возле камина, бросила грозный взгляд в сторону Сюмбюля, – если ещё хоть раз назовёшь его так, останешься без головы. Так и знай. – Всем своим видом она пыталась придать себе как можно более грозный вид. – Простите, госпожа, – Сюмбюль опустил взгляд в пол, но перед этим успел взглянуть на лицо своей госпожи. Совсем бледное, глаза красные и опухшие от слёз. Уже который день она сидит так и не выходит из своих покоев. В руке она судорожно сжимала несколько листов исписанной бумаги. Это были письма покойного Султана. – Оставь меня, Сюмбюль. Хочу побыть одна, – чуть ли не шёпотом произнесла Султанша, как только гнев утих, а в память снова врезались воспоминания. – Госпожа... – Сюмбюль искренне переживал за свою госпожу и очень хотел хоть как-то помочь своей госпоже. Только вот как можно облегчить боль от утраты любимого человека. Как ему в этом помочь? – Я сказала оставь меня. – Как прикажите, – он снова склоняется в низком поклоне и оставляет госпожу в одиночестве со всеми своими мыслями. Не до цветов, когда существует единственное желание – увидеть того, кого любишь больше жизни, когда каждый день разлуки приносит боль, от которой есть только одно лекарство: быть рядом с любимым. Моя постель словно проткнута тысячами игол, и каждое утро я просыпаюсь с ощущением, что время — мой злейший враг. Годы, как облака, мчались над головой, осень сменяла лето, и в этом бесконечном круговороте жизни я стала свидетелем множества смертей и рождений. Кажется, сама судьба оберегала меня от самых страшных бед, но было одно — единственное, что могло ранить мою душу до глубины: разлука с ним. О, Аллах! Эта бездонная пропасть между нами становится невыносимой. Каждый день, проведенный без него, словно остриё ножа вонзается в сердце, медленно меня убивая. Я часто вспоминаю его взгляд, полный сил и тепла; его голос, как мелодия, что звучит в моих снах. Разве не заслужили мы быть вместе? Сквозь слёзы и отчаяние я молю: пусть эта мука завершится. Пусть наши судьбы вновь переплетутся, и я смогу ощутить его присутствие рядом. Я жажду воссоединения с любимым, как цветок жаждет солнечного света. О, как же мне не хватает его! Верни мне его, чтобы я могла снова почувствовать тепло его руки и услышать шёпот, который способен исцелить все мои раны.***
– Где же ты был Атмаджа, все это время? Что с тобой приключилось? – Повелитель, в тот роковой день, когда Вы направлялись к покойному Султану Сулейману, я ждал одного человека, который должен был отправиться в путь по моему приказу, дабы оповестить Ташлыджалы о поднятии восстания, но он не явился, очевидно, он сбежал вместе с Рустемом-пашой, потому я решил отправиться сам. Только вот в пути на меня напали, отравленные стрелы пронзили мое тело, я потерял сознание. Когда же очнулся, меня нашел старик, что живет в старой маленькой хижине, неприметной для чужих глаз, он то мне и помог, – каждый вздох приносил боль, каждое движение давалось невероятными усилиями. – Как я рад видеть вас в целости и здравии, шехзаде, – произнес воин, его голос немного дрожал от волнения. Он осекся, но на лице его светилась улыбка, а в глазах искрились радостные слёзы. – Наши чувства взаимны, Атмаджа, – ответил Мустафа, его сердце наполнилось теплом при виде друга. Они крепко обнялись, словно воссоединяясь после долгой разлуки. Мустафа похлопал по плечу своего бравого воина Атмаджу, высокого и мужественного, с шрамами, свидетельствующими о его храбрости на поле боя. Они оба знали, что каждый из них прошёл через испытания, которые могли бы сломить любого другого. Но здесь и сейчас они были вместе — два воина, два друга, готовые вновь сразиться плечом к плечу ради общей цели.***
Рана давала о себе знать, словно напоминание о том, что даже самые храбрые сердца могут быть уязвимы. Лежа в теплой, но явно на твердой поверхности постели, воин медленно приходил в сознание. Вокруг него царила тишина, нарушаемая лишь отдалённым звуком капающей воды. Он приподнял голову, и мир вокруг него вновь обрел четкие очертания. Стараясь игнорировать пульсирующую боль, пронизывающую его спину, он с трудом поднялся на ноги. Каждый шаг давался ему с неимоверным усилием, но мысль о шехзаде, о том, что тот ждет его помощи, придавала сил. Воин знал, что время не ждет. Он быстро собрал свои вещи, стараясь не думать о ране, которая снова и снова напоминала о себе. Его руки тряслись от усталости и боли, но он стиснул зубы и продолжал. Внутри него разгоралось пламя решимости — он не мог подвести своего шехзаде. Собравшись с силами, он выбрался из уютной обители старца, в которой оказался спасенным, благодаря только воле Всевышнего, пославшего чудного старца. На улице его встретил яркий свет, и воин закрыл глаза, позволив себе на мгновение насладиться теплом солнца. Но быстро осознав реальность, он вновь направился к делу, где его ждал шехзаде. Каждый шаг приближал его к судьбоносной встрече, и он знал: несмотря на рану и боль, он должен выполнить свой долг.***
Вот и настал этот торжественный день, долгожданный и трепещущий. В воздухе витала особая атмосфера, словно сама судьба готовилась к великому событию. Только недавно в этом дворце царили законы и порядки старого Султана, но теперь, по воле небес, по этому пути проходит Султан Мустафа — мужественный, отважный, мудрый и справедливый правитель. Он шагал по знакомому коридору, который когда-то был частью его детства. В прошлом он был лишь шехзаде, юным наследником, мечтающим о великих делах. Теперь же, с гордо поднятой головой, он ощущал на себе тяжесть власти, которая охватывала весь мир — семь континентов и бескрайние океаны. Каждый шаг отдавался в его сердце как громкий удар молота по наковальне, напоминая о судьбе, которая ждала его. Слуги, выстроившиеся в ряды у стен, склонили головы в знак уважения и глубочайшей радости от восхождения нового Султана. Их лица светились надеждой и предвкушением перемен, которые принесет с собой этот день. Каждый из них понимал: с новым правителем приходит новая эра. Махидевран Султан, трепещущая от волнения и гордости, стояла в ожидании своего великого сына. В её глазах искрилась гордость, а на лице играла улыбка, полная материнской любви и восхищения. Она не могла поверить, что этот миг настал в действительности — тот самый момент, о котором она мечтала всю свою жизнь. Её сердце наполнялось теплом при мысли о том, что её сын теперь будет вести страну к светлому будущему, а врагам наконец воздастся по заслугам.***
Мустафа осторожно вошел в покои своего некогда умершего отца, и его сердце забилось быстрее. Вокруг царила тишина, словно стены дворца хранили в себе все тайны и воспоминания. Он огляделся, впитывая каждую деталь: расписные узоры на потолке, яркие цвета которых, казалось, светились изнутри; дорогую мебель, покрытую мягкими тканями, которые помнили прикосновения его отца; росписи на стенах, изображенные из давно минувших эпох. Всё это сейчас казалось другим — не просто наследием, но и бременем, которое ему предстояло нести. Вокруг царила тишина, прерываемая лишь лёгким шёпотом ветра за окнами дворца. Каждая деталь этого дня — от золотых украшений на стенах до ароматов цветов в вазах — казалась пропитанной величием момента. Мустафа знал: сегодня не просто день его восшествия на трон; это день новой надежды для всех его подданных. И с каждым шагом он приближался к своей судьбе, готовый принять вызовы и вести свой народ к процветанию. Пройдя немного вперёд, Мустафа остановился у широких дверей, ведущих на балкон. Солнечный свет мягко проникал в комнату, и его взгляд упал на ту самую сторону, где стояла его возлюбленная. Михриниса, как нежный ангел, была погружена в свои мысли. Её фигура, окруженная светом, казалась почти эфемерной. Она была его опорой, его вдохновением — той, кто поддерживала его в самые трудные моменты. Медленными шагами он направился к ней, ощущая, как сердце наполняется теплом. Она, как и полагается перед султаном, мягко склонила голову, произнеся своим мелодичным голосом: — Добро пожаловать, мой Султан. Её глаза цвета океана были бездонными и манящими; в них он находил тишину и безмятежное спокойствие. Мустафа знал, что только рядом с ней он мог чувствовать себя по-настоящему свободным. Аккуратно положив свою ладонь на щеку молодой девушки, он нежно провел большим пальцем по её коже. В этот момент мир вокруг исчез — остались только они вдвоем. — Всё закончилось, Нисса, — произнес он с легкой грустью в голосе. — Нет, не закончилось, повелитель. Наоборот. Это новое начало, — ответила она с уверенной улыбкой, которая освещала её лицо и согревала его душу. Мустафа почувствовал прилив сил от её слов. В этом мгновении он осознал: несмотря на все трудности и испытания, которые ждут впереди, вместе с Михринисой они смогут преодолеть всё. Это был не просто новый день; это было начало их общей судьбы — судьбы, полной надежд и мечтаний о будущем.