Фарамир, сын Гондора

      Он наблюдал за бледным рассветом над Осгилиатом: тусклое солнце освещало, но не согревало каменные стены, когда-то белые, теперь же почерневшие от крови и сажи после многих битв и пожаров. Оно не согревало и забывшихся глубоким безнадежным сном изможденных воинов, а лишь придавало свечение туману, укрывшему восточный берег. Милосердный туман, горько подумал он.       Спи, Боромир, спи.       Он ворочался на своем ложе, прислушиваясь к приглушенным голосам несущих дозор и к стонам умирающих, витавшими над погрузившимся в тишину городом. Горечь поражения подступила к его горлу подобно желчи. Вот он и побежден — он, Боромир-победитель, возлюбленный сын Гондора. И что он скажет Денетору теперь? Отец, я потерял восточный берег, силы и кровь наших людей иссякают, их тела сломлены копьями врага? Благородный Итилиен потерян и находится во власти Мордора, а враг теперь стоит на пороге Минас Тирита?       Спи, Боромир, спи.       Нет, никогда больше он не сможет спать. Как он мог, когда кровь стольких взывала к мести? Сыновья и отцы, что никогда не вернутся домой? Битва минувшей ночи все еще стояла у него перед глазами, подобно ужасному сновидению. Быть может, ему нужно было лишь проснуться, чтобы понять, что все это было лишь кошмарным сном… Но это был не сон. Он все еще был промокшим после падения в реку и стыл от холода. Он помнил ледяное объятие черной реки, сковавшее его перед тем, как он вырвался на поверхность, вдыхая воздух разрывающимися от боли легкими. Он помнил, как чьи-то руки тянули его в лодку, и последовавшие затем отчаянные поиски брата.       Рядом с ним послышался стон.       Фарамир. Его брат лежал неподвижно в бледном утреннем свете, глаза его были закрыты. Кто-то зашил рану на его плече; его левая рука, обернутая окровавленными бинтами, покоилась на рукояти его меча. Длинные, изящные пальцы были у него, как у поэта. Еще в детстве Боромиру больно было смотреть, как его младший брат в своей тихой и непринужденной манере принимал удар за ударом, как лезвия оставляли на его красивых руках, так похожих на руки их матери, порез за порезом, пока они не стали такими же загрубевшими, как у него самого. И теперь он будет носить еще один шрам.       Его молодой брат. Уже не такой молодой, ибо двадцать лет войны в дебрях Итилиена закаляли, забирая молодость. Годы покрыли его виски инеем, а между бровей залегла глубокая складка, не разглаживавшаяся даже во сне. Столько было в лице его теперь того, чего не было прежде, и столько радости сошло с него безвозвратно.       Порой Боромир ненавидел своего отца. Порой он ненавидел себя самого. Он перевернулся на бок и осторожно отвел светлые волосы со лба брата. Вот он, шрам, все еще здесь, через столько лет, залегший белой линией в углу его правого глаза. Это был единственный раз, когда Денетор поднял руку на своего сына.       Вдруг глаза его брата открылись, и длинные пальцы сомкнулись на рукояти меча. Внезапная ярость исказила родное лицо. Быстрым движением Боромир обхватил запястье брата. Тихо, он сказал ему:       — Это всего лишь я, младший брат. Никто не навредит тебе теперь.       Медленно, ярость сошла с его лица, и Фарамир снова стал собой. На мгновение боль промелькнула в его глазах, и Боромир поспешно отпустил его руку:        — Прости.       Тень улыбки:       — Одурачил тебя.       — Ты никого не одурачишь, — криво усмехнулся Боромир. — В этой простыни больше цвета, чем в тебе. Сможешь сесть? Вот, возьми немного хлеба и эля, это придаст тебе сил.       — Боюсь, для этого я слишком сыт — кажется, я проглотил половину реки.       Медленно и с трудом Фарамир сел и прислонился к стене. Затем он надолго затих, опустив лицо на руки.       — Что с тобой, брат? — Словно издалека донесся до его слуха взволнованный шепот Боромира.       Жгучая боль в ранах накатила волной, у него перехватило дыхание, и странный крик, похожий на вопль задыхающегося ребенка, заполнил его уши, и в темноте, поглотившей его, вдруг вспыхнули разноцветные огни. Затем момент миновал.       Он опустил руки и покачал головой:       — Ничего. Как я попал сюда?       — Мост рухнул, и ты вместе с ним. Мы нашли тебя в одной из лодок, наполовину затопленной, полной мертвых тел. Как ты попал туда, никто не знает. Ты все еще крепко сжимал в руке меч.       Снова тень улыбки.       — Ты же знаешь, как я цепляюсь за жизнь. Кто вынес меня оттуда?       — Я бы сказал, многие приложили к этому руку, — улыбнулся Боромир. — Дамрод, Маблунг, Анборн, я и другие. Ты тяжелее, чем кажешься, и это не так просто — искать ночью следопыта, который не желает быть найденным.       — Мои люди?       — У них все в порядке. Уцелело где-то две трети, и они сейчас залечивают раны, как и все мы. — Тень пробежала по его лицу. — Мардил мертв.       — Вот как. Да покоится он в мире. Он был хорошим человеком.       Тяжело вздохнув, Фарамир закрыл глаза. Открыв их вновь, он поймал на себе встревоженный взгляд Боромира.       — Что-то тревожит тебя. Я вижу это по твоему лицу.       — Смерть… И сон, ничего особенного.       — Дурной сон?       — Нет, совсем не дурной, просто странный. Я видел его раньше.       Молчание. Ни один из них не говорил о поражении прошлой ночи, ибо оба хорошо понимали, что оно значило.       — Давай не будем об этом. Такие сны лучше предавать забвению. Как твои раны? Дай-ка я взгляну.       — Царапина, всего лишь царапина, — засмеялся Фарамир, отмахиваясь здоровой рукой. Но глаза его были тусклыми, а смех глухим.       — В самом деле, — сухо ответил Боромир, — царапина. Ставлю мой рог против чего хочешь, что пройдет немало времени, прежде чем ты снова возьмешься за меч этой рукой, не говоря уже о твоем плече.       Снова смех, но на этот раз тихий и теплый, неподдельный.       — Твой рог? Что же скажет отец тогда? Нет уж, не рог, но я принимаю спор. Новый плащ в обмен на… — Фарамир задумался на мгновение, нахмурившись, затем слегка улыбнулся. — Бочонок лоссорнахского ликера, что я храню в Хеннет Аннун. Это будет справедливо?       — Идет, — ответил Боромир, заставляя себя улыбнуться. — Хоть я и думаю, что в итоге ты останешься и без плаща, и без ликера, младший брат. А пока тебе лучше научиться сражаться правой рукой, как другие.       — Что ж, посмотрим. А пока — скрепим пари рукопожатием.       И братья пожали руки. На мгновение они забыли о смерти и поражении, довлевшими над ними; и их смех еще звенел в воздухе, когда в разрушенный дверной проем упала тень, и человек в облачении Стража Белой Башни низко поклонился им.       — У меня сообщение для капитана Боромира от Правителя Гондора.       Боромиру не нужно было смотреть, чтобы знать, как напрягся и застыл его брат рядом. В далекие дни детства они вместе встречали радость и горе, деля все чувства друг с другом, и порой он ощущал Фарамира частью себя, чувствуя боль и страхи своего брата как свои собственные. Так было и сейчас. На мгновение он задержал дыхание и медленно, очень медленно выдохнул.       — Говори же. Что велит мой Лорд?       Посланник перевел взгляд с одного брата на другого. Оба мрачные, изможденные, но один выглядел гораздо хуже.       — Мой Лорд велит Вам немедленно отправляться в Белый Город. Он желает говорить о битве минувшей ночи.       — Но я отправил вести.       — Да, мой Лорд. Но таков мой приказ. Более мне ничего не ведомо.       Посланник заметил, как братья переглянулись. Затем Боромир ответил:       — Хорошо, я сделаю, как приказывает отец. — Он повернулся к Фарамиру. — Я оставляю Осгилиат под твоим командованием до моего возвращения.       И когда Фарамир сделал движение, чтобы встать, он вытянул руку и настойчиво прошептал:       — Нет! Твое место здесь. Оставайся, и позволь мне сказать ему, что нужно.       В возникшей тишине прозвучал смущенный голос посланника:       — Мой Лорд сказал, что Вы должны привести Капитана Фарамира.       — Он ранен! Ты что, не видишь? — Вскричал Боромир. Он вскочил, тяжело дыша от гнева, и ему показалось, что сердце его разорвется от ярости. Посланник отступил на шаг, затем взял себя в руки.       — Мой Лорд сказал… — И на мгновение взгляд его с сочувствием остановился на фигуре молодого капитана, прислонившегося к холодной каменной стене, неподвижного и бледного как смерть. Затем он глубоко вздохнул и тихо произнес то, что ему было поручено:       — Мой Лорд сказал, если Капитан Фарамир не явится по собственной воле, привести его силой.       Боромир вздрогнул и открыл было рот, но что он хотел сказать, так никто и не узнал, ибо тихий голос раздался за его спиной. Усталый голос, но как всегда спокойный и твердый:       — Я приду, если мой Лорд велит мне.