Любовь не с первого взгляда

«Уж шесть дней как любит!» – с фырканьем повторяла про себя королева, гуляя по саду. Попутно она неосознанным движением срывала то цветок, то лист, теребила, рвала, бросала и срывала новый. Все её мысли были упорно заняты вчерашним разговором с мужем, и на что-то ещё мыслей не оставалось. «Да как же это вот так – любит?» – с большим недоумением спрашивала она саму себя и не находила ответа, хотя память услужливо подбрасывала ей вчерашние слова. Кая в жизни бы никогда и никому не призналась бы – в особенности себе – что ей всегда хотелось быть любимой. Ещё в детстве она уяснила, что для принцессы мечтать о любви – непозволительная роскошь, и бескомпромиссно отрезала все свои мысли по этому поводу, не давая им превращаться в мечты. Но ведь для того, чтобы мечтать, совсем не обязательно думать свои мечты словами, правда? Сама того не осознавая, Кая мучительно мечтала о любви всем своим сердцем – но, поскольку она давно научилась мастерски не слышать голоса своего сердца и вообще игнорировать факт его наличия, ей казалось, что никаких потребностей такого рода у неё нет. Однако стоило в её жизни появиться мужчине – мужчине, с его тёплыми руками, нежным голосом, проникновенным взглядом, – и годами возводимые ледяные стены таяли как под жарким солнцем. Говорят, что женщина сперва влюбляется не в самого мужчину, а в то, как этот мужчина к ней относится. Если принять это утверждение за правду, то Кая была влюблена, потому что то, как к ней относился Канлар, потрясало её до глубины души – хотя, наверно, более искушённая девушка не испытывала на его счёт таких восторгов. Возможно, Канлар был прав, и на фоне других кандидатов он действительно выделялся самым выгодным образом. Возможно, потому что он был единственным, кто способен был не только увидеть, какой Кая является вне своего королевского амплуа, но и искренне восхититься увиденным. Хотя, скажем откровенно, господин Се-Крер до сих пор уважал её за ту историю с чердаком – и за несколько других историй такого рода, которые прочно скрепили их детскую дружбу. Но вот восхититься аналитическим складом ума королевы он точно бы не сумел – науки интересовали его весьма слабо. Возможно, Кая была влюблена в Канлара, как можно быть влюблённым в зеркало, которое показывает тебе такое отражение тебя, какое пришлось тебе очень по душе, – а Кае, безусловно, пришлись в высшей степени по душе те откровения, которыми муж обрисовал её персону. В какой-то степени справедливо будет сказать, что вчерашним вечером Кая влюбилась в саму себя, увидев себя теми глазами, которыми на неё смотрел Канлар, и, возможно, это и в самом деле беспроигрышный способ, чтобы произвести неизгладимое впечатление на женщину. «Дерзкая девчонка!» – повторяла про себя Кая, теребя цветок и вздёргивая подбородок. Ей, однозначно, была по душе такая трактовка. Она льстила её самолюбию и вызывали внутри радостный отклик – пожалуй, в особенности оттого, что для королевы быть дерзкой девчонкой – настоящая роскошь. «Дерзкая девчонка!» – так и сяк примеряла она на себя это определение, как примеряла бы наряд, который ей к лицу. «А вот и да!» – решала она внутри себя, кивая собственным мыслям и расцветая улыбкой. И, конечно же, чтобы подтвердить это её новое мнение о самой себе, она начала вынашивать в голове самые дерзкие планы. Женщина может быть многоликой в плане разнообразия своих проявлений, но внутренняя суть остаётся единой всегда. Основательность подхода, определённо, была внутренней сутью Каи, поэтому, как раньше она тщательно и скрупулёзно проработала свой образ идеальной королевы, так и теперь начала кропотливую работу над новой версией себя. Канлар о всех этих мыслях королевы пока не знал. Он по уши увяз в дипломатических делах – из Анджелии пришёл ответ на их пропозиции по поводу совместных действий против пиратов в Южно-Северном море. Анжельцы умудрились выдать весьма неопределённую реакцию. Не говоря ни да, ни нет, они вдавались в нюансы, явно с целью выторговать дополнительные выгоды для своей стороны. Для более тщательной проработки этого вопроса они уже отправили в Райанци полномочного посла. Пока же у них имелось весьма многословное письмо от анжельской стороны, которое намекало на то, что успешные договорённости могут быть достигнуты. Команда иммигрантов бурно обсуждала это послание, пытаясь продраться через дебри витиеватых словес. – Нет, ну разве это ответ! – возмущался Се-Ньяр, помахивая злополучным свитком. – Только анжельцы могли навертеть столько неясных оборотов, ничего толком не утверждая и не опровергая! – Ба! – с шутливым возмущением вмешался Вернар. – Вы что же, сударь, имеете что-то против анжельцев? – Поимеешь тут! – фыркнул Се-Ньяр, отбрасывая свиток. – У нас тут теперь целый анжельский король нарисовался, всё, теперь вечный мир, безупречный политес и двадцать пять тысяч поклонов! – он даже изобразил несколько из этих поклонов. Все рассмеялись, а Канлар приподнял бровь и вопросил: – Всё понимаю, кроме того, когда это я успел еще и анжельским королём заделаться? У нас там революция, что ли, произошла? – Та, та, та! – поднял руки Се-Ньяр. – Даже не пытаюсь спорить с вашей коалицией болтунов! – Ну, допустим, – погладил себя по бороде импозантный смуглокожий господин с горячими глазами, – анжельцам по болтливости далеко до нашей братии, так что порадуйся, Деи, что мы ведём переговоры с ними, а не с нами. Смуглокожий представлял собой народ Джотанды, и едва ли какая страна в мире смогла бы сравняться с болтливостью этих людей. – Да, слава Богу, что это всего лишь Анджелия, – согласился Канлар, поднимая брошенный Се-Ньяром свиток и вчитываясь в него внимательнее. – Ничего криминального не вижу тут, дружище, – вынес он вердикт спустя минуту. – Мы почти наверняка договоримся, весь вопрос в условиях. – Почему нельзя написать об этом прямо? – закатил глаза Се-Ньяр. – А для чего? – разумно возразил Вернар, раскуривая трубку. – Они что, не знают, кто у нас предводитель? Может, это как раз такое выражение симпатии. – Ну да, вполне, – с усмешкой согласился Канлар. – Хотят меня порадовать родными экивоками. Где ж я в Райанци столкнусь с таким прекрасным образчиком демагогии? – потряс он свитком. – Небось всем дипломатическим двором составляли, – одобрительно хмыкнул Вернар. – Дай-ка сюда, – забрал свиток у начальника и с выражением зачёл: – «…объединённые силы во славу торжества гуманистических ценностей способны разогнать варварский мрак падших душ, но солнце лишь тогда остаётся солнцем, когда пятна корысти и ревности не пятнают его пречистую белизну»! Бог ты мой, жив старый лис, жив! – хлопнул он себя по ляжке с восторгом, узнавая знакомый слог. – О Боже, они ещё и наслаждаются этим! – картинно побился головой об стол Се-Ньяр. Канлар невозмутимо отпил кофе и помахал чашкой: – Как не восхищаться? «Пречистая белизна»! Это же восхитительно поэтично! С возмущением Се-Ньяр парировал: – Не считая того, что они под этом подразумевают, что обойдёмся мы без снижения пошлин! – Вот видишь, ведь сам всё понимает, – доверительным шёпотом, который был слышен в каждом углу зала, обратился Вернар к Канлару. – А туда же! Се-Ньяр лишь досадливо махнул рукой. – Что делать-то будем? – вернул дипломатов к теме обсуждения Кордонлис. – Мне с моими пиратами договариваться или как? Задумчиво разглядывая карту, Канлар кивнул: – Договаривайся. Пусть составят псевдомахийский флот. В любом случае, пригодится. Но я и так почти уверен, что мы договоримся, – потряс он свитком. – Для того, чтобы просто сказать «нет», они бы обошлись без столь развёрнутых метафор. – Вы анжельцы, вам виднее! – хмыкнул Кордонлис. В его направлении деятельности таких витийств не наблюдалось, и знание морской ненормативной лексики ценилось куда как больше, чем умение поэтизировать. – Та! – цокнул языком Канлар. – Все мы тут райанцы, господа. А я теперь – так особенно. – Анжельский райанец, махийский райанец, – закивал головой Кордонлис. – А Деи у нас кто тогда? – Райанец в квадрате, – невозмутимо резюмировал Се-Ньяр с гордостью. – Но-но! – осадил его Вернар. – Нос-то не задирай, перед тобой тут твой король, вообще-то! Се-Ньяр скорчил скептическую физиономию: – А тебе он не король, что ли? – Ну вы ещё подеритесь, – зевнул Канлар. – Я, вообще-то, и вовсе король-консорт, если вы забыли. – Какая разница? – с выраженным недоумением переспросил Се-Ньяр. – Другого-то у нас нет! – Король-консорт – это же язык сломать, – поддержал Вернар под одобрительный гул остальных. Канлар, вычерчивая циркулем какие-то круги на карте, возвёл глаза к потолку: – Вы бы поосторожнее, господа. С вашим шуточками проблемы начнутся у меня. Не дай Бог, обвинят, что я трон пытаюсь приватизировать – не то райанский, не то анжельский. – В Анджелии нет трона, – занудно поправил Вернар. – Нет – так организуем, – с другого конца стола пожал плечами ниийец А-Грес, большой сторонник монархического строя управления. – Боже упаси, – отпарировал Канлар. – Известно же, если анжелец закусит удила – нипочём не отступит. Анжельский король, если таковой когда-нибудь появится, весь мир на уши поставит, причём из-за сущей ерунды. Се-Ньяр на это рассмеялся: – Да? А ты нам теперь Райанци не развалишь часом, твоё величество? – Та! – отверг обвинения Канлар. – Мы уже выяснили, что я тут больше райанец, чем любой из вас. Даже ты с твоим квадратом. – Не иначе его королева покусала! – возвёл глаза к потолку Вернар. – Так, так, – с предупреждением в голосе остановил его Канлар, – у меня шпага на боку не для красоты висит. От него прошёл ощутимый холодок, что, впрочем, Вернара не смутило ни капли: – Именно что для красоты! – хохотнул он. – Твоему величеству теперь дуэли заказаны! Канлар выразительно поднял брови. Он и раньше ни разу не был замечен как участник дуэли. – Уже и пошутить нельзя, – надулся Вернар. – Не про её величество, – лаконично отозвался король-консорт. – Пусть он и зануда, но он прав! – наставительно поднял палец Се-Ньяр. – Королева неприкосновенна втройне: как женщина, как королева и, конечно, как супруга нашего друга. Против этого ни у кого не нашлось возражений, поэтому разговор, наконец, перетёк с выяснения отношений на организацию приёма полномочного анжельского посла.