Треугольник

Асами пережевывала привкус дыма во рту, смаковала его, как вино. Измокшая пожелтевшая бумага сигарет, высушенных у огня, изломалась и пошла грязно-рыжими буграми. Солнце слепило глаза, но не грело, выглядывая из-за умиротворенной кромки гор, чьи пики утонули в тумане. Телохранитель был рядом. Асами видела вкрапления седины в его пепельных волосах – бесцветные и тонкие, едва отличимые от остальных, они носили в себе метку не по годам пережитых страданий. У Асами было сентиментальное настроение. Она ничего не спрашивала, потому что знала, что мужчина ей не ответит. Просто сидела подле него и слушала бурную реку. Говорят, что в шепоте воды можно услышать свое будущее. - Когда-то в детстве мамин друг учил меня рыбачить, - тихо сказала Асами. Они сидели на камнях у входа в маленькую пещеру. Телохранитель оплетал бинтами ручку небольшого клинка с изящно изогнутой гардой, которая напомнила Асами рога. Девушка прислонилась спиной к холодному камню и медленно курила, впитывая кожей вид вечернего берега, который носил в себе символ тишины и мира - такого призрачного и хрупкого. - Я тогда засадила себе крючок в палец и Джирайе пришлось его вытаскивать, - Асами усмехнулась. – Он тянул его, и бородка острия цепляла за собой мясо, проходя через палец. Было все больнее и больнее. Он успокаивал меня и рассказывал о том, как в войну угодил в плен, где ему сняли все ногти и поочередно ломали пальцы. Тихо так, ласково говорил… Я смотрела на его целые руки и думала о том, что все проходит. Все заживает. И о том, что натерпевшиеся люди – самые снисходительные. Асами посмотрела на маленькую точку шрама на мизинце, оставленного крючком. - Я тогда так никого и не поймала. Джирайя выловил большого лосося и сказал Цунаде, что это сделала я. За столом придумал историю о том, что рыба вырвала у меня удочку и мне пришлось броситься в речку и добивать ее камнем, чтобы обеспечить семье ужин, - Асами тихо рассмеялась. – Он очень любил выдумывать разные вещи… Тогда на речке тоже было хорошо и тихо. Как сейчас. Телохранитель не смотрел на нее, но Кимура знала, что он очень внимательно ее слушает. Внимательнее, чем кто-либо. - А на новый год он подарил мне книжку. Знаешь, в детстве всегда бывают такие вожделенные мечты, которые сложно осуществить. Она только вышла под авторством одного из лучших японских писателей того времени – моего самого любимого. Стоила уйму денег и ее нигде нельзя было достать. А Джирайя подарил. Я так ярко это помню. Асами нестерпимо захотелось плакать, и она не стала сдерживаться. Пусть телохранитель думает, что хочет. Ничего не имеет значение, когда вся твоя жизнь, вдруг, как на ладони, когда ты вся – целая, и смотришь на нее, осязаемую и подлинную, резкую, как проявленное фото сверх-чёткого фотоаппарата, и жадно дышишь, и касаешься пальцами холодных камней, и чувствуешь себя собой, как никогда. - Я перечитывала ее каждую весну, - голос Асами сильно дрожал. – Перечитывала, год за годом. И каждый раз, как в первый. Река, горы вдали, лес, обрамляющий берег, пещера, пропахшая сыростью, руки телохранителя, тихое пение птиц, галька и неизвестность, в которую они шли вдвоем… Эйфория сковала живот Асами сладкой судорогой. Как, оказывается, приятно быть живой. Живой, со всеми своими трещинами и изъянами. Она глубоко вздохнула и усмехнулась сквозь слезы, будто извиняясь: - Не знаю, почему он пришел мне на ум. Наверное, я очень давно его не видела. И правда – когда в последний раз? Асами снова счастливо расхохоталась сквозь слезы. Тело было переполнено приятной тяжестью. Она пересела поближе к телохранителю, и сжав обеими руками его плечо, прислонилась лицом к жесткой ткани его кофты, жадно вдыхая запах мужчины. Ее слезы оставили следы на синем рукаве. - Спасибо.