S.P.L.I.T

      

#np Sam Tinnesz feat. Yacht Money — Play with Fire

      Темнень и мрак. Непросветные, беспощадные, холодные, и я нахожусь в их плену достаточно долго, беспрерывно корчась от боли и льда, который покрыл трёхслойной коркой моё тело. Чьи-то руки крепко прижимают меня к горячему телу, сильному и подтянутому, пока я висну на них мёртвым грузом. Изнутри, в безрезультативных попытках прорвать толщу льда, колотят озноб и жар и текут по венам, распаляя по каждой клеточке кожи неудовлетворённое возбуждение, которое преследует меня с тех самых пор, как я влила в себя тот злосчастный шот.       Необъяснимое желание поскорее разрядиться бьёт в виски и одновременно между ног, едва не стекая вниз по бёдрам. Я просто обездвижено висну и не могу открыть отяжелевшие, будто намертво приклеенные друг к другу веки. С затуханием слышу свой собственный голос, какие-то жалобные писки, нечленораздельное мычание и дёргаюсь, когда меня укладывают на что-то мягкое, прохладистое.       Как только лопатками касаюсь поверхности, неосознанно тяну одну руку вниз и сгибаю ноги в коленях, подтягивая вверх край юбки и пробираясь под её подол, но эти же властные руки, так бережно державшие меня продолжительное время и аккуратно переложившие на что-то пушистое, резво перехватывают оба моих запястья, словно ватных, и уже вжимают, кажется, в подушки под головой. — Пож-жалу-у-уйста... — только и могу умолять, жмурясь и непослушно вертя головой, — отпусти.       Кто бы ты ни был, прошу, отпусти, иначе, клянусь, я сойду с ума. Это очень бесчеловечно!       Озверелая пульсация и жжение терзают меня снизу в своих острых ядовитый клыках. Чувствую, как матрас подо мной прогибается с еле слышимым хрустом больших пружин, а в следующую секунду мои запястья оказываются перекрещенными и схваченными в длинных пальцах лишь одной руки, потому что вторая уже расставляет мои ноги пошире. Попытки самоконтроля давно исчерпали себя и растворились в голове вместе с осознанием реальности: бьюсь в нетерпимых конвульсиях, собирая гладкую ткань простыни ступнями и ёрзая на месте тазом, и через мгновение дёргаю головой, чувствуя опаляющее дыхание возле уха. Он присасывается к моей шее, словно громадный голодный комар, и, втягивая в себя весь кислород вокруг, мажет по коже мокрым языком, слишком хаотично и беспорядочно, вынуждая меня, ослабшую, съехавшую с пути адекватности и благоразумия, подаваться ему навстречу. Голова крутится в разные стороны, а глаза, застланные свинцовыми веками, никак не хотят открываться. Чёрт. Внизу больно. Больно до слёз. Все нервные окончания завязаны в один тугой, неразрывный узел, который тянется могучей силой в разные стороны в охотной попытке взорвать меня изнутри.       Влажными мазками и причмокивающими звуками его губы спускаются ниже, пока рука крепче сжимает мои запястья. — Тише, милая, — в оглушающей, топящей меня с головой в болоте безропотности тишине еле различаю голос... Дино, который отдаётся каким-то хриплым эхом в ушах, — потерпи немного. — Я больш-ше не могу-у-у... — словно в бреду только шевелю губами.       Свободная рука одним ловким движением стягивает с меня низ белья, и я чувствую прохладистое касание воздуха, который проворно врывается меж бёдер, щекоча мою плоть, до неузнаваемости влажную и склизкую. Пытаюсь вырвать свои руки, чтобы побыстрее расправиться с собой самостоятельно, но он не дает, не позволяет.       В следующее мгновение чувствую прикосновение. Долгожданное. Спасительное. Целебное прикосновение упругих подушечек пальцев ко мне. Они задевают меня в самой чувствительной точке, там, где собраны все нервные импульсы, мигом отдающиеся электрическими разрядами во всё тело. — Да-а... скорее... — еле сдерживаюсь, чтобы не кричать, — вот та-ак...       Наконец-то, боже. Он высвобождает мои руки, а у меня даже сил нет опустить их. Никаких. Пусть делает всё что хочет, лишь бы избавил меня от этих страданий. Пока внимательные пальцы изучают меня в области паха, его губы касаются ключиц, прокладывая путь ниже — через пуговицы к груди, неторопливо спускаясь к животу, и вот задирается юбка, вынуждая меня приподнять таз, чтобы ткань собралась кольцом вокруг талии. Всё, чего я хочу, — чувствовать прикосновения. Неважно какие. Прикосновения, которые положат конец этим адским мучениям.       Ладони укладываются на оголённых бёдрах, фиксируя мой неподатливый таз на одном месте, и хорошенько мнут плоть, пока я мычу куда-то в темень. Нетерпеливо и жалобно. — Сделай это, умоляю... — слёзы катятся по моим щекам, пронырливо зарываясь в волосах и затекая в уши. — Тише, девочка, — резко сжимаюсь, когда его губы касаются меня снизу, — я рядом.       Подаюсь навстречу, врезаясь в мягкие губы, которые всё целуют меня прямо там, уделяя внимание каждому миллиметру моей кожи, а крепкие руки двигают непослушный таз ниже на постели, поближе к нему. Чувствую новое касание: кончик его языка деликатно проникает между складочками и задевает давно набухший клитор, размазываясь вдоль и очерчивая пульсирующую с бешеной скоростью точечку. Вздрагиваю и тут же хватаюсь за его голову, путая фланги в... коротких мягких волосах.       Чёрт, только не это.       Теперь во всю ощущаю эту бешеную энергию, которая обволакивает мои почти онемелые конечности, потягиваясь зыбучим песком вверх до самой шеи. То, что виделось мне спасением, на самом деле оказалось смертоносным, удушающим приёмом, хоронящим меня заживо в похоти, распутстве и порочности. Дьявол плотнее льнёт ко мне, неистово терзая кожу на бёдрах в требовательных пальцах, и я различаю собственный хриплый стон. Он кусает меня и тут же, словно змей, скользит по местам укусов языком, залечивая их и сменяя неумолимую боль на всепрощающее блаженство. Дьявольское отродье, что он со мной делает? Просто сводит с ума... Я уже погрязла во всех самых тяжких, низших, распущенных грехах, но ему мало.       Слёзы не перестают катиться по моим мокрым щекам. Слёзы счастья, оргазма, великого чувства наслаждения, текущего по всем венам с напором, с которым он вновь врывается в меня: острый язык проникает внутрь, и моя вторая рука хватает его за волосы и хорошо, насколько мне удаётся сделать это в практически бессознательном состоянии, фиксирует голову между бёдер, надавливая на затылок. Хочу, чтобы он поскорее довёл меня до разрядки. Прямо сейчас. Эти ощущения, неприятные, где-то болезненные, тонко граничащие с чувством удовлетворённости и полной невесомости, срывают окончательно мой рассудок, туманят сознание, воспаляют его и поджаривают на живом огне.       Он ускоряется, охотно помогая себе — нет, в первую и главную очередь мне — пальцами, которые активно массируют меня снизу по кругу. Разряд тока прошёлся по всему телу несколько раз, отдаваясь бесконечными импульсными судорогами в обе ноги до самых кончиков пальцев. Блять, наконец-то, Господи, как же хорошо. Кажется, я перестаю дышать, но грудь отчего-то вздымается очень высоко в попытках ухватиться за лоскутки свежего воздуха. Коленки всё ещё непослушно дрожат, а пальцы в его волосах разом ослабевают, выпутываясь из мягких прядей и высвобождая его голову. В момент, когда я позволяю себе наконец расслабиться, до ушей долетает глухой короткий одобрительный смешок: — Умница, — и два невесомых поцелуя там, где всё ещё ощущается лёгкая пульсация и сокращаются мышцы.       Он приподнимается и движется вверх, тучно нависая надо мной, а его горячее дыхание уже просеивается сквозь мои волосы, потому что он зарывается в них носом и жадно втягивается только лишь мной и без остатка. Пытаюсь наконец разлепить глаза, но получается лишь пошевелить глазными яблоки под плотно прикрытыми веками, а через мгновение его вкрадчивый шёпот рассекает несчастные миллиметры между нашими губами в успокаивающих словах: — Тебе лучше?       Только промычать и могу в ответ, настолько мне хорошо. Он слишком близко, чувствую его, запах его тела... свежий. Мятный. Дино. Я ошиблась, это мой ангел.       Руки сами тянутся к его плечам и сжимают в пальцах кожу накаченных трапециевидных мышц; в следующую секунду гладкие влажные губы накрывают мои, а язык снова прорывается меж них, исследуя полость моего рта, и я смакую свой собственный вкус. Очень остро и чрезвычайно чётко, и это окончательно срывает мне голову. Дино целует меня жадно, ненасытно, мимолётно прерываясь на успокаивающие, ласкательные слова. Горячие объятия моего ангела сжимают меня в нежных тисках, укрывая и обезопашивая ото всего, что могло бы причинить мне боль, дискомфорт или какие-либо неприятные ощущения, и я крепко обнимаю его в ответ, хватаясь за широкую спину, как за спасательный круг, и прижимаясь к нему плотнее. Одним ловким движением он переворачивает нас обоих, и я оказываюсь на его груди, крепкой, твёрдой, слегка влажной от испарины. Родной и любимой.       Дино тянется к покрывалу и заботливо укрывает нас обоих. Длинные пальцы просачиваются сквозь мои волосы, касаясь кожи головы, и поглаживают её массажными движениями, вгоняя меня глубже в сон. Нормировав дыхание и почти неслышно мыча от удовольствия, я наконец уношусь в царствие Морфея в сладком, истомном удовлетворении с блаженно-умиротворённой улыбкой на лице.       Щелчок.       Раскрыла глаза и первое, о чём мне подумалось, — жива я или нет. Голова раскалывалась на сотни тысяч осколков, жестоко разбивая их о реальность, в которой я оказалась по своей собственной воле: тело ломило, кости, мышцы, даже глазные яблоки. Я могла ощутить даже степень тяжести своих волос, которые были рассыпаны по всей подушке, а вот чьей — это уже отдельный вопрос, с которым мне ещё предстояло разобраться, и чем быстрее, тем лучше. Руки были по швам, а ноги вытянуты двумя несгибаемыми палками. С опаской попыталась вдохнуть, чтобы убедиться в том, что я реально жива, а не померла где второй раз. Сделав глубокий вдох и такой же равномерный выдох, приподнялась деревянной раскладушкой и уселась на постели, явно чужой. Четвёртый и третий вопросы не заставили себя долго ждать: «какого хрена происходит?» и «где я, нахрен, нахожусь?»       Недоверчиво огляделась: большая светлая почти необставленная комната, двухместная мягкая постель с белоснежным, стопроцентно свежим бельём, по левую сторону от кровати большой комод из слоновой кости, а возле неё с той же стороны у изголовья — тумба, светло-кремового оттенка под цвет большого шкафа, что стоял справа в углу помещения. Это не наша с Дино спальня, но почему в воздухе витают частички его аромата и с каждой секундой ощущаются всё сильнее и сильнее? Виски барабанили по всем ритмам дэб-хауса, отдаваясь в уши и плотно закладывая их. Я вытащила руки из-под покрывала и поднесла к ноющим вис... твою мать! Это ещё что за хрень?       Резко отшвырнула одеяло и обнаружила себя полуобнажённой: в одних трусах и чёрной сатиновой застёгнутой на мне лишь на несколько пуговиц сверху рубашке, в которой чуть ли не плавала. Чёрт, чёрт, чёрт. Рубашка не женская, а это значит лишь одно — она мужская. Дино не носит чёрные рубашки, а это означает другое — это не рубашка Дино. Тогда чья? Меня кто-то где-то подобрал? Какой позор!       Стала осматриваться в поисках своего телефона, и, к счастью, тот преспокойно лежал возле подушки.       Слава Богу, кажется, не всё потеряно. Я не потеряна. Быстро хватанула его и попыталась включить.

💕👼🏼Пропущенный (48)

      Блять. Он ведь даже не в курсе, где я и что я, надо хотя бы маякнуть, что со мной всё порядке. 💕👼🏼 Милая. Прости, что не смог и сегодня спуститься к тебе. Ты имеешь полное право обижаться на меня, злиться и не принимать в расчёт мои оправдания. 💕👼🏼 Я не надеюсь на это. Лишь хочу напомнить о том, что мне действительно жаль, что в такой сложный для нас период я подвожу тебя. Подвожу нас. 💕👼🏼 Почему ты не отвечаешь? Я волнуюсь. 💕👼🏼 Набери мне, как выкроится минутка. 💕👼🏼 Виктория, я не могу идти в обход и мириться с тем, что между нами в последнее происходит нечто, что не поддаётся никаким логическим объяснениям и, самое главное, противится любым решениям. Нам нужно поговорить и разобраться во всём: в тебе, во мне, в нас. Знаю, что мои задания, частые отсутствия и встречи с отцом тебе не приятны, надоели и ранят твои чувства, за это я прошу у тебя прощения, поверь, это последнее, чего бы я желал. Как будешь готова к разговору, дай знать. 💕👼🏼 Я скучаю по тебе.💙       Переносицу стало жечь от слёз, а нижние веки уже смочились влажной пеленой, которая с каждой миллисекундой застилала и туманила мой взгляд ещё больше. И вот одна слеза скатилась по щеке и упала на экран телефона, пока вторая держалась изо всех сил и дрожала на мокрой реснице.       Я тоже скучаю, Дино. Тоже скучаю по тебе.       Устало прикрыла глаза, а брови и нос дёрнулись сами по себе, по мере того, как я ощущала запах его тела: мятный, свежий, чистый. Крепко прижимая телефон к груди, я раскрыла влажные от слёз веки и лицезрела... исчадие ада.       Поверить не могу. Моргенштерн с ещё влажными слегка взъерошенными волосами стоит в дверном проёме, в брюках, в шлёвках которых неряшливо болтаются края ремня, и чёрной рубашке, которую он неторопливо застёгивает на себе, пробираясь пальцами к груди и испытующе для меня скрывая за непроницаемой тканью чернильные узоры подтянутой груди. Сижу и смотрю на него с неподдельным ужасом на лице, в крайней степени не понимая, что происходит, а он глядит на меня весьма просто, где-то даже равнодушно. В голову на дикой скорости врезаются картинки воспоминаний этой ночи. Что, если всё это было не сном? Мы с Люцифером переспали? Иначе ведь не объяснить моё местонахождение с ним в одном доме и в одной из его рубашек. Господи, что я наделала?       Сердце застучало в груди как ненормальное, руки затряслись, а по костяшкам пальцев прошёлся ток, пунктирно выстреливающий в их кончики; щёки воспламенились непомерным стыдом, чувством полного отвержения и безоговорочной ненависти. Ненависти только к самой себе, грязной, безнравственной, не отдающей себе никакого отчёта в действиях, не умеющей и неспособной нести ответственность за свои поступки и действия. Лживой, лицемерной, беспринципной потаскухе. Да, именно так я себя и ощущала, сидя в чужой постели в доме чужого мужчины! — Очнулась? — голос Люцифера прозвучал в моих ушах быстрее, чем я успела раскрыть свой рот.       Однако ни один звук с моих дрожащих губ так и не слетел, потому что я буквально потеряла дар речи и уже почти ничего не видела от слёз, только расплывчатую фигуру мужчины, который, застегнув все нужные ему пуговицы и приведя в порядок свой распущенно болтавшийся некоторое время назад ремень, уже закатывал манжеты рубашки. — Язык проглотила, Уокер? — вновь попытался он достучаться до моего заторможенного сознания. — Как я... Что Вы... — Говоришь — уже хорошо, — безразлично хмыкнул он, в считанные секунды расправившись с одним рукавом. — Как спалось? — Пожалуйста, скажите, что между нами ничего не было. — Что? — Скажите, что мы ничего не делали... — Не делали "что", Уокер? — подошёл он чуть ближе, закатывая вторую манжету. — Что ты там бормочешь? — Скажи, что мы не спали, Люцифер! — вскрикнула я, уронив сжатые кулаки на покрывало.       Не могла больше сдерживаться, укрылась одеялом по шею и, подтянув к себе колени, уткнулась в них лицом, лихорадочно потрясываясь от одной лишь мысли, что всё это не было кошмарным сном, что я раздвинула перед ним ноги, напилась как последняя идиотка и позволила ему трогать себя наяву. Какая же я мерзкая.       Дыхание спёрло в один миг, а лёгкие закупорились, отказываясь пропускать воздух. Все самые ужасные, низменные, отвратительные мысли хаотично вертелись в моей голове и на кончике языка, где во всю ощущалась горечь этих жутких последствий. Я пребывала в крайне катастрофическом положении, хотелось дать себе пощёчину, смачную и жгучую, чтобы вправить мозги, привести все мысли в порядок, наказать за игнорирование нравственности и всякой моральности.       Он медлит. Почему? Почему ты, чёрт возьми, молчишь, сукин сын? — Мы не спали, — наконец заговорил он, и я ощутила, как твёрдый ком сожаления, давно застрявший в горле, продвинулся дальше на несколько сантиметров. — Ты лжёшь! — снова подалась эмоциям и рявкнула, не сдерживая слёз и обиды почему-то на нас обоих. — Я ничего не делал с тобой. Что за истерика?       Приподняла мокрое лицо и, судорожно вытерев горящие досадой щёки, попыталась успокоиться и нормировать дыхание, которое отказывалось меня слушаться наряду с голосом. — Поклянитесь, — всё ещё дрожал нотками неуверенности второй. — Чего ради? — Люцифер сунул руки в карманы и брезгливо поморщился, будто увидел перед собой нечто тошнотворное и мерзостное. — Я уже сказал два раза, что ничего между нами не было. Не строй из себя жертву и не обольщайся, ты не в моём вкусе.       Опустила глаза куда-то в пол и обняла себя за плечи под одеялом. Никак не могла избавиться от этого липкого чувства стыда и отвращения к самой себе. Что я вообще тогда делала в его квартире и как, чёрт подери, сюда попала? — Завтрак на кухне, твоя одежда постирана, лежит на комоде, — сухо проговорил он и, выйдя в дверной проём, скрылся за стеной.       Повернула голову в сторону обозначенного: действительно, блузка и юбка были выглажены и аккуратно сложены на гладкой кремовой поверхности. Всё ещё сидя под одеялом, потянулась дрожащей рукой к телефону, чтобы хотя бы отписаться Дино. me Со мной всё в порядке, не волнуйся. me Я больше не злюсь. Тебя ждать сегодня? 💕👼🏼 Да, милая, я скоро буду дома.       Не нужно ему знать, где я была, с кем и в каком состоянии. Не хочу, чтобы он волновался. Если я расскажу ему всё — от и до — он поймёт меня, не осудит, ни в чём не обвинит, но мне очень не хотелось лишний раз расстраивать и волновать его. Я бы никогда не позволила себе играть на его чувствах, беспомощности пред своими и нашими отношениями, потому что очень люблю его и не могу с ним так поступить. Важно лишь то, что сегодня я наконец увижу его.       Вновь заблокировала телефон и отбросила в сторону, затем откинула одеяло и встала с постели. Холодный, но приятный на ощупь ламинат, в комнате витал запах свежести и новизны: кажется, квартира довольно большая, но куплена совсем недавно, неужели он сам следит за чистотой и благоустройством дома? Одежда выправлена и чуть ли не накрахмалена. Пахнет приятно, даже постирал, молодец какой.       Неспешно стала натягивать на себя юбку, попутно приглаживая её на бёдрах, после чего расстегнула пуговицы рубашки, которую двумя минутами ранее хотела буквально разорвать на себе в знак протеста, но подумала, что попасть ещё на полкуска будет лишним. Помедлила. Подцепила двумя пальцами ткань у груди и, поднеся к носу, втянулась: пахнет вкусно и где-то... одурманивающе. Смутилась от своего же действия и брезгливо отцепила пальцы. А зачем я вообще сделала это?       С неохотной деликатностью сняв её с себя, аккуратно сложила на комоде. Телефон на постели предупреждающе завибрировал, но момента отвлекаться на сообщение не было: все потом, потому что мне хотелось поскорее разобраться со всем, что вчера произошло, и свалить отсюда на хрен.       Переодевшись, вышла в коридор — длинный, освещённый лишь дневным светом, исполненный в пастельных тонах — обои, стены, мебель, пол; он вёл в широкую округлую прихожую, которая имела разветвления в четыре направления — ванная комната, смежная с уборной, ещё две комнаты, с закрытыми дверьми, и огромная кухня, вероятно, лишь маленькую часть которой мне удалось увидеть. Я знала наверняка: Люцифер находился именно там. Пройдя на цыпочках до ванной комнаты, закрыла дверь на замок со своей стороны и, включив воду в раковину, попыталась бесшумно и максимально оперативно сделать свои дела. Да, мне хотелось писать, потому что, предполагаю, я не делала этого с прошлого вечера, да и ниже живота уже болело так, что он готов был разорваться изнутри, а идея терпеть до дома обещала мало чего хорошего. Следующим шагом было умыться и привести в порядок лицо, которое припухло так, словно я не просыхала три дня. Ужас какой, прости Господи.       Чуть повернув рукоятки смесителя в обратную сторону, уменьшила напор воды, а то наряду с новым штрафом мне ещё и счёт за воду прилетит. Нет уж, спасибо. Поднесла сложенные лодочкой ладони к воде и... снова эта мята. Ну как же, знакомый гель для душа, потому что Дино тоже пользуется только им.       Благополучно сделав все свои дела, вышла из ванной комнаты и бесшумно направилась на кухню, где меня ждал обещанный завтрак. Не то чтобы я горела желанием пользоваться его подачками, просто мне очень хотелось есть, и мой желудок сообщал о своих требованиях не только мне, но и ему в очень грубых и резких формах — урча на всю комнату и причиняя мне невыносимую боль. На фоне опустошённого мочевого пузыря она уже была не такая сильная, но, блять, просто дико хотелось есть. По-человечески. Обычно.       Для начала нужно было разведать обстановку, поэтому первой в дверной проём просунулась моя голова: большая, нет, огроменная кухня, входная часть которой напоминала мини гостиный зал, а дальше — длинная барная стойка по середине комнаты с высокими стульчиками по обеим сторонам. Вдоль двух смежных стен была солидно обширная угловая кухонная мебель, кажется, тоже из слоновой кости. Грёбаный контрабандист. Откуда только у него столько денег? Не мои ль это всё штрафы, хитроснудый ты индюк? Ух-х, нечисть!       Стоя за барной стойкой, Люцифер лишь облокотился задом о кожаное сидение стульчика, зацепив одну ногу за подножку и крепко упираясь всем весом тела на вторую. Он стоял профилем ко мне, удерживая руку на столе возле утренней газеты, и пил, судя по аромату, кофе. Я чуть слышно прочистила горло, чтобы привлечь внимание босса к себе, но он меня, конечно же, проигнорировал. Как же, чисто в Люциферовском стиле. Грёбаный ты нарцисс. Теперь уже я кашлянула в кулак, и сударь-таки решил снизойти до меня коротким поворотом головы влево. Он равнодушно оглядел меня, стоящую на пороге с не менее безучастным лицом, и, отвернувшись, равномерно произнёс: — Иди есть.       В ответ я лишь хмыкнула и подошла к столу. Совру, если скажу, что пахло невкусно, потому что у меня от одного вдоха стала с неистовой скоростью вырабатываться слюна во рту. Даже голова слегка закружилась. Хозяин даже чайник поставил, только вот кружки на столе не было, интересно, соизволит ли предложить мне выпить хоть чай.       Села на барный стул и взяла в руку вилку. Разбираться с ножом и строить из себя барышню, чтившую все правила этикета, не было ни сил, ни времени, потому что предо мной во всей своей красе, неповторимом аромате, и, я очень рассчитывала, не менее приятном вкусе, стоял омлет, аккуратно выложенный на белую фарфоровую тарелку и трогательно заправленный помидорками черри, зеленью и каким-то густоватым соусом. Чёрт, как аппетитно и мило это всё смотрелось, этот ведь гад не хочет меня отра...       Боже... как же это вкусно... Я что, на небесах? Да что он себе позволяет, этот козлина.       Омлет был восхитительным и стоил высшей похвалы, мне даже показалось, что я простонала от наслаждения, потому что по-другому его заинтересованный взгляд и усмешку не объяснить. Он вновь опустил глаза в газету и отпил из чашки, и я воспользовалась этим удобным моментом, чтобы закинуть в рот кусок побольше. Мой желудок был благодарен. Ну ладно, я тоже. Молча прожёвывая кусочки нежнейшего как суфле омлета и заедая их помидорами, смазанными соусом, я исподлобья оглядела его: Люцифер был одет и по ходу куда-то собирался, но объяснять мне произошедшее не торопился. Зуб даю, не спроси я сама, он бы так ничего не рассказал, со всей своей бьющей через край желчью наблюдая за тем, как я корчусь в догадках. — Как я здесь оказалась? — ещё не дожевав то, что было во рту, решила начать диалог первая. — Я тебя привёз, — не отрываясь от газеты перед собой, проговорил он.       Ну спасибо, блять, информативно — пиздец, теперь-то всё встало на свои места и вопросы исчерпали всю свою актуальность и потеряли всякий смысл на озвучивание. Придурок. — Что вчера произошло?       Окей, зайдём с тыла. — Ты надралась в Румморс, и тебе стало плохо. Я привёз тебя сюда, когда ты уже была в отключке, — он сделал глоток кофе и почти бесшумно вернув чашку на блюдце, поднял на меня до остроты пронзительный взгляд. — Давно ты сидишь на "винтах"? — Что это? — Что ты вчера пила, Уокер? — наконец он обратил всё своё внимание на меня, придвинувшись к столу и скрестив руки на его поверхности, как бы наклоняясь вперёд. — Не совсем помню...       Я громко сглотнула и почувствовала лёгкий дискомфорт. Моргенштерн сощурил взгляд и забегал сосредоточенными глазами по моему лицу, досконально изучая на нём мимику и эмоции. Да, было стрёмно, не знаю почему, но я пыталась скрыть волнение, которое во мне вызвал его неожиданный вопрос, ответ на который по ходу не сулил ни хрена хорошего. Так мы сидели в тишине где-то с минуту, после чего послышался его вкрадчивый голос, тон оставался ровным, но стал загадочно низким: — Близко общаешься с Беннетом? — Мы просто коллеги, — без раздумий выпалила я, не понимая, к чему он клонит, и ещё больше — почему это прозвучало как оправдание. — Он так не думает, — с мизерной долей разочарования ухмыльнулся он. — Что? — Ничего, — выпрямился Люцифер и, причмокнув, снова сфокусировался на газете. — Внизу тебя ждёт такси.       Хам. Просто ничтожество, разве нет?! Каждый раз, когда я думаю, что с Люцифером можно поговорить как с адекватным человеком, отбросив всю его антинравственную шизу и себяобожание, он яро доказывает обратное своим гнусным и свинским поведением. Помню, как затолкала в рот последний кусок омлета, кинула вилку в фарфор, чуть не разбив его (о чём я, конечно же, пожалела спустя мгновение, потому что исход был бы один — штраф, но, благо, тарелка осталась цела), встала со стула и, сжав кулаки, рявкнула: — Спасибо, мистер Моргенштерн, за гостеприимство, было очень вкусно!       Развернулась и демонстративно потопала в прихожую; от злости, которая колотила меня изнутри, чуть ли не сшибая всё на своём пути, еле в туфли влезла, а эти предатели не хотели мне подчиняться. Наконец обувшись, топнула одним и вторым каблуком, как бы сообщая хозяину дома о том, что не намерена задерживаться у него в гостях ни секунды, передо мной — плотная железная дверь, на первый взгляд, титановая (вот ни разу не удивилась бы, будь она пуленепробиваемая, потому что таким аморальным ушлёпкам и наглым снобам, как он, нужно хорошенько себя беречь, чтобы не получить свинцовую пулю в лоб из-за своей ядерной напыщенности). Что есть силы дёрнула за ручку — закрыто. Как предусмотрительно, целых три замка: сдвинула цепочку в верхнем, прокрутила второй и схватилась за третий — самый нижний. Не прокручивается. Да блять! Дёрнула ещё раз за ручку — эта железобетонная махина всё равно не открылась, значит, дело стопроцентно в третьем замке, схватилась за него ещё раз и попыталась прокрутить. Как ненормальная стала теребить этот несчастный замок, проклиная и обкладывая благим матом, чтобы мерзавец наконец щёлкнул и позволил этой чёртовой двери открыться, но внезапно со спины меня накрыла большая тень, полностью загораживая весь вид перед глазами.       Я чувствовала его дыхание, ровное и тёплое, упирающееся мне в макушку. Периферическое зрение невзначай поймало движение слева — и татуированная рука медленно потянулась вдоль моей, а её пальцы, еле касаясь моей кожи, проскользнули по запястью вперёд к замку, щедро рассыпав после себя дорожки мелких мурашек. Даже глухой услышал бы, как сильно застучало моё сердце и как нервно я сглотнула. Грёбаное волнение, откуда ты только взялось?       Подушечки его пальцев накрыли мои фаланги и крепко сжали, чуть надавив на тёплый металл. Люцифер прокрутил замок моей же рукой в обратную сторону, и освободительный щелчок наконец звякнул. Мои пальцы так и остались в том положении, когда его — зацепились за ручку двери и дёрнули её вниз, открывая мне проход в коридор. Стояла б там и дальше как истукан, пока Люцифер не дал мне словесного леща прямо в затылок: — Оплата такси наличными, — шепнул он, всё ещё стоя у меня за спиной и высверливая дыру в моей голове, — адрес назовёшь сама.       Наличными? Ты нормальный?! У меня нет денег, изверг, последние гроши отняли у меня ты и твоя сучья рубашка! Подонок! Можешь не провожать.       Толкнула рукой дверь и вышла из его квартиры, хрен знает, как дошла до лифтов, помню только судорожные бесконечные нажатия на эту несчастную кнопку, которая уже даже щёлкать перестала, потому что я буквально вдавила её внутрь поста. Стояла и хуярила его про себя, крыла дедовским матом с ног до головы, орала, как ненавижу, как выбила бы из его башки всю эту дурь в виде самолюбия и бесконечного самовосхищения, пустила бы пулю в лоб, задушила бы голыми руками! Сняла бы с него шкуру, вцепилась бы в волосы... — Я люблю тебя.       Низкий, чуть хрипловатый голос врезался мне в спину, моментально обжёгши мне кожу сквозь ткань блузки. Одичало хлестанул железным кнутом по каждому позвонку, вмиг забив все лёгкие. Его запахом, который я чувствовала в тот момент острее, чем когда-либо за всё наше времяпрепровождение в его квартире, машине и даже сидя бок о бок за одним столом. Я буквально не дышала, даже моргнуть не могла, словно верхнее подвижное веко приклеилось к неподвижному. Как запрограммированная развернулась к нему, медленно, ползуче, только на одном каблуке: Люцифер смотрел мне прямо в глаза, самоуправно проникая в самую душу. Этот взгляд был не такой, как обычно, он был какой-то... волнующий, трепетный, устойчивый и уверенный. — Ангелок с сердечком, — уголки его губ снова поползли вверх в этой идиотской самодовольной ухмылке, которую мне всегда хотелось бесследно стереть с его лица хлоркой, и он развернул ко мне экран телефона.       Моего, блять, телефона. Я тут же выхватила его из рук этого демона и сжала в своей, ревностно и злобно. Козлина прочитал сообщение от Дино и решил поиздеваться надо мной.       Стояла, раздувая крылья носа, и, мысленно успокаивала проснувшийся внутри вулкан ксенофобии ко всему его существованию, теряя последние капли терпения, ждала, когда эта чёртова железная коробка доползёт до хрен знает какого этажа. Люцифер же молча стоял, оперев руку чуть выше головы в косяк проходной двери, ведущей на лестничную площадку, и с откровенной наглостью разглядывал меня. Скрестив руки на груди, я стояла в полном бешенстве, высверливая двери лифта, который все никак не хотел ко мне ехать. Наконец, услышав скрежет и звук открывающихся дверей, этот мудак отодрал руку от дверного косяка и дёрнулся, чтобы избавить меня от своего назойливого присутствия, но когда я вошла в лифт, он всё ещё стоял там. — Вы прикасались ко мне? — задала ему прямой вопрос в лоб, зажимая кнопку блокировки дверей. — Нет, — ответил он откуда-то из-за стены твёрдым голосом.       Я не видела его, но знала, он всё ещё стоял лицом к лестничной площадке. Несколько секунд молчания продлились как вечность, я вновь сглотнула и продолжила: — Я проснулась в вашей рубашке. — Я не прикасался к тебе. И не раздевал, — ответил он ещё устойчивее, но пазл в моей голове всё равно не складывался. — Мне пришлось звонить своей домработнице и вытягивать её из отпуска, который продлился худо бедно всего лишь три часа, потому что Виктории Уокер захотелось надраться в баре моего друга.       Собственно, да, он ответил и на другой вопрос: «какого хрена забыл там ты, Моргенштерн». — Она переодела тебя в то, что хоть как-то походило на одежду, в которой можно спать.       Я всё ещё стояла, сжимая в руке телефон и вдавливая кнопку лифта. Без понятия, почему не уезжала, просто стояла и пыталась разобраться в себе, ухватиться за любую адекватную мысль, которая могла бы объяснить всё то, что со мной происходило с его появлением в моей жизни, походившей на девятый круг ада. Нельзя игнорировать тот факт, что в последнее время меня преследовал ряд неудач, венец или поводок — назвать можно было как угодно — которого всегда оказывался в его руке. — Спасибо, — задумчиво проговорила я куда-то в пустоту. — Надеюсь, мне не нужно напоминать о том, что ночь, проведённая в квартире босса, не наделяет тебя какими-то привилегиями, — усмехнулся Люцифер. — Так что, будь добра, не опаздывай завтра.       Услышала, как закрылась дверь и повернулся ключ в замке. Козлина, блять. Каждый раз. Каждый грёбаный раз он делает это: врубает конченого мудозвона в такой, казалось бы, благоприятный для нормального простого человеческого общения момент. Ну и пошел ты. Босс-хуесос.       Злобно ткнула в кнопку первого этажа, и двери наконец закрылись.

***

      В ожидании Дино я просидела на диване, кажется несколько часов. Сидела и опять думала обо всём, что со мной происходило последний месяц, о том, как круто изменилась моя жизнь, как протекали дни и о своём самочувствии. Думала о Дино, о наших отношениях, совместной жизни и о том, что нас ждёт. Думала об этом... придурке. Много. Часто. Делала это каждый день. Не потому, что видела в офисе, соприкасалась с ним по рабочим моментам или его ник мелькал перед глазами во всех чатах. Нет. Мысли о нём невольно врывались в моё сознание в самых неподходящих моментах. Я пресекала любую возможность и допустимость этого, искренне пыталась отвлечься на работу, еду, занятия, Дино, но всё безуспешно: мозг отказывался меня слушаться, отключался протестом на мои приказы и включался только тогда, когда я просто слышала его запах. Словами описать не могу, что со мной делал его запах. Абсолютно то же, что творил со мной запах Дино, и дело не в одинаковых гелях для душа, я говорю о природном запахе тела, разница была лишь в том, что Дино — ангел, а этот мудак — едва походил на человека. И как его только Земля носит? Он точно не из преисподней? А иначе как объяснить...       За самобичеванием не услышала, как ключ в замке провернулся несколько раз и отворилась дверь. Дино вошёл в гостиную и встал в дверном проёме; увидев его, тут же вскочила с места и рванула к нему, на что мой ангел раскрыл руки, подхватывая меня налету и заключая в тёплые объятия. Прыгнула и повисла на нём, обвив руками шею, а пояс ногами. Снова меня укутал этот родной запах, пока одна его рука ангела крепко придерживала меня за талию, а вторая аккуратно поглаживала затылок, прижимая меня к себе. — Я скучал по тебе, — прошептал он мне в ухо, оставляя лёгкий поцелуй на виске и зарываясь в мои волосы. — Я тоже, — еле выдавила из себя, насильно сдерживая слёзы тоски по нему. — Я тоже скучала по тебе, Дино.       Вечер прошёл в достаточно спокойной уютной обстановке, мы поужинали — стоит ли говорить о том, как я ревела во время трапезы, потому что до безумия соскучилась по его умопомрочительной стряпне, — по моей прихоти посмотрели "Дневник памяти", который я пересматривала раз в десятый, и стали готовиться ко сну. — Всё-таки человек — удивительная штука, — юркнула к нему под одеяло и положила голову на его грудь. — О чём ты? — Взять, например, тех же Элли и Ноя. Несмотря на болезнь Альцгеймера, которая буквально сломала жизнь им обоим, время от времени сверкая какими-то вспышками воспоминаний, которые поражённый мозг Элли спрятал глубоко в своих недрах, чувства каждый раз пробуждали их с новой силой. Вновь и вновь, — я приподняла голову и глянула на него, — было тяжело, но они справились.       Больше всего Дино любил человечество за кинематограф и особенно актёров, которые так умело вживались в роли и натурально воспроизводили любую, даже самую тяжёлую эмоцию. Он задумчиво посмотрел в потолок и, сжав мою руку на своей груди, равномерно выдохнул. Лицо его было каким-то напряжённым и сложным, словно он думал о чём-то, что причиняло ему не самые приятные ощущения, царапало его изнутри, делало... больно? — Что-то не так? — подёргала его руку в попытке вернуть всё внимание к себе. — Хотел бы я, чтобы мы тоже справились, — с горечью усмехнулся он, опустив всё ещё задумчивый взгляд на моё лицо. — А ты о чём? — Отца хотят повысить до престола, Виктория, — голос его был обречённым, но твёрдым. — Это ведь замечательно! — искренне радостно взвизгнула я и кинулась на него сверху, обнимая и покрывая поцелуями всё его лицо.       Дино не сопротивлялся, наоборот, уложил руки на мои рёбра и ловил всякую попытку целовать меня в ответ, но я была проворнее. — Это не всё, — снова постарался он остановить меня, но уже словом, и я перестала его мучить, осознав, насколько серьёзно звучал тон его голоса. — Что ещё? — недоумённо похлопала глазами, восседая на нём верхом. — Меня переведут на его место, — вдруг заговорил Дино тише прежнего и приподнялся на локтях. — Ты понимаешь, что это значит? — Что ты станешь учителем, — сухо проговорила я, прекрасно зная, что кроется за его словами. — У меня мало врем... — А моё время ещё не вышло, Дино, — прервала я его, выпрямившись и неохотно сползая на постель.       Ангел потянулся обратно ко мне и взял за руку. — Знаю, милая. Я не могу на тебя давить и никогда не буду делать этого, но... — Что "но"? Мы снова возвращаемся к тому, что досаждает нам обоим. Зачем? — Виктория. — Дино, — тут же парировала я, вырвав свою руку.       Он сомкнул губы и опустил глаза. Мы оба оказались в каком-то безвыходном положении. Опять. В какой-то беспросветной яме ответственности и решений, которые чересчур жестоко и безнаказанно требовали от нас незамедлительных действий, прямым и самым радикальным образом влиявших на наши судьбы, совместную жизнь. После повышения Ангела Фенцио Дино придётся почти двадцать четыре на семь находиться в школе или возле своего отца. И в тот момент, пусть не вслух, не открыто, но он предлагал мне сделать выбор: оставить земную жизнь и, приняв одну из сторон, уйти с ним, или жить оставшееся время практически одной.       Я потянулась к краю постели и встала с неё, но его рука опять схватила меня за запястье и потянула в обратную сторону. — Куда ты? — с непониманием отозвался Дино, сидя на кровати и крепче сжимая мои пальцы в своих, будто боялся, что я прямо сейчас сбегу от него и больше не вернусь. — Посплю сегодня на диване. — Не нужно, — он выпустил мою руку и встал с места, направляясь к двери. — Ложись спать.       Он вышел за дверь и, тихо проговорив "доброй ночи", закрыл её за собой, предварительно щёлкнув на стене выключателем. Устало плюхнулась на кровать и упала на матрас, раскинув руки в разные стороны.       Господи, ну почему всё так сложно?

***

      Хоть я и проснулась намного раньше будильника, Дино уже не было. Позавтракав запеканкой, которую он оставил для меня на кухне, собралась и вышла во двор к водовороту. Пробила пропуск в районе девяти двадцати, повергнув в нескончаемый шок Ханса, у которого глаза были на выкате, когда он столкнулся со мной, колобком вываливаясь из офиса. Аж дар речи потерял, по-другому его зажёванное "доброе утро" в ответ на моё бодрое не объяснить, даже поздоровался от волнения. Бедолага. Однако я была не единственной, кто припёрся в офис ни свет ни заря. Беннет собственной персоной. Интересно, что произошло, раз сегодня он удосужился не опаздывать. Если мне не изменяет память, это был первый раз за последние два года его работы в компании, когда он пришёл заблаговременно до начала рабочего дня, но слегка перестарался.       Влетев в офис, он, не размениваясь на приветы с коллегами, быстрым шагом направился к своему месту, а когда уселся за столом, весь спрятался за монитором. Странный был какой-то.       Пару секунд сверля глазами чёрный монитор и развернувшись к своему, я сложила руки перед собой и вновь задумалась, глубоко и сильно. Вчерашний разговор с Дино не давал мне покоя: после повышения он плотно займётся своими должностными обязанностями, и мы практически не будем видеться. На Земле мне осталось почти три месяца, в течение которых я должна выплатить долг компании и постараться не сдохнуть, физически и морально. Вопрос в том, успею ли я расплатиться со СмартСолюжн до того, как официально откинусь второй раз, а если же останусь на Земле, это будет значить лишь одно — разрыв с Дино и забвение, в таком случае торопиться будет некуда и долг со временем исчерпает сам себя, а мне придётся побираться или просить Моргенштерна выплачивать хоть что-то, чтобы обеспечивать свою жизнедеятельность. Фу, Боже. Ни за что на свете! Это была хорошая работа, хорошая жизнь и славное время, и я слишком люблю Дино, чтобы позволить себе отречься от него и забыть. Нет, на такое я не способна. К чёрту СмартСолюжн, к чёрту долги, к чёрту Ханса и Моргенштерна.       Цепанула со стола белый чистый лист и спустя две минуты встала с места, направляясь прямиком... для начала к Беннету, который сидел очень низко за своим столом в солнцезащитных очках. — Привет? — с вопросительной интонацией подала голос, держа руки за спиной. — Привет, Вики, — Джейк явно не ожидал, что я подойду к нему, видимо, поэтому он вздрогнул как трусливый щенок. — Как ты себя чувствуешь? — Нормально. — Что-нибудь помнишь с субботы?       Больно подозрительный вопрос решил он мне задать. Беннет стал как-то нервно облизывать губы и озираться по сторонам, словно хотел рассказать мне какой-то секрет мироздания, вселенскую тайну, за разглашение которых последует смертельная казнь. Если честно, это показалось мне весьма и весьма странным, инородным, несвойственным ему поведением. Он волновался и переживал, и я не могла понять, что было причиной этого. — Последнее, что помню, это офигенский шот, после которого ничего не помню, — засмеялась я, попутно обдумывая слова Люцифера за вчерашним завтраком.       Мог ли Джейкоб что-то подсыпать мне в шот? А если и мог... зачем ему это? Выпутать коммерческую тайну? Так я знаю не больше его, да и что такого я могу знать, о чём он не может спросить напрямую. — Да уж, тебя после шота невозможно было остановить, — рассмеялся он тоже, качая головой и поправляя на переносице тёмные стёкла, чтобы те не спадали. — Почему ты в очках? — Да так. Столкнулся с одним амбалом в Румморсе, — проговорил он размашисто быстро и заёрзал на стуле. — Слушай, Вики, тут у нас релиз на носу. Не против, если мы чуть позже поговорим? За обедом, например? — Не стоит возвращаться к этому, всё хорошо, Джейк, — немедля развернулась я к нему спиной и с долей цинизма кинула через плечо: — Мой обед уже забит.       Свободной рукой откинула волосы за спину и двинулась в кабинет Моргенштерна. Постояв несколько минут за стеклянной дверью, в течение которых мистер "я-вас-тут-всех-блять-поштрафую" демонстративно не замечал меня, я скупо постучалась и, только когда он соизволил снизойти до меня безынтересным взглядом и уткнулся обратно в монитор, вошла. — Добрый день. — Что у тебя, Уокер.       Манер у него хоть отбавляй. Самый внимательный, порядочный и любезный мужчина на Земле: ни здрасти, ни до свидания. Да и похер уже, если честно, потому что это последний день, когда я нахожусь в зоне его комфорта и говорю с ним.       Подошла к его столу и молча положила перед ним лист А-четыре, после чего сделала несколько шагов назад, отдаляясь от него и ожидая подписи и заветного "принято". Люцифер уронил взгляд туда, где я оставила для него письмо и посмотрел на меня. — Что это? — с привычным ему высокомерием вскинул он одну бровь. — Моё заявление на увольнение.       Как-то брезгливо взяв лист за уголок тремя пальцами, он бегло изучил написанные строки, затем, вернувшись ко мне, в мгновение ока разорвал его на мелкие кусочки. Недоумённо хлопая глазами, я стояла перед ним и молча смотрела, как нещадно он разрывает лист бумаги, не оставляя мне никаких шансов на возражения. Что всё это, чёрт возьми, значит? — Если ты ещё не поняла, — сложил он безжизненные клочки на краю стола и вальяжно откинулся в кресле, — твоя жизнь отныне натурально и беспрекословно принадлежит СмартСолюжн. Принадлежит мне.       Он бредит? Какая нахрен принадлежность?! Да он спятил! Кем этот поехавший вообще себя возомнил? Господом Богом? — Как только на тебя выйдет приказ об увольнении, твои бесчисленные штрафы и задолженность компании окажутся на счету Мими, бывшего менеджера Тёрнера, которая была его сопровождающим куратором на момент подачи иска.       Это что, шантаж? Кого вообще Тейлор взял на работу? Кого привёл в компанию? Сущего дьявола, подлую змею, сумасшедшего изверга и лицемерного шантажиста! Моргенштерн официально угрожал мне, играя на моих чувствах и эмоциях, проверяя меня на прочность, на живность и на то, смогу ли я предать и оставить Мими. Как же низко ты пал, Люцифер. Сомнений нет, ты действительно самый мерзлотный и ублюдочный человек в моей жизни, как и во всём СмартСолюжн. Ты не заслуживаешь ни грамма уважения, которое питает к тебе Тейлор. Клянусь, я потеряла дар речи, настолько говнистым оказался этот опущенный козёл, только строящий из себя горделивого льва.       Люцифер встал из-за стола и, неторопливо обойдя справа, облокотился о его край, барственно скрещивая обнажённые жилистые предплечья на широкой груди. — Предлагаю сделку.