После битвы за Тид. IV.1 Парад

1

      Едва королевский кортеж покинул Дворцовую плаза, Оби Ван улучил момент и нырнул в ближайший переулок. Он бежал всю дорогу до Лечебницы и остановился только у дверей, чтоб немного перевести дух. — А нам можно было уйти? — раздался рядом с ним запыхавшийся голос Энакина.       Оби Ван про него и забыл… — Да мне плевать, — ответил он и вошел внутрь.       В вестибюле оказалось неожиданно людно: шли какие-то приготовления. Сновали небольшие дроиды. Люди, судя по одежде, врачи с сосредоточенными лицами ходили туда-сюда и переговаривались. Оби Ван с некоторым трудом подобрался к дроиду-регистратору, опасаясь, что не найдет его на месте, однако он был тут. — Состояние пациента стабильное, прогноз благоприятный, — ответил он на вопрос Оби Вана о здоровье мастера. — Ему предписан абсолютный покой после перенесенной вчера операции по восстановлению поврежденных тканей. — А я могу поговорить с его врачом? Данбре или Данбер, что-то такое… — Доктор Фрей Денберие, — уточнил регистратор. — Мне надо проверить. Вы хотели бы поговорить сегодня? — Да, как можно скорее.       Оби Ван оглянулся на толпу, надеясь углядеть доктора, но лица были по большей части незнакомые. — К сожалению, в данный момент она недоступна для бесед, — сказал дроид, — однако я дам вам «сигнал».       Он пододвинул Оби Вану устройство не больше дюйма в высоту, имевшее форму усеченной пирамидки. Свет блеснул на его гладких черных гранях. — Он позовет вас, когда доктор Денберие будет готова с вами побеседовать. Завибрирует. Тогда вы сможете подойти. — Спасибо, — сказал Оби Ван, кладя «сигнал» в поясную сумку. — Что вы тут делаете? — спросила его молоденькая девушка в светло-зеленой форме. — Сюда сейчас нельзя, скорей уходите. — Да, конечно, — сказал ей Оби Ван. — Извините…       Они с Энакином начали пробираться к выходу. Сказанное дроидом, конечно, обнадеживало, но не слишком. Тревога-то, хоть и ослабела, до конца не отступила, и Оби Ван не собирался сдаваться: у тревоги должны быть корни. У дверей Энакин взял его за руку. Оби Ван вздрогнул. — Что-то не так, да? — спросил Энакин как-то неуверенно.       «Ты про что?» — хотел спросить Оби Ван, но передумал, а вместо этого сказал: — Ты тоже это чувствуешь?       Энакин кивнул, а потом убежденно сказал: — Только это не мастер. Той ночью, когда ты уезжал к гунганам, ему было плохо, да. Но потом все стало нормально. — Откуда ты знаешь? — Ну… Просто.       Связь между мастером и падаваном. Ну, разумеется! Сам-то Оби Ван спал в это время как убитый на холме под звездами. (о поездке к гунганам см. После битвы за Тид. II.4 Переговоры с гунганами) — Ладно, проехали, — сказал он, чтоб не заострять. — Насчет твоего вопроса: да, что-то не так. Но я не знаю, что именно. Как я и сказал вчера, наша задача научиться разбираться в этих вот ощущениях и чувствах и не путать их все между собой. Но я не знаю, что происходит.       Оби Ван и Энакин вышли на широкую площадь, один край которой выходил на реку и сливался с набережной. По периметру на нерегулярном расстоянии друг от друга были расставлены палатки с разнообразной едой, между ними затесалась парочка комплимент-будок. Вторым слоем шли столики под легкими навесами, создававшими приятную тень. За столиками сидели празднующие победу тидцы. Те, кто устал сидеть и есть, прогуливались по площади или наблюдали, как королева садится в длинную белую лодку, через борта которой перевешивались цветочные гирлянды.       В лодке уже сидели оба магистра-джедая, Джа-Джа Бинкс и еще двое. Оби Ван и Энакин подошли поближе. Оби Ван решил особенно не скрываться, но и не привлекать к себе внимания намеренно. Их никто не заметил, кроме выехавшего откуда-то R2, который поспешил пристроиться за спиной у Энакина. Лодка с королевой отчалила от набережной и двинулась вдоль по реке против течения. На корме расположился драйвер со своим пультом.       Провожавшие королеву люди постепенно разбрелись по площади или вовсе ушли. Оби Ван стоял и смотрел вслед белой лодке, ни о чем особенно не думая. По официальной версии он пытался решить, что теперь предпринять, однако решение-то было принято еще на Дворцовом крыльце: надо идти в космопорт и разговаривать с живыми людьми, иначе он никогда не узнает, куда делся ситх и ситхов корабль. Делать было нечего. Как ни странно никто не ограничивал его свободу перемещений, а потому имело смысл переходить к исполнению плана. — Я в космопорт, — сообщил Оби Ван Энакину. — Попытаюсь выяснить что-нибудь про ситхов корабль. Если хочешь, пойдем со мной.       Энакин согласно кивнул. Однако стоило им направиться в сторону одной из отходящих от площади улиц, как их остановил офицер службы охраны и передал Оби Вану послание то ли от королевы, то ли от всего Набу разом, что он сможет уйти только после концерта, который состоится тут на площади. Каковой концерт завершит официальную часть праздника.       «Какое бережное внимание», — подумал Оби Ван, однако испытал известное облегчение от того, что вынужден отложить поход в космопорт.

2

      Оби Ван вернулся на набережную и, облокотившись на парапет, стал смотреть на воду. В прошлый раз это помогло выстроить факты в логическом порядке. Он прислушался к себе, тревога отступила, но это могло ничего не значить. «Ты сходил в Лечебницу, убедился, что все в порядке, вот и успокоился». Звучит логично и совершенно неубедительно. Что-то тут было не так… «Ты же это все уже выяснил, — протянул внутренний голос, — это скучно. Все эти люди на площади боялись гунганов, тут хочешь не хочешь заметишь. А у тебя вообще, судя по всему, какая-то неадекватная реакция на страх. Помнишь, как федераты боялись вас с мастером, а ты решил, что у тебя дурные предчувствия». «Я не говорил ‘дурные предчувствия’, у меня было какое-то странное нехорошее ощущение». «Боже, какие тонкости! — саркастически заметил внутренний голос. — Как ни назови, это уже пройденный этап. Тут то же самое. Мог бы и запомнить. Они боятся все хором, ты это чувствуешь, более того ты даже знаешь, почему они боятся. Можно не обращать на это внимания, а потом поразмыслить, как это исправить. Если, конечно, ты решишь, что оно того стоит». Тоже логично. И тоже неубедительно. «Это другое», — возразил он внутреннему голосу, но утверждение это было голословным. — Можно я пойду туда, к Арвену? — спросил Энакин, после десятиминутного бесцельного стояния на набережной. — Да, конечно, — рассеянно кивнул Оби Ван, бросив невидящий взгляд примерно в ту сторону, куда кивнул Энакин.       Энакин тут же испарился. Жить стало немного проще, но это длилось недолго. — У вас неприятности? — участливо спросил женский голос.       Оби Ван повернулся. Перед ним стояла королевская фрейлина. Та, которая давала ему ценнейшие инструкции, где стоять и куда переходить во время церемонии награждения. С дурацким неуловимым именем на «с». — Н-нет, — ответил он в замешательстве. — Все в порядке. — Вы стоите здесь с таким печальным видом.       Происходящее было более чем странно. — Сядьте за столик. Никто же не заставляет вас веселиться, — наконец в ее голосе прорезалось раздражение, и все встало на свои места. — Стоя тут на самом виду, вы привлекаете общее внимание и портите праздник.       Оби Ван послушно перешел к ближайшему свободному столику. Фрейлина принесла ему стакан с чем-то синим и холодным, заставив его чувствовать себя еще более неловко. — Зачем вы это делаете? — Уж точно не ради вас. Моя задача, чтобы праздник был праздником. Все должны веселиться и не мешать веселиться другим. — А можно мне просто уйти?.. — Вы сами знаете ответ. Можете даже не делать вид, что разговариваете со мной. Хотя бы просто держите в руках стакан. Не выделяйтесь. Вот вам, кстати, компания.       К столику, держась за руки, подошли парень из Лечебницы и какая-то девушка. — Садитесь, пожалуйста, сюда, — сказала им фрейлина, вставая.       «Вряд ли им нужна какая-то дополнительная компания», — подумал Оби Ван и не ошибся. — Да мы вообще-то… — начала было девушка, но парень перебил ее: — О! Я вас знаю. Нашли своего куратора? — спросил он у Оби Вана и протянул руку.       «Приятно, когда с тобой здороваются за руку, как с обычным человеком», — подумал Оби Ван, поднимаясь для рукопожатия, но тут же устыдился своей мысли. Ведь он же сам хотел быть джедаем. Никто не заставлял его. Он с самого начала знал, что это накладывает обязательства и ограничения. Даже такие вот мелкие… Вслух он сказал: — Может, принести вам чего-нибудь? — Нет, спасибо, — сказала девушка, — я пока не знаю, что буду, поэтому схожу сама. — Я вас оставлю, — сказала фрейлина на «с», и слова ее не разошлись с делом.

3

      Его вахта подходила к концу, ни мать, ни отец, ни Рэйно не появлялись и, когда Сурлин Ролей сменил его на посту, Джерус вздохнул с облегчением. Как оказалось, напрасно.       Теперь, когда закончилось стояние в карауле, его обязанностью было «скрытое патрулирование», то есть он должен был присоединиться к празднующим горожанам и следить за порядком «изнутри». Не успел Джерус взять себе «Керенский багрянец» и сесть за свободный столик у края площади, откуда было хорошо видно все происходящее, как из ниоткуда появился Рэйно.       Мир рухнул. Страшное свершилось. Джерус почувствовал, как сковывавший его все это время страх уходит. Больше бояться было нечего. — Я не вернусь, — заявил Джерус, не здороваясь и не давая Рэйно сказать хоть слово. — Ладно, — согласился Рэйно и сел на соседний стул. — Я вообще хотел сказать… — Они все еще там, да? — Кто? — Болотники, кто еще? — А. Да. Но ты не волнуйся, все в порядке. — Я не вернусь туда, — повторил Джерус. — А ты лучше иди, мать тебя ищет, я думаю. А я сейчас не могу еще с ней разговаривать. — Нет, — сказал Рэйно, разглядывая его лежащую на столе фуражку. — Не ищет. Она знает, что со мной ничего не случится. — Сомневаюсь. — Она никогда за меня не беспокоится.       Что за странный разговор у них выходит? Хоть бы он уже ушел… — Я просто хотел, просто хотел повидаться с тобой, — сказал Рэйно и посмотрел в глаза брату прямо и открыто. — Но я никому ничего не скажу, ты не волнуйся. Можно потрогать?       Он потянулся к фуражке. Джерус мысленно закатил глаза. — Да, — сказал он и отпил из стакана. — Может, ты хочешь чего-нибудь поесть? — Не надо, — перебил его Рэйно. — Нас отлично кормят. Я рад, что ты нашелся. Я никому не скажу! — повторил он, увидев произведенный эффект. — Я все понял. Я только хотел удостовериться, что это действительно ты.       Джерус нервно огляделся. — Я пошел, — сказал Рэйно.       Он поднялся и постоял немного молча, опираясь рукой о стол, при этом то поднимаясь на носках, то опускаясь обратно. — Без тебя было грустно, — добавил он. — Я представлял, что ты утонул в болоте… Я рад, что ты живой.       Джерус кивнул. Рэйно уже повернулся, чтобы уйти, когда он, наконец, решился: — Может, вам нужен транспорт, чтоб добраться до дома? Я бы, наверное, мог чем-то помочь.       Брат обернулся. — Да нет, с этим тоже порядок. Мы уезжаем завтра. Можно было и сегодня, но мама хотела посмотреть фейерверк.       Слушать это было мучительно. Вряд ли его побег сделал жизнь родителей проще или легче… Как никак они лишились лишней пары рабочих рук. Мысль эта не принесла с собой желания вернуться домой, лишь усилила боль и страх, что сейчас появятся родители, и ему придется смотреть им в глаза. — Да, конечно, — сказал Джерус вслух. — Ну я пошел, — снова сказал Рэйно, и на этот раз Джерус не стал его останавливать.       Наверное, встречи с родными не должны выглядеть так, но он не знал, как действовать иначе. Да и стоит ли. Он посмотрел вслед Рэйно, который бежал теперь через площадь, то и дело подпрыгивая. Из-за искалеченной руки — худой и бесполезной — у него был смещен центр тяжести, и бежал он криво, выбрасывая вперед здоровое плечо. Джерус отвел взгляд. «Ты все сделал правильно», — сказал он себе, хотя сам в это не верил. (о том, как так вышло см. Джерус Джанник).

4

      Джерус допил «Керенский багрянец». На бокале осталась висеть желтая гроздочка амариллы, совершенно лишняя в коктейле, куда добавлен ми-к’ри. Другое дело снорт-пуддинг… Вкус амариллы устойчиво ассоциировался у Джеруса именно с ним. Перед самой сменой сезонов отец начинал по утрам готовить пудинг, состоящий в основном из клейковины снортов. Здесь в городе на ее основе готовят «Голубой глаз Ома-Д’уна». Вот на него амариллу нацепляют вполне обоснованно, иначе клейковина склеит все во рту… Джерус задался вопросом, почему нельзя выжимать амариллу в коктейль сразу, но решил, что в этом вопросе городской образ мысли для него непостижим. Готовя снорт-пуддинг, отец, разумеется, добавлял сок сразу в отвар, чтоб убрать навязчивую клейкость.       Снорт-пуддинг — стандартный завтрак в межсезонье. Мысль об этом завтраке заставила его вспомнить ощущение предшкольного утра: запах высушенной травы, который окутывает тебя, пока ты ждешь зеленого школьного транспорта. Джерус ждал обычно под высокой стойкой для сушки, поднимавшей траву повыше, чтоб идущая от земли сырость не мешала ей высыхать. Работы на ферме почти нет, поэтому занятия в школе становятся интенсивнее, и транспорт приезжает практически каждый день. Солнце еще не показалось, и в рассветных сумерках из леса доносятся печальные крики гоффы, наполняя душу щемящей тоской.       Джерус оторвал одну ягоду от висевшей на бокале грозди и принялся катать ее между большим и указательным пальцем. Ему вспомнилось одно утро, когда он в очередной раз поссорился с родителями из-за присутствия на ферме непрошеных болотников, а потому вышел из дома и отправился в сад. Амарилла уже поспела. Ветви были усыпаны и созревшими ягодами, и белыми соцветиями, готовившими куст к новому урожаю. Он сорвал ярко-желтую ягоду и так же как сейчас катал ее между большим и указательным пальцем, одновременно прислушиваясь к звукам, доносившимся из загона для шааков. Шааки радостно возились, издавая утробное похрюкивание. Он представлял, как их гладкие выдающиеся вверх спины возвышаются над перегородками…       Прервав поток бессвязных воспоминаний, напротив него за столик плюхнулся Брандес, брякнув подносом с едой и едва не расплескав минтрис по всему столу. — Патрулирование? — спросил его Джерус. — Ага.       Когда на душе паршиво, Брандес это ровно то, что надо! Он точно не даст предаваться грустным мыслям. И Брандес не подвел. — Я тебе гарантирую, что теперь мы выйдем на общегалактический уровень, — вещал он, поставив локти на стол и едва не смахнув тарелку с ньорками. — Это же такая реклама! Только представь. — Да куда мы там выйдем? Кому мы там нужны? — Этот конфликт покажет, что Федерации доверять нельзя. — Этот конфликт не показывает ничего, кроме тотального варварства! — не спорить с Брандесом было невозможно, но как раз это и делало разговоры с ним интересными. — Это смотря как посмотреть, — сказал Брандес и налил себе в минтрис щедрую порцию агвадока, он растекся по поверхности, а потом густые белые нити протянулись вниз сквозь фиолетовую толщу, и на дне стакана сформировалась аккуратная белая лужица. Получилось два светлых диска, соединенных тонкими колоннами. Брандес поднял стакан и отпил: стройная конструкция смешалась, а напиток приобрел равномерный нежно сиреневый цвет и утратил прозрачность. — Конечно, — продолжал Брандес, — можно подумать, что это же ужас что, что внутри Республики происходят такие вопиющие преступления, что субъекты, входящие в состав единого целого, нападают друг на друга… Звучит жутко, я согласен, но лично для нас это будет хорошо. Ведь если в Центральных мирах узнают, какие они на самом деле, от них отвернутся, считай, везде, они утратят свою монополию и это вернет нормальную конкуренцию — например, мы сможем расширить экспорт. — А как же гунганы? — спросил Джерус. — С ними-то что делать? А ведь это тоже последствия нападения… И эти последствия будут совсем не из приятных. — Да ладно тебе, — беспечно отозвался Брандес. — Не надо им придавать такого значения!       «Ты просто не знаешь, на что они способны», — подумал Джерус, но промолчал. Он вспомнил, как всего полгода назад Брандес объяснял ему, что все эти вопли про свирепую неадекватную Торговую федерацию — ерунда и паникерство, что не стоит так уж переживать из-за того, что они где-то там ходят со своей армией. В конце концов, должны же они охранять товар от пиратов. Жаль, что даже на примере Брандеса видно: пока некое зло не коснется тебя напрямую, ты не почешешься. — Ничего все эти широкие жесты не поменяют, — продолжил Брандес. — Они же совершенно не хотят вылезать из своих болот. Ну и прекрасно! Пусть себе там и сидят. — Вылезать, может, и не хотят, — согласился Джерус. — В каком-то смысле. Они хотят другого. — Да прям. Будешь каньеро?       Джерус покачал головой. Брандес удивительным образом питал слабость к детским сладостям, несмотря на свой солидный возраст двадцати двух лет. — Они хотят, чтоб мы тоже оказались в болотах вместе с ними, — продолжил Джерус. — Это их мечта. — Да плевать им на нас, — отмахнулся Брандес. — А нам плевать на них.       «Как же! Плевать им. Конечно. Десять раз!» Джерус уже открыл было рот, чтоб объяснить раз и навсегда, что чертовым болотникам вовсе не плевать, что они только и ждут удобного момента, чтоб лишить нас техники, а потом отвоевать обратно все, что с таким трудом было освобождено от болот, однако вовремя одумался. Ведь тогда пришлось бы объяснять, откуда ему все это известно, пришлось бы рассказывать про свою беду и свою боль. Острый стыд за свою семью закрыл ему рот. Его родители сумасшедшие, они пустили гунганов на ферму и следуют их советам. Откровенно говоря, сейчас, когда его брат ушел, и эмоции не мешали размышлениям, Джерус удивился тому, что они выжили и судя по виду Рэйно не особенно бедствовали… В глубине души он думал, что они умерли, погребенные под грудами болотного плюща, а он обречен всю жизнь нести вину за их глупую добровольную гибель, ведь он трусливо бежал, отчаявшись их образумить.       Брандес доел каньеро, а потом, не дождавшись от Джеруса никаких возражений, добавил: — Никуда они не полезут. Всё во вселенной стремится к покою.       Он оглядел площадь. У набережной готовили место для концерта. Пара дроидов городской службы собирали невысокий помост. Половину площади, предназначавшуюся для слушателей, перекрыли навесом — крупноячеиской сеткой, увитой плющом. Там наряду с дроидами суетились две сегуридад, которых, несмотря на то, что сегодня они сменили шафрановую форму на бело-зеленую, легко было узнать по приятному для глаз миниатюрному телосложению в сочетании с командирскими манерами. Джерусу их зеленые накидки своим оттенком неприятно напоминали о болотной тине и болотниках.       На «сцене» установили постоянный оркестровый набор, а внизу расставили столики с инструментами для тех, кто захочет присоединиться по ходу дела. Горожане, как те, что сидели за столиками, так и те, что прогуливались по площади или любовались на реку с набережной, начали потихоньку собираться вокруг, присматривать инструменты и договариваться с протокольным дроидом. — Пойдем-ка поучаствуем, — вдруг сказал Брандес. — Тебе надо развеяться, а то ты какой-то тухлый с самого Таутина. — Татуина, — поправил Джерус. — О. Заметил? Вот и молодец, а то я уж боялся, что ты совсем выпал из реальности и меня не слушаешь. — Чего? — возмутился Джерус. — Я вообще-то с тобой даже разговаривал! — Это может ничего и не значить, — проницательно заметил Брандес. — Так пошли?       Предложение было очень заманчивым. Джерус видел, как дроид вынимает уже второе джорандо и начинает его собирать. Джорандо всегда был его любимым инструментом, а здесь их было к тому же два… Два джорандо — это ли не наслаждение? Однако Джерус не дал соблазну одолеть себя. — Пусть тебя не обманывает свободная форма патрулирования, Карлон Брандес! — шутливо провозгласил он. — Никуда мы не пойдем. Мы же не сможем отлучиться, если что-нибудь произойдет. — Но мы же будем тут, — слабо возразил Брандес. — Да и ничего тут не произойдет. Теперь вообще ничего никогда не произойдет. Все уже произошло. — Бранд, это не смешно.       То, что Брандеса звали Карлон, было каким-то недоразумением. Гораздо больше с ним ассоциировалась его фамилия. Поэтому Джерус звал друга Бранд. Карлом его не звал никто, друзья в основном склонялись к варианту Лонн или Лонни. — Ладно, — Брандес сделал короткий жест, выставив руки ладонями вперед и резко разведя их в стороны, и одновременно слегка мотнул головой, признавая поражение. — Ты прав. Надеюсь, ты будешь с гордостью носить звание зануды. Но тогда с тебя завтра как минимум одна партия в кантадо. — Договорились, только…       Его прервал детский голос: — Я не знаю, куда мне идти, — сообщил подошедший ребенок лет пяти или шести на вид. — Вы найдете мою маму?       Джерус бросил на Брандеса взгляд, который должен был означать: «Вот об этом я и говорил», но Бранд его, кажется, проигнорировал, заговорив с малышом: — Конечно, найдем.       Он даже начал подниматься. — Сиди, ешь спокойно, — сказал ему Джерус. — Я разберусь.       Он уперся локтями в колени и наклонился к ребенку: — Откуда ты сейчас пришел? — спросил он. — Оттуда, — ребенок показал куда-то в сторону западных районов. — Вот и отлично, пойдем-ка пройдемся вместе.

5

      На носу вытянутой лодки расположились джедаи и Джа-Джа Бинкс. Падме сидела в центре, ближе к корме. Драйвер управлявший скрытыми под водой двигателями и рулем, сидел позади всех, отгороженный внушительного вида пультом с тремя джойстиками и целой россыпью разноцветных кнопок. Непосредственно позади королевы сидели Эйртае и Рэйбе, а по правую и по левую руку спиной к бортам и лицом друг к другу — музыкальная советница Хела Брандес и губернатор Тида Сио Биббл. Хела посмотрела на нее, как показалось Падме, с жалостью. Этого только не хватало!       Королеве предстояло посетить Главную лечебницу Тида и принести личную благодарность врачам и прочему персоналу за их самоотверженный и слаженный труд. Проплывая вдоль заполненных народом набережных, Падме рассылала улыбки во всех возможных направлениях, как какая-то свихнувшаяся лазерная пушка. Люди махали с берега и осыпали лодку неизрасходованными за время парада лепестками сэпа. Буря возмущения, поднятая в ней вероломным предательством со стороны канцлера, слегка утихла, но Падме понимала, что затишье лишь временное. В Лечебнице ей предстояло снова увидеть канцлера Палпатина. Впрочем, он собирался отбыть на Корусант сегодня вечером, за ним даже уже прислали посольский шаттл.       «Дожить до вечера, мне надо дожить до вечера», — думала Падме, подняв руку в приветственном жесте, когда ее лодка, свернула в отходящий под острым углом от основного русла канал, ведущий к Лечебнице.

6

— Так как в результате? Все получилось? — снова спросил парень из Лечебницы. — Да, — ответил Оби Ван. — С одной стороны, случайно, с другой стороны — благодаря вам. Вы сказали, что во Дворце были медпункты, поэтому я вернулся туда и случайно столкнулся с врачом, которая разрешила мне навестить моего мастера. — И что же он там был? — Ну да. Мы даже поговорили. — Так вот почему дроиды глючили. Значит, кто-то в базе закрыл дворцовые пункты, вот ничего и не совпадало. Теперь понятно! — воскликнул Бэнт. — Я вас тоже знаю, — сказала его спутница, вернувшись с подносом, заставленным посудой; она уже справилась со своим недовольством и улыбалась вполне дружелюбно. — Бэнт, возьми у меня что-нибудь!       «Точно. Его зовут Бэнт. Он же тогда представился». — Я видела вас, когда вы пришли поговорить с мистером Джинном, — пояснила Китне, когда они с Бэнтом расставили на столе всю принесенную ею еду.       Оби Ван смутился. — А я вас не видел, — пробормотал он, легко допуская, что, когда вломился к мастеру в палату, мог грубо проигнорировать персонал. Впрочем, он действительно не помнил, чтоб там кто-то был. — А я пряталась, — заявила девушка.       «Наверное, надо спросить, как он там». «Не спрашивай», — твердо посоветовал внутренний голос. — Да, кстати, я Китне Сэрра. — Оби Ван Кеноби, — назвался Оби Ван.       «Но почему не спрашивать? Любой нормальный человек спросил бы». «Спросил бы, потому что ему было бы интересно. А тебе интересно?» «Может, и неинтересно, но мое отсутствие интереса, наверняка, выглядит странным и нецивилизованным». — Я просто не хотела вам мешать, — добавила Китне и положила в рот маленькое пирожное: они лежали горкой на тарелке, которую она поставила в центр стола. — Спасибо, — ответил Оби Ван, продолжая препираться с внутренним голосом: «Вот видишь, она уже второй раз намекает!» Но внутренний голос не унимался: «Не делай этого!» — жалобно воззвал он. — Мне в Лечебнице сегодня сказали, что вчера он перенес операцию, — сказал Оби Ван, наплевав на благие советы. — Да. — Она там была, — вставил Бэнт, в его голосе звучала гордость за подругу. — Удача, что я могу получить информацию из первых рук, — заметил Оби Ван, включая режим вежливости на полную катушку. — Как он теперь себя чувствует?       «Прозвучало так, как будто это не твой мастер, а ее двоюродный дедушка, на которого тебе совершенно плевать», — отомстил внутренний голос.       Китне принялась с удовольствием рассказывать, какой замечательный хирург доктор Данбре, что именно и как она исправила в поврежденном организме мастера. Пока она перечисляла, у Оби Вана снова, как тогда в палате, заныли кончики пальцев, и придавило гнетущее чувство неправильности происходящего.       «Тебе не стоит этого знать. Зачем эти подробности? Дроид сказал тебе все, что нужно». «Чувак, — ответил внутреннему голосу Оби Ван, — не спросить ничего — это была бы уже какая-то феноменальная черствость».       Не к месту мелькнула в голове фраза, сказанная когда-то мастером по забытому поводу: «Старший не имеет права быть слабым, иначе он перестает быть старшим». Даже не фраза — отголосок. И Оби Ван немедленно отбросил ее в сторону, закопал поглубже, пока она не оформилась в слова, пока не всплыло воспоминание, к которому эта фраза относилась. Он был тогда не согласен, он спорил и возражал, но вспоминать это сейчас опять же не стоило. «Чушь, — припечатал он все эти недо-мысли. — На меня такая ерунда не действует».       Китне меж тем продолжала свой красочный отчет. — Ничего себе! — восхитился Оби Ван в ответ на какие-то технические новшества, примененные хирургом Денберие; слова прозвучали фальшиво. — А когда он поправится окончательно? — спросил Оби Ван, чтоб сгладить эту отвратительную фальшь. — Ну… — Китне на секунду задумалась. — Я думаю, нужно еще минимум три дня, но лучше бы дней пять, чтобы точно убедиться, что все прижилось как надо. Вообще внутренние органы регенерируются лучше, чем, скажем, пальцы, но не настолько уж хорошо, тем более, когда повреждений столько! — Конечно! — с готовностью согласился Оби Ван.       Он отпил синей жидкости из стакана. Хотя напиток не был сладким, он был удивительно липким: язык мгновенно приклеился к небу, а губы склеились между собой. Видимо, его реакция была уж очень явной, потому что Бэнт сказал, указывая на зацепленную за край стакана горсть ярко-желтых ягод: — Заешьте амариллой, сразу станет лучше. — Что это я пью? — спросил Оби Ван, когда сок неестественно желтой амариллы нейтрализовал клейкость. — «Голубое око Ома-Д’уна», — ответила Китне. — А что, когда вы его брали, вам не сказали, как он называется? — Это не я брал. Это та… та фрейлина, которая вас позвала. — Фрейлина?.. Аа. Сегуридад? — Китне кивнула в сторону набережной, где началась какая-то возня: небольшие дроиды городских служб что-то строили, рядом суетились две королевские фрейлины и еще какие-то люди. — Они ужасно много о себе воображают. Но это не страшно. Мы, врачи, тоже о себе воображаем. К тому же они много работают, должны же быть какие-то моральные компенсации.       «Странный подход», — подумал Оби Ван. — Голубое око чего? — решил он вернуть разговор в коктейльное русло. — Ома-Д’уна, — ответила Китне. — Это одна из наших лун. — Чувствуете эти лунные нотки? — улыбнулся Бэнт. — О да, — согласился Оби Ван. — Голубое, очевидно, из-за цвета… — В точку. А око… — продолжил Бэнт. — Око, наверное, просто для красоты. — И кто только придумывает эти названия для коктейлей? — подвел черту Оби Ван. — Да уж…       Бэнт и Китне рассмеялись, а Оби Ван почувствовал, как будто внутри защелкали тумблеры, и на каком-то тайном табло высветилась надпись: «Обычный человек — активировать». — У вас правда световой меч? — неожиданно спросила Китне, и мимолетное ощущение, что он обычный человек, рассеялось как дым, уступив место другому: ощущению, что он какая-то забавная экзотическая зверюшка, выставленная в клетке для развлечения скучающих детей.       «Есть у меня меч, и сейчас даже не один…» — подумал он грустно, а вслух сказал коротко и немного резко: — Да.       Но Китне не поймала тонкого намека, потому что продолжила: — А покажете? — Не думаю, что здесь подходящее место для таких демонстраций, — сказал Оби Ван, нервно оглянувшись на площадь.       Разговор приобрел оттенок затеваемой шалости. Ощущалось во всем этом что-то не то. «Ты должен был ее сразу срезать с ее вопросами!» «Наверное… Но как?» — Да, конечно, не здесь! — легко согласилась Китне. — Вечером, когда будет фейерверк. В темноте будет еще эффектнее.       «Это, конечно, так… В темноте меч смотрится эффектно». «Ты серьезно? У меня создается ощущение, что тебе даже нравится эта идея. Может, откроешь тут мини-шоу? 'За небольшую плату вы сможете посмотреть на настоящий световой меч, настоящий джедай в качестве бонуса'». «Да нет… Что тут такого?.. Да и под каким предлогом им отказать?» — Вы же будете смотреть фейерверк? — спросил Бэнт. Его тоже явно радовала перспектива увидеть световой меч в действии. — Вряд ли у меня будет возможность его пропустить, — заметил Оби Ван, делая попытку спрятаться за иронией. — В каком смысле? — удивилась Китне.       Видимо, его слова прозвучали излишне злобно. — Я имею в виду, что его будет видно ото всюду, так что я в любом случае буду его смотреть, — пояснил Оби Ван, но объяснение вышло каким-то неуклюжим. — Тогда договорились! — радостно подытожила Китне.       Оби Ван посмотрел за ее плечо на площадь. Ближе к набережной он увидел группу пилотов. Он узнал Порро Дольфе и Динее Эллбергер, вроде бы там был еще Гэвин Сайкс, какая-то девушка и Арвен, который в этот момент крутил Энакина, подхватив его под мышки. Ему стало как-то неловко: в общем-то Арвен не обязан играть с каким-то ребенком, который ему никто… Оби Ван перевел взгляд на суетящихся дроидов городских служб. Они соорудили помост в пол человеческого роста и теперь расставляли перед ним низкие столики. Бэнт и Китне оглянулись, проследив за его взглядом. — Что это там будет? — спросил Оби Ван. — О, точно, — сказал Бэнт. — Ведь тут же концерт будет. Не зря мы сюда пришли. — Да… Я тоже об этом забыла. Это же просто замечательно! — поддержала его Китне. — После того, что было у Дворца…       Этого Оби Ван не понял, но переспрашивать не стал, так как не сомневался, что у Дворца он многое пропустил. Бэнт и Китне, симметрично извернувшись на своих стульях, сидели теперь практически к нему спиной, держась за спинку, чтоб наблюдать за приготовлениями. — Слу-ушай, — вдруг сказала Китне; для того, чтоб повернуться к Бэнту ей пришлось скрутиться еще сильней, — ты обязательно должен поучаствовать!       Она развернулась обратно к столу, приняв более естественную позу. — Его мама была музыкальным методистом, он с детства такие шутки знает! — объяснила Китне Оби Вану. — Я как-то слышала его на одном студенческом концерте. В прошлом году. Это было что-то!       Теперь и Бэнт повернулся обратно. — Ты там была? — изумленно спросил он, но за этими словами без труда читалось: «Ты обратила на меня внимание? Ты заметила?» — Ну да, — ответила Китне. — Конечно. Там все были. Так вот, — она снова повернулась к Оби Вану: — он разбил триаду Грайера, но не так как это обычно делают, а как-то… Я даже не знаю, как это объяснить… В общем это явно методистские приемы, ни один обычный человек и не подумал бы, что так можно. — А. Ты про это, — сказал Бэнт. — Да, я тогда подумал, что это было бы классно и необычно, но мне показалось, что никто не обратил внимания… — Я не знаю про всех, — сказала Китне, — но получилось что-то невероятное. Это такое свежее прочтение. А когда потом Рэйче вывела всё в классический оптимальный подъем, вы вдвоем просто сотворили чудо.       Оби Ван почувствовал себя еще более серым и некультурным, чем обычно. — Вы должны это услышать. Вообще все должны это услышать. Пойдемте, — она встала. — Пошли, ты посмотришь, какие сегодня будут инструменты. Если будет рамаларга, то ты точно поучаствуешь, договорились? — Я поучаствую, даже если там будет только пара фотуту, — улыбнулся Бэнт. — Но, я думаю, там есть кое-что получше даже рамаларги.

7

— А Оби Ван… — сказала фрейлина на «с», когда он попал в ее поле зрения. — Очень мило, что вы пришли вовремя, — добавила она не без яда, чтоб напомнить, что утром на парад он едва не опоздал.       Оби Ван промолчал, поэтому она продолжила. — Вы сядете вот здесь. Королева прибудет минут через десять, так что никуда не девайтесь. — А могу я тут и посидеть? — Нет, конечно! — ее просто поразила его несообразительность. — Вы сядете вместе со всеми, когда все будет готово. Кстати, где ваш мальчик… Энакин? Он тоже должен быть здесь. — Ясно, — ответил Оби Ван.       Она отвернулась, снова принявшись за свой нелегкий организаторский труд, а он отправился на поиски Энакина. Пока Оби Ван разговаривал с Бэнтом и Китне, пилоты куда-то подевались и увели Энакина с собой. Оби Ван обошел площадь, осматривая каждый столик, но их здесь явно не было. Понятно, что не стоило Энакина отпускать, но тогда надо было бы его как-то развлечь. А куда ему развлекаться, когда он приехал сюда работать?! В глубине души он считал, что и Энакин, раз уж мастер взял его с собой, должен был бы тоже сосредоточиться на их общем деле, но это было нерациональное соображение. Умом он понимал, что Энакин тут ни при чем и имеет право веселиться, раз уж тут праздник. Этот конфликт собственных мнений приводил к тому, что его раздражение на Энакина только возрастало.       «Да ты вообще молодец, — подлил масла в огонь внутренний голос. — Ты ведь просто искал предлога от него избавиться и переложил ответственность на Арвена и остальных, не спросив их, есть у них возможность и желание следить за порученным тебе ребенком!» «А ну да, конечно», — Оби Вану оставалась только бессильная ирония.       Приближаясь к одной из отходящих от площади улиц, Оби Ван задался вопросом, можно ли покидать площадь, если надо найти Энакина? Однако получить ответ ему было не суждено. — Оби Ван! — раздался сзади голос Энакина.       Оби Ван обернулся. Энакин и Арвен шли к нему через площадь. — Как дела? — поинтересовался Арвен. — Да вот, — Оби Ван пожал плечами. — Веселюсь, праздную. — Нда?       Арвен, видимо, чего-то не одобрял. Может, Энакин успел ему надоесть, отвлекал от его собственных дел… Оби Ван хотел было извиниться за эти гипотетические неудобства, но вовремя передумал. Ведь это только предположения, да еще и довольно беспочвенные, поэтому он спросил у Энакина: — А ты что делал? — Мы с Арвеном ходили туда, где всякие штуки. Там можно съехать с горки, но это ты просто прыгаешь вниз с высоты, а тебя ловит силовое поле!       Энакин явно хорошо провел время, потому что в нем почти не осталось той скованности, к которой Оби Ван успел уже привыкнуть. Он говорил, ничуть не смущаясь, со здоровой непосредственностью, так радостно и легко, что Оби Ван с удивлением обнаружил, как тает его раздражение, а на лицо невольно выползает улыбка. — А еще там, знаешь, такой просто плоский круг, ты на него садишься, его крутят очень быстро и тебя просто вышвыривает! — Это круто! — согласился Оби Ван. Ему даже самому захотелось слететь с быстро вращающегося диска. — А еще можно было кидать шарики в такие ямки, которые под водой. Там много кто промахивается, и тогда в него брызгают водой. — Спасибо, — сказал Оби Ван Арвену. — За что? — переспросил тот и, не дожидаясь ответа, сказал: — Ладно, я к нашим пойду. Увидимся.

8

      Вопреки ожиданию королева, в сопровождении теперь уже не только магистров-джедаев и Джа-Джа Бинкса, но также всего Верховного Совета Набу и Верховного канцлера Палпатина, появилась не на набережной, а вышла из улицы, отходившей от площади перпендикулярно реке.       Фрейлина на «с», или сегуридад, как ее назвали Китне и Бэнт, выстроила всех встречающих в каком-то сакральном порядке, после чего все заняли предназначенные им места. Рядовые слушатели брали стулья от столиков и хаотически рассаживались под закрывающим полплощади навесом.       На сцену поднялась высокая величественная женщина и, встав на краю, развела руки в стороны, как будто раскрывая объятия. Вспомнив, как королева встретила его таким же образом, Оби Ван пришел к заключению, что это какой-то сугубо местный жест. — Это же Хела Брандес! — произнес за спиной Оби Вана чей-то восхищенный голос.       Основной оркестр состоял из десятка людей: двое по бокам сидели на высоких сиденьях за большими треугольными струнными инструментами, звук из которых извлекали пальцами. Двое играли стоя на очень длинных, видимо, деревянных духовых инструментах, которые тянулись вниз, а достигая земли, еще и загибались влево под углом 90 градусов. В центре несколько человек извлекали какой-то неровный гудящий звук из небольших инструментов, похожих на горизонтальный цилиндр с торчащей из него вертикально вверх рукояткой. Они вращали вертикальную рукоять, прокатывая ее между ладонями, при этом наклоняя лежащий на коленях цилиндр. Были и еще несколько, но их загораживал сидящий чуть впереди человек с небольшим духовым инструментом, закрепленным на уровне рта, чтоб освободить руки для игры на сложном пульте, по которому его пальцы так и бегали.

9

Хела Брандес запела, начав концерт обертонным вступлением: звукоряд разбежался в разные стороны, люди на площади затаили дыхание, за ней вступили рамаларги, и в их низких, нежных, проникновенных голосах для Падме зазвучали слова утешения. Хела умолкла и посмотрела на Падме. Пели рамаларги, остальные подхватили. Хела поняла верно, и выбрала точно то, что могло сейчас утешить…

10

      Как Оби Ван и предполагал, концерт имел какую-то сложную и, главное, непостижимую структуру. Впрочем, вывод этот он сделал исходя из реакции слушателей: для него самого эта музыка представляла собой беспорядочный и малогармоничный поток звуков.       По-видимому, с музыкальной точки зрения концерт набирал силу. Оби Ван чувствовал, как над площадью разливается единение. Они не просто слушали. Даже те, кто не подходил к сцене, не казались оторванными от транслируемого музыкантами смысла. Они все каким-то образом дополняли музыку. Это было не похоже ни на один концерт, на котором успел в своей жизни побывать Оби Ван. Не то чтобы их было много, конечно… Но штук семь-восемь, наверное, набралось бы. Это чем-то походило на концерты популярных певцов, когда аудитория на 90 процентов состоит из их сумасшедших фанатов, но там единение было какого-то иного рода. Слушатели не влияли на звучащую музыку… Впрочем, может, это все и бредовые мысли, но ощущение и вправду новое и странное, заставляющее остро чувствовать свою инородность.       Отчаявшись получить удовольствие от приобщения к высокому, Оби Ван сосредоточился на внешней стороне. Теперь он увидел, что имели в виду Китне и Бэнт под «участием». По ходу развития мелодии, к сцене подходили люди, брали инструменты со столов и присоединялись как бы на «нижнем уровне», выстраиваясь впереди. Некоторые, впрочем, инструментов не брали, но не потому, что их было мало: они встраивались в общее действо в роли певцов.       Окружающие с напряженным вниманием следили за происходящим, иногда переглядывались между собой. Оби Ван заметил, как в ответ на какой-то резкий переход одна из фрейлин сжала руку другой, а та часто-часто закивала, как будто они только этого и ждали.       К столам с инструментами вышли Китне и Бэнт. Даже длинное платье не скрывало, что Китне обладает фигурой тви’лечки. Судя по тому, как она двигалась, она хорошо знала, какое производит впечатление. Она помогла Бэнту надеть на шею явно не очень легкий инструмент, имевший вид толстой пластины или подноса на ремне, который упирался Бэнту под ребра.       Бэнт занял место посередине. Он водил над пластиной руками. В общем хаосе звуков Оби Ван уже не мог различить, что добавилось со вступлением в дело Бэнта, но другие, видимо, могли. Слева от него ахнула какая-то солидная дама. Впрочем, возможно, она реагировала на чей-то еще вклад, просто Оби Ван под впечатлением от данной Китне рекламы ждал от Бэнта чего-то экстраординарного. Ему предстояло разочароваться — он так и не сумел оценить его искусство.       Энакин уже какое-то время беспокойно крутился на своем стуле, наконец, видимо, решившись, или окончательно устав скучать, потянул Оби Вана за рукав. — Как ты думаешь, когда мастер выйдет из больницы?       Вопрос «Чего ты его торопишь?!» вспыхнул заревом в голове Оби Вана, породив желание заорать: «По-твоему всё вокруг тебя вертится? И мастер должен все бросить и бежать решать твои проблемы?! Его же чуть не убили, а ты теперь хочешь, чтоб он, не долечившись, встал и срочно пришел!» «Успокойся. Ничего такого он, между прочим, не сказал», — осадил себя Оби Ван. — Не знаю… — медленно проговорил он, подавляя раздражение. — Ты же слышал, что ему сделали операцию, ну, то есть восстановили все ткани там и все такое… Я к тому, что ему стоит как можно дольше оставаться в покое и отдыхать.       Оби Ван видел боковым зрением, что Энакин кивнул в ответ на его слова. Он вспомнил то, что сказала ему Китне и как она это сказала. У нее явно есть основания сомневаться в том, что ее пациент пробудет под опекой врачей достаточно времени, чтоб полностью восстановиться. «Хорошо бы неделю, но хотя бы три дня», так как-то. Он подумал о том, насколько это невыносимо для мастера быть насильно уложенным в постель, быть выключенным из происходящего, быть принужденным отдыхать. Оби Ван вообще не был уверен, что мастер в принципе знает, что такое отдых. В нем поднялась горечь и обида за мастера, к которому мир так несправедлив. — Думаю, впрочем, — сказал он вслух, поддавшись своему настроению, — что он вернется гораздо раньше. Думаю, он уйдет из больницы, как только сможет встать на ноги. И это очень плохо, потому что может реально ему повредить.       Он поймал себя на том, что говорит быстро и горячо; эмоции прорвались наружу, и он замолчал, смущенный, злясь на себя за эту несдержанность. «Зачем я это ему говорю?» Он представил себе, что бы подумал мастер, если б услышал этот их разговор. Получалось как-то неприятно. Как будто он судит мастера…       Энакин ничего не ответил, сделав вид, что его интересует происходящее на сцене. Оби Ван тоже сосредоточился на музыкантах.       Тоскливый концерт тянулся и тянулся. Люди на «нижнем уровне» менялись. Одни вдруг переставали играть, другие подходили, забирали у них из рук инструмент и занимали их место. Он перевел взгляд вправо, в первом ряду сидел гунган Джа-Джа. Он выглядел скорее пленником, чем гостем. Оби Ван поскорее отвел взгляд, стараясь отогнать бессмысленное чувство жалости: помочь ему сейчас он в любом случае не мог.       Он осторожно оглянулся на остальную площадь, надеясь, что его пренебрежение концертом никого не оскорбляет. Людей стало гораздо больше. Он видел, как все новые люди выходили на площадь, чтоб послушать. Многие несли с собой стулья. Место под перекрывшим половину площади навесом еще оставалось, но стало намного теснее.       Гнетущая тревога, снедавшая его во время парада, вернулась. Ощущение, что время уходит, что надо срочно что-то предпринять. Он попытался выявить общее: на парад люди собрались все вместе, сейчас тоже. Дело в этом? Может, он просто банальный социофоб, и это не «действие в нем Великой силы», а просто паническая атака, как реакция на большое количество людей?       «Ну чушь-то не неси, — проворчал внутренний голос. — Ты раньше что в толпе никогда не был? Ты на Корусанте живешь, там количество жителей на квадратный дюйм буквально нарушает законы физики и ничего. Никакой тревоги я там что-то не припоминаю. А если и припоминаю, так всегда была какая-то нормальная причина». «Мне эта версия тоже не нравится, — согласился Оби Ван. — Предложи что-нибудь получше». «Самая простая тебя уже не устраивает? Ты зря тратишь время на непонятном чуждом тебе мероприятии, в котором ты не видишь смысла. Оно мешает тебе заниматься тем, что ты считаешь разумным, срочным и необходимым. Вот и все». «А как быть с тревогой на неймодианской станции?» «Да что ты в нее вцепился? Там уже все давно ясно: федераты испугались, вот тебя и перекрыло». «Это неубедительно». «Зато работает», — парировал внутренний голос.       Легкий разборный навес защищал слушателей от палящего солнца. Всё, по набуанскому обычаю, было перевито цветочными гирляндами. «Красиво жить не запретишь». Оби Вана и Энакина разделяла одна из множества тонких колонн, поддерживавших легкую широкую крышу. Основанием колонне служил небольшой горшок с землей, из которого, обвивая ее, поднимались два стебля. Чуть выше человеческого роста к этим стеблям крепились цветочные гирлянды, но возможно, они просто росли на этих стеблях.       Сцену тоже защищало что-то вроде беседки: полукруглая рама, формирующая арку над сценой, и за ней, растянутое на едва заметных металлических ребрах сетчатое полотно опускается до самой земли наподобие капюшона.       Концерт длился и длился. Оби Ван принялся представлять себе, как придет в космопорт, и что будет там спрашивать. Было бы идеально, если б какой-нибудь… кто-нибудь прятался бы во время вторжения где-нибудь среди канистр со смазочным маслом и видел бы, как ситх прилетел, а потом, как второй ситх принес его тело и улетел. Если бы у этого кого-то было время запомнить, что это был за корабль, какие-нибудь опознавательные знаки… Его дурацкие и бессмысленные фантазии прервал Энакин. — Представляешь, у Арвена есть сестра, — прошептал он, глядя на Оби Вана из-под челки. — Он еще обещал научить меня играть в кантадо. Тут все в него играют, но мы просто не успели до концерта. Можно я с ним пойду? — А он не против? — усомнился Оби Ван, боясь поверить этой удаче.       Он подозревал, что предстоящие ему расспросы в космопорте, а может и где-то еще неизбежно приведут к тому, что он выставит себя идиотом. И хотя ему и было неприятно в этом признаваться, он был бы рад, если б свидетелей этого позора было как можно меньше. — Не знаю, — расстроился Энакин и глаза его потемнели. — Но ведь он сам это предложил. Думаешь, он… — Нет, нет, — зашептал Оби Ван, торопясь его успокоить. — Я думаю просто, что надо это у него уточнить. Он нормальный чувак и честно ответит. Я у него спрошу.       Окружающие были так увлечены концертом, что никто не прервал их шипящего разговора.

11

      Люди кругом обнимались, кто-то даже плакал. Этот концерт в отличие от странного и какого-то бездушно-официального парада на Дворцовой плаза и стал для них настоящим праздником, объединившим всех присутствующих.       Расположившийся вокруг королевы «королевский двор» или «сливки общества» (или как еще назвать их всех — членов Совета Набу, почетных граждан, высоких гостей, почетного заложника от гунганов?..) поднялись вслед за своей повелительницей. Оби Ван бросил взгляд на Энакина. Тот быстро обернулся на собравшихся неподалеку группой пилотов, потом вопросительно посмотрел на него. — Да, — вздохнул Оби Ван. — Пойдем спросим.       Пилоты, и Арвен в их числе — за исключением тех, кто принимал участие в концерте — сидели все вместе и расходиться не спешили; видимо, просто разговаривали или делились впечатлениями от пережитого концерта. Заметив подошедших Оби Вана и Энакина, они переключились на них. — Что-то вас не видно было за завтраком, — весело сказал Порро Дольфе. — Вы хорошо устроились? — тут же спросила Динее Эллбергер.       Та теплая забота, которую пилоты эскадрона «Браво» выказывали по отношению к ним с Энакином, каждый раз оказывалась для Оби Вана неожиданностью сродни снежной лавине. От этого было и приятно, и немного неловко, почти жутко. — А вы правда джедай? — это спросила стоявшая рядом с Арвеном, невысокая худенькая девушка. Очевидно, сестра, о которой говорил Энакин. — А, Энакин! Еще не передумал?       Арвен заставил Оби Вана вспомнить о деле, которое привело их сюда. — Я… — сказал он. — Мы как раз хотели спросить, вы не против, если он с вами сходит?.. Просто…       Арвен посмотрел на него озадаченно, даже возмущенно: — Неужели вы могли подумать, что он может нам как-то помешать? — спросил он в лоб, заставив Оби Вана прочувствовать глубину допущенной им грубой бестактности. «Черт…» — подумал он. — Ну… Всякое бывает, — пробормотал он тоном человека, пойманного с поличным. — Может, у вас были какие-нибудь другие… — А ты разве не идешь с нами? — удивился Порро, чем спас ситуацию. — Пойдемте! — подхватил еще один пилот, имени которого Оби Ван не знал. — Мы идем играть в кантадо. Все-таки сегодня праздник, надо веселиться. — Да, теперь после концерта, я чувствую, что это действительно праздник! — прокомментировала Динее, обращаясь сразу ко всем.       Оби Ван улыбнулся им и помотал головой. — Я… Нет, простите. Мне надо идти. Мне надо продолжать свое расследование…       К своему облегчению он увидел, что Арвен не держит на него зла, а понимающе кивает. — Расследование? Что за расследование? — переспросил Порро. — Арвен?.. — Оби Ван ищет корабль, на котором прилетел какой-то тип, — пояснил Арвен. — Ну да, — согласился Оби Ван. — Он прилетел, а потом исчез. Я в общем-то ищу либо сам корабль, либо какие-то следы его пребывания… Он то ли был связан с Федерацией, то и нет, это собственно и надо выяснить…       Столь путаное объяснение породило новый всплеск вопросов: — А он точно тут был? — Есть он на каких-нибудь записях? — Ну да, — кивнул Оби Ван, — его зафиксировали камеры Дворца, а уличных камер, я так понял, нету. — Да, это так… Но если он мог быть связан с Федерацией, может, выяснить это напрямую у них? — спросил кто-то практичный. — Да… — согласился Оби Ван; разговор затягивался и сдвинулся в сторону опасных территорий, где кончалось царство логики, и начинались покрытые густыми туманами земли профессиональной этики. — С этим, впрочем, тоже есть трудности. Но это неважно. Я собственно рад, что вы не против, если Энакин пойдет с вами… — А какие трудности с Федерацией? — Ну… Скорее субординационные… Я… Не очень знаю, как объяснить. Этим, в общем, занимаются другие, скажем так. — Аа. Ну понятно. Ладно. Удачи тогда. — Удачи. — Удачи. — Да, спасибо.       Оби Ван посмотрел немного, как они уходят через площадь, мимо опустевшей сцены, около которой слушатели обнимались с музыкантами, к набережной, потом развернулся и двинулся было в сторону космопорта, как вдруг осознал, что страшно голоден, а путь ему как раз преграждают многочисленные палатки с едой. «Что-то у меня тут на Набу с регулярными приемами пищи не задалось…» — подумал он и, подхватив один из освободившихся после концерта стульев, направился к привлекательной лавочке, возле которой не толпился народ.

Продолжение: После битвы за Тид. IV.2 Хождение в народ