Треугольник

- Я должен увидеть Цунаде-сама. Впервые за все годы службы в Конохе, Какаши остановили у входа в резиденцию. - Цунаде Сенджу, известная как Пятая, отстранена от своего поста по решению Совета, - отстраненно ответил Анбу. - Что? Какаши не поверил своим ушам. Ему казалось, что он вернулся в совсем незнакомое ему селение. На улицах практически не было людей, а солдаты Анбу, которые обычно предпочитали не появляться на глаза местным жителям, были повсюду – они патрулировали улицы, дежурили на жилых крышах, контролировали процедуру допуска у входа в деревню. Резиденция тоже переменилась. Окна Хогаке были обшиты металлическими пластинами с вычерченными печатями. - Кто сейчас занимает пост Хогаке? - Достопочтенный Шумура Данзо, именуемый Шестым. - Хм, вот как. Не нужно было никаких слов, подтверждающих догадки. Какаши знал, как это случилось. - Если вы хотите, - подал голос другой стражник, который был значительно моложе первого. – Сегодня вечером вы можете навестить Цунаде-сама в тюрьме. По пятницам у них приемные дни – с четырех до семи. - Спасибо, - тихо ответил Какаши. Ноги сами понесли его в привычном направлении. Через пустые улицы, окутанные непривычной тишиной, сквозь пестрящие вывески уличной кухни, за стойками которых никого не было, к длинной дороге, ведущей к памятникам. Плиты с выгравированными именами, а под ними метры сплошной земли. Чаще на родину не возвращаются даже тела погибших. Люди приносили к памятникам вещи своих друзей и родных, оставляли их рядом с вазочками, на дно которых насыпали камни, чтобы их не унесло ветром. - Привет. Прости, сегодня я без цветов. Какаши вытащил высохшие стебельки. Бутоны мелкой крошкой рассыпались в его руках. Пустая белая ваза у памятной плиты Рин смотрелась удручающе. - Я только вернулся домой. Не знаю, можно ли назвать это миссией. Но она была долгой. Я защищал… - Какаши осекся. Он понял, что не может назвать ее имени. - Знаешь, Рин, миссия – это лишь время, которое ты отводишь чему-то. Порой его уходит много и возвращаться к привычной жизни бывает трудно. Особенно, когда проводишь в другой стране или деревне целые месяцы. А иногда ты просто выполняешь несколько задач и быстро забываешь обо всем произошедшем. Какаши присел на корточки и коснулся земли у надгробия. - Но сейчас я не знаю, к чему возвращаться. Его глаза привычно скользнули по высеченному имени. Какаши не смог бы сказать это отцу или Обито. Слова, которые было так сложно произнести вслух, в которых было неимоверно трудно признаться себе самому. Его пронзила сильная боль в груди. Он коснулся пальцами выжженного клейма, которое вдруг начало кровоточить. «Асами…» На него снова обрушилось чувство вины и неверия. Как так вышло? Почему она… Вдали раздались голоса. Женщина с двумя мальчиками шли к одному из памятников с корзинкой в руках. Младшему, судя по виду, было не больше пяти – слегка испуганный, он сжимал в кулачке подол маминой юбки. Второй сын шел от них чуть поодаль – на его лбу отливал бликами новый хитай с эмблемой Конохи. - Держи, ты должен оставить цветы для папы. - Ему уже нет никакого дела до цветов, - старший держал руки в карманах и демонстративно не поворачивался к надгробной плите. – Он умер. И больше уже никогда не увидит ни вас, ни ваших подсолнухов. - Цуши, не говори так. Младший мальчик растерянно смотрел на мать. Он неуверенно сжимал в руках букет желтых цветов. - Не слушай своего брата, он просто сердится. Сегодня у отца день рождения. Важно сделать ему подарок. Ну-же, поставь их в вазу. - У отца уже больше нет никаких праздников. Даже его самого здесь нет. Это просто каменная плитка. Его тело не нашли. На глаза младшего мальчика навернулись слезы. - Цуши, почему ты так говоришь? – его нижняя губа задрожала. - Прекрати расстраивать брата! – женщина выглядела изможденной. Она опустилась к плачущему сыну и взяла его за плечи. - Аки, папа слышит тебя, где бы он ни был. И он будет рад, что ты пришел его поздравить, - женщина погладила сына по голове. - На небесах наверняка очень одиноко. Но у него есть ты и он видит, как ты скучаешь. Для него это важно. Худенький светловолосый мальчик с тоской посмотрел на буквы, которые еще не мог прочитать. Он аккуратно поставил цветы в вазу и опустился на колени перед надгробием. Аки прижался к холодному камню губами и прикрыл лицо ладошками с двух сторон, чтобы никто не услышал. - С днем рождения, папа. Не грусти. Мальчик неловко поднялся и заметил вдали силуэт мужчины в черном. - Мама, кто это? - Где, Аки? Обернувшись, мальчик увидел только пустое кладбище. - Сенджу, пройдите в комнату для свиданий! Сначала Цунаде подумала, что ей послышалось. Она замерла лишь на секунду, а затем продолжила листать мятую прошлогоднюю газету – их выдавали по просьбе заключенных. Доступ к свежей информации воспрещался. Но настойчивый голос еще раз выкрикнул ее имя. В двери камеры повернулся замок. - Цунаде-сама, у вас посетитель. Сердце Пятой подпрыгнуло и набрало бешеный ритм. Она спрыгнула с кровати и с трудом попала ногами в босоножки. Все внутри нее затрепетало и выдало тоску и долгое одиночество, которое она отгоняла от себя, как только могла. Пятая внушала себе, что никого не ждет и что даже лучше, что ей не приходится терпеть визиты, но сейчас, когда впервые за все время заключения она услышала в коридоре свое имя, женщина была готова расплакаться от радости и облегчения. Перед ее глазами сразу возникло лицо Джирайи. Да, это он. Просто поздно узнал о том, что случилось. У него всегда были проблемы с новостями в дальних путешествиях. Джирайя бы точно ни за что ее не бросил… Цунаде шла за солдатом Анбу, мельком осматривая незнакомые мрачные коридоры. Дежурный подвел ее к тяжелой двери. - У вас еще не было свиданий, поэтому на встречу отводится час. Еду ваш гость может оставить на столе за своей спиной. Передавать какие-либо предметы из рук в руки запрещено. Я постучу, когда выйдет время. Цунаде кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Она вбежала в комнату и шумно захлопнула за собой дверь. Сжимая ручку, она сделала глубокий вдох, и только после этого нашла в себе силы повернуться. Внутри что-то оборвалось. - Какаши? Ниндзя за непробиваемым прозрачным стеклом едва заметно кивнул. Цунаде опустила голову и рухнула на стул. Яркий свет слепил глаза. - Разочарованы? Сенджу промолчала. Это не он. Нет, он не пришел. - Ты жив, - тихо и равнодушно сказала Цунаде. – Не думала, что тебе удастся вернуться. Между ними на несколько секунд повисла тишина. - Асами… - С ней все в порядке, - Какаши не дал Пятой договорить. Имя подопечной больно полоснуло по животу. Хатаке заговорил только для того, чтобы переключиться. - Вы знаете, где она. Только несколько легких травм, ничего серьезного. С ней все в порядке. Цунаде кивнула. Она не смотрела на Какаши. Светлые пряди спадали на похудевшее лицо. Веки женщины заметно припухли от слез, а губы потрескались. Несмотря на это, Пятая оставалась красивой. Какаши не мог игнорировать их навязчивую схожесть. На несколько секунд ему показалось, что перед ним сидит Асами. Она впервые подняла на Хатаке глаза: - Как тебе одному удалось… спасти ее? Какаши смотрел на нее в упор, долго не нарушая молчания. - У нее ваши глаза. Цунаде вздрогнула. Выражение лица женщины стало таким, будто ей дали пощечину. С ресниц Пятой сорвалась тяжелая слеза. Еще и еще одна. Она смотрела на Какаши так, будто он неожиданно причинил ей сильную боль. - И когда она улыбается, ямочка появляется только на одной щеке. У нее шрам на мизинце – рыболовный крючок воткнулся ей в палец во время рыбалки. Она очень пугливая и ей сложно на что-то решиться. Порой она делает что-то только для того, чтобы навредить себе или доказать окружающим, что она может. У нее красивый смех и волосы вьются от влаги, родимое пятно на плече и очень много обреченности во взгляде. Вы видели, Цунаде? Вы видели? Она смотрит так, будто уже давно не верит в то, что хоть что-то в ее жизни может измениться. Это взгляд человека, который отсчитывает дни до своей смерти. Это глаза дочери, которую никогда не любили, это глаза девочки, с который никогда не были рядом, это глаза человека, который нигде не нашел себе пристанища. Хатаке сжал кулаки. Он чувствовал спазм во всем теле. - Вы говорили с ней? Вы хотя бы раз были с ней рядом? Вы хотя бы попытались дать ей шанс жить иначе? Был ли человек, которого она могла слушать? Взгляд Какаши стал жестким: - Ей было некуда идти, кроме как за братом. Лицо Цунаде отражало мучение. Какаши накрыл ладонью свой хитай. Он говорил тихо, сквозь зубы и каждое слово пульсировало в нем чувством острой несправедливости. - Вы смотрели на нее в моменты срыва или паники? Этот взгляд ребенка… Она с ужасом осознает то, что с ней случилось, но не может ничего исправить из-за деспотичного брата, из-за его жестокости и власти. Неужели вы за столько лет ни разу не смогли этого понять? Она испугана, она в отчаянном положении, из которого не может найти выход. На ее плечи лег непосильный груз и не нашлось никого, кто смог бы показать ей другую, достойную жизнь. Она не жестокая. И она не убийца. Пейн изуродовал ее психику своими расправами. Асами пьет, потому что каждый прожитый день для нее – собственные поминки. Какаши посмотрел на Пятую с отчаянием: - Я умер, Цунаде. Меня убили враги. Асами отдала часть своей жизни, чтобы воскресить меня. Он нервным жестом стянул со своего лица сплошную маску и разорвал ткань на своей груди, чтобы оголить черное клеймо. - Часть жизни, Цунаде, - лицо Какаши исказилось. – Только потому, что я был единственным, кто защитил ее. Хатаке поднялся и сделав несколько тяжелых шагов, запустил руки в свои волосы. Он подошел к двери и прежде чем постучать, бросил на Цунаде последний взгляд. Женщина выглядела совершенно разбитой. Едва успел Хатаке занести руку над дверью, как она сказала: - Если когда-нибудь вам доведется встретиться… Передай ей, что я… Анбу открыл дверь быстрее, чем Какаши успел опустить руку. - Свидание окончено. Выходите. Хатаке ждал, пока Цунаде договорит. Но она не произнесла ни слова. Какаши покинул камеру для свиданий и солдат поспешно захлопнул за ним дверь.