Бессмертный цветок империи

1

Лето длилось вечность, прожигая легкие изнутри. И пусть ее комнату вычистили до изнуряющего глаза блеска, снаружи оставалась затхлость, которой едва удавалось дышать. Атанасии не нравилось, что она так скоро привязалась к подобной роскоши. Заслышав посторонний шум, она свесилась с перил, только вот никак не могла завидеть никого, кто бы оказался в ее секретном месте. Какая жалость, что сада из ее закутка с носовой платочек совершенно не было видно. Если бы только он огибал весь периметр, тогда Атанасия могла бы разглядеть даже то, что происходило за живой изгородью. Точнее, она могла бы присмотреть за Мари. Чуть не сорвавшись вниз, принцесса села на пол, свесив наружу ноги. Пока Дениз думает, что ее высочество дремлет, та зря времени не теряет. В последнее время ей доводилось плохо питаться и пропускать обеды из-за недомогания. По правде же, всякий раз, когда она видела Мари по ту сторону, аппетит только ухудшался, а порой ее и вовсе тошнило от переживаний. Но было еще, что расстраивало Атанасию – мальчик, ни разу не наведавшийся за все это время. Со дня их последней встречи минул целый месяц. Как бы ей не хотелось слепо верить тому оборванцу, пришлось примириться с мыслью, что ее надурили. Оно и ясно, ведь затворница ничего не смыслит в людях. Еще до Дениз ей приходилось разговаривать только лишь с Мари. Нахмурившись, принцесса поднимается на ноги. Оглядывая свои скромные земли, раскинувшиеся на обычной королевской территории, использовавшаяся чаще как хранение продовольствий или сбыта, ей что-то навеивал сей вид. Нечто далекое и пережитое, казалось бы, не единожды. Сухие, сожранные солнцем, ковры из припыленного камня были ей до тошноты узнаны еще задолго до появления на свет. Припрятав длинные волосы под одеждой, лишь бы только не мешались, Атанасия оглядывает местность в поисках Дениз. Той и не наблюдалось. Это была хорошая возможность выскользнуть из поместья, дабы освежить память. Решив не брать подаренный зонт гувернанткой, принцесса покидает покои, мягко прикрыв дверь. На лестнице она задержалась, прибившись грудью к перилам. Просунув маленькую голову меж них, теперь Атанасия выискивала личную служанку Дениз, которую, скорее всего, отослали для уборки. Она была права. Маленькая горничная, начищавшая колонны перед столовой, неустойчиво стояла на стуле. Пускай прошло достаточно времени, а ей одной не удалось прибраться даже в основных комнатах поместья. Все же, оно было велико и для одной Атанасии. Постояв так с минуту, принцесса выждала момент, когда служанка покинет коридор, чтобы смочить тряпку в ведре, оставленном на кухне. По наблюдениям Атанасии, она должна задержаться там около минуты, а если повезет, то горничная и вовсе может выйти через кухню, чтобы сменить воду. Как только послышалось бултыхание, принцесса стремительно спустилась, шмыгнув в открытую дверь поместья. Спрятавшись за каркас лестницы, Атанасия пропустила служанку с ведром воды к прачке, а после обогнула имение, двинувшись к саду. Источающий жар камень навевал ей тоску пережитого. Тело само повернуло к погребу, который не был пригоден для хранения продуктов из-за грызунов. Простояв напротив ведущей вниз лестницы минуту, принцесса хотела уже спуститься, но лязг дубовой двери пошатнул ее в сторону. Атанасия затаилась за углом так, чтобы в случае неудачи ей удалось спрятаться в кустах сада, прибившись к забору. Из темного закутка, прихрамывая, поднималась незнакомая для принцессы женщина, держащая в руках опустошенную бутыль. Ее лицо исказилось в отвращении, а в уголках губ запеклась белесая жидкость, источающая вонь. Как только женщина собиралась двинуться в сторону Атанасии, та напрягалась, готовясь к побегу, но незнакомку окликнули. — Опять кормила этого уродца? Высунувшись, принцесса узнала толстую служанку, которую недавно наказывала Мари. Говорят, она на испытательном сроке. — Мсье Грегуар приказал. — Недовольно ответила женщина, кашлянув. — На кой черт он только сдался? — Гризельда младшая взглянула в темень с интересом. — Не сгрызут ли крысы? Собеседница пожала плечами. — С меня три шкуры сдерут. Гризельда младшая рассмеялась. — Да кому нужно это чудовище? — она приблизилась к женщине. — Что он, что этот ребенок, — она сморщила губы, кивнув на поместье, — мусор. От досады, Атанасия нахмурилась, сжав кулаки. Ей не впервой слышать о себе эти слова, но раньше они воспринимались ею куда легче, чем сейчас. Намереваясь скрыться в саду, принцесса развернулась. И не сделав и шага, она замерла, услышав разлившую воду, которой окатили двух смутьянок. Тут же припав к стене, принцесса завидела Донье, держащей в руках пустое ведро воды, с которого стекали оставшиеся капли. Перед ней стояли насквозь промокшие женщины с озлобленным выражением лица. Женщина позади Гризельды младшей замахнулась бутылью, но ее руку задержали, не давая ничего швырануть в молодую служанку. — Не стоит этого делать, — сквозь зубы цедит Гризельда младшая, — она принадлежит аристократке. — И что с того? — выкрикивает женщина, намереваясь вырваться. — Она должна поплатиться за сделанное! — В себя приди! — толстушка отвесила ей пощечину. — Их дом граничит с Литовией. Губы незнакомки задрожали. Ей хотелось растерзать Донье, продолжавшей стоять пред ними в ожидании их ухода, но Гризельда младшая настаивала на обратном. Харкнув в сторону чужой служанки, женщина вырывается из хватки знакомой, бросив: — Тварь литоевская. Донье даже не шелохнулась, провожая взглядом женщин. Как только Атанасия осознала, что они идут в ее сторону, тут же шмыгнула в кусты, забившись в угол. И как только служанки проходили мимо них, кто-то дернул принцессу за рукав. Испуганно оглянувшись, она припадает взглядом в знакомого мальчишку, набрав полные легкие воздуха. Но мальчик перебил ее, шепнув: — От кого-то прячешься? Атанасия так и замерла с раскрытым ртом, не смея проронить ни слова. Оглядевшись, она убедилась, что за живой изгородью никого не видно, и припала к прутьям забора. — Почему ты так поздно! — воскликнула она, из-за чего мальчик опешил. Весь его вид говорил о том, что он не обещал, что явится сюда вновь. По правде, он и не собрался приходить вовсе. Перед ним, сверкая изумрудными глазами, стоял не обычный ребенок. Он совершенно точно принадлежал королевской семье, а значит не миновать беды, случись что с этим дитя. Но отчего же вид этой девочки вызывал в нем тревогу и печаль? Северин долгое время блуждал вдоль забора в поисках съестного. За несколько недель до его встречи с этой девочкой, знакомый простолюдин поведал ему о старом имении, расположившемся внутри дворца. Оно раскинулось за живой изгородью, отделившись от главной палаты, а внутри находилось малое количество стражи. Да и рыцарями их не назовешь. Лоботрясы и тунеядцы, вторую неделю засыпавшие на посту. Так ему удалось подкрасться ближе и завидеть погреб, в котором могли находиться продовольствия. Только теперь его планы разрушились с появлением этого ребенка, точно сбежавшего от полуденного сна, забыв сменить сорочку. Оглядев с ног до головы Атанасию, в голове Северина возникла мысль: сблизиться с этим ребенком для собственной выгоды. Все же, начни он обкрадывать склад, принадлежащий аристократам, его бы в худшем случае вздернули на эшафоте, а следом и всю семью. Меньше будет подозрений, соверши разруху аристократ собственными руками. Вновь взглянув в глаза девочки, он осознал, что так пригвоздило его к этому месту – отрешенность. Она находилась будто бы не здесь, пускай и реагировала бурно на его компанию. Хоть он так и не навестил ее за все это время, Северин не раз возвращался сюда примерно в одно и то же время – после полудня, когда жара спадала, а люди на улице становились уставшими и уязвимыми. Аккуратно присев, он потянулся к расстегнувшейся туфле. Атанасия тут же дернулась в сторону, отдалившись. — Твоя туфля. — Кивнул Северин. Принцесса опустила взгляд. И в правду, застежка отстегнулась, а, может, и сломалась. Присев, она потянула за ремешок, но тот не хотел отставать от застежки. Атанасия нахмурилась, дернувшись вновь, но так ничего и не вышло. — Давай я. С недоверием принцесса поднялась на ноги, взглянув на мозолистые руки мальчика. — Ты поранишься. — Говорит она. Он улыбнулся. — Я думаю, что совершать в них побег будет неудобно. Атанасия расширила глаза в удивлении. Побег? о чем говорит этот юнец? — Я никуда не собиралась бежать. — Настаивает она, нахмурившись. Мальчик принял задумчивое выражение лица, наклонив голову. — А разве ты не для этого ждала моего появления? Обернувшись, принцесса хотела вновь убедиться, что ее присутствие не обнародовали. Пускай сейчас и не время для ее пробуждения, она не была уверена, что кто-то посторонний не рассекретит ее здесь. — Как я могу покинуть дворец? — бросает она, продолжая оглядывать пустынный садик. — Это невозможно. Мальчик усмехнулся, из-за чего Атанасия вновь глядит в его лицо. Голубые глаза Северина заблестели, будто были готовы к пакости. — Если тебе интересно, то приходи сюда в полночь. Он поднимается на ноги, стряхивая с колен пыль. — О чем ты? — принцесса хватается за прутья, будто бы не желая упускать из вида мальчишку. — Надень обувь поудобней, — он оглядывает ее опрятную одежду, — а об остальном позабочусь я лично. Атанасия не успела и слова вставить, как Северин быстро покинул ее, скрывшись в глубине леса. Время к полуночи тянулось долго. Хоть на напольных часах Донье установила заглушку, Атанасия прекрасно слышала, как стрелка неусыпно вращалась по кругу. Вот, минутная стрелка достигла тридцати, а часовая даже не приблизилась к двенадцати. Она оглянулась. Сейчас в этой комнате была только лишь Дениз, поправляющая ей манжеты. Кажется, со дня их первой встречи леди стала выглядеть болезненней. Цвет лица Даммартен отличался от здорового, из-за чего Атанасия нахмурила брови, заволновавшись. — Дениз выглядит нездорово. — Выскальзывает из уст принцессы наблюдение, а после она зажимает губы рукой, осознав, что сказала. Васильковые глаза леди поднимаются вверх. Атанасия замечает красноватый оттенок белка. — Вам не стоит беспокоиться, ваше высочество. — Заверяет ее Дениз, улыбаясь. — А теперь отды… Принцесса хватает ее за руку, не давая ускользнуть. Отчего-то тревога внутри разрасталась. — Разве дом де Даммартен не славится врачевательством? — цедит Атанасия. — Почему леди такого дома выглядит столь болезненно? Кажется, Дениз даже не обратила внимания на резкие слова принцессы. Спустя такое длительное знакомство, ей довелось принять своеобразный нрав ее милости.       Принцесса совершенно точно не была обычным ребенком, ведь для своих четырех лет она была сообразительна, уверенна и зрела. Все это не присуще нраву дитя, пускай и жившему сродни скотине. Сидячая перед ней девочка будто бы сошла с пророчества о ребенке, пережившем тяготы прошлой жизни, и возродившемся вновь, чтобы предотвратить трагедию. Подобно гербу королевства Фирении: феникс, перерождавшийся до тех пор, пока не исполнит свою волю.       Пускай последнее – миф сего государства, но говорят, что сила феникса принадлежала лишь королевской чете, а точнее – девочкам, рожденным по случайной воле господа. Уже тысячу лет в семейном древе не встречалось ни единого ребенка, отпрыска королей, который носил бы титул принцессы.       Быть может, пророчество исполнилось.       Дениз дотронулась до запястья принцессы, аккуратно накрыв ее ладонь второй рукой. — Вам многое известно, ваше высочество. Атанасия вздрогнула. — Лишь благодаря твоим знаниям. — Бросает она, отворачиваясь. Придвинувшись еще ближе к Атанасии, Дениз понизила голос до шепота: — Принцесса, — обращается она к ней, — известно ли вам о пророчестве святейших господ Фирении? Сжав губы, она украдкой поглядывает на Дениз. — Разве королевство Фирения благосклонна к церкви? Дениз улыбается, прищурившись. — Пока церковь не вмешивается в дела его величества, — будто бы одними губами молвит она, — другие закрывают на крестоносцев глаза. Ничего не знавшая о вере Атанасия выглядела задумчивой. Вера… если она уверует в господа, будет ли он снисходителен к ее судьбе? или же он благосклонен лишь к тем, кто служил богу с рождения? Отвернувшись к раскрытым ставням, принцесса оглядела померкший силуэт забора по периметру дворца. Ей нужно научиться выживать вне этих стен и двигаться туда, где не грозит опасность. Способны ли священнослужители передать ее королю, как только выяснят происхождение? Атанасия не знала, куда деваться к собственному дебюту, который никогда не состоится. Кажется, что еще немного и судьба примет прежний исход событий, который принял кровавый и жестокий исход. Шелест страниц привел принцессу в чувства. Она не заметила, когда Дениз вернулась к ней с книгой в руках, присев рядом. — Что это за книга? — поинтересовалась Атанасия. — Она досталась мне от покойной тетушки. — Говорит Дениз. — Та была целительницей и ушла в храм. Это ее рукописи. Только сейчас принцесса заметила, что за толстым переплетом книги скрывались разорванные листы, исписанные красивым почерком. Их было так много, отчего казалось, что можно было пробраться в каждый фрагмент жизни владельца, узнав все до мелочей. — Ушла в храм? — спрашивает Атанасия. — Она посвятила себя служению богу? Дениз глубоко кивнула, погладив обложку книги. — Поначалу мне казалось, что ее заставили уверовать. Так считала совсем юная я. — Говорит она. — Моя тетушка вела борьбу за главенство рода вместе с моим отцом, но однажды к ней пришло откровение. То был мрачный непогожий день. За окном лило как из ведра, а животные вели себя дико.       Тогда накануне я свалилась с лошади и та чуть не раздавила меня. Тетя Дениз же слегла с лихорадкой, в то время как мой дедушка и отец искали травы в горах, чтобы облегчить течение болезни. Они еще не знали, что к вечеру поднимется ветер и принесет за собой бурю, угробившая ближайшие выселки.       Я отдыхала в гостиной с матушкой. Пускай она ничего не смыслила в врачевательстве, все равно старалась облегчить боль от неудавшейся езды на лошади, прикладывая лед к набухшей лодыжке. В то мгновение в окно забился ветер, принесший за собой сухую ветвь. Матушка вскрикнула ровно в то мгновение, когда люстра со свечами пошатнулась. Внутрь вбежала прислуга, затушив их, и поставила на столике канделябр. Нам оставалось только надеяться, что буря стихнет.       И спустя некоторое время, под гам прислуги, молящей тетушку Дениз оставаться в постели, вбегает она босая и в неглиже. — Где отец и брат?! — воскликнула тетушка, оглядываясь в полутьме. Матушка вздрогнула, совсем позабыв, что они, должно быть, только спускались к подножию. — О-они… — голос матушки дрожал, а я вцепилась в ее руку ногтями, осознав происходящее. — Где они, Флёр? Приложив к губам руку, матушка пыталась унять тошноту от волнения. — Они отправились за травами, — полушепотом молвит она, — чтобы ты скорее поправилась. Помню, как тетушка ударила кулаком по стене и наказала моей матушке сидеть здесь. Ринувшись к пристройке прислуг, она вынудила пойти с собой нескольких рыцарей. Матушка все плакала, а само поместье было немо, словно нас поглотило болото. Я прислушивалась к каждому шороху, ожидая, что отец вернулся, но это был только топот прислуги, в очередной раз пришедшая, чтобы сменить свечу. И как только она пришла в третий раз, главная дверь скрипнула, а мое сердце будто бы замерло. Внутрь, придерживая моего раненного отца, босая и грязная вошла тетушка Дениз, а позади нее шли рыцари, один из которых помогал дедушке преодолевать лестницу. — Дитрих! — воскликнула матушка, подбежав к отцу. — Он в порядке, Флёр, — заверила ее тетушка, — ему просто следует отдохнуть. — А ты? — она дотронулась до ее лба. — Ты вся горишь, Дениз! Тетушка покинула нас, не обронив ни слова, а на следующий день, чудом оправившись от лихорадки, собрала вещи и за завтраком изъявила об уезде. — Я против! — дедушка ударил по столешнице, а после ощутил головокружение. — Это мой выбор, отец. — Настаивала она. — Сестра, — обеспокоено обратился к ней мой отец, — подумай о своем женихе. Она вздохнула, отставив тарелку. — Знаете ли вы о божественном откровении? Руки моей матушки дрогнули. Дом де Даммартен не веровал в господа, а к церкви относился с пренебрежением. Но моя матушка бежала из собственного дома только для того, чтобы уберечь себя от религиозного помешательства своих родителей. Их главным желанием было сослать матушку в храм, чтобы ты посвятила себя богу и людям, притом, что они ни разу за всю ее жизнь не посетили ни единого храма и церкви. Они вносили огромные пожертвования от собственного имени, скупали молебны и кресты, но даже за завтраком не произносили молитв и перед сном не исповедовались у иконы. Казалось, они жили по чьему-то велению, следуя неизвестному предписанию. Завидев нездоровый цвет лица матушки, отец накрыл ее руку своей. — О чем ты говоришь, Дениз? — Вы должны были погибнуть этой ночью, а моя дорогая племянница пошла бы на растерзание к лорду Писцену! — в сердцах воскликнула она, а после взглянула с беспокойством на матушку. — Родители Флёр бы заставили ее примкнуть к церкви, но она не смогла выдержать еще и это, потому… — тетушка вдруг смолкла, а после повторила: — потому… лишила бы себя жизни. Чья-то вилка рухнула на тарелку, а из глаз матушки вновь полились слезы. — Это всего лишь сон, Дениз! — настаивал мой батюшка, но тетушка ударила по столу так же, как и дедушка, а после поднялась с места. — А это уже мне решать, брат. С тех пор тетушка Дениз не принадлежала дому де Даммартен, пускай и не была исключена из семейного древа. А на свой следующий день рождения я получила от нее письмо, в котором рассказывалось об еще одном откровении. Все это время Атанасия не проронила ни слова, внимая рассказу сидячей рядом Дениз. Услышанное казалось для нее настолько невероятным, что в какой-то момент принцесса отказывалась верить рассказу гувернантки. Нахмурившись, она наклонилась вперед. — И что за откровение пришло твоей тетушке? — поинтересовалась принцесса, продолжая глядеть в пол. Сжав переплет в пальцах, Даммартен тут же вспомнила содержание письма. Все же, она получила его в сложный для себя период, когда врачевательство становилось для нее обременительным. Перечитывая написанное тетушкой вновь и вновь, нескладная рифма на литовском языке обретала смысл. — Принцесса, рожденная в рождество, подобно фениксу живет, — протянула Дениз, устремившись взглядом в Атанасию, — пока глаза ее в печали, а сердце ноет за родных, то не видать ей милость нашу; переродится, но не взлетит. Сердце Атанасии стучало в висках, а перед глазами все было мутное. — Прошу прощения, Дениз, — соскальзывает с ее губ, — но могу ли я… Она замолчала, сцепив пальцы в замок на коленях. Сидя в тишине некоторое время, Дениз вздохнула, протянув толстый переплет Атанасии. Та с непониманием взглянула в глаза гувернантки. — Моя тетушка скончалась от лихорадки несколько лет назад, — говорит Даммартен, — и единственное, что я могу вам предложить – рукописи. С дрожью в руках принцесса приняла их, намертво прижав к себе переплет. — Я… — сказала было Атанасия, но тут же замолчала. — Ваше высочество, — мягко обращается к ней Дениз, — я поделилась с вами историей о моей тетушке не для того, чтобы заставлять вас делиться сокровенным. — Признается она. — Мне показалось, что вы чем-то терзаетесь. Атанасия прикусывает изнутри щеку. — Когда придет время, то я с удовольствием выслушаю вас. — Даже, если услышанное будет казаться сумасшествием? Мягко усмехнувшись в ладонь, Дениз наклоняет голову в сторону. — Моя тетушка была целителем храма и пророком, которому являлись видения. — Говорит она. — Разве я могу не поверить вам, ваше высочество? Не дав ей ответа, Атанасия прячет переплет под матрасом. — Надеюсь, ее записи будут вам полезны. Она поднялась и накрыла одеялом принцессу, погасив свечи. Как только Дениз оказалась возле двери, Атанасия протянула ей вслед: — Спасибо. Отчего-то ее благодарность несла глубокую печаль и переживание. — Я рада служить вам, принцесса Атанасия. Как только Дениз покинула комнату, принцесса замерла, взглянув в потолок. У нее было множество вопросов, крутящихся в голове, но один оставался безответным – что случилось с леди Даммартен? С какого только момента леди знатного рода решила поделиться столь щепетильной темой с королевским отпрыском? Ее слова могут считаться за измену, беря во внимание еще то, что родилась истинная принцесса. Быть может, пророчество, пришедшее тетушке Дениз, было обращено к тому ребенку в руках Мари. Только вот, сама Атанасия родилась в канун Рождества. Свесив ноги с кровати, принцесса усаживается на краю, ощутив неровности под собой. Переплет был настолько толстым, что чувствовался под несколькими матрасами, потому было решено перепрятать рукописи в надежное место. Еще неизвестно, когда сюда явится тот, кто перечеркнет всю жизнь до конца ее дней. Оглядев комнату, Атанасия вновь устремляется взглядом в часы, которые, наконец, приближали ее к заветному времени. Помнится, Донье как-то удивилась, когда конструкция чуть не рухнула из-за натиска ветра. Возможно, они были полыми и боле не смели оповещать о наступлении двенадцати. Дотронувшись до механизма, принцесса приложила некоторые усилия, чтобы сдвинуть его в сторону. Пускай это было не так просто, но ей удалось поднять часы и отодвинуть на сантим вправо. Постучав по боковине, раздался яркий звук, разлившийся по всей комнате. Казалось, будто кто-то уже пользовался тайником когда-то, вынув то, что мешалось внутри. А после Атанасия открестилась от этой затеи, посчитав, что однажды они уйдут в негодность и их тут же выбросят. Положив рукописи обратно под матрас, принцесса обложила подушками центр постели и накрыла их одеялом. Взяв с прикроватной тумбы канделябр, а с письменного стола припрятанные спички, Атанасия наугад выбрала туфли, тут же закрепив их по стопе. Поболтав ногой в воздухе, она убедилась, что те сели плотно, и вышла из комнаты, направившись на улицу. Атанасия еще ни разу не покидала покои среди ночи. Пускай она знала, что ей вряд ли довелось бы застать с кем-то встречу, зажигать свечи не стала, опасаясь стражи. Теперь она вышагивала близь имения, стараясь слиться со стеной, а когда оказалась возле сада, то припрятала в сорняках канделябр, сунув в панталоны спичечный коробок. Шмыгнув в живую изгородь, она замерла возле забора. Ждать пришлось не долго. Как только принцесса оказалась заметна для Северина, тот вышел к ней навстречу, махнув рукой. — Покажи-ка обувь. С хмурым выражением лица, она приподняла сорочку и левую ногу, повертев стопой из стороны в сторону. Мальчик цыкнул, явно не оставшись довольным. — Ты в них быстрее подвернешь ногу, чем сбежишь. — Спустил он раздраженный комментарий. Решив пропустить замечание юнца, Атанасия приближается к прутьям. — И каков план? Пробубнив что-то невнятное, он роется в сумке, вынимая ситцевое платьице и повойник, протягивая это принцессе. — Переоденься. — А после он кивает на ее одежду. — Не пойдешь же ты в спальном платье. Мягко принимая в руки жесткую ткань, Атанасия разворачивает платье, прикладывая его к телу. Невероятно большое, изумляется она, почувствовав, как юбка защекотала икры. Зажав манжету пальцами и вытянув руку в сторону, принцесса убедилась, что скорее она запутается в нем, пока попытается ступить вперед. Но ничего не оставалось. Положив повойник и платье перед собой на землю, она схватилась за низ неглиже, намереваясь снять его. Только вот Северин резко схватил ее за запястье, останавливая. — Ты замерзнешь. Нахмурившись, Атанасия выпускает подол из кулаков, сдув с лица прядь волос. — Эй, что это с лицом? — недовольно проворчал мальчик. Атанасия уже натягивала на себя тряпье, без труда втиснувшись головой в разрез. — Я намеревалась заснуть в чистом. — Бойко бросает она, подбирая с земли повойник. — А, это?.. Отобрав льняной ободок, он сощурил глаза, поманивая ближе к себе Атанасию. — Даже не надейся, — тянет он, подвязывая волосы девочки, — раньше рассвета мы не вернемся. Сдавило виски, потому она с хмуростью оглядела Северина. Тот только оглядывал неряшливую прическу ребенка, оставаясь вполне довольным получившимся. Все же, прежде, ему некому было подвязывать волосы. И хоть повойники так никто не носит, ему показалось, что ей он может мешать. Прикрыв глаза, Атанасия сложила на груди руки, примиряясь с мыслью, что подобная выходка заходила за рамки разумного. Ей все меньше нравилась эта затея, но шанс выбраться отсюда никогда не выпадал ей раньше. Стоит воспользоваться этим. — Меня хватятся, если не застанут в постели. — Предупрежденным тоном оповестила она его. — Ну, и как же мне выбраться? Приложив к губам палец, Северин оглядел пики на концах забора. Пускай ему бы удалось без проблем перелезть и даже не задеть кожу лезвием, этот ребенок даже удержаться навису больше секунды не сможет. Пока он раздумывал, как же поступить, Атанасия присела. Пристально оглядев землю, она заметила, что под забором есть полое пространство. — … был бы здесь подкоп. Щелкнув пальцами, Северин закивал, оглядывая землю. Не найдя ничего, что бы походило на небольшое углубление, он встал на колени и принялся раскапывать небольшую ямку. — Что ты?.. — Подкоп. — Бросает он. Она вздыхает, опуская руки, чтобы помочь, но Северин останавливается, взглянув на Атанасию. — Замараешься. — Неодобрительно говорит он, и она замирает, поднимая на него свой взгляд. — Раз у тебя нет другого плана, я помогу осуществиться своему. — У меня был план. — Настаивает он. — И какой же? Северин указывает на забор. — Перелезть его. Оглянув размер ограждения, Атанасия нахмурилась, оценив собственные силы. — Не предстоит возможным. — Строго отзывается она, вновь сунувшись в землю руками. Спустя секунду раздался хриповатый смех, который заставил вздрогнуть принцессу. Подняв взгляд, она завидела, как Северин прячет улыбку за кулаком, стараясь сдерживать голос. Она вновь нахмурилась, неодобрительно вздохнув. — И что смешного? — поинтересовалась она. Усевшись по-турецки, мальчик уложил голову на ладонь, наклонившись в сторону. — Ты забавная. Ее брови сводятся на переносице. — Не имею ни единого представления, о чем ты. — Вскользь бросает Атанасия, вновь приступая к работе. В который раз напарываясь взглядом на свои ладони, принцесса на долю секунды замирает, чтобы оглядеть их размер. Крошечные. Настолько крошечные, что беспомощные, а кожа настолько нежная, что царапается даже от земли. Вступившие капли пота на лбу заставили ее стереть их рукавом платья. Отчего-то эта ночь была немыслимо жаркой. Атанасия вся вспотела и желала уже расквитаться со своей затеей, только вот дело, за которым она корпела, так и не продвинулось. То, что ей так хотелось назвать подкопом походило только на небольшую лунку для крошечного шарика. Взглянув исподлобья на своего компаньона, Атанасия раздраженно сказала: — И как долго ты будешь наблюдать за мной и бездействовать? Он улыбнулся, сощурив глаза. — Мне кажется, твои старания напрасны. — Признается Северин. Переведя дыхание, Атанасия все же отстает от раскопки, зависнув взглядом на влажной почве. — Ты прав. — Нехотя соглашается она. Как только пойдет дождь, то все ее труды будут напрасны. Значит, ей нужен иной способ покинуть это место. — Что ты сказал ранее? Северин хмурится. — О чем ты? — О заборе. Бросив взгляд на тонкие прутья, принцесса останавливается только лишь на острых пиках, сделанные из высококачественной стали. — П-постой! — воскликнул он, схватив ее за запястье. — Это опасно. — Тогда предложи что-то еще, — она вырывает руку, — мне же ничего другого не лезет в голову. — Почему ты так пытаешься покинуть дворец? — интересуется Северин. — Дворцовая жизнь так плоха? Она сжимает зубы, отворачиваясь. О чем он только может ведать? озлобленно думает Атанасия, дрогнув. Верно, ему ни о чем не известно. Отойдя от забора, принцесса ринулась к зарослям, в которых остался канделябр, а после подняла его, взглянув на мальчика. Жалкий лгун, бросает она про себя, впившись пальцами в латунь. — Мне незачем разъяснять тебе простую истину. — Говори проще. — Отзывается он, наклонив голову в бок. — Если хочешь, чтобы я помог тебе, будь дружелюбнее, — а после добавил: — Ати. Принцесса переводит на него хмурый взгляд. — Меня зовут Атанасия, а не Ати. — Разве тебе не нравится прозвище? — удивляется мальчик. — В последнюю нашу встречу мне показалось, что оно понравилось тебе. Вновь приблизившись, она вдыхает побольше воздуха, и спрашивает: — Мне что-то нужно сделать, чтобы ты помог мне выбраться отсюда? Теперь Северин глядел на нее исподлобья. Его голубые глаза сверкали в полутьме и, казалось, были способны освещать путь. Атанасия была права. — У меня нет драгоценностей, которые ты бы мог выменять на золото. — Мне и не нужны камни. — Резко отвечает он. — Мне вообще нечего тебе дать. — Признается она, наблюдая за его реакцией. Теперь он сощурил глаза с неверием. Как у ребенка из знати не может быть ничего, что бы он мог предложить взамен? ни денег, ни украшений, ни еды. Бросив взгляд на землю, к ногам принцессы, Северин теперь разглядывал поношенные туфли, стертые изнутри. Еще немного и те вовсе порвутся. Если подумать, то днем он встретил ее в подобных.       Намереваясь отвернуться, Северин случайно взглянул в ее лицо и слегка дрогнул. Казалось, ребенок перед ним глядел сквозь него. Пускай она была перед ним, держа в руках старый канделябр, ее глаза говорили об обратном. Будто она вспоминала что-то давно упущенное, что-то связанное с местом, в котором оказалась заточена. Северину был хорошо знаком этот взгляд.       Когда они бежали с севера, матушка смотрела точно также. Сухо, блекло и из последних сил. Она не доедала. Все, что ей удавалось найти, она отдавала ему или отцу, пропадавшему в шахтах, чтобы заработать. И вскоре она захворала.       Прикрыв глаза, Северин пытается не возвращаться в дела прошлого. Все же, здесь не так плохо. Пускай матушка еле ходит, по крайней мере, в их доме теперь не голодают. Но другим этого не хватает.       Вспоминая, как много оставшихся без родителей детей, Северин ловит себя на мысли, что ответственность за них должна все же на ком-то лежать. Если их король бездействует, то должен найтись хоть кто-то, кто облегчит их жизнь. — Еда… — выскальзывает с его уст, и он прикрывает губы. — Тебе нужны продовольствия? — незамедлительно интересуется Атанасия, застывшая на месте. Северин кивает. — Мне нужно лишь это. Оглянувшись, принцесса вновь приковывается взглядом к погребу. Заведомо зная, что внутри не может быть мешков с пшеном или даже картошкой, но стоило просто в этом убедиться. Быть может, еду, которую для нее готовят, хранят именно там. Вынув из панталон коробок, она умело чиркнула спичку и зажгла свечу в центре. — Я сейчас. Мальчик дотрагивается до ее запястья, намереваясь что-то сказать, но она прерывает его: — Но не могу обещать, что внутри что-то будет. Так она оставила его, двинувшись к затхлому месту, хранящее тайны. Быть может, вскоре она переживет тоже, что и когда-то давно. Она не будет больше видеть лучи солнца, слышать правильную речь и видеть других людей. Еда, которую ей готовят сейчас, пускай и была остатками от королевского стола, но из малого разнообразия предложенного было хоть что-то съестное. Когда же она была здесь… Задержавшись на лестнице, Атанасия схватилась за колонну, прислонившись лбом к слегка прохладному мрамору. От этих воспоминаний ее мутило. Присев на корточки, она отставила канделябр и обняла колени, чувствуя, как надвигалась паника. Ей не хотелось возвращаться сюда, ведь даже воздух здесь пронизан гнилостью и железом. Зажав рукой рот, она поднялась на ноги и через силу добралась до двери, пытаясь вспомнить, где находится ключ. Один точно был у той женщины, только вот сейчас она ее ни разу не видела, а второй оставляли в тайнике, находящийся близ двери. В редких случаях ключницу замещала молодая служанка, вечно копошащаяся возле входа. Прежде, чем отпереть замок, Атанасия слышала, как о стекло бился металл и при входе от девушки пахло мазутом. Этот запах заполонял всю темницу, образовывая ком в горле. Приблизившись к нише слева, принцесса осветила пустое пространство, в котором не было ничего, что могло бы прятать в себе небольшой предмет. А после по ту сторону двери послышалось шевеление и крик младенца. Наспех потушив подушечками пальцев свечу, Атанасия забилась в темную нишу, скатившись к полу. Благодаря ситцевому одеянию ее почти не было видно, но если кто-то взглянет воочию прямо на нее, то ее рассекретят. Из-за того, что пахло гарью, принцесса занервничала, убрав канделябр за спину. Чувство небольшого жара охватило спину. Кажется, воск приклеился к тряпью, стараясь опалить кожу. Закусив губу, Атанасия пригнулась, чтобы за небольшим кустом ее маленькое тело не сильно выделялось, а после дверь с грохотом открылась, ударив ее в плечо. Еще немного и Атанасия бы вскрикнула от неожиданности и боли, но ей удалось сдержаться, прокусив кожу. В глотку скользнул металлический привкус, от которого ее замутило, и она впилась ногтями в колено, чтобы привести себя в чувство. Лязг старого ведра со зловонным содержимым и громкий зевок, перекрывший звук от дверного хлопка. Над Атанасией возвышалась женщина, которую она видела утром. Ее неуклюжие движения говорили о том, что она только недавно во дворце, потому что это лицо и эти неаккуратные действия принцесса смогла бы запомнить сразу. Она даже не походила на ту, что держала ее здесь когда-то. Взгляд этой женщины не был наполнен жестокостью и кровожадностью, но в профиль было в ней кое-что запоминающееся – огромная родинка, которую утром не видела Атанасия, напоминала булыжник среди гальки. В том же месте у ее мученицы находился глубокий рубец. Быть может, женщина перед ней была той самой ключницей, держащей ее взаперти. Пока она только приступила к своим обязанностям, потому от нее не веяло холодом, опоясывающий ступни. Ударив несколько раз ногой по дубовой двери, женщина грубо воткнула ключ в полость замка и повернула вправо три раза. Дернув на себя ручку, она убедилась, что дверь заперта и огляделась. Сердце Атанасии замерло. Она готова была поклясться в том, что только что на нее смотрело два карих глаза, внушая опасность. Задержав дыхание, принцесса сильнее прибилась к полу, чтобы слиться с серостью камня и смолью земли. И ей свезло, ведь только что эта женщина устремила свой взгляд в нишу, в которой пряталась юная принцесса. Потянувшись рукой к каменной кладке на стене, женщина на ощупь постукивала по камням, выискивая среди них полый. Как только ударенный кирпичик задрожал, она довольная вынула его наружу, бросив в знакомую по звучанию полость ключ. Вновь припрятав клад камнем, она огляделась, с опасением поднявшись наверх по лестнице. Атанасия еще какое-то время находилась близь ниши, не сунув даже носа за карликовый куст. Ее сердце бешено билось, раздаваясь в висках, а пальцы рук дрожали, не смея замереть в спокойствии. Казалось, сейчас ей ничего не угрожало, но страх неизбежного, страх пережитого затмевал разум, понемногу пожирая, чтобы добраться до самого сердца. Даже после затишья и явного отсутствия женщины рядом с погребом, принцесса боялась пошевелиться. Ей пришлось заставить себя подняться только после того, как затекли ноги и заныло плечо, которое, будто бы, оказалось вывихнутым. Аккуратно разогнувшись, первым делом она достала из-за спины канделябр со смятой в центре свечой. Попытавшись дотянуться до лопаток рукой, она напоролась на застывший воск, испортивший одежду, а после скривилась от боли в руке, выпустив латунь. Благо не раздалось ни звука. Сильная боль разрасталась, заставляя вогнуть внутрь грудь; не было слышно ничего, кроме собственного сердца, заставившее биться кровь в висках. Так она просидела с минуту, пока не заставила себя подняться и вытащить наружу керосинку. Загадка тошнотворной вони от заменяющей ключницу служанки была раскрыта. В руках с этой лампадкой всегда входила эта женщина, а после наглухо запирала дверь, пришвартовывая чем-то снаружи. Вечерее же из нее брала ключ горничная, руки сунув в пахучую смесь. Вставив в замок ключ, Атанасия сделала три оборота, а после замерла. Ощутив собственную уязвимость, она мигом подняла с пола канделябр, чувствуя себя с ним в безопасности, и прижала его к груди, пытаясь унять дрожь рук. Казалось, еще немного и она рухнет от боли и жара, разраставшегося внутри. Один, два… принцесса кладет руку на поверхность двери, чувствуя влагу подвала; три, четыре… спустившись вниз, пальцы находят ручку, ухватившись за нее; пять, шесть… натянув на себя латунь, дверь не сразу поддалась, а после открылась, впуская внутрь очередного проходимца. Запахло плесенью, землей, старой мебелью и сыростью. Проскользнув внутрь, Атанасия мягко прикрыла за собой дверь, оглядевшись в тусклом свете. Справа, за той неровной стеной, когда-то было отхожее место, источающее вонь, но теперь оттуда виднелись старые дощатые коробки, накрытые тканью. А решетка впереди оставалась все такой же, будто бы сошедшей с прошлого. Пройдя вглубь, она услышала шевеление. Руки с канделябром дрогнули и Атанасия обернулась, намереваясь со всех сил швырнуть его в вошедшего. Только вот дверь осталась нетронутой. Неровное дыхание заставило ее взглянуть вправо. Там, в ледяной люльке, лежал ребенок, кряхтевший от горячки. Нога сама шагнула в ту сторону, руки вцепились в перекладину, наклонив кроватку. Перед ней лежал единственный человек, который находился с ней рядом во времена ее заточения. Его было не сложно узнать, ведь сросшийся глаз и поплывшая физиономия всецело выдавала его. По телу пробежали мурашки. Оставленное ведро воды говорило лишь о том, что та женщина еще вернется, потому Атанасии не стоило бы здесь задерживаться. Но она неустанно глядела на малыша, не издавшего ни звука. И в ее голове проскользнула пугающая мысль: «Я способна прервать его дальнейшие муки», — она нависает над колыбелью, откидывая изогнутую тень от зажженных свечей. Схватив влажную тряпку, Атанасия медленно тянет к ребенку руку, останавливаясь возле его лица. Ей казалось это единственным спасением в его жизни, ведь то, в кого его превратят, будет не лучше ада на земле. Рука с тряпкой накрыла лицо младенца, неплотно прижавшись к коже. Его потихоньку угасающее дыхание жаром отдавалось в ее ладонь. Пальцы дрогнули, глаза налились слезами и Атанасия вырывает руку, пошатнувшись в сторону. «Только что… только что я пыталась», — паника сгущалась в ее рассудке, охватывая трясиной. Принцесса накрыла ладонями уши, прикрыв глаза. События прошлого призраком выплясывали в этой комнате, проходя сквозь нее. Этого ей никак не хотелось переживать вновь, но зачем-то она это делала, упиваясь воспоминаниями. Пытаясь унять сознание, она ударяет по голове вновь и вновь, пока фантомы не исчезают, в последний раз всмотревшись в ее лицо. Дрожащей рукой дотронувшись до щеки, Атанасия поняла, что вся пылает, потому вызванный бред разыгрался только лишь на фоне болезни. На ватных ногах она поднялась вновь, остудив тряпку в еще холодной воде. Отжав, что есть силы в хрупом теле, лоскут ткани, она кладет его на лоб ребенка, повыше натянув одеяло. «Ты вряд ли скажешь мне «спасибо», если узнаешь о сегодняшнем дне». Резко бросившись к полуразваленной стенке, принцесса сдернула с дощечек тряпку, обнаружив внутри только лишь старые поношенные вещи для младенцев. И даже залезь она глубже, ничего боле не смогла бы обнаружить. Только зря пыль подняла, проносится в ее голове, и Атанасия накрывает в прежнем беспорядке ящики, подбирая с пола канделябр. Прежде, чем покинуть подвал, она бросает взгляд в люльку, обещая себе, что еще вернется. Оказавшись снаружи, она спустилась вниз по двери спиной, усевшись на прохладный камень. Лестница вверх была такой же старой, как и место за ней. Отошедшие от каркаса каменные плиты валялись у ее ног, разбившись вдребезги. Мысом обуви принцесса чувствовала неровность камня впереди, пошатывающийся всякий раз, когда она дергалась. Это понемногу раздражало, вселяя беспокойство. Нужно запереть дверь, рассуждает Атанасия, задержавшись за ручку, спрятать ключ и покинуть подвал… ослабленная рука дрожала, лозой повиснув на латуни, вторая в бессилии лежала на земле. Что скажет Дениз, увидев ее в столь неприглядном состоянии? Сжав челюсти, она все же заставила себя подняться. Рука на ощупь выискивала выпирающий ключ, только ничего и не могла найти схожего. Тогда Атанасия пошарилась поверх панталон, ощупывая грязную ткань. Ничего. Упав на колени, принцесса стала водить ладонями по земле, каменной кладке, пустым полостям от отставших кирпичиков – пусто! затаившись, она щекой припала к камню, оглядывая тьму вокруг. И только слабые возгласы вдалеке заставили ее подорваться с места и преодолеть лестницу, чтобы шмыгнуть за угол, затаившись. — Кто-то внутри! — взволнованно завыла ключница, выплясывая перед кем-то впереди. — Уверяю вас, я отлучилась на пару минут, чтобы сменить отхожее ведро! Уверенная походка, не присущая челяди, не была известна для Атанасии, только вот она не понаслышке ведала, кому принадлежала эта поступь. Мсье Грегуар жестким шагом шел позади полной служанки, поправляя спальное платье на ветру. Атанасия сжала кулаки, прибившись к стенке. Как только они оказались возле двери, ключница взволнованно указала на вход, когда писарь вытянул руку в сторону. — Ключ. — Скомандовал он. Та суетливо вынула его из кармана и в поклоне передала мужчине. Когда в полости замка оказался ключ, мсье Грегуар толкнул его влево, напоровшись в тупик. А после он развернулся с откровенным недоумением на лице, расширив ноздри в ярости. — Ты не закрыла ее? Женщина перед ним вся задрожала, сжав перед собой руки. Ей было нечем опровергнуть свою оплошность. Она только уводила взгляд в сторону всякий раз, когда Грегуар ловил его своим. А после он вжал ее шею в дверь, до шепота понизив голос: — Еще раз спрашиваю: ты?.. — Н-нет! — взывала она, глотнув воздух ртом. — Прошу прощения, мсье Грегуар, накажите меня, глупую! Перекошенное от раздражения лицо мужчины даже не взглянуло в ее сторону. Оттолкнув женщину, Грегуар распахнул дверь, замерев в проеме. Все было прежним. Это было утешением и благословением. Сделав несколько шагов внутрь, он тут же подошел к кроватке, убедившись, что дьявольское отродье живо. К его несчастью так и было. И когда он окончательно пропал из вида Атанасии, та ринулась к Северину, который, как она думала, уже покинул ее. Виднеющийся силуэт впереди приводил ее в чувство. В опаске обернувшись, она в последний раз убеждается, что никого нет, и припадает к прутьям. — Уходи! — на выдохе выпаливает она, согнувшись. Мальчик с обеспокоенным выражением лица подошел к ней, заглянув за спину. — Что случилось? Вцепившись в его запястья, Атанасия пытается отбросить руки от прутьев, настаивая на своем. — Тебе опасно здесь быть. Уходи. Его брови нахмурились. Он неуверенно делает шаг в сторону, но замирает, завидев ее потрепанный вид. — Бог мой! — ахает Северин, — что с тобой? — Это сейчас не важно. — Еще как важно! — он вновь оказывается близ нее с рассерженным лицом. Знакомый лязг двери заставил Атанасию вздрогнуть. Зажав рот юнца ладонью, она оборачивается в левый профиль, пытаясь завидеть позади себя тех двоих. Хоть и слабо, но принцесса видела очертания белого платья Грегуара, стоящего возле входа в погреб. Они о чем-то пылко беседовали, а после послышался хлопок от пощечины и яростный голос мужчины: — Тебе придется молиться, чтобы злоумышленником не оказалась треклятая девка, рожденная по воле случая. Внутри Атанасии стянулся узел неизвестных ей чувств. Она была раздосадована и напугана, отчего пальцы ее рук задрожали. — У-уверяю вас, — ключница схватилась за полы его платья, — этот ребенок не настолько умен, чтобы пробраться сюда. Мсье Грегуар презренно фыркнул и рывком вырвался из хватки женщины. Напоследок он пригрозил ей пальцем, устремившись в свои покои, когда взволнованная служанка ушла в свою пристройку, кажется, позабыв о младенце, запертом в подвале. Теплая ладонь Северина привлекла внимание принцессы. Подняв свой взгляд, она ожидала напороться на презрение или жалость, но ничего, кроме сочувствия юноша не выражал. Он пытался теснее обхватить ее руки, чтобы заверить о безопасности, но дрожь, как капель, не унималась, заставляя его вздохнуть. — Дай мне минуту. Скинув с себя потертую сумку, мальчик крепко взялся за прутья, оценив расстояние до пиков. — Что ты?.. — В таком состоянии ты не дойдешь до кровати. И не дав ей возразить, он оказывается на вершине, одним рывком подтянувшись на руках. Аккуратно задержавшись на неудобной балке, мальчик перекидывает ногу, а после и вторую, удерживаясь навису. Оттолкнувшись руками, он приземляется радом с Атанасией, переведя дух. Принцесса закопошилась, пытаясь снять платьице, только Северин остановил ее, мягко взяв за руку. — Снимешь его внутри. — Я… — она сжала губы, замерев на месте. Мальчик взглянул на нее. — Я приношу свои извинения за испорченный наряд. Он лишь небрежно махнул рукой. — Лучше скажи, в каком направлении идти. И подхватив ее, Северин уже нес ее к концу живой изгороди, замерев возле стены. Атанасия решила не упрямиться, уставившись на ветхое поместье впереди. — Обогни его справа и иди до конца, — после она добавила: — Потом поверни налево и поднимись вверх по лестнице. Моя комната на втором этаже. Было чувство, что он ее не слышал, ведь мальчик оглядывал скромные владения монарха, походящие больше аристократические земли в упадке. Сей вид внушал в него разочарование, ведь это место выглядело беднее поместья северного герцога, которое ему довелось увидеть однажды. Северин не ошибся. Убранство внутри источало неприятный запах, отчего сложно поверить, что здесь обитает ребенок в его руках. Как только они оказались наверху, Атанасия указала на первую дверь у лестницы. Он усадил ее на постель, после чего она сняла платье и стянула с волос повойник, протягивая вещи Северину. Тот молча принял их, намереваясь покинуть комнату, только принцесса заставила его остановиться. — Коль ты здесь, — протянула она, — то можешь поискать что-то на первом этаже. Она уже была под одеялом, плотно укрыв себя до подбородка. — Но я не помог тебе выбраться. И Атанасия сказала: — Сомневаюсь, что это наша последняя встреча. Северин же ничего не ответил, покинув комнату. Принцесса же слегка с лихорадкой. Теперь же Атанасия думала, что ей больше не суждено встретиться с Северином. По правде, важна была не его компания, а вылазка за пределы дворца, чтобы изучить окрестности города. Пролежав в постели чуть меньше недели, она только сегодня смогла убедить Дениз выбраться на променад до сада, чтобы изъесть чего-нибудь на обед. Пускай рука до их пор саднила, Атанасия не оставляла надежду на очередную встречу. И вот, сидя среди скучного разнообразия зеленовидных растений, она буравила взглядом живую изгородь, чем привлекла внимание гувернантки. — Ваше высочество, отчего вы так пристально глядите в ту сторону? Переведя свой взгляд на Дениз, держащей над ней зонтик, принцесса вздохнула, припав щекой к ладони. — Не сидите так, — строго отозвалась Дениз, из-за чего Атанасии пришлось выпрямиться. — С корсетом мне не приходилось следить за своей осанкой. — Аккуратно перевела тему принцесса, сложив на коленях руки. Хотя, это была правда. — Вам не по душе мои детские платья, ваше высочество? — вскользь поинтересовалась Дениз.       Украдкой она взглянула на пышные манжеты, которые ей довелось видеть только лишь на рисунках в книгах, а после на пышную юбку, под которой прятался подъюбник вместо панталон. Атанасия знала, что эта одежда никогда прежде не принадлежала Дениз ее возраста – слишком она была в ногу с нынешней модой, да и этот зонт. В первую их встречу леди Даммартен совершенно точно вынесла собственный зонт, выдержанный со всей строгость и без прикрас, но, взглянув на купол над головой, она только подтвердила свои догадки. Дениз проявляется излишество в ее отношении, но нельзя сказать, что принцессе это не по нраву. Скорее, она была смущена подобным вниманием, не имея возможности отплатить ей сполна за заботу. Вновь взглянув на Дениз, Атанасия застала отрешенный взгляд, не ждущий ответа, но все же решила сказать: — Я бы их не носила. — Буркнула она, отвернувшись. Едва заметно улыбнувшись, леди Даммартен жестом руки подозвала Донье. Та уже вернулась с блюдами, готовясь к сервировке. — И все же, ваша милость, — мягко обратилась она к ней, — вы так и не ответили, что произошло в ту ночь. Едва заметно вздрогнув, Атанасия развернула полотенце, накрыв им колени. — Я ведь сказала, что упала с лестницы. — Вам что-то нужно было внизу? — подхватила Дениз, наклонив голову. Принцесса сжала губы, дождавшись, когда Донье покинет их, отойдя ко входу в сад. — Я не нашла графин с водой, — солгала она, — и мне хотелось освежиться из-за жара. Кивнув, Дениз поддалась натиску лжи принцессы. — Впредь говорите обо всех неудобствах, ваше высочество. — И добавила: — Накажу Донье оставлять графин и стакан на тумбе, а на столике ванночку. — Это обременительно. — Резко ответила Атанасия. — Ваше высочество, — обратилась к ней леди Даммартен, — мне не хотелось бы больше видеть вас покалеченной. Завидев этот взгляд Дениз, принцесса опустила глаза на тарелку, взявшись за вилку по правую сторону. Ей ли не знать, с каким упорством она старалась поднять ее на ноги. Казалось, если бы не она, то болезнь съедала бы ее изо дня в день, пока маленькое тело не остынет. Теперь Атанасия загорелась желанием изучать целебные травы и врачевательство. Пускай Дениз была одарена этим с рождения, у принцессы была гениальная память и терпение, позволяющее ей справиться со столь непростым умением. Трапеза окончилась неприлично быстро. Пускай она сама вызвалась отправиться сюда, все же аппетита у нее не наблюдалось. Потому теперь она поглядывала в сторону забора, пытаясь отличить за частоколом зелени знакомую макушку. Ожидание было мучительным. Она заерзала на месте, намереваясь подняться, но ровно в это мгновение ветер подхватил с ее головы шляпу, утянув во владения главной палаты. Дениз мягко поклонилась и неспешно двинулась навстречу к Донье, уже ушедшей на кухню. Теперь Атанасия была одна. Всегда ли почва была такой мягкой? Туфли, которые были ей в пору, ощущались иначе. Не приходилось напрягать стопы при ходьбе и следить, не выскользнул ли мыс из полости скромных мыльниц. Все же, она была глубоко благодарна Дениз. — Эй! Замерев близ кустарника, она заметила знакомое очертание одежды. Не решившись пробраться ближе к забору, Атанасия присела на корточки, едва завидев Северина. — У тебя не так много времени. — Сухо предупреждает она. — Говори сейчас. Тот оглядывается, обхватив прутья руками. — После полудня подходи к главным воротам. Она изумляется. — Это приравнивается к заключению. — Доверься мне. Проследив за длительным взором мальчишки, она вздохнула, поднявшись на ноги. — Если нас поймают, то не миновать беды. — Нервно бросает Атанасия. — Такого не произойдет. — Заверяет ее он. Послышалось цоканье за спиной. Обернувшись, она завидела приближающуюся Дениз со шляпой в руках. Украдкой заглянув за изгородь, от Северина не осталось даже и следа. Как и было оглашено, Атанасия терпеливо ожидала своей участи близ ворот, не решаясь шмыгнуть к ним напрямую. Она пыталась слиться со стеной библиотеки главной палаты, сравнивая собственный пульс с журчаньем фонтана в центре дороги. Рано или поздно ей придется заставить себя выбраться наружу, дабы не срастись с лозой, въевшейся в мох меж кирпичей. Отсчитав от единицы до трех, слившись с течением бьющихся капель воды об гладь, она выглядывает из своего укрытия для оценивания обстановки, с треском напарываясь на Северина, стоящего за стражником.       Пускай один выглядел понуро, а второй клевал носом, Атанасия была уверена, что наглеца, ошивающегося позади, прекрасно видно. Но она ошиблась, когда тяжелый шлем одного из них скатился на нос, вовсе закрыв все, что было перед ним.       Это шанс! Восклицает про себя она, рванув с места настолько быстро, насколько только могло это бесполезное тело. Атанасия остановилась лишь в то мгновение, когда Северин схватил ее за запястье, заставив раскрыть в какой-то момент закрытые глаза. И у нее сперло дыхание от увиденного – свобода.       Небольшой лесок, который когда-то виднелся из-за скучного кустарника, теперь был прямо перед ее носом, а колючие железные пики теперь глядели в ее спину, больше не смея удерживать принцессу взаперти.       Руки Атанасии невольно вздрогнули, дыхание все же участилось и по щекам полились слезы. Так вот каково оно – чувство облегчения.

2

— Нам лучше отойти. — А после он добавляет: — На всякий случай.       Атанасия покорно прячется вслед за Северином в укромный грязевой овраг, чувствуя щекотку от приставучих насекомых. За спиной послышался обрывистый зевок. Им повезло вовремя скрыться, замечает она, вновь придя в себя.       Казалось, птицы щебетали прямо над ухом, и вытяни она руку – тут же прикоснулась бы к мягкому пернатому, ощутив чужое тепло в ладони. Над головой шелестели листья, напоминая незнакомую водную гладь старой чугунной ванной, а воздух казался на редкость чистым. Не таким, каким был внутри дворца.       Северин вновь тянет ее за руку, а она и ни к чему, продолжая с любопытство озираться. Теперь они выбежали к тесной улочке, слившись с серостью округи. Он грубо протягивает ей уже знакомый сарафан с повойником, и Атанасия без слов надевает его поверх легкого платья. К своему удивлению она замечает неровно обрезанную юбку у щиколоток, ткань которой уже расползлась на волокна. — Ты так и продолжишь любоваться платьем или уже взглянешь на город? — с вызовом интересуется мальчик, махнув ладонью. Отчего-то дрожали детские коленки. Атанасия совершенно не была готова к тому, что действительно окажется за пределами своей крохотной комнатушки. Она оглядывается. Вдалеке виднеется искрящаяся пика башни, в которой ей довелось бывать единожды, добротный злачный купол главной палаты и… больше ничего, что она наблюдала каждые дни напролет. Зажмурив до боли глаза и вновь открыв, она с паникой оглядывается в очередной раз, натыкаясь на улочку, на которой ее уже ждал Северин. Она вдыхает больше воздуха, поправляет от волнения платье и делает небольшой шаг вперед, замирая. Солнце щиплет глаза до слез и как только девочка тянет руку к лицу, чтобы прикрыться, Северин хватает ее за запястье, вытянув на дорогу. За ее комнатушкой, за пределами злополучного дворца находились другие люди, живущие свою размеренную жизнь, о которой она совершенно не подозревала. В это мгновение Атанасии захотелось жить. — Все веселье пропустим, ну же! Ей приходилось подстраиваться под бодрый шаг Северина, тянущий ее словно тряпичную куклу. Кажется, прохожие совершенно не обращали на них внимания, занимаясь своими делами. Неподалеку Атанасия увидела юнца их возраста с кипой газет в руках. Горожане меняли звонкую монету на желтые шероховатые листы, упиваясь написанным. Должно быть, уже вся Фирения прогремела о рождении принцессы, с гнетом оглядывая пестрящий заголовок: «Празднество Королевства». — Интересно? — замечает ее взгляд мальчик, держащий газету. — Гони монету, а не глазей. Северин готов был отвесить невеже подзатыльник, но Атанасия остановила его жестом руки. — Полно. Я даже буквы не разумею, просто картинки дивные. — А на язык подвешена! — с недоверием тянет он. — Чудила. — Да я тебе!.. Атанасия тянет Северина в сторону до тех пор, пока малец с газетенками не пропал из виду, а после с недовольством цедит: — Веди себя прилично. — Тому придурку ты так не сказала! — в сердцах выкрикивает он. — Нечего попусту базлать, да и с дракою пришлось бы воротиться. — Да что ты..? Вновь потянув его за рукав, они оказываются на торговой улочке, пахнущей вкусностями и изобилием приправ. Тут и там палатки, еда, фрукты, овощи. Вдалеке виднелась даже настоящая бакалея, про которую Атанасии доводилось лишь слышать из уст Дениз. Пройдя немного вглубь, она замерла против сумрачной лавки, полная мудреными орнаментами и символиками. Внутри находилась молодая женщина, натирающая до блеска переливающийся шар, а после, только лишь на мгновение, ее взгляд точно пересекся с взглядом девочки. Они смотрели друг на друга около секунды, пока Северин не дотронулся до плеча, заставив Атанасию обернуться. — Что там? — интересуется он. Снова заглянув в лавку, никого внутри не оказалось. Запыленные полки говорили только лишь о заброшенном магазинчике, но она готова была поклясться, что внутри кто-то был. — Мы можем войти? Атанасия дотрагивается до дверной ручки, но та не поддается. — Не уверен, что эта лавка хоть когда-то была открыта. Девочка с недоверием заглядывает внутрь, надеясь увидеть хоть какие-то очертания силуэтов, но с треском разочаровывается, не увидев ни единого шевеления по ту сторону. — Не ты ли говорила, что у нас нет времени на пустую болтовню? — устало тянет Северин. Она кивает, а после с раздражением поправляет его: — Ни о каком словоблудстве и речи не было. Не разумеешь – молчи. Мальчик лишь рассмеялся, последовав за рассерженной Атанасией, стремительно покидающей торговую улицу. Многолюдность сменилась скромным пейзажем развалин, сырости и нищеты. Всюду копошились люди, побираясь, где-то вдалеке слышалась брань, а откуда-то доносились стоны. Ледяная рука Северина сжала плечо девочки, не позволяя той ступить вперед. — Лучше не идти дальше. Атанасия хмуро оглядывается, натыкаясь на больных в улочках, отхаркивающих кровь, как при чахотке. Когда-то давно ей доводилось страдать также, потому наблюдать за подобными страданиями не приносило никакой услады. Покорно последовав за мальчиком, они миновали трущобы, пытаясь пробиться к набережной, но возня впереди не давала никому даже приблизиться к концу улочки. Приходилось выглядывать из-за толпы зевак, да прислушиваться к небрежной сплетне округи. — Кто та леди? — взволнованно поинтересовалась девушка недалеко от детей, нахмурившись. Ее бедная компаньонка, держащая в руках тяжелые сумки с антиквариатом, запрыгала на месте, пытаясь разглядеть лицо знатной дамы. Когда леди с театральной хрипотцой вздохнула, девушка с небольшой заминкой ответила: — П-поговаривают, что дворцовая особа… — Единые худословия молвишь. — Леди кивнула в толпу с прищуром. — Прознай все, да побыстрее. Только одна Атанасия знала, какая знатная дама вышагивала вдоль набережной, ведь Дениз дома де Даммартен намеревалась сегодня отлучиться по делам в город, снискав времени после полудня. Как раз сейчас ее единственная принцесса должна отдыхать в постели, только вот та ненароком прознала, что даже Донье будет отсутствовать в старой палате после обеда. Карты легли как надо. Уверенная вальяжная походка, шлейф цитрусовых масел и освежающая тень, упавшая на первый людской ряд, – все это оставляла за собой Дениз, виртуозно покручивающей на плечике зонтик. Позади, отставая на полшага от хозяйки, поспевала Донье. Признаться, Атанасия не сразу ее узнала. Оказывается, за пределами дворца служанка ее гувернантки одевалась подобно дворянке, ничуть не уступая даже осанкой своей госпоже. Их скромная компания оживляла общественность, а после рядом оказалась компаньонка барыни, заалеющая на месте. — Мы удостоены чести наблюдать леди дома де Даммартен. — Промолвила подоспевшая компаньонка. Барышня нахмурилась, вздернув подбородок. Даже со стороны было заметно, что она не питала особенной любви к всеобщей любимице. — Не ее ли семья заискивает пред литовиевским королем? Несколько молодых людей подле суетливо дернулись, будто ошпарившись. Все же, обсуждать столь щепетильный вопрос при людях не стоило. — Моя леди, прошу вас… — И в чем я не права, скажи на милость? — с вызовом процедила она. Оставшееся Атанасия не слышала, вслед за Северином пробиваясь сквозь редеющую толпу. Взрослые рассыпались в разные стороны, пропуская меж своих силуэтов золотой свет. Девочка всякий раз жмурилась, когда луч опалял зрачок, неудобно прикрываясь свободной рукой. И когда она в очередной раз прикрыла с непривычки глаза, в нос ударил морской бриз, мягко поцеловав пшеничные локоны. Впереди была большая вода, разбивающаяся о скалы. Брызги напоминали причудливые перлы, описанные каким-то автором в книге Атанасии, а ластящиеся в водной глади лучи отливали грязным золотом, в котором ей доводилось видеть ее королевское величество Элизу. Подойди еще ближе, волна тут же обхватит ребенка подобно змее и утащит в самые глубины, навечно погребя в себе. От воды исходила приятная прохлада, но даже так Атанасия не рискнула приблизиться, наблюдая на расстоянии за течением времени. Еще немного и наступит вечер. — Пора воротиться. — Заключает она так, будто это ее последняя вылазка за дворец. Северин с печалью оглядывает силуэт некогда незнакомого ему ребенка, переживающего свои невзгоды, видя в ней себя. Когда-то он также смотрел на заснеженные долины, не имея ни малейшего желания покидать родной ему выселок. Стодневная зима была глубоко любима им, изредка вызывая необъятную тревогу. И ровно также Атанасия глядела на море, точно не думая, сбросив с языка эти слова. Мягко потрепав ее волосы, повойник сполз на лоб, заставив ее недовольно взвыть, а мальчик уже шел обратно, надеясь, что она передумает возвращаться, но в ответ была только лишь тишина. И когда они стали проходить мимо заброшенной лавки, девочка вновь замерла против витрины, нахмурившись. — Что-то не так? — интересуется мальчик, замерев немного дальше двери. Теперь подоконник был чистым и ухоженным, отмечает Атанасия, пытаясь приглядеться к полу. — Кошка. — Губами шепчет девочка. Озадаченный Северин встает рядом, пытаясь уследить за взглядом девочки, но ничего в виде кошки так и не находит. — Показалось. — Заверяет ее он. Простодушно пожав плечами, она отворачивается, намереваясь пойти вслед за мальчиком, но прыгнувшая на подоконник кошка заставила ее замереть. Вылизывая розовым языком черную шерсть, хитрая кошатина с прищуром оглядывала человека пред собой, точно зная о нем все. Атанасия только лишь сводит в беспокойстве брови, слегка наклонившись, когда животное недовольно фыркнуло, скрывшись из виду в тени стеллажей. Убедившись, что только она одна видела произошедшее, ей показалось это дивным. Не сходит ли она с ума, проносится в голове девочки, подолгу смотря в спину Северина. А настоящий ли сам мальчик перед ней? Всю оставшуюся дорогу ее терзали сомнения, совершенно не поддающиеся разумному объяснению. Она и не заметила, как показались ненавистные ей ворота. — Что ж, время прощаться? — бросает Северин, помявшись с ноги на ногу. Атанасия ответила не сразу. — Благодарю за отведенное на меня время. — Она мягко кланяется, а после снимает с себя одежду. Взяв в руки сложенное платье, он чувствует дрожь ее рук. И все же порой казалось, что перед ним находился ребенок его возраста, но никак не совсем не разумевший в жизни малютка, только научившийся ходить. Северин действительно забыл, что перед ним маленькая девочка, не способная на что-либо повлиять. — Тебе не обязательно возвращаться туда. — Слетает с его губ ровно в то мгновение, когда Атанасия собиралась отвернуться. — Ты можешь пойти со мной. Я уверен, мои родители примут тебя за родную до… Мягко улыбнувшись, девочка вскидывает руку, прося его закончить. — Буду ждать нашей встречи вновь. «Она не прощается», — проносится в голове Северина, потому не стал прощаться и он.

3

Какое-то время в саду что-то извилисто мельтешило, ловко преодолевая неухоженные заросли. Теперь, когда вылазки на улицу стали для Атанасии обыденностью, она с легкостью отмечала нечто непривычное глазу. Дениз неспешно подлила чаю в чашку принцессы, улыбнувшись краешком губ. — О чем задумались, ваше высочество? Подперев подбородок рукой, до слуха тут же донесся неодобрительное покашливание в ладонь, что заставило ее придать статности своему виду. Леди дома де Даммартен была в самом деле строгой и справедливой леди. Отпив немного, она отставила чашку, на что снова получила неодобрительный взгляд гувернантки. — Никудышные манеры. — Разочаровано заключает она. — Стоит найти учителя. — Это… — Полно. — Строго прерывает ее Дениз, точно сойдя с картины. Атанасия невольно загляделась на красивый образ отдыхающей леди с чашкой чая в руках. Ее запястье было расслаблено, уголочек рта учтиво натянут, выражая добродушие, а лицо не выдавало боле недовольства. Дениз мягко отпила краешком губ, а после отставила чашку с едва слышимым звуком. Для принцессы эта леди была воплощением элегантности в сочетании со справедливостью. Дениз никогда не стеснялась ответить так, как считает она, притом, даже будь то придирка, звучало это всегда уместно и со вкусом. Ей было чему у нее поучиться. Но в леди Даммартен была одна слабость – она совершенно не умела ждать, отчего едва заметно юлила, медленно поматывая головой из стороны в сторону. Вопрос так и вертелся на ее языке, но нужно было время, чтобы его озвучить. — Не считаю нужным приглашать учителя. — Все же настаивает Атанасия, вздохнув. Довольно хмыкнув, принцесса осознала, что вновь открыла свою оборону собеседнице. — Чем больше простора для совершенства, тем меньше в голове небылиц. — Довольно говорит она. — Чем же обеспокоены вы? Не пойми откуда взявшаяся привычка озираться вновь взяла над ней верх, скрючив принцессу вдвое. Дениз одним взглядом дала понять о недостойном поведении своей подопечной, на что Атанасия покорно согласилась, сдержав желание суетливо оглянуться. — Как ты считаешь… — едва слышно начинает она, обогнув окаемку чашки пальцем, — существует ли магия? Поднялся ветер, унесший за пределы дворца влажную салфетку Дениз, а после тут же стих. Казалось, за ними кто-то неусыпно наблюдал, давая о себе знать. Продолжительное молчание леди Даммартен говорило лишь об одном – она длительно рассуждала, совершенно не смея обсмеять доводы юной принцессы. — Припоминаете ли вы ту славную историю о моей тетушке Дениз? — несколько сентиментально протянула леди, сложив на коленях руки так, будто озвученное – строжайшая тайна. Атанасия лишь кивнула, давая продолжить. — На ваш взгляд, можно ли приравнивать ее случай к магии? Вне всяких сомнений, откровение – сверхъестественное вмешательство всевышних сил. Но можно ли это назвать подобным словом?.. а после принцесса возразила: — Я ни в коем случае не имела желания опорочить честь вашей тетушки. — Сказала Атанасия второпях. Дениз кивнула. — Тогда вы столкнулись с чем-то необъяснимым? Стоит ли рассказывать ей о тайной прогулке в городе, лавке и Северине? пускай леди Даммартен заслужила ее доверие, делиться подобным ей мало хотелось. Сейчас Атанасии казалось, что одно неверное движение и ее ждала мгновенная смерть в лице той сырой камеры под ее покоями. — Как знать. — Пожимает плечами она, уведя взгляд в сторону. Отметив недоверие принцессы, Дениз вновь отпивает из чашки, пытаясь сгладить возросшее напряжение. Тучи сгущались, пряча солнце, и окружение вернулось на круги своя – бывалый тусклый сад без единой красочной палитры. Здесь и так дышать было трудно, а теперь с взрослением принцессы и само нахождение в ее присутствии только накаляло. Девочка впервые рвалась к знаниям, пускай и потаенным. Чай в заварнике давно остыл, как и сама Дениз. Принцесса скучающе рассматривала кустарники. — Я никогда прежде не сталкивалась с подобными неурядицами. — Скромно призналась леди, жестом прося сменить чайные листья Донье. — До тетушки, конечно же. Краем глаза Атанасия следила за Дениз, буквально изучая. В последнее время ей трудно догадаться, о чем рассуждает гувернантка и с кем ведет светские беседы в свое отсутствие здесь. Взять даже тот день в городе, когда она шла вдоль набережной. А ведь все началось с того, что она появилась в ее жизни, когда изначально должна была в ней отсутствовать. Было видно, что леди ждала ответа, пускай и продолжала делать вид, что происходящее ее мало волнует. — Стоит высадить цветы. — Рассуждает вслух Дениз, замерев против кустарника. — А сорняк выкорчевать. — Нет нужды. — Резко говорит Атанасия. — Мне нравится, что отсюда едва видно посторонние лица. Даммартен виртуозно выкручивает руку. — Тогда можно выстелить прекрасную грядку впереди. — И сложила руки перед собой в покое. — Розы, пионы аль нечто диковинное?.. быть может, астры?.. — Кроме роз мне ничего не знакомо. — Признается принцесса, слегка наклонившись. Проклятая черная кошка слонялась без дела, насмешливо покачивая ветви. Атанасия глядит за Дениз, которая, кажется, не отмечает ничего странного, пускай и выглядит как-то необычно. — Помимо лекарственных трав я расскажу вам о цветах, если вы не будете против, ваше высочество. — Резко сказала леди. Принцесса тут же ответа: — Пусть будет так. Послышался звон сервиза. Донье убирала посуду под мягким взглядом хозяйки, удаляясь на кухню. — Донье сопроводит вас до опочивальни. — А после добавляет: — Не забывайте наш разговор, будьте так любезны. Не успев опомниться, от Дениз и следа не осталось. Атанасия так и не поняла, о чем именно говорила леди: глупых расспросах ребенка или учителе этикета. Все же, она была сегодня весьма загадочной, отмечает принцесса, присев на корточки. Кошка, завидев на горизонте одну лишь Атанасию, шмыгнула к ней в ноги, притворно замурчав. Принцесса же не спешила ласкать ее, наблюдая со стороны, из-за чего кошка вильнула хвостом, медленно идя к выходу из сада. — Ты, кажется, из той лавки. — Протянула она, завидев, как резко дернулось животное. — Следила за мной? Странная кошка только недовольно зашипела, поманив за собой ребенка. Походка четырехлапой была вальяжной, угловатой и будто издевательской. То меж ног протиснется, когда Атанасия обгонит, то замрет, будто прислушиваясь. Идя так за ней, принцесса не сразу заметила, как оказалась в неизвестной части дворца, в которую, как раньше ей казалось, нельзя было пробраться, не минуя стражу, ведь библиотека находилась в центральной части дворца, являясь перепутьем меж палат. Совершенно другой камень построек, дорожки и сад устроен со вкусом. Не сложно было даже так догадаться, что это не ее владения. Опустив взгляд к земле, Атанасия с ужасом заметила, что кошка исчезла, будто никогда и не существовала. Она прислушалась, но кроме журчания фонтана вдалеке ничего до слуха не доносилось. А после ее будто нарочно что-то дернуло в сторону, точно прибив ступнями к кладке – из окна на нее глядел Грегуар, с прищуром потиравший со вкусом уложенные усища. Именно эту встречу ей хотелось избегать вплоть до самой смерти. В руках мужчины находился толстенький переплет без надписи. Как бы Атанасия не старалась что-то разглядеть на обложке, та была совершенно не тронута резьбой. А после ей пришлось поднять свой взгляд в его лицо, отдав неглубокий реверанс в знак приветствия. Желая тотчас покинуть это место, она уже подготовилась улизнуть к себе в убежище, но писарь наказал жестом оставаться снаружи, точно дождавшись его прихода. Атанасия сглотнула. Мелкая дрожь захватила руки, из-за чего пришлось спрятать их за спину. По коже прокатился холодок. Следовало дождаться Донье, а не слепо следовать за кошкой. Послышались шаги. Владелец поступи не торопился, явно изучая ребенка впереди. Все как он себе и представлял – копия матери. — Что за юная леди забрела в библиотеку? — наигранным тенором поинтересовался мужчина. В очередной раз поклонившись, Атанасия украдкой взглянула в его соколиное лицо, осознав, что впервые находится так близко к нему, да еще и без посторонних. — Прошу простить мое невежество, господин. Следовало ли пресмыкаться перед ним, зная, какая судьба ей уготована? она все же выдерживает насмешливую паузу, а после невинно интересуется, округлив зеленые глазки: — Вы заведуете этим местом? С его губ срывается усмешка. Знай он, о чем на самом деле думала маленькая девчонка, тотчас бросил бы ее к крысам не съедение. — Погляжу, вами не занимались должным образом. — Отвечает он. Отчего-то уголки губ Атанасии дрогнули в издевательской ухмылке, а после на ее лице вновь проступило смирение, коим она обдавала ранее Грегуара. — Могу ли я откланяться? Писарь простоял в надменной позе с минуту, прежде чем согласно кивнуть, добавив: — Надеюсь, мы еще увидимся. Атанасия же, скрипя зубами, надеялась, что это их последняя встреча в жизни. И, убедившись, что она слишком далеко, чтобы он мог в полной мере видеть ее силуэт, ноги сами пустились в бега, оставив на кладке заношенную туфлю.

4

Мари отличалась особенной пунктуальностью, которой благоволил писарь. Стрелка часов только перевалила за двенадцать, с туч только-только полились капли, а нынешняя няня первой звезды уже послушно стучалась в дверь, ожидая позволения. Грегуар тоже не изменял своим традициям. Прождав около минуты, он, наконец, разрешил пройти ей в кабинет, сложив перед собой руки. Уставшее лицо женщины совершенно не доставляло ему никакого наслаждения. Было видно, что ребенок отнимал у нее много сил. — С нашей последней встречи ты осунулась. — Констатирует мужчина, поднявшись с места. Прочистив горло, Мари вздернула подбородок. — Вы отвлекли меня лишь ради этого? Ухмылка Грегуара не сулила ничего хорошего. Его рука поправила усы, выказывая этим свою надменность, а после он откашлялся, будто предотвращая приступ смеха. — Видишь ли, в мою клетку забрела одна редкая птица несколькими часами ранее. — Краешком пальца дотронувшись до пенсе, он отвернулся к окну, успев подцепить перекошенное выражение лица Мари. — Настолько редкая, что приравнивается к нелюдимой. Часы отбивали ритм под нависшее напряжение, медленно перекатываясь с деления на деление. Женщина слышала, как механизм понемногу начинал барахлить, значит, вскоре его придется приводить в движение. Это отметил и мужчина, вынув карманные для сверки. — Скажи на милость, — бросает он, не отвлекаясь от часов, — к чему было прятать столь дивную зверушку? Руки Мари похолодели, моментально вспотев. Состояние было как от лихорадки. Ее заметно трясло. От недосыпа ее здоровье было критическим. Не только бледное лицо выдавало ее, но и неаккуратно собранная прическа, плохо выглаженные манжеты платья и забытая в комнате трость. Силуэт мужчины расплывался, будто тот находился в качке, а комната порой переворачивалась с потолка на пол. Когда Грегуар разобрался с механизмом, то неспешно развернулся, слухом уловив неровное дыхание женщины. Холодный взгляд прошелся по скатившейся вниз горошине пота со лба и дрожащей полосе губ. Дернувшись к ней, та лишь отшатнулась, прибившись к двери спиной. — Вы ведь просили меня, — сухо цедит она, — не попадаться с ней на глаза. Протянув к ней руку, он мягко дотронулся тыльной стороной руки до ее щеки, убедившись, что женщина лихорадит. — Запамятовал. — Бросает он, одернув руку. — Не молодею уж. — А после отвернулся к окну, добавив: — Передай ее сиделке, что я займусь образованием этого отродья. — Но… — Страшишься, что от дивной зверюшки останутся одни лишь перья? — риторично бросает он, сложив за спиной руки. — Как бы ее острый язычок не навлек беды. А после он махнул ладонью. — Не заставляй меня ждать. — Требует он. — Как закончишь – приведи себя в порядок. День можешь провести в постели. И Мари в поклоне вышла, ничего не ответив, что так не было на нее похоже.       Утро следующего дня началось в волнении. Погода вторые сутки оставляла желать лучшего, и вылазки в город теперь были под запретом Северином. И даже Дениз, по обычаю приходившая к завтраку, все не являлась, чем только подпитывало горести и разочарования.       Дождь оставлял за собой разводы и пробирал до костей. Еда быстро остыла, потеряв весь вкус, потому Атанасия даже не насытилась в полной мере завтраком. Меланхолия вновь подступила, возвращая ее в смутные воспоминая прошлого.       Так пахло в том месте: сыростью и плесенью. Еще вечный холод неприятно окутывал кожу, а одежда совсем не грела. Ткань была в проплешинах из-за ночного дозора крыс, лакомившихся льняными волокнами или остатками тряпичного отвара в плошках. Атанасия до сих пор помнила тот вкус и непередаваемую вонь старой половой тряпки, которой точно вытирали отхожие места.       С усилием сглотнув, она залпом осушает стакан воды, чувствуя тошноту. Атанасия терпеть не могла дождь, ведь только он пробуждал эти воспоминания, похороненные годами.       Вдруг скрипнула дверь. Принцесса даже не озирается, ведь донесся аромат апельсина, исходящий лишь от одной Дениз. Подумать только, она даже успела соскучиться по ее компании.       Мягкая улыбка на лице леди была натянутой. Пускай полумрак сгущал краски, Атанасия не могла не отметить, что появление гувернантки заставило ее вздохнуть с облегчением. Даже хотелось кинуться к ней в объятия, притворившись несведущим ребенком. — Доброе утро, ваше высочество.       Склонив голову, Дениз заняла место против принцессы. — Весьма зябко. — Отмечает она. — Донье, не могла бы развести огонь?       Та покорно отошла в здешнюю кухню, забрав оттуда корзину поленьев. — Еще нужно подготовить комнату принцессы. — Будет исполнено, моя леди. Тишина продлилась недолго, но за это время Атанасия успела отметить легкую дрожь рук Дениз и сбившийся в волнении голос. —Как вы спали? Принцесса отставляет стакан с громким стуком, прищурившись. — Ты опоздала. — Прошу простить, ваше высочество. — Томно просит Дениз, глубоко поклонившись, пристав. — Случились неотложные дела. — Они касались меня? — бросает Атанасия. Леди замирает с приборами в руках, выгнувшись в пояснице так, будто сидеть на стуле было неудобно. — Я хотела обсудить это за обедом, — лепечет она, обмакнув губы, — но вашей наблюдательности не занимать. Наконец, каждый треск поленьев стал окутывать теплом столовую. Атанасия даже стянула с плеч накидку. — Мсье Грегуар настаивает на вашем обучении. Расширив в ужасе глаза, принцесса чувствует, как что-то сдавливает сердце. Неприятное ощущение разрасталось внутри подобно зуду, вызывая раздражение. Сжав кулаки, Атанасия прячет руки под столом, глубоко вдохнув. Еще есть надежда избавиться от него, рассуждает она, стоит притвориться немощной и слабоумной. — Ваше высочество?.. Слова Дениз пролетали мимо нее. Сейчас в комнате была одна лишь принцесса, перебирающая под столом пальцы. Их встреча не закончится ничем хорошим. Это знал каждый во дворце, тем не менее, все обернулось так, как хотела сама судьба – он закроет ее в том месте, не щадя ни минуты. Глаза Атанасии бегами по скатерти вверх-вниз, пытаясь ухватиться за спасательную соломку, чтобы немного остудить голову, но совершенно ничего не отвлекало. Нетронутые блюда стояли друг против друга в идеальном рядке, не выбившись за рисунок, стенки графина вымыты дочиста и без разводов, чашка оказалась наполовину пуста. Замучила жажда. Взяв в руки стакан, она подносит его к губам, но промахивается, вылив на себя оставшиеся капли. Атанасия была готова поймать строгий взгляд гувернантки, но не застав ее пред собой, убедилась, что та ушла, только вот Дениз обеспокоено сидела рядом с ней, забрав стакан из ее рук. Повернувшись, ее поймал теплый взгляд васильковых глаз. Горячие руки леди накрыли холодные детские руки, пытаясь согреть и успокоить. Из глаз Атанасии полились слезы. — Чем вы терзаетесь? — мягко интересуется Даммартен, накрыв плечи принцессы своей шелковой накидкой. Аромат апельсина сердечно окутал ребенка, заставив немного расслабиться и выровнять дыхание. Камин вновь хорошо отогревал. — Ему нельзя доверять. — Сквозь зубы цедит Атанасия. Дениз кивает. — Я и не прошу вас верить ему. — Заверяет она ее. — Послушайте же. Дотронувшись до детского плеча, леди в очередной раз поняла, что перед ней был хрупкий ребенок, переживший саму смерть. Принцесса поднимает глаза. — Врага нужно держаться, — заверяет она, — чтобы вовремя нанести удар первой. — А после добавляет: — Донье будет присутствовать на ваших занятиях. — Я не хочу. — Упирается принцесса. — Мне страшно. Дениз наклоняется еще ближе. — Вы не одни, ваше высочество. — Уверенно говорит она. — Я защищу вас. Защита?.. если она такая же, как от Мари, то тогда Атанасия могла в ней не нуждаться, ведь лишиться кого-то из-за себя ей не хотелось. Уже не раз переживала эту муку, поэтому вновь терзаться не желалось. Ее глаза глядят в пол. Когда-то тусклый ковер понемногу прояснился. Принцесса теперь отличала яркий вишневый оттенок от грязно-желтого плетения. Донье постаралась и украдкой глядит в сторону, где в углу притаилась служанка. Было ли в речах Даммартен что-то верное? Все же, каким бы ни был исход, он сводился к одному – ветошь в сыром помещении, запах болезни, рвоты и крови. Ее вновь замутило, спиной пригвоздив к стулу. Гувернантка в заметном волнении наказывает Донье принести воды с травами, махнув рукой. Перед глазами все поплыло. Последнее, что принцесса помнила о том знойном утре то, как она скатилась вниз по стулу, а теперь же Атанасия стояла в центре библиотеки, прислушиваясь к каждому шороху по ту сторону коридора. Пространство вокруг было одичавшее. Человек, который восседал здесь за книгами, корпел над очередным пергаментом, вкрадчиво вписывая новый догмат, и точно был скупердяем, да и, в какой-то мере, нелюдимым. Атанасия знала о пристрастии Грегуара к поэзии. Когда тот навещал ее в темнице, при нем был каждый раз новенький сборник стихотворных сочинений. Однажды он забыл его за решеткой, когда в очередной раз совершал обход, и ей посчастливилось прочесть не самую удачную строфу, которая еще, к тому же, была не складной. В конечном счете она разорвала сборник в клочья, бросив в медное ведрышко, чтобы развести огонь в очередной холодный день зимы. А после до нее долетали известия среди ночи, когда ключница проходила внутрь с кухаркой, чтобы оставить ледяной еды, как беснуется писарь, который с концами потерял любимый альманах, доставшийся ему чудесным образом. Нельзя не сказать о том, как ликовало нутро принцессы, когда до нее донеслась эта весть. А теперь она здесь. Блуждает вдоль стеллажей, о виде которых и мечтать не могла, да считывает сходу названия с корешков, натыкаясь на тот самый сборник, припрятанный на самой дальней полке последнего стеллажа. Ловко вытянув альманах, она повертела его в руках. Удивительно, но здесь находилась бутафория. Страницы внутри были абсолютно пустыми, никем нетронутыми и будто об их существовании совсем не вспоминали. Атанасия вкрадчиво заглядывает на каждый лист, а после решает развернуть страницу на свету, но ровно в это мгновение за ее спиной раздался учтивый кашель Донье, заставивший ее спрятать сборник за пазухой. Внутрь прошел Грегуар. Как всегда пах смолой, будто он обтирался ей перед выходом, но всего-то натирал канифолью струны, балуясь на досуге отвратительной игрой на скрипке. Служанка возле двери низко поклонилась. В ее движениях Атанасия не завидела никакой учтивости. Напротив, резкий поклон от нее читался как пренебрежение, тем не менее, писарь никак не отреагировал на сие выступление челяди, в ожидании выискивая маленькое отродье в своем месте покоя. К тому времени Атанасия успела затолкать книжку в одну из полостей, выскользнув из-за стеллажа. Аккуратная поступь, невесомое касание болтающейся туфли с паркетом, хотя ей намерено хотелось оступиться, чтобы интерес к ее персоне тут же отпал. Но, зная Грегуара, вряд ли бы все закончилось так просто. —Мсье, — в поклоне выдавливает из себя принцесса, захватив полы юбки, — рада приветствовать вас. Тот довольно хмыкнул. Неприглядно обучена, ведь никем здесь не являлась. Кто-то за спиной этого бастарда хорошо постарался, но он знать не мог, кто это был. Жестом указав на письменной стол, он развернулся, очертив взглядом прислужницу. Чертовка Мари постаралась даже здесь, рассуждает он, выжидая, когда девица покинет комнату. Но та замерла подобно кукле на витрине и будь ее воля, слилась бы одним цветом со стеллажами. — Выйди. — Тенором скомандовал мужчина, отмахнувшись кистью руки, страдальчески приложив ее после к виску. — Великодушно прошу прощения, — не глядя, бросает она, — но мне велено оставаться подле госпожи. Он рассмеялся так искусно, что невольно уши залились медом. — Разумеешь ли ты, кому перечишь? — Госпоже нездоровится, — молвит она в полупоклоне, — я здесь, чтобы вовремя оказать помощь. Взгляд пал на девчонку: малокровная, бледнолицая и осунувшаяся. Все те кривотолки о ее божьей красоте подобно россказни. Хотелось бы взглянуть на тех выпивох, распивавших эту быль на досуге в приятной компании на променаде. Он сел за стол. Она следом, когда взгляд вновь обратился к ней. Руки в покое лежали на коленях, взгляд смирно глядел вперед; совсем не бегал зрачок, ясный и продолжительный взор. Раздражительная девчонка, растоптать которую будет одно удовольствие. Сунувшись в тумбу, Грегуар вынул два пергамента, развернув их. Один предоставил Атанасии, второй держал перед собой, не давая той заглянуть в него. — Пиши. — Лаконично бросил он, начав считывать догматы, заветы и писания, казавшиеся для принцессы чем-то диким. Рука вальсировала над длинным пергаментом подобно кошке. Ровный, отточенный почерк заставлял его невольно восхититься. Поспевает за каждым его словом и методично замирает, когда Грегуар ненадолго прикрывает губы, чтобы сглотнуть слюну. Шел второй час заточения, а проповедь не оканчивалась. Теперь он читал занудно, чтобы нарочно усыпить девчонку с пером в руке, но та покорно продолжала писание, не дернувшись с места. Не шелохнулся даже почерк, оставшись ровным рядком в туче заветов. Грегуар фыркнул, громко откинув на край стола поганое писание, скрестив на груди руки. Ее рука замерла, ожидая продолжения. Было интересно, как долго она так просидит. Неужели все дети такие? и даже отпрыск Элизы в свои годы будет подобен гениальности? как знать, пожимает плечами он, устремившись взглядом за окно. «Возлюби врага своего словно ближнего, Грегирус, только так ты познаешь истинность сего чувства и лишишься сердечной неграмотности…». Грегуар вздохнул, прикрыв глаза, возводя пред собой образ проповедника, к которому по воле случая явился на службу. Возлюбить дитя, ниспосланное богом, не кажется ему достойной мыслью. У него были свои суждения на этот счет, потому он вновь взглянул на этого ребенка, который продолжал держать перо над пергаментом. Какое у нее гадкое имя, признается все же он, сглотнув вязь. Назвать этого ребенка Атанасией, заведомо зная, что она будет нести эталон бессмертия и пророка на своих плечах, не являясь полноправным наследником трона. Смех и только. Боги благоволят лишь удачливым, а она родилась никчемной. Его вело не в ту степь. Нет разницы, божественные ли это проделки аль шепот судьбы, действительность оставалась неизменной. Где же видано, чтобы девчонка, отроду неспособная вершить правосудие и войны, усаживалась во главе королевства. А после его рука вздрагивает, невольно задев припрятанное откровение, отосланное ему церковью. Нужно скрыть его от глаз чужих, да и самому позабыть о бреши, изложенной в пожелтевших строках. — Поведай мне, что ты запомнила из изложенного мною сегодня? Он не узнал своего голоса. Такого осипшего, едва слышного, жиденького себя писарь давно не слышал. Откашлявшись несколько раз, чтоб уж наверняка, он обтирает губы платком, выпрямившись. Девчонка только отложила перо, точно посчитав его кряхтения за нетерпение, и села настолько грациозно и утонченно, что сам Греугар невольно воспел ее благородству. — Постулаты, мсье. — Тихо ответила Атанасия, склонив голову. — Постулаты? Всего лишь? — усмехнулся он, сложив на груди руки. — Твое невежество не знает границ, дитя. Та не повила и носом, оставшись глядеть на вены столешницы, пахнущие свежим лаком. Прямо сейчас принцесса была далека от этого места, головой уйдя в забытье. В забытье пустынного города, в котором однажды довелось побывать. Пустынным он был только из-за того, что ей сложно представить малознакомых горожан, мельтешащих из стороны в сторону. Запыленные улицы казались наичистейшими, стук копыт приятно ласкал слух, а чужая болтовня детворы вдалеке давала ей напомнить о том, что она не одна такая. Мир был где-то за пределами этой комнаты, за спиной сутулого псевдо канцлера, который каждым своим взглядом заставлял шевелиться волосы на аккуратно причесанных волосах принцессы. За окном замельтешил черный хвост. Гладенький, при свете солнца отливающий в тусклый багрянец. Черная кошка продолжала свои проделки во владениях королевской семьи, заставляя этим расслабиться Атанасию. Грегуар терпеть не мог кошек. — Запомни заветы к нашей следующей встрече. — Говорит писарь, а после обрывисто задышал, прикрывшись за регланом фрака. Бодро чихнув, он краем глаза замечает проблеск розовой улыбочки девицы, насупившись, а после вмиг свернул пергамент, кладя поверх ее исписанного. — Допишешь. Всего-то – допишешь. Звучало не хуже, чем его глумления в далеком прошлом. Мягко поднявшись с места, принцесса аккуратно сворачивает свитки, жестом подзывая к себе Донье. Та, оставшись такой же бодрой и легкой, будто не прошло каких-то три часа с момента их прибытия, в поклоне взяла пергаменты, подавая принцессе руку, чтобы та встала из-за стола. Но Атанасия только взглянула на раскрасневшегося Грегуара, который вряд ли был способен на здравомыслие в данную минуту. Жалкий, едва слышно изрекает она, когда послышался очередной чих. — Я могу откланяться? Тот отмахнулся влажным платочком, не смея дать вразумительного ответа. Сегодня маленькая победа была за принцессой.

5

      Журчание фонтана вдалеке убаюкивало молодую гвардию, которая уже смиренно посапывала возле кирпичных стен, припав головой на мягкий головной убор, намертво впившись затылками в теплый камень. Стояла еще такая редкая жара, плавящая воздух, что дыхание вызывало особую трудность – горячий воздух будто бы противился организму. Глаза от постоянной ряби на горизонте болели, отчего зрение мгновенно расщеплялось, потому-то и появлялось жадное желание вздремнуть, да до глубокой ночи. Тошнота от духоты волной билось по горлу: туда-сюда, туда-сюда. И пели полусонные птицы, да так лениво и редко, что все живое на улице казалось застывшим на долгие тысячелетия. Солнце в Зените. Часы в одной из комнат, наверное, в гостевой, пробили полдень. Все пока что спят, все, кроме Атанасии – маленькой девчушки с пшеничным цветом волос, отливающих в богатую охру на солнце, прячущаяся в неровно подстриженных кустах: какая-то колючая ветка врезалась прямо в румяную щеку ребенка, какая-то срублена прямо возле тонкого ствола. Фонтан стоял ровно посередине, отделяя девочку от застывшей стражи, но она, очевидно обладающая бывалым опытом мягкой поступи, высунулась переливающейся головой из кустов и, прищурив хитрые изумрудные глаза, начала оценивать ситуацию, но, спустя время беспричинных гляделок, ей это заметно наскучило и она перебралась к фонтану, сев на колени так, чтобы вдруг никто из неожиданно ожившей гвардии ее не засек. Атанасия вытянула перед лицом ладони повернув их вверх, и принялась отсчитывать, поочередно сгибая пальцы от большого правой к мизинцу левой руки, шепотом проговаривая каждую цифру. Когда все пальцы сложились в маленькие кулаки, юная принцесса в готовности обернулась, поднявшись в полу приседе, еле слышно похлопывая по запыленной желтой юбке руками. Но как только она хотела медленно сорваться с места, чтобы покинуть королевские владения, подлая синица, притаившаяся на суку, голосисто запела, зашумев синими крыльями в куче листьев. Один из стражников сквозь сон зевнул, слышно причмокнув, и без сил скатился вниз по теплой стене спиной, во сне сев на прохладную землю. Девочка выдохнула, волнительно прижав к груди руки, и, не теряя ни секунды времени, сорвалась с места, выбежав за раскрытые ворота, думая, что осталась никем незамеченной. Писарь, любивший читать у больших окон в обеденное время в библиотеке, прикрыл рот за книгой, пряча свою лживую улыбку. — Попалась. Но девчушка не знала, что оказалась в мнимой засаде. Реденький лес понемногу истлел. Показались знакомые очертания города и кепка в заплатках, принадлежащая только единственному человеку – Северину. Они заметно сдружились. Теперь ей было трудно представить без него свою захудалую жизнь, которая теперь летела к краху. Помимо этого мальчугана ее выводил из равновесия Грегуар, которому угождать выходило хуже всего. Спасала лишь кошка, довольно часто мельтешащая вблизи библиотеки, да толк от нее был только в конце урока. Вначале же ей приходилось терпеть занудную перепись догматов, несколько подковырок писаря, ведь было упущено несколько знаков препинаний, да тяжелый взгляд Донье, которая старалась не упустить ни единой детали во время обучения молодой принцессы. Но сейчас это временно было в прошлом. Далеко за ее плечами, там, где остались все ее переживания и вместе с этим дорогие сердцу люди. — Приветствую! — воскликнул мальчик, протянув ей ромашку. Принцесса вздернула нос. Конечно, леди Даммартен часто приносила в ее опочивальню букет, за которым бережно ухаживала Донье, но Атанасия не могла сказать, что питала особую страсть к ним. Напротив, нет ничего красивого в том, что уже убито. Не желая обижать ранимого юнца, она вырвала из его рук цветок, сунув в карман серого платья, которое припрятала после последней встречи. — Каков сегодняшний план? Мальчишка махнул рукой. Сегодня дорога легла в совершенно незнакомую сторону. Она миновала улочки, людей, ларьки, уходя глубоко в лес, из которого, как могло показаться на первый взгляд, невозможно выбраться. В неровном рядке сосен и лиственниц Атанасия едва могла разглядеть кого-то в проблеске меж ветвей. Но пришлось напрячься, чтобы уловить чужие силуэты. Боялась ли она? отчасти. Но в сравнении с тем, что переживал это ребенок ранее, оказаться загнанной в угол – не так страшно, как должно быть на деле. Северин замер у кустиков, согнувшись так, чтобы его не было видно. Атанасия же могла даже не стараться – ее при всем желании вряд ли могли бы увидеть. — Кто это? — полушепотом поинтересовалась принцесса, оглядев несколько юнцов по ту сторону. — Старши́е. — Говорит он. — Я хотел представить тебя им. — Для чего же? Хмурый вид ребенка заставил Северина взъерошить ее вьющиеся волосы и показать желтоватый ряд верхних зубов от улыбки. В такие моменты ему особенно нравилось задирать маленькую принцессу, ведь то, как она реагировала на его бунтарский дух, было забавно. Пригладив в раздражении волосы, она слегка ударила по запястью мальчика, недовольно оглядев его. Каков наглец! Донье с таким усердием заплетала ее утром, чтобы он все испортил? — Узнаешь! — хитро сказал он, подмигнув. Потянув ее за рукав, она вывалилась из-за кустов так, будто едва стояла на ногах, чем привлекла к себе больше внимания. Старшие отвлеклись от деревянных мечей, с недоверием оглядывая копошащуюся с нарядом девицу. — Что это за горошина, Север? — задиристо воскликнул малец, оттолкнувшись от ствола. Вздернув нос, Атанасия взглянула на него так, будто из его уст прозвучало самое низкое оскорбление и ущипнула за руку Северина, а тот вновь рассмеялся, похлопав по плечу ребенка. — Это Ати, — говорит он, — соседская девочка. — Так это из-за нее тебя здесь не видно и не слышно? — спросил еще один, сложив на груди руки. — Фривору это будет не по нраву! — вякнул задиристый, надувшись. — На вид еще соплячка! Принцесса хмыкнула, отвернувшись. Ей всего пятый год, конечно, неказистая! зато смекалистая. На вырубленной полянке было, по меньшей мере, четыре юнца, из которых только один молчал в тряпочку, разглядывая ребенка перед собой. Тот стоял в уединении, нежась в тени, точно не разделяя всеобщей любви к тренировкам во время зноя. Немного неокрепший, сутулый, но достаточно высокий. Должно быть, ему было около четырнадцати. Атанасия невольно задумалась, сколько лет Северину. Пускай и по речи принцессы нельзя было с точностью догадаться, который год был ей на деле, но вот по нему она могла предположить, что около десяти вполне могло и быть. За все то время, что они провели вместе, никто не затрагивал тему личного характера. Пускай этот малец уже мог догадаться о подноготной дворцового ребенка, все равно избегал подобного рода вопросы, лишний раз не интересуясь ничем, что касалось стен за ее спиной. Как и сама Атанасия не решалась, а, может, и вовсе не желала обсуждать ничего, что касалось их самих. Будто в ту ночь они дали друг другу негласное правило, которое не в силах больше нарушить. Неожиданно кто-то зашевелился с края. Принцесса бросила взор в ту сторону, немного отстранившись от мальчика. Ровно в это мгновение оттуда вышел окрепший юноша, тело которого было в засечках и шрамах. Должно быть, он – главный среди старших. — Пропащая душа явилась. Деревянный меч со сколами прибился к плечу, подцепив засечкой подранную рубаху, немного оттянув. Атанасия только с некоторым непониманием очертила силуэт юноши, ближе подойдя к Северину. Наконец, Фривор заметил ее. Малокровную девчушку, сверкающая изумрудами так, что невольно кажется, будто в этих глазницах хранились драгоценности. — Детям не место здесь. — Я знаю, старшой, — ответил мальчик, пригладив затылок принцессы. Та недовольно нахмурилась, — мне негде было ее оставить. — Тогда пусть не мешается. Она вздохнула. Не очень-то и хотелось влезать в перепалку, а уж тем более в рукопашный бой, беря во внимание ее никудышное тело, хотя обучиться самообороне стоило. Северин указывает ей на упавшее бревно в тени, на что она только кивает, без расспросов сев на край. Спиной Атанасия чувствовала тяжелый взгляд того молчуна, припавший спиной к кроне позади, но заводить очередное знакомство она не желала, точно не рассчитывая на частое посещение сей поляны. Все же место красивое. Если его соорудили старшие, вооружившись топорами, то это весьма варварски, но, учитывая, что большая часть деревьев полегло с корнями, должно быть здесь когда-то произошло какое-то происшествие, заставившее полечь деревья. Какая-то часть спилена и убрана за кустарники, какая-то пеньками обставлена вокруг, потому было место, где разложиться. Да и солнечный свет мягко опоясывал лысый огрызок чащи, в который пробраться можно только с особыми знаниями и ориентирами. Вряд ли бы Атанасии свезло забрести сюда без посторонней помощи. Ластящийся ветерок вдоль живых стволов позади убаюкивал. Выдержка этого тела скупая, но тратить время на сон принцесса отказывалась, заставляя себя наблюдать за старшими, пока молчун не нарушил ее покой. — Ты не похожа на крестьянку. Наблюдательный малый был ей не по нраву. Вполне возможно, что ему приходилось иметь дело со знатью, иначе нельзя так просто было озвучить нечто подобное. Девчушка решила не оборачиваться, изучая двадцатый выпад Фривора с мечом, направленный в ее сторону. От каждого взмаха становилось только легче. — Не разумею о чем ты. — Северин никому так слепо не верит. — Отвечает он, вздохнув. — В особенности вельможам. — Тогда я не могу ею быть. Тот не ответил, сев рядом. Теперь Атанасия могла разглядеть юнца, который имел честь раскидываться подобными фразами подобно мусору. Длинная тонкая шея, бледное лицо, аккуратные черты лица. Дворянин, вне всяких сомнений. Ей достаточно было одного взгляда, чтобы догадаться о его подноготной, тогда было ясно, к чему был сей выпад в ее сторону, ведь он узнал в ней знать ровно также, как и она в нем. Подобной наблюдательности в них не отсечь, увы. Вздохнув, принцесса забрала назад волосы, надеясь отвлечься. Она не стала отвечать, как и он не стал лезть к ней в душу. Чем-то похож на Северина, только вот во много раз прямолинейнее. Кипящее солнце понемногу иссушало себя, но земля продолжала коптиться под ступнями подобно щепе в печке. Понемногу мутнело зрение, потому, чтобы не пасть в объятья мха, Атанасия сорвала ветку, крутя перед собой подобно бутафорным мечам в руках старших. Северин, случайно завидевший эту картину, невольно прыснул в плечо, не смея остановиться, на что задиристый паренек проследил за его взглядом, вслед словив веселье. — Горошина со спичкой! — взвыл парнишка, утирая слезы. В его сторону прилетела ветвь, упав наземь. Девчушка была зла, чего не смела скрывать. — Если я горошина, тогда вы – сорняки, — ядовито процедила она, сложив на груди руки. — Не обижайся, Ати, — просит Северин, виновато понурив голову, — он это не со зла. Нахмурилась, перекинув волосы на спину, а после села обратно, проследив за неусыпным взором юнца рядом. Хочет что-то сказать, но позволяет только выдохнуть, припав спиной к кроне и уже высушенному мху, неприятной копной щекочущий открытые участки кожи. — Говори, — требует она, продолжив гневно оценивать каждый выпад задиры вдалеке. Юнец прикрыл глаза. Солнце прожигало даже сквозь натянутые веки, надоедливо буравя скрытые роговицы. Еще немного и пропадет зрение, пока мягкая тень не дотронулась до лица. То была Атанасия, до сих пор разгоряченная произошедшим. Слегка подалась вперед, чтобы прикрыть утонченное личико невежды. — Желаете обучиться фехтованию? Она хмыкнула. — Негоже леди портить руки. — Вот как. — Печально протянул он, раскрыв глаза. — А вы попробуйте. Сузив глаза, принцесса вновь оглянулась. Крепкое телосложение Фривора, уверенная стойка беспокойного сорванца и твердые удары Северина наводили на нее непомерной силы восхищение. Возможно, владей она хоть толикой этого умения, не стала бы отставать от их ленивой дворцовой стражи. Маленькие руки этого тела неуклюжи и совсем не знали горести работы, когда приходилось драить одежду в ледяной воде, а после надевать на себя, потому что от тепла тела она немного просохнет, чем от хлада подвала, в котором ей предстоит только сгнить. Тогда ладони покрывали шишковатые мозоли, а мышцы забивались всякий раз, когда приходилось носить коробки из комнаты в комнату, чтобы напомнить себе о возможной жизни этого тела. Говорят, лучше начинать владеть мечом с детства, но детство – понятие растяжимое. — С чего же тогда следует начать? — срывается с ее губ, как только он кивает в сторону увесистого бревнышка, будто бы смеха ради заготовленного в углу поляны. — Подержите его, — говорит он, — привыкайте к весу, пока не решитесь взмахнуть. Дерево как дерево, настаивает она, как только подошла ближе. Но в руках даже оно могло быть орудием. Вышло бы у нее выбраться из подвала, знай она, как защитить себя? хотя Атанасия заведомо знала, что такому не бывать. То было дело случая и дело одного дня, но вот одно она могла ведать точно – отбиться от пожирающего ее заживо паршивца точно бы вышло. Дрожащими руками принцесса поднимает с поляны древко, выставив перед собой, почти сдаваясь под натиском веса. Продержаться хотя бы секунду, ни о какой минуте и речи не было, как пальцы выпускают крону, раззадорив в беспокойстве маленькое сердце. Это что-то новое, признается она себе, выдыхая, и как только Атанасия потянулась за бревнышком вновь, ее окликает Северин, уводя за собой. — Дант что-то сделал? — обеспокоено интересуется он, когда они замерли в середине леса. Принцесса непонимающе оглядывается на замершие вдалеке фигуры, почти слившиеся с пейзажем хвойных деревьев. — Отнюдь. Тот слышно цыкает, а после с хмуростью перехватывает руку, завидев, как покраснело тонкое предплечье ребенка. — С ним лучше не якшаться, — предупреждает он, выйдя на тропу. Смолистый запах понемногу ослабевал, в нос забился припыленный вкус гальки и пыли. Поблизости звенел город, готовясь к послеобеденному празднеству. Проследив за нервным взором мальчишки, Атанасия отчасти могла понять его беспокойство, ведь того молчуна нельзя было назвать дружелюбным. И все же откажись она от его предложения, то к ней не пришла бы совершенно другая мысль. — Могу ли я заниматься с вами? Северин замер. Кажется, затея девчонки не пришлась ему по душе, но, зная ее, та точно ни в коем случае не отказалась от задуманного. — Хорошо, — говорит он, — но только не с Дантем. И она согласилась, ведь вовсе нечего терять в этой жизни. К старшим теперь она наведывалась чаще, условившись на место встречи возле лесного овражика. Все из-за частых пропусков Северина, но Атанасия не гневалась, ведь он действительно уделял ей много времени в течение всего месяца. Этот юнец был замечательным товарищем. Показывал скромные уголки Фирении, покупал на заработанные гроши местные блюда, богатые колоритом вкуса. Да делал все, чтобы время за пределами дворца протекало мирно и задушевно. И правда в том, что его внимательность была уже незаменимой для исколотого сердца принцессы. Всякий раз при его виде с ее души сваливался не пойми откуда взявшийся валун. Еще в начале августа она ворочалась в кровати от кошмарных воспоминаний, в которых ее заживо пожирал тот запертых в подполе младенец, а сейчас она жила совершенно другим, почти не вороша старые раны. Если бы только Грегуар не вошел в ее жизнь вновь, то все могла казаться для нее невероятным, что сравнимо с несбыточным. В последнее время писарь был весьма чутким. Проявлял добросердечность, вкрадчиво указывал на незначительные ошибки и даже принялся обучать староферскому языку, принеся из дальней комнаты пахучие пергаменты, точно хранящиеся во дворце с самого основания. Но подобным сантиментам принцесса даже не прониклась, ведь Грегуар, вне всяких сомнений, что-то замышлял. Злосчастная библиотека теперь являлась очередным местом измывательств. Только если раньше они были заслугой телесных наказаний, сейчас же все было завешено бутафорными украшениями, за которыми пряталась ветхая лачуга вместо пряничного домика. Атанасия знала Грегуара с незапамятных времен, но даже этих знаний было мало, чтобы разгадать потаенную натуру неприступного мужчины. О мотивах его известно одному лишь богу, в которого принцесса перестала верить. По правде же Фирения не была благосклонна к высшим силам. Как и язычники, староведы отвергались горожанами, а вельможи не вносили пожертвования церквям, боясь пасть в немилость короля. Только те, кто жил на границе государства, мог позволить себе столь сомнительную роскошь, ибо внутренние дела короля никогда не заходили дальше столичного круга. Оттого и дом Даммартен смел дерзнуть, позволив себе поддерживать монастырь, в который ушла их обожаемая родственница, ведь их имение расположилось точно на границе с Литовией. Их дом никогда не падет, пока одно из королевств вершит судьбу своего народа, из-за чего их негласно ненавидел писарь, а вместе с ним и королевские вассалы, пустив слух о двуличии семейства врачевателей. О том, что они промышляют шарлатанством, рассаживая рассадник болезни, дабы чудесным образом вылечить диковинную проказу. Но даже снующие по земля Фирении бредни не смогли пошатнуть положение графства Даммартен, ибо от отчаяния горожане идут именно в их двери, где им оказывают достойное лечение. Так Литовия присудила им титул герцогов своих земель, ведь они не позволили распространиться чуме, чуть не сожравшая заживо северную границу. Это же был второй повод ненависти Грегуара к чете Даммартен. Удивительно, что писарь по сей день не знает о существовании Дениз во дворце. В прошлом ее изнурили до смерти, поймав еще в главной палате, заклеймив литовским лазутчиком. Леди же держалась стойко, точно подставив щеки вместо своей семьи. А дальше на королевство Фирении обрушились свои беды, но нерушимые стены подвала никогда не давали ей выяснить больше, чем набалтывали ключница с кормилицей за стеной. Атанасия же всегда погибала в один и тот же год, когда ей едва ли исполнялось шестнадцать. Хотя сейчас все отличалось от того, чтобы было ранее, тревога не покидала, когда Дениз оказывалась рядом. Казалось, одно неверное движение, и она потеряет ее также, как и Мари. Ветер заюлил меж стволов, защекотав плечо, намерено высвобождая из отрывков увядших воспоминаний. А после она осознает, что кто-то дотронулся до плеча, терпеливо ожидая встречи. Перед ней стояла рыжеволосая девушка из запыленного ларька, одетая в чудный наряд кочевников, насквозь пропитанный запахом свежескошенной травы. — Вот мы и встретились вновь, ваше величество. Атанасия вздрогнула. Из ее уст прозвучала измена. Услышь хоть одна душа сей фарс, то ее голени тотчас обласкали бы сухие прутья, а дальше – лишь эшафот. Принцесса едва заметно косится. Казалось, что всюду ластятся пешки писаря, наготове держа рукоять меча. Сглотнув, она вздергивает нос. Детские округлые глаза сузились, перестав излучать невинность, а женщине по нраву был сей взгляд, только бы девчушка не дала деру. Уж очень знаком ей был сей пыл, потому едва сдерживала довольную улыбку. — Вас одурманили. — Цедит Атанасия, сжав губы. — Узнать ваше величество – данная вами цель. — Вы бредите? — беспокойно интересуется она, хмурясь. — Тогда протяните свою руку, моя госпожа, коль в сомнениях терзаетесь. Губы незнакомки расплылись в угловатой улыбке. Перед принцессой точно юлила дьяволица, вытянув вперед руку с длинными смольными ногтями. Трусила ли Атанасия? будь это ее первой жизнью, то тогда ей не приходила даже сама мысль о том, чтобы выйти за пределы дворца, потому вряд ли теперь ей было чего терять. Мягкая детская ручка легла в сухую ладонь привратницы, и ровно в это мгновение вокруг них образовался кучный ветряной водоворот, собравший с земли всю листву. Девочка всего мгновение дурманит себя этим видом, пока не замечает перед собой саму себя с литыми латами на крепком теле. Ее несомненный двойник отличался здоровым румянцем и ростом, а еще удивительной жаждой жизни в глазах, но как только Атанасия протянула к ней руку, мираж рассеялся, проявив перед ней саму ведьму, с лица которой не сходила лукавая улыбка. — Ты загнала меня к писарю. — Догадывается принцесса, вырвав из ее хватки руку. — Полно вам! — отмахивает она, прикрыв глаза. — Я всего-то резвилась, не смея нарушить планы самой судьбы. — Ничего не смыслю. — Хмурится Атанасия, пытаясь хоть что-то вспомнить. — Ничего подобного никогда не происходило. — А вы запамятовали, как и предвидели тогда, — довольно протягивает ведьма, присев на корточки. — Запамятовала? — Вам самим предстоит вспомнить, ваше величество. — Настаивает она, наклонив голову. — Меня зовут Розмариз. — Роз-ма-риз?.. — протягивает по слогам Атанасия, опуская взгляд, но на месте ведьмы теперь беззвучно колыхались травы. Силуэт красивой женщины с хитрым прищуром растворился, канув в лету. Неслыханная дерзость! Проносится в голове девочки, прерываясь тотчас, когда в другой стороне зашелестел куст. Недавний знакомый, устроивший ей разговор с пристрастиями, вальяжно показался, стряхнув с себя землю. — Ваши уши покрылись багрянцем словно у упитанной крыски. Тот убрал со лба челку, махнув рукой. — Попуститесь, — просит он, — вас заждались. И обогнув его, она без слов прошла вглубь леса, не смея даже удостоить юнца свои взглядом.

6

С того дня кошка перестала навещать ее. Проклятая ведьма вила вокруг нее паутину, вкрадчиво подгоняя принцессу в уготованную ловушку. То шмыгнет перед библиотекой, то треснет лапой по голени. Теперь же Атанасия скрывалась от нее в покоях, не смея лишний раз сунуться наружу из-за дождливых дней. Середина осени была неприветливой. Погода портилась стремительно, показав глазу костяные деревья. Пейзаж вновь обрел знакомую скудную палитру, навивая дела давно минувших дней. Кладка все же казалась какой-то пыльной, пускай и была влажной, опочивальня вновь источала запах плесени, хотя только что Донье покинула ее с влажной тряпкой и ведром в руке. Тоска внутри развивалась подобно мицелию, сжимая до одури в тисках сердце. Но именно сегодня все шло ей на руку, ведь подвал должен быть свободным, потому что ключница терпеть не могла наведываться туда, в пробирающую до костей сырость. Мало того, что воняло пометом, так еще и прожорливым уродцем в люльке, поэтому в дождь она никогда не спускалась вниз, чтобы покормить это нечто. Собравшись наспех, заведомо проверив время, Атанасия шмыгнула в проем, накрыв голову платком, оставшийся еще от Мари. Капли забились под одежду, навивая далекое воспоминание злосчастного подвала. Убитые стены, голодный рев крыс под ледяным дырявым полом, зловонное отхожее ведро в углу. Все же, она точно так же, как и ключница, терпеть не могла дождь и эту дутую водицу, влагой пропитавшая одежду насквозь. Гаденькое чувство засело на легких стоило только оказать треклятой пробковой двери перед ней. Все такая же, проверяет она на ощупь прежде, чем отварить ее найденным ключом. В пазухах защекотала. Атанасия шмыгает несколько раз носом, прикрывшись платком. В углу темного подавала, на шум ее прибытия, сразу отрезвился младенец, взвыв. Принцесса раздражается, умело подпалив керосинку, слабым огоньком освещая стены. С недавних пор ключница стала складывать здесь украденные из главной кухни продукты. Девчонка несколько раз слышала ее среди ночи, засев на балконе с книгой в руке, как та еле волочила ноги с мясистой прислужницей, причитая, что это еще малый улов. Из-за дальней обшарпанной стены действительно веяло чем-то сладковатым, немного подпорченным. То и не удивительно. Могли бы и прибраться, самим же придется жрать то, что выкрали. Мыс обуви Атанасии врезается в твердый ящик, и она опускает лампу вниз, завидев закрытый коробок. Достав из-за пазухи небольшой мешок, принцесса расправляет его, отложив в сторону, а после с трудом оттаскивает в сторону крышку, осветив скудное пространство. Не густо, признается она себе, когда мышонок отполз в сторону, испугавшись. Внутри лежало несколько клубней картошки, початок кукурузы, сахар! Атанасия удивленно сунула внутрь руку, поднеся ближе к лицу порошковую труху, а после опасливо слизнула верхний слой, поморщившись. Гадкий и невкусный, констатирует она, все же отсыпав немного и его поверх нарытых клубней, до которых не дошла гниль. Но больше ничего примечательного так и не нашла, плотно закрыв мешок. И все же, заюлив перед входом, она оглядывается на люльку, не имея ни одного желания, чтобы заглянуть внутрь. Она выдыхает, толкнув дверь, поежившись от жалобного плача. В ее саду уже погибали пестрые астры, которые с особой любовью выращивала Дениз. Теперь и это место казалось обыкновенным, плешивым, из-за чего все ее действия будут как на ладони, но она все же прошмыгнула к забору, оставив за ним мешок под диковинным зонтом гувернантки. Плата за твои старания, Северин, рассуждает Атанасия, возвращаясь к себе. В последние дни становится неспокойно.

7

Зима запорошила округу довольно быстро, а вот сама Дениз начала готовиться к празднеству только лишь за несколько дней, наказав Донье украсить поместье принцессы. Атанасия не ведала, известно ли гувернантке о том, что рождество – не просто святой день всех верующих, но и ее день рождения, который она совсем не помнит, когда в последний раз проводила его как-то особенно. Если припомнить, то на шестом году жизни, Мари накрыла скромный стол, подарив принцессе золоченную шпильку для волос, которую она хранила вплоть до смерти, ни разу не заколов ею волосы. Но тогда для нее это была диковинка, которую больше не доводилось получать от Мари в свои шесть лет. Возможно, причина тому был ее невозмутимый характер, который отличался от детского, или то, что горячо любимая няня больше не питала к ней нежных чувств. По правде, Атанасия не знала, почему во вторые шесть лет за ней явился Грегуар, бросив в темницу, когда Мари стояла за его спиной, не проронив ни слезинки. Надкусив приторный фрукт, который украсил пресный тарт, Атанасия с усталостью взглянула за окно, завидев плиточные стекла главной палаты. Сейчас там была Мари, сердечно прижимая к себе чужого младенца, щебеча ему на ухо приятные сны. Разочарование разлилось по венам, скользнув к щекам, которые заалели. Стыдно признавать, что это теплилась обида, готовая вырваться наружу жгучими слезами. Дениз глухо хлопнула в ладони. Она всегда так делала, когда принцесса вспоминала о Мари. Та только отодвинула блюдце, обмочив губы чаем. — Ваше высочество, сладкое вам все не по вкусу? Оглядев длинный стол, на котором было несусветное количество яств, Атанасия лишь прибывала от этого в смятении. Начищенная до блеска утварь, серебряные приборы, красивая гладкая скатерть. Она могла и не мечтать о столь величественном пиршестве за все свои жалкие годы, но какое-то роковое событие перевернуло ее жизнь с ног на голову, настаивая лишь на одном – жить. Жизнь скоротечна и теперь, к сожалению, совершенно для нее неизвестна. Пять лет наступили весьма быстро, ведь будто еще вчера она очнулась в свои четыре, задыхаясь в комнате каждое утро. Теперь же перед ней Дениз де Даммартен, которой пришлось отдать себя в руки. — Верно. — Наконец, отвечает принцесса, заглядевшись на камин. Тепло в это время года согревало ее впервые, кутая в невидимый глазу плед. Плотная ткань платья не давала пробраться сквозняку под одежду, а новые меховые туфли не позволяли мерзнуть ступням. Невиданная роскошь, дивится принцесса, отставив теперь и чашку, которая теперь подходила этому месту. С приходом Дениз изменилось многое. Не только служанки, которые стали выдраивать даже наружние стены тряпкой, но и само поместье обрело подобающий вид. Теперь здесь пахло свежестью и куда не глянь – уют наводил сонливость, из-за чего принцесса часто клевала носом за обеденным столом. До старых времен для нее это считалось непозволительным, когда теперь все стало настолько обыденным и привычным, что до одури кружило голову всякий раз, когда Атанасия принимала ванну с маслом, которое пахло апельсином. К комфорту привыкаешь молниеносно, замечает она, но что со мной станет внизу? Шестилетие неудержимо подкрадывалось, вороша затылок и скаля зубы. Еще немного, еще чуть-чуть и все может повториться вспять, вскружа голову подобно голоду. Необъятный страх зарезвился на коже, выкроив неровный ряд мурашек, которые не увидишь за тугой одеждой. Оно и к лучшему, ведь доверие не только нужно заслужить, но и отстоять, а, наблюдая за притяжательной Дениз, которая только и делала, что играла в прятки с расспросами принцессы, многое в ее поведение лишь настораживало. И все же она много для меня сделала, ребром ставит перед собой девочка, вновь уводя взгляд к ставням. За стенами дворца ее ждал Северин, но, к ее сожалению, снег только усиливался, точно царапая щеки тех, кто сунулся наружу. Обычно в это время на площади оживленно, рассуждает она, неужели, и сейчас там веселье? но Атанасия не ведала об этом, находясь здесь. — Донье, — окликнула ее Дениз, как та вышла из кладовой, склонив голову, — проводи ее высочество в спальню. — Будет исполнено. Даммартен будто читала мысли своей принцессы, мягко поднявшись на ноги. — В комнате вас ожидает небольшой презент. — Говорит она, приняв помощь Донье с пальто. — Доброй ночи, принцесса. И также сухо удалилась, точно спеша. Переведя взгляд на Донье, та стояла полусогнутая, не смея поднять лица в своих господ, считая маленькую принцессу одной из них. Молодая прислужница, немного младше самой Даммартен, выхаживала с ней вальяжной походкой вдоль аллеи всякий раз, когда Атанасии удавалось выбраться к причалу в послеобеденное время. Как простая девица, явно не аристократичного происхождения, способна вышагивать наравне с хозяйкой? Постучав по дереву пальцем, точно как и Дениз, служанка выпрямилась. Теперь принцесса видела и прекрасную осанку, которую никогда прежде не замечала, и утонченные черты лица. Она даже чем-то походила на леди Даммартен – васильковые глазки, вздернутый носик, ровный низкий лоб. И как только Атанасия не замечала их сходство прежде? — Ты неприлично похожа на мою дражайшую гувернантку. — С упреком чеканит принцесса, встав из-за стола. Та даже не дернулась, мягко склонившись. — Столь щедро мне, челяди, воспринять от вашего высочества дивный комплимент. Атанасия хмыкнула, повернув к лестнице. Одно из негласных правил прислуги – господа всегда правы, а правее господ лишь королевская семья. Должно быть, в присутствии посторонней аристократии маленькая принцесса смогла бы обсмеять подобным словом единственную леди графства Даммартен, только вот она не сочтет это за оскорбление. Напротив, Дениз очень чтит своих людей, точно переняв это качество у Литовского королевства. Если порассуждать, то Фиренский этикет жестокий и беспощадный. Как в отношении дворян, так в отношении простолюдин. Со слов Дениз, ее всякий раз старались притеснить на дебютантских празднествах, дабы смешать с литовской падалью или сомнительным положением среди вельмож. Мало того, что графство Даммартен находится в уединении от всех склок, так еще и никогда не принимают сторону Фирении, оставаясь в нейтралитете. Только вот этим невежам даже не приходит в голову, что семью Даммартен можно прекрасно использовать в налаживании дружеских отношений с Литовией, нарекая их послами или оным званием, зная то, как чтит их соседский король. Аристократы только смеют выгнуть плечи, находясь в милости правящей семьи Фирении, только вот стоит в ее глазах пасть и ты – враг народа, подвергающийся гонениям. Я бы бежала в Литовию, признается себе Атанасия, пройдя внутрь спальни. Ей не милы пейзажи за окном и люди, живущие здесь. — Я помогу снять с вас одежду. Принцесса вскидывает руку в протесте, поправляя реглан платья. — Хочу еще поглядеть из балкона на ночное небо. — Говорит она. — Как прикажете. И Донье вышла в поклоне, плотно закрыв за собой дверь. Порой принцессе казалось, что и Донье и Дениз знали об ее тайном увлечении. Все же, в течение стольких месяцев, не замечать отсутствие ребенка в постели, всегда казалось для ее высочества странным. Не исключено, что Даммартен закрывала на подобное непослушание глаза только лишь из-за безразличия, ведь она точно видела ее в толпе, проходя мимо со своей скромной сопровождающей. Вот и сейчас мыслить о побеге для нее было чем-то обыденным. Шмыгать за забор, скрывший за ночной пургой еще приятней, соглашается Атанасия, накинув на себя толстенькую шинель, припрятав за подкладкой небольшой мешочек продовольствий. И, окинув печальным взглядом комнату, она оставила красиво украшенную коробку Дениз не тронутой, выйдя на балкон. С декабря снега насыпало прилично. Служанки выгребали похороненные дорожки по часам, чтобы совсем не потерять кладку из виду. Так под козырьком образовалась хорошая заснеженная куча, почти доходящая до второго этажа брошенного дворца. Она проворачивала этот побег замой достаточно, чтобы уже привыкнуть к рыхлому снежку под спиной, сохранив подобие лунки от вошедшего в сугроб силуэта ребенка. Но сегодня было особенно страшно, признается себе принцесса, свесившись за перила. Сосчитав до трех, она все же выпускает из рук холодный прутик, подавшись вперед, а после раскрывает глаза, очертив взглядом искрящийся потолок. Все же, ночное небо было прекрасным. Почти единственное, ради чего стоило жить. Будто россыпь веснушек на лице Дениз, удивительное маковое поле, показанное Северином, брызги родинок на теле Фривора. Прямо под кефирными облаками пролетала точечная птичка, медленно рассекая надвое небо. Красиво, с замиранием сердца констатирует принцесса, наблюдая за тянущимся вверх паром, исходящий из рта. Танцующая дымка растворилась спустя секунду, напоминая о том, как скоротечно время. Скатившись спиной к скрипучему тротуару, Атанасия поднялась на ноги, стряхнув с себя липкие горошины. Обмотав уши плотнее, на узел завязав шерстяной платок, она неуклюже ринулась в сторону дворцового фонтана, скрипя толстыми валенками на всю улочку. Стража впереди посапывала, прикорнув к прутьям. Само благоразумие, рассуждает она, пройдя мимо, а после замерла у овражика. Лес впереди отличался потаенностью. Проходя мимо сосновых крон, Атанасия вдыхала еловый запах, чувствуя, как неприятно слипались ноздри. Мороз кусался всякий раз, когда оттаивала льдинка на ресницах, слезой застыв на щеке. Она оборачивается, когда посторонний шум дотронулся до слуха. За платком было плохо слышно даже собственных шагов, но вот его она отличала особенно искусно. Северин с натянутой улыбкой стоял в конце припорошенной снегом их тайной дорожки, по которой они всегда направлялись в город через выселок. Тот нацепил смешную шапку-ушанку и подранный собакой дублет, сунув руки в карманы штанов. Атанасия улыбнулась, подойдя ближе. — Ати! — вскидывает он руку, нырнув носом в шарф. Девочка тут же вынула мешочек, вместо приветствия подав его мальчишке. — С рождеством. — Говорит она, суя в руки скромный гостинец. Покрасневшими от холода руками Северин не сразу обхватывает пузатый кошель, глядя в раскрасневшееся лицо принцессы. — Я тронут, — говорит он, — но это лишнее. Она мотает головой, заталкивая в его карман мешок, и улыбается, заведя руки за спину. — Спасибо, что стал моим другом. — Благодарит она, сохранив на лице улыбку. Северин шмыгает от холода носом, смущено поджав губы. Подумать только, когда-то эта девчонка была для него ничем не лучше остальных аристократишек, пытавшихся вытеснить их семью обратно за пределы столицы, а теперь им довелось провести друг с другом столько времени, что нельзя было опровергнуть их дружбу даже дилетанту. Вскинув руки, мальчишка пытается обхватить Атанасию, чтобы поднять на руки как в старые добрые, заслышав строгую речь об этикете и джентльменстве, но кавалеристы за ее спиной только заставляют потупить на них взгляд, в ужасе бегая зрачком из стороны в сторону. Принцесса не сразу осознала происходящее, спустя минуту подняв взгляд, а после поворачивается, завидев вблизи угловатое лицо Грегуара, довольно наглаживающего подбородок. Руки Атанасии упали вдоль туловища, пока резким толчком плеча она не оттесняет назад Северина, закрыв его собой. Трясло от страха при виде кобуры револьверов, но больше сводили с ума направленные в их сторону дула ружей, готовых спустить несколько залпов махом. Теряясь в людях, принцесса глядит в лица кавалеристов, только их глаз не видно, а, значит, и сострадания в них не можно не снискать. И как только она собирается рвануть навстречу, писарь подал голос: — Немедленно отпусти принцессу Фирении. Глаза расширились от услышанного. В одночасье задрожали губы, покрывшись инеем. Атанасия разворачивается к Северину, лицо которого теперь искажало лишь непонимание. — И вынь то, что добыл обманом. — Добавляет мужчина, кивнув на дублет. Рука соскользнула по рваной одежде, подцепив кошель – тот рухнул наземь, расплескав еду на снегу. — Это я! — взвыла Атанасия, подавшись вперед на шаг. — Я обокрала кухню! — Нашу бедную принцессу обманным путем склонили к воровству, — с печалью в голосе изрекает Грегуар, — какая неслыханная дерзость. Его рука поднялась вверх. Послышалось, как перезарядились ружья. В очередной раз оглядев солдат, Атанасия впервые надеется, что бог смилуется над ней. Не смея даже сложить перед собой руки, она чувствует, как дрожит всем телом, ногами прилипнув к снегу. И не было и мысли рассуждать, пока ноги не подкосились, склонив голову перед писарем. — П-прошу вас, — попискивает девочка, — с-смилуйтесь… Но чуда не случилось, когда единственное, что ей довелось услышать, это: — Пли! С десяток пуль, засвистевших в одно мгновение, изрешетило за спиной бедное детское тело, слышно дрожащее на ледяной земле. Атанасия не смеет отодрать лицо от снега, насквозь проморозив щеки. Кровь застыла в жилах, когда послышалось незнакомое кряхтение за спиной. Но это длилось недолго. На самом деле недолго, каких-то пару секунд, пока Грегуар не опрокинул фразу: — Вам следует лучше следить за теми, кто вам дорог, — и с усмешкой добавил, — ваше высочество. И тот удалился с кавалерией, не смея даже задержаться, чтобы стать очевидцем очередной сцены.       Она не помнила, как поднялась на ноги, как ринулась в сторону Северина и как стянула с головы платок, чтобы заткнуть еще живую рану. Подрагивающий от боли мальчишка поворачивается, пытаясь натянуть улыбку, но на свет выходила лишь скорченная гримаса, о которой не следовало даже рассуждать. — К-карман, А-ати.. — сухо, на придыхании изрекает он, рвано заглотнув ртом морозный воздух. — Я н-не… Он обхватывает ее запястье. Уже не так сильно, как раньше, и все же выдавливает улыбку, замотав головой из стороны в сторону. — П-прости!,. — выпаливает она, обсыпав его лицо слезами, — п-прости, что с-соврала, — заикаясь, добавляет Атанасия, сжав его руки, — п-прости, что… Но продолжение так и застревает в горле, когда безжизненный взгляд Северина продолжил глядеть в ее глаза с застывшей на губах улыбкой. Его ледяная рука больше не согревалась об ее руку, и только горячие слезы стыли, рассыпаясь подобно льду по покрову синеющей кожи. Когда-то давно Мари говорила ей, что усопшим закрывают глаза, ведь они, наконец, обрели спокойный сон, но, отчего-то, Атанасия не смела позволить себе подарить покой Северину, накрыв его умиротворенное лицо своим окровавленным платком. В руках, как память, был старенький футлярчик, а внутри него, как по злосчастной нелепости, находилась золоченная шпилька, которая теперь станет напоминать о мальчике, уроженца северных земель…