Хранители. Берегись себя

      Агония. Беспредельная, нескончаемая агония, как адская пытка по замкнутому кругу. Тело прошибало то ознобом, то жаром. В одно мгновение хотелось с головой зарыться в красную толстовку, в другое — содрать её с себя вместе с кожей. Кости в теле ломались и собирались заново, а потом ломались вновь и так до бесконечности. От постоянного завывания и плача голос срывался, и оставался только хрип.       — Папа…       Она истошно кричала и звала отца, потому что любой ребёнок, находившийся в отчаянии, зовёт своего родителя, который обязан оберегать его от подобного. Потому что папа должен защищать и оберегать, но не обрекать.       Сквозь пелену и туман бескрайней боли и мучений она видела его, своего надзирателя — мужчину с хвостиком на макушке. Она не понимала, был он её палачом или добрым другом, не позволявшим сдаться. В другой ситуации она сочла бы его стрижку забавной, но всё внутри жгло. По венам будто пустили ртуть, чьи ядовитые пары отравляли её изнутри, сжигая все органы.       Она ползала по полу и вжималась в холодные стены. Плач переходил в животный крик и заканчивался поскуливанием в моменты истощения. И так раз за разом, с редкими передышками.       Иногда они пытались её кормить, но яркий аромат сирени, исходивший от еды, вызывал лишь рвотные позывы, и она отталкивала тарелки с едой снова и снова. Единственным спасением были бутылки воды, которые приносил ей мужчина, запертый с ней вместе в комнате.       — Помнишь, как я на твой день рождения в прошлом году дурацкие танцы исполнял? — она жадно осушила половину бутылки и устало посмотрела на собеседника. — Не помнишь, конечно, — горько хмыкнул он. Девушка поставила бутылку на пол и прижалась к стене, сжав виски горячими пальцами. — Ты тогда ещё пошутила, что боишься подумать, что будет на двадцать пять лет. Прости, Янка, жалко, что в этом году не получилось вместе отметить твой день рождения.       Яна посмотрела на мужчину отстранённым взглядом. Она давно не чувствовала от него угрозы. Хотел бы — давно прибил. Она смутно припоминала, что он её раздражал. По-доброму. По-дружески.       Она не успевала насладиться редкими просветами. Боль приходила без стука и всегда возвращалась внезапно, сшибая с ног и ставя на колени. В её голове существовало два сознания, и теперь они сливались воедино. Сливались больно, мучительно, невыносимо. Голову сжимало в горячих раскалённых тисках, которые она силилась разжать, но ей это не удавалось. Совсем. Никак. И она теряла сознание.       Яна не знала, сколько прошло времени, потому что само понятие «время» было чуждо этой комнате, её тюрьме, в которой она находилась, но она узнала Матвиенко. Это он постоянно заставлял её поесть и приносил воды, когда кожа на губах превращалась в сухие ошмётки, а горло напоминало пустыню.       Вместе с Серёжей вернулись и другие воспоминания. Теперь она могла звать Антона, Ирку, Арса. По очереди. Дверная ручка дёргалась, и в нос ударял сочный аромат сирени. Дверь не открывалась, во всяком случае, не в те моменты, когда она была в сознании. Она слышала знакомые голоса, её тошнило от ярких запахов, которые то усиливались, то ослабевали. Яне казалось, что запахом сирени пропитана вся комната, и в редкие дни её аромат разбавлялся охлаждающей мятой, древесными нотами или тошнотворными розами. Она задыхалась от этих благоуханий, они дурманили её сознание.       — Мы можем проветрить комнату, — просила она, скрючившись на жёстком матрасе, от которого ужасно ломило всё тело.       — Ян, окно открыто, — кивнул Матвиенко, и девушка вымученно проследила за его взглядом.       Яна с трепетом прижимала к себе новую куклу, подаренную папой, чувствуя под пальцами шёлк её красного платья. Она отодвинула в сторону её картонную упаковку, решив, что будет хранить новую игрушку в ней. Девочка аккуратно сгибала руки и ноги куклы, еле сдерживая свой восторг. Почти как живая! Это определённо её лучший день рождения!       Услышав в соседней комнате тихое пение, девочка спрыгнула с кровати и, прижав куклу к груди, поспешила на голос. Около двери Яна перевела дыхание, привстала на носочки и приоткрыла дверь, наблюдая за девочкой, что сидела за столом.       — Не подглядывай! — пение прекратилось, и девочка, тряхнув косичками, точь-в-точь, как у Яны, повернулась на неё. — Пришла — заходи.       Яна послушно прошла в комнату и забралась на высокий стул, стоявший рядом с другой девочкой.       — Ты поёшь песню про кота Мурлыку? — поинтересовалась она, когда вторая девочка вернулась к своему занятию.       Та коротко кивнула и, взяв в руки ножницы, начала резать кусочек ткани, лежавший перед ней. Яна, как заворожённая, наблюдала за ловкими движениями чужих рук, не решаясь нарушать магию момента.       — Юля, — тихо позвала она девочку, и та чуть слышно угукнула, дав знак, что слышала её, — а ты для моей куклы что-нибудь сошьёшь?       — Ты что, так и будешь называть её куклой? — усмехнулась Юля, и Яна покраснела. — Придумай ей красивое имя, — она откинула с плеча каштановую косу и снова стала петь.       — Я хочу назвать её Света. Как маму. Тебе не нравится? — расстроилась Яна, заметив, что Юля покачала головой. — Хочешь, я назову её, как тебя? — предложила она.       — Нет. Назови её Джулия.       — Джулия? — восхищенно повторила девочка. Она с нескрываемым обожанием посмотрела на Юлю, которая уже примеряла готовое платье на свою куклу. — Очень красиво!       Юля улыбнулась. И Яна невольно улыбнулась в ответ. Юля протянула руку, и девочка, ни на секунду не сомневаясь, вложила в неё свою новую куклу. Положив куклу на стол, Юля забралась на стул коленками и придвинула к себе картонный ящик, в котором лежали отрезки ткани, выбирая, каким будет будущее платье для Джулии.       Яна была уверена, что Юля сошьёт самое лучшее платье для её куклы, потому что по-другому и быть не могло. Она захлопала в ладоши, когда в руках Юли оказался изумрудный лоскут.       — А ты споёшь? — тихо попросила Яна, подвинув стул ближе.       — Про кота Мурлыку? — ласково улыбнулась Юля. Яна кивнула. — Хорошо, — девочка взяла в руки фломастер и начала водить им по изумрудной ткани. — Светит свет в окошке, но не спит собака…       Яна открыла глаза. Потолок поражал ненатуральной белизной, и Некрасова невольно поморщилась. Голова по-прежнему была тяжёлой. И без того пострадавшее обоняние терзали сочные запахи. Некрасова села в кровати, опустив ноги на пол. Она бегло огляделась в комнате — Матвиенко не было. Девушка покрутила шеей, проверив, приносило ли это движение ей дискомфорт. Впервые за эти дни боль можно было назвать сносной.       Эти дни Некрасова плохо питалась, и желудок отозвался урчанием китов, когда Яна накрыла его ладонью. Поморщившись, она попыталась встать на ноги. Сделать это удалось лишь с третьего раза. Опираясь на подоконник, Яна выглянула в окно.       На улице дружелюбно светило солнышко. Девушка непроизвольно прищурилась от его лучей, приятно ласкавших лицо. Она подняла одну руку и пропустила солнце через пальцы, любуясь этой игрой. Интересно, сколько она не была на улице — день, два, неделю? Яна выглянула в окно, изучая людей с детским восторгом. Цветные ауры вокруг некоторых прохожих были медовой усладой для её глаз.       Девушка ангел-хранитель громко смеялась, идя под ручку со своим подопечным. Некрасова не понимала, откуда в ней была эта уверенность, но она буквально чувствовала связь между этими двумя. Влюблённые притормозили на остановке, где на лавочке сидел парень, студент с голубой аурой. В ушах парня были наушники, а в руках он держал книгу, чья обложка показалась Яне знакомой. Девушка напрягла память, пытаясь вспомнить название произведения, сосредоточенно буравя взглядом едва различимую на таком расстоянии книгу.       Яна испуганно отшатнулась, когда перед её глазами предстала крупным планом страница, которую читал студент. Девушка шлёпнулась на пол, и взгляд застелила пелена. Некрасова обалдело смотрела на батарею под подоконником. Она подползла обратно к подоконнику и медленно выпрямилась, обрадовавшись, что на шум никто не прибежал. Тело начало ныть, но девушка с удивлением отметила, что и ломота стала терпимой. Она внимательно посмотрела на свои пальцы, касавшиеся подоконника, осторожно по одному отпуская их.       Струсив, что снова упадёт, Некрасова сжала до побеления пальцы и попробовала разработать не слушавшиеся ступни, сделав шаг назад. На втором шаге девушка собралась с духом и по-прежнему неуверенно отпустила руки. Она опасно покачнулась, но устояла на ногах. Яна удовлетворенно улыбнулась — наметился прогресс.       Яна прислушалась к звукам в квартире, до её сознания доходили приглушённые голоса её друзей. Некрасова осторожно развернулась к двери, дорога до которой казалась бесконечной. Тело сковал липкий страх. Яна прикрыла глаза — она должна, она сможет. Ей необходимо получить объяснения всем своим видениям, потому что так не бывает, потому что вторая жизнь наверняка была обманом воображения.       Некрасовой казалось, что прошло больше часа, прежде чем она уткнулась лбом в дверной проём и перевела дух. Дрожавшая рука легла на дверную ручку и плавно, чтобы не шуметь, повернула её — закрыто.       Яна слабо ударила по двери, на большее просто не хватило сил. Она хотела крикнуть, но не издала ни единого звука. Смирившись с поражением, девушка осторожно развернулась назад, намереваясь вернуться в кровать. Всё равно рано или поздно Матвиенко заглянет к ней.       Она сделала маленький шаг, когда её накрыла ароматная волна. Густой запах роз забивался в лёгкие, не давая дышать. Некрасова обхватила себя за шею, пытаясь ослабить невидимую пахучую удавку. Из глаз брызнули слёзы, застелив взгляд пеленой тумана. Осознание собственной жалости и никчёмности пробудило гнев.       Ощущая слёзы, обжигавшие щёки, Яна дёрнулась к двери, обуреваемая единственным желанием — уничтожить источник аромата. Девушка разжала пальцы на своём горле, втянув аромат. Она почувствовала лёгкое покалывание по всему телу. Некрасова растерянно развела руки, узнав это чувство. Её укутывало в тёплое одеяло — трепетно, с невероятной заботой. Девушка прикрыла глаза, растворившись в этих ощущениях.       Запах роз с каждой новой минутой становился ярче. Нос уловил знакомый аромат сирени и едва уловимую мяту. Яна поморщилась и открыла глаза, в следующее мгновение испуганно отшатнувшись, когда столкнулась с удивлённым взглядом Оксаны Фроловой.       — Это Оксана Фролова, — представил своего секретаря Игорь Юрьевич. — Но я думаю, что вы уже знакомы, — хмыкнул мужчина. Девушка оценила шутку начальника. — Оксана, как ты могла заметить, купидон, — Яна брезгливо покосилась на жемчужную ауру вокруг Фроловой, — и это ей ты обязана, что твой бывший коллега разглядел в тебе девушку.       Воспоминания кипящей лавой одно за другим пронзали сознание Некрасовой, что заняло пару секунд. Яна осознала, что это от Оксаны распространялся запах роз. Она стиснула зубы, еле сдерживая себя. Ощутив бурлящую ненависть к Фроловой, ведомая непонятным инстинктом, девушка схватила её за руку.       Оксана испуганно расширила глаза, засветившиеся жемчужным цветом. Купидон опустила растерянный взгляд на сплетённые руки и увидела, что её жемчужная аура змейкой выползла из запястья, перетекая в чужую руку. Почувствовав сосущую пустоту внутри себя, Фролова отрешенно посмотрела на Некрасову, и жемчужная аура в её глазах погасла.       Яна оторопело отдёрнула руку и обернулась на остальных. Арс отлип от подоконника. Антон поднялся из-за стола. Уставшая и непривычно измученная Ирка стояла позади Шастуна и Попова, а Матвиенко совсем не красили тёмные мешки под глазами. Растерянный Стас прижимал к себе какие-то бумаги. В глазах друзей Яна прочитала неподдельный страх. Услышав звук упавшего тела, Некрасова с равнодушием взглянула на бесчувственное тело Оксаны. Страшное осознание накрыло её, и девушка, отступив, мигрировала.

***

Двадцать минут назад

      Ира сидела, обняв колени, на подоконнике и отрешённым взглядом смотрела в окно. Серёжа пил энергетик после очередной бессонной ночи, что грозило ему преждевременной смертью от передозировки кофеина. Арсений и Антон молча курили прямо за столом.       Кузнецова считала минуты до момента, когда Яна проснётся. У девушки всё внутри леденело от криков подруги. Охранное заклинание Паши первый день скрывало всё от слуха хранителей, после — защищало лишь соседей Антона.       Некрасова почти не ела, жаловалась на запах сирени. Ира искренне не понимала, откуда ему взяться в октябре, и изо дня в день выкидывала всё, что готовила, мигрировав в квартиру Антона в шесть утра.       На прошлой неделе Ирка забила на свой день рождения. Всё ограничилось сухими измотанными поздравлениями. Матвиенко устало поцеловал её в щёку, вернувшись к ней, когда Яна уснула после очередного приступа. Кузнецова свернулась калачиком, уткнувшись в тёплую грудь Серёжи, боясь признаться, что именно в этот день Яна впервые позвала её. Это было для Иры ложной надеждой. За две недели все смирились, что Некрасова не станет прежней, что Некрасова ненавидит хранителей.       Сдержав подступавшие слёзы, Ира повернулась на друзей. На Антона было страшно смотреть. Он похудел, под его потухшими глазами пролегли мешки, а лицо казалось болезненно серым от постоянного курения. Арсений недалеко от него ушёл. Мужчина тоже часто курил, сверлил стены квартиры Шастуна пустым взглядом. После выходных от солитёра обычно несло алкоголем, а на шее алели засосы. Кузнецова не осуждала Попова — у каждого был свой метод борьбы со стрессом.       Шеминов пропадал в архиве, появляясь крайне редко в квартире Антона. Вся найденная информация о метахранителях не была новой — по сути, купидон узнал последовательность, которой следовал Громов, чтобы сделать Яну такой. Стас подтвердил свои догадки по поводу истинности хранителя, покровительствующих стихий и сохранённой эссенции. Каждый вечер он звонил друзьям по видеосвязи и сообщал о новом фиаско. Но сегодня купидон неожиданно попросил всех собраться.       — Тишина меня пугает.       Голос Антона разрезал безмолвие. Парень посмотрел на друзей. Спрятав свой взгляд в банку энергетика, Матвиенко кивнул.       Беззвучно всхлипнув, Ирка отвернулась к окну, с безразличием наблюдая за гулявшими под окном хранителями. Она не хотела признаваться в собственной трусости, но была трусихой. Девушка тряслась постоянно от мысли, что в стенах этой квартиры могло что-то случиться. Она не хотела здесь находиться, но самым главным страхом Кузнецовой было оказаться в другом месте, когда Некрасовой понадобится помощь.       Ключи в замочной скважине лязгнули. Серёжа поднялся из-за стола и легонько тронул Иру за плечо, испугавшись, что девушка не отреагировала.       Стас скинул тяжёлые ботинки и вошёл на кухню, где его сразу встретили вопросительными взглядами. Друзья приняли решение не использовать без необходимости свои способности рядом с Яной.       Купидон положил на стол выцветшие бумаги. Попов придвинул их к себе и сдвинул брови, пытаясь понять, что значили изображённые символы.       Ира соскользнула с подоконника, встав за спиной Арса. Серёжа устало потёр глаза и, широко зевнув, потянулся.       Шастун не старался проявлять интерес, для него всё давно было потеряно. Он с замиранием сердца ждал, когда Яна решит уничтожить его, и ловил себя на мысли, что он сдастся ей без боя.       — Это символы четырёх стихий, — пояснил Стас, догадавшись, что друзья ничего не понимали. Он потрогал электрический чайник, выругался, когда обжёгся, и, по-хозяйски достав кружку, заварил себе кофе. — Вода, огонь, земля и воздух. Не уверен, что это относится к метахранителю, но… — мужчина запнулся, и его взгляд застыл на кофейной гуще. — Что, если превращение не завершено? — посмотрел он на друзей. — Вдруг переливание крови хранителей спровоцировало обращение — смерть, как у хранителей? — предположил он. — Возможно ли, что для распределения нужны хранители четырёх стихий?       — У нас так-то это по-другому работало, — напомнил Антон.       — Ты сделал выводы на основе картинки? — скептически поинтересовался Попов.       — Эта картинка, — Стас вырвал бумагу из рук солитёра, — встречается во всех упоминаниях о метахранителе.       — То есть, ей надо убить четырёх хранителей? — слишком невозмутимо задал вопрос Серёга, бросив сочувствующий взгляд на Иру. — Вот вас, например, — весьма оптимистично предложил мужчина в следующую минуту.       — Необходимы хранители разных стихий, — не согласился Шеминов, проигнорировав сарказм в словах Сергея. — Вода — светлые хранители, огонь — тёмные хранители, земля — ищейка…       — Поисковик, — поправил Матвиенко, вспомнив Волю, который за это время ни разу не появился.       — Поисковик, — кивнул Стас, — воздух — купидон.       — Такая хорошая компания, такие интеллигентные и воспитанные люди, а светлого хранителя среди нас нет, — поджал губы Серёжа и сокрушительно покачал головой. — Что же мы за друзья такие? Даже Янку выручить не можем. Я бы мог, конечно, попробовать, — не унимался Матвиенко, — но перед людьми будет стыдно. Армян с голубой аурой вокруг него. Курам на смех!       — Это всё только предположения, — отмахнулся от друга Арсений.       — Стрёмно это, — высказалась Кузнецова.       — Не завидую я вам, — признался Серёга. — Насколько эгоистичным сейчас будет признание, что я рад, что умер и снова стал человеком?       Матвиенко подвинул к себе синюю банку энергетика.       — Арс, мне кажется, что кто-то должен сменить Серёжу, — неуверенно выдохнула Ира. — Дай ему выспаться пару дней, пусть сменит обстановку, выйдет на работу. Меня уже тошнит от того, как Кошкина вешается на Тернового, — взмолилась Кузнецова.       — Не, Ирусик, не переживай, я всегда так шучу, — Матвиенко упрямо отказывался подпускать студента к Некрасовой. — Это не от усталости…       — Можно было бы, конечно, поменять Олега и Серёжу местами, — Попов задумчиво провёл пальцами по своей трехдневной щетине. Антон бросил на солитёра недовольный взгляд. — Я не уверен, что это хорошая идея. Яна всё-таки вспомнила Серёгу. Мы не знаем, остались ли у неё какие-то воспоминания о времени после взрыва в ТЦ.       — Я до сих пор не понимаю мотивов Громова, — привлёк к себе внимание Шеминов, допив свой кофе. Он продолжал сжимать в руках бумаги с рисунком стихий. — Какова его выгода в том, что Яна теперь метахранитель? Она же может и его уничтожить, — неуверенно заметил Стас.       — Кстати, о Громове. Какие новости от купидона 2.0?       Ехидная ухмылка Матвиенко была пощёчиной для Антона. Он оправдывал себя, что общение с Фроловой было вынужденной мерой, но каждый раз, когда разговор касался Оксаны, выходил из себя.       — Да нет новостей, — пожал плечами Шастун, проигнорировав довольную физиономию Серёжи. — Громов словно и не ищет пропавшую дочь. Или Оксана потеряла доверие…       — Или она всё-таки двойной агент, — продолжил Матвиенко за Антона. — Не говорите, что меня одного смутило, что вы гладко покинули клинику. Твой же очкастый приятель сообщил тебе, что в клинике никто шум не поднял после похищения Янки, — доканывал Шаста Серёга.       — Хочешь сказать, что это тоже часть плана Громова?       Арсений размял затёкшую шею.       Услышав глухой хлопок миграции, все присутствующие повернулись. В дверном проёме медленно разрасталась жемчужная аура, принимая форму женского силуэта. Аура плавно раскрылась, и перед друзьями предстала Фролова.       — Вход на нашу вечеринку только по приглашениям, — фыркнул вместо приветствия Матвиенко.       — Возможно, я знаю, ради чего затевалось превращение Яны, — проговорила девушка.       Антон настороженно посмотрел на Оксану.       — Ну и, — поторопил девушку Серёжа.       Фролова не успела ничего ответить. Она ошеломлённо посмотрела на материализовавшуюся рядом с ней Яну, выражение лица которой не сулило ничего хорошего. Горячие пальцы Некрасовой схватили девушку за запястье. Оксана дёрнулась, но хватка была крепкой. Она испуганно опустила глаза, беспомощно наблюдая, как её аура перетекала в чужую руку.       Фролова ощущала, как внутри неё разрасталась чёрная пустота. Аура была с ней с самого рождения, девушка воспринимала её, как что-то само собой разумеющееся. И тем больнее было терять часть себя. Оксана никогда не видела свою ауру, но поняла, что её больше нет.       Некрасова отдёрнула руку, и Фролова без чувств свалилась на пол.       Арсений отлип от подоконника. Антон следом поднялся из-за стола.       Яна растерянно смотрела на них, и оба парня видели, что она и сама напугана. Горькое осознание страшного и безвозвратного отражалось на её потерянном лице. На Оксану девушка посмотрела с безразличием, и, возможно, это её снова испугало.       Шастун пришёл в себя и дёрнулся с места. Но Яна, сделав шаг назад, растворилась в воздухе.       — У неё что, не было ауры? Разве хранитель может существовать без ауры?       Ира была в ужасе. Она ошеломлённо смотрела на Арсения и Антона. Парни кинулись к Оксане. Попов прощупал пульс на запястье девушки.       — Живая, — облегчённо выдохнул солитёр, столкнувшись взглядом с Шастом. — Она её не убила.       Шастун нервно кивнул. Камень на его груди, не дававший дышать, значительно уменьшился в размерах. Антон поднял Оксану на руки и отнёс в комнату.       Попов выпрямился. От его взгляда не ускользнуло, что Ире не понравилась забота Антона о Фроловой.       — Яна забрала её дар, — поёжился Шеминов. — Вы видели, её аура пропала.       — Хорошо бы, память при ней осталась, — верно заметил Серёжа.       Для Матвиенко всё произошло без спецэффектов. Ну, появилась Янка в коридоре из воздуха — он к подобному уже привык, схватила она за руку эту Оксану, посмотрела та с ужасом на их руки и свалилась в обморок.       — Серёж, — приструнила Ира мужчину, силясь справиться с ужасом, охватившим её.       — А что «Серёж»? — возмутился Матвиенко. — Сказала бы сразу, для чего Громов Янку метахранителем сделал? Нет, стояла тут, театральную паузу выдерживала. А если ей Янка память стёрла? Откуда мы теперь узнаем, что задумал этот урод?       — Нужно найти Яну, — твёрдо произнёс Попов. — Для её же блага. Неизвестно, чем может обернуться этот побег. Если предположения Стаса верны, — нехотя добавил мужчина, покосившись на купидона, — Яне осталось всего три стихии.       — Фортануло же тебе, Стасяо, что секретарша Громова была здесь, — хмыкнул Матвиенко. Шеминов вопросительно посмотрел на мужчину. — Стихия «воздух» метахранителем собрана. Тебе ничего не угрожает.       Ира покачала головой и посмотрела на Арсения:       — Может, Паше позвоним? — предложила девушка. — Он же поисковик. Он может её найти.       Попов бросил ледяной взгляд из-под ресниц на Кузнецову, и у Ирины всё внутри похолодело от голубых глаз солитёра. Догадавшись, что испугал подругу Матвиенко, Арс опустил глаза и кивнул:       — Я позвоню Воле.

***

      Ароматная волна сбила девушку с ног. Яна медленно выпрямилась и отряхнула счёсанную об асфальт ладонь. Она огляделась по сторонам, с удивлением отметив, что люди по-прежнему спешили по своим делам, словно никого не удивило её появление. Девушка обернулась на двух хранителей, стоявших около светофора. Светлый и тёмный хранители внимательно следили за ней.       Яна-снова-Некрасова отвернулась от них и внимательно изучила пострадавшую ладонь. Она аккуратно провела пальчиками по тоненьким полоскам крови, проступившим на нежной коже, и отдёрнула руку, когда те стали затягиваться. Девушка нахмурилась, но в следующую минуту в неё кто-то врезался.       — Понапридумывают себе любовной драмы, а потом из квартир в подобном виде выбегают, — зло прыснула женщина лет шестидесяти, обернувшись на растерянную Некрасову.       — Простите, — тихо попросила Яна.       Спрятав руки в карманы толстовки, девушка вновь осмотрелась. Она понятия не имела, где находилась. Она вообще не ожидала, что мигрирует. Она просто испугалась и захотела оказаться, где угодно, только не в одной комнате со своими друзьями, и… мигрировала.       Ощутив на себе посторонний взгляд, девушка повернулась в сторону светофора. Два скрытых хранителей наблюдали за ней. Нос девушки защекотали еле уловимые ноты сирени… и лаванды. Яна вновь хмуро сдвинула брови — лаванду она ощутила впервые. Её взгляд зацепился за пешеходов, ожидавших зелёного света на другой стороне дороги. Среди толпы мелькали ауры хранителей.       Некрасова услышала щелчок, и на светофоре торопливо засуетился зелёный человечек. Девушка непонимающе смотрела на людей, ощущая смесь различных ароматов. К горлу подступила тошнота, вызванная мешаниной запахов. Яна упёрлась рукой в стоявший рядом столб, пытаясь втянуть свежий воздух в лёгкие. Благоухания с каждой минутой усиливались, девушка чувствовала, как её сознание затягивало туманом, а сама она теряла связь с реальностью.       Некрасова начала падать в бездну, когда крепкие руки схватили её. Яна ощутила яркий древесный аромат, и знакомый голос произнёс:       — Янин, что же ты посреди города в непотребном виде стоишь?