Художник. Штефан

11 Учительница хлопнула в ладоши, призывая учеников остановиться и полюбоваться шедевром архитектуры. Гарри тоже послушно задрал в голову вверх, радуясь тому, что ему разрешили поехать на экскурсию вместе с классом. Дядя иногда снисходил до такого поощрения. По крайней мере, Гарри поначалу казалось, что это — поощрение. Он так старался заслужить его! Усердно подметал, чистил, мыл, натирал всё долженствующие блестеть поверхности не жалея рук, коленей и спины. Только бы отпустили хоть куда-нибудь дальше, чем в гости к соседке-старушке. Но через несколько поездок начал подозревать, что поощрением тут и не пахнет. Всякий раз оказывалось, что во всех случаях нарушения дисциплины во время поездки, а то и в откровенном хулиганстве учителя обвиняли не Дадли и компанию, истинных виновников, а его, Гарри. Любая экскурсия теперь превращалась в ожидание очередной выходки придурков, за которую дядя наказывал вовсе не злорадно ухмыляющегося сыночка. Гарри казалось, что Вернону очень нравилось разыгрывать перед учительницей бурю возмущения и негодования по поводу очередного свинского поступка «неблагодарного, с преступными наклонностями, сына алкоголика и тунеядца». Дурсль произносил свою речь прочувствованно, с таким печальным видом покорности судьбе, что не мог не растрогать сердце учительницы, а бывало, что и полицейского. Впрочем, от штрафа за нецензурную надпись на стене очередной исторической достопримечательности, это спасало не всегда. В случаях расставания дядюшки с немаленькой суммой, Гарри получал не просто оплеуху и «три дня без обеда», а хорошенькую порку. Он пробовал возмущаться: — Вы же прекрасно знаете, что это не я! — Не ты? А кто тогда, а? — с таким искренним удивлением… Гарри в этот момент казалось, что реальность выворачивалась наизнанку. Эта жирная сволочь прекрасно знала, кто виноват! Но высказать в лицо дяде что Гарри обо всем этом думает — подписать себе смертный приговор. Почти. Уж лучше промолчать, не дожидаясь жестокого наказания за то, что посмел обвинить «милого приличного ребенка, не такого урода, как ты» Дадлипусеньку—утипусеньку хоть в каком-нибудь преступлении. «Вот что это, а? Почему так?» Почему мало того, что этот козёл не пытается хоть как-то обуздать сына, так еще и наказывает за его фокусы Гарри, поощряя Дадли дальше хулиганить? Считает выходки своего ебанутого сыночка милыми детскими шалостями? Искренне не видит в этом ничего плохого? Тогда почему наказывает Гарри? Если в этих «милых шалостях» нет ничего ужасного? Или понимает, что за это действительно стоит наказывать, но не желает обижать своего ребенка, а Гарри лупит, пользуясь любым предлогом, «из любви к искусству» — потому, что садист? Страшно подумать, что было бы, если бы Гарри действительно посмел свершить нечто подобное. Неужели дядюшка думает, что у Дадли всю жизнь будет живой щит, за которым он сможет творить всё, что вздумается? Уж наверняка нормальным родителям не понравится, если Дадли обвинит в своих преступлениях чужого ребенка. Будет большой скандал. Вот тогда этот мерзавец и его идиот папаша узнают, почём фунт лиха! Впрочем, Гарри не особо в это верил — у дядюшки наверняка достанет денег и актерских талантов вытащить сыночка из любой задницы. Пока тот не встрянет и не вымажется в дерьме по-крупному. *** Дадли схватил его за руку и затряс, пытаясь отобрать Миссис Норрис. Гарри изо всех сил сжал пальцы, пытаясь удержать ручку — единственный предмет, который по-настоящему принадлежал ему. Дадли не унимался. Не сумев отнять ручку, он принялся трясти Гарри за плечо и что-то бормотать, потом вдруг громко хлопнул в ладоши, громче, чем учительница, потом еще раз. С похожим хлопком появлялся и исчезал Добби. Гарри очнулся и тут же зажмурился: в лицо ему бил луч света. Так быстро рассвело, вроде, только заснул. Знобит, но, кажется, немного лучше, чем вчера, и кошмары не снились, слава Богу. Отвернулся, потёр веки, почувствовал что-то странное и взглянул внимательнее, прикрывая глаза рукой. И вскрикнул от ужаса: перед ним стояло какое-то существо, заслоняясь большим старинным фонарем. Потом сообразил, что это, скорее всего, эльф. Надо же, сам явился. И вряд ли за тем, чтобы дать пожрать. — Чего тебе? Голос прозвучал хрипло и еле слышно — горло словно царапала жесткая губка для мытья посуды. — Мистер Снейп приказал разыскать невоспитанного мальчишку, который не в состоянии выполнить простейший приказ. Я нашёл. Гарри хотел сказать «поздравляю», но голос не повиновался. Вместо этого удалось выдавить только: — И? — Мистер Снейп приказал немедленно доставить гриффиндорское безмозглое создание к нему. Только этого не хватало. «Впрочем, а чего ты ожидал? Что профессор позволит тебе прятаться в сарае от работы? Целый список состряпал, трудотерапевт хренов.» Гарри отыскал взглядом окно. Но почему ночью? Срочно требуется выпотрошить пару сотен крыс? Котлы чистые закончились, а эльф, или кто там ему оборудование летом драит, «эванеско» забыл? Как бы то ни было, но нарываться не стоит. В огненную плеть сейчас уже, почему-то, верилось с трудом, но… Еще восемь ночей в Его доме. «Короче, подъем, боец.» — И…у… Иду, в смысле. Голос совсем пропал, но хоть кашель пока не мучает и сознание не плывет. Во всем нужно находить хорошее. Господи, где б он был, если бы не это «хорошее». А где он сейчас? Гарри невесело хмыкнул и начал поднимать неподъемную конструкцию, состоящую из костей и сухожилий. Мышцы, казалось, превратились в то, что тётя называла «желе». «Никогда не пробовал. О, да, совсем забыл. Еда.» — Ты… о… Не получается. Черт, не стоило вчера столько холодной воды пить. Горло не пропускает звуки совсем, словно намертво захлопнулись невидимые створки, даже дышать тяжело. Эльф вылупился на Гарри, опустил немного фонарь, чтобы луч не бил в лицо. «И на том спасибо. Чего пучеглазый ждет-то, собственно? Проводить решил? Под конвоем? Чтобы «наглец» в очередной раз не проигнорировал распоряжение ублюдка?» «Бог с ней, с едой, да и не хочется, что-то. Странно, вроде давно уже не ел. Пару дней точно.» «Что-то еще… Что-то важное…» Опять начинается: мозг не желает запускать уснувшую память. Это как с той напоминалкой Невилла. «Да, забыл, но вот что именно…» Эльф недовольно переминается с ноги на ногу, луч фонаря пляшет по темным стенам. «Эльф… А, да, вот оно. Пусть объяснит, можно ли его вызвать без палочки. Можно ли его попросить регулярно приносить еду?» Сейчас есть не хочется — температура, наверное, но еще восемь суток без еды он точно не протянет. Или, чтобы поесть, нужно каждый раз произносить заклинание? Если оно сработает, без палочки-то. — … Приехали. Вообще ноль. Гарри почувствовал, как к глазам подступили слезы, защипало в носу. Ну, что же так не везет-то! Единственный шанс раздобыть еду, и тем невозможно воспользоваться. «Умеренность, умеренность во всем», — часто говорил святой отец, наставляя учеников после утренней молитвы в школе. «Вот тебе и наказание за грех. Дорвался до холодной воды — вот теперь мучайся без голоса, идиот.» Гарри поспешил вытереть слезы. Судя по явно осуждающему молчанию и точно пересказанным нелестным снейповским эпитетам, с эльфа станется доложить профессору о том, что «невоспитанный мальчишка» пускал сопли, вместо того, чтобы броситься со всех ног выполнять приказ. Где-то тут была Миссис Норрис. А, вот она, хорошо, что Дадли не сумел её отнять. Гарри стиснул крепче веточку и двинулся вслед за лучом фонаря, стараясь успеть за быстро двигавшимся домовиком. 12 Шли они долго-долго, целую вечность. Гарри отстал, и домовик, недовольно ворча, остановился, ожидая, когда тот к нему приблизится. Если бы не фонарь, Гарри уже давно бы потерял из виду почти незаметного в высокой некошеной траве кроху. Выглядело это так, словно по белому морю росы плывет темное пятно, из которого бьет луч света. Гарри стало жаль маленького промокшего от росы ворчуна, вынужденного высоко поднимать тонкими ручками тяжеленный фонарь, чтобы осветить путь. Он наклонился и попытался взять домовика на руки, но тот оказался слишком тяжёлым. Гарри упал на колени, а эльф от неожиданности выронил фонарь. В тот же миг Гарри почувствовал уже ранее испытанный им рывок. Желудок, казалось, подскочил к горлу, Миссис Норрис выскользнула из ослабевших пальцев. *** — Чем ты слушал, когда я запретил тебе аппарировать? Я же ясно сказал: никакой аппарации — мальчишка болен. Ты будешь наказан. Убирайся с глаз моих долой, идиот! Тоненький голосок что-то запищал в ответ, но почти тут же смолк. Раздался хлопок. «Какой знакомый голос… Кого он собрался наказывать?» Гарри вдруг ощутил подозрительную пустоту в руке, пошарил рядом, не открывая глаз, уже заранее зная, что ничего не найдет. И вдруг расплакался. «Конечно, его нужно наказать! Он больной на всю голову! Он украл Миссис Норрис! Но дядя никогда не наказывает Дадли.» Ощутил прикосновение чего-то холодного ко лбу. Так приятно, потянулся за ускользающей прохладой. Но она быстро исчезла. Это Дадли её украл! Он все ворует, даже прохладу. Сквозь вновь нахлынувший жар донеслись ругательства. Знакомый голос завернул такое, что Гарри начало сниться, что он просыпается. Чьи-то сильные руки схватили за плечи и куда-то поволокли. Лицо протёрли чем-то влажным, затем подул приятный освежающий ветер. Постепенно сознание прояснилось, Гарри открыл глаза. Никого. Пустой холл, кресло, рядом стол. Не разглядеть, но, наверное, на нём еще сохранился уродливый ожог от раскаленной плети. Сердце испуганно зачастило, когда Гарри увидел приближающуюся высокую темную фигуру. Перед глазами стоял туман, но кто бы это еще мог быть, если не Снейп? Сжался, отчаянно жалея, что на нем нет мантии невидимки. Ну не готов он сейчас быть храбрым и наглым! Не готов. У него в глазах все плывет и руки трясутся, ему бы сейчас просто лечь и поспать, а не котлы чистить, или что там ещё придумал этот урод. Профессор что-то протянул ему. Кажется, кружку. — Будьте добры выпить это. Медленно, маленькими глотками. Гарри замотал головой. Боль пронзила виски, затошнило. — Пейте. Гарри отвернулся и стиснул зубы. Зелье на пустой желудок. Нет. Пусть заставляет под империо! — О, Мерлин! До чего я дожил! Уговариваю капризного засранца, — еле слышно прошипел Снейп. — Откройте рот, немедленно! Гарри подтянул ноги в кресло и уткнулся носом в колени. «Нет. Пусть хоть пытает!» — Поттер, черт бы вас побрал, я не собираюсь вас травить. Это просто слабенький подсоленный бульон! «Бульон? Ублюдок сказал «бульон»?! О, здравствуйте, глюки. Теперь еще и слуховые.» Тем не менее, он немного расслабился, поднял голову и недоверчиво взглянул на профессора. Снейп тут же воспользовался этим: без дальнейших уговоров зажал Гарри нос и влил в рот немного того, что назвал «бульон». Гарри дернулся, но железная хватка профессора не оставила ни малейшего шанса освободиться. В ту же секунду приятный, давно забытый вкус, дал ясно понять, что зельевар не соврал. — Маленькими глотками. Медленно, я сказал! А то вас вырвет. Еще медленнее! Гарри вынужден был подчиниться, почувствовав, что кружку отрывают от губ. С каждым глотком словно пробуждалась новая порция сил, помогающих сдерживать себя, чтобы не выпить всё залпом. Он схватил кружку двумя руками, но тут же убрал их. Руки тряслись так, что Гарри чуть не расплескал драгоценный напиток. «Какая маленькая кружечка! Еще, ему нужно еще!» — Хватит пока. Поднимайтесь, я провожу вас в вашу комнату. От этих слов бульон едва не попросился из желудка обратно. «Какую, нахер, комнату? Он издевается? А как же наведение идеальной чистоты во всем доме, мытье котлов и потрошение крыс?» — Что вы на меня так уставились? Я не позволю вам спать в совершенно неподходящем для этого месте. Как вы вообще додумались забраться в сарай? Сбежать хотели, но выхода не нашли? Заблудились? Поднимайтесь же! «Сбежать… И сбежал бы. Было бы куда.» «Сарай — неподходящее место. А туалет, где нельзя даже лечь, лучше?» Бульон. «Да, бульон. Снейп не обманул. Странно.» А что, если слизеринский гад не в курсе о житье-бытье у опекунов? Может, Гарри слишком накрутил себя? Кто бы стал докладывать Снейпу о садисте-дядюшке? Соседи? Приятельницы тети Петуньи? Они ничего не знают. Да и невозможно представить себе, как профессор или любой другой преподаватель Хогвартса беседует с ними. Если бы такое событие произошло, об этом шумел бы весь город! Действительно, глупо как-то. Может, стена на втором этаже расступится перед профессором, и явится скрытая дверь? «Болезнь делает из людей идиотов. Мозги совсем плывут. Из-за кружки бульона готов кинуться на шею ублюдку, который отравил тебе всю жизнь в школе?» Может, он, все-таки, в курсе? Кто-то что-то увидел и сообщил? У волшебников наверняка есть способы залезть в голову. Оборотное, опять же… Ну, например, представиться полицейским. Обливиэйт потом, и все дела. Но… Зачем? Кому вообще может прийти в голову интересоваться жизнью самого знаменитого мальчика магмира? Ну, живет он у маглов, жив, на вид абсолютно здоров. Лучший ловец, победитель василиска, верный друг… «Да кому ты нужен.» «Что-то, мистер Поттер, вы совсем зазнались, «наша новая знаменитость», блять.» Перегретый мозг медленно и неохотно перемалывал мысли в совсем уж странное месиво. Гарри ощутил себя слабым и запутавшимся. Опять потянуло в сон. Он вновь подтянул колени к груди. «Не вылезу. Буду сидеть здесь, пока не вытащит!» Снейпу надоело ждать. Едва Гарри вновь свернулся в клубок, профессор сделал какой-то быстрый смазанный жест, и кресло вместе с невольным пассажиром поднялось в воздух и поплыло к лестнице, ведущей на второй этаж. 13 Гарри смотрел, как двигаются стены, расплываются, качаются, угрожающе кренятся, готовясь раздавить его, маленького и беспомощного. Кресло не выглядело надежной защитой. Гарри представил себя бесформенным куском мяса в деревянной оболочке. Пирожок с человечинкой. Его будущий саркофаг едва добрался до площадки между этажами, а Гарри уже мутило так, что пришлось крепко зажать рот рукой, но это помогло слабо. Наклонился в бок, готовясь опозориться перед Снейпом окончательно, как кресло вдруг остановилось. Словно машина дядюшки перед воротами гаража. Гарри поспешил выбраться из «кабины», и она тут же унеслась обратно вниз. Когда стены прекратили свои шаманские пляски, вроде стало чуть легче. Шатаясь, он стал подниматься, все так же зажимая рот, спеша в ванную. Оступился. Нога соскользнула. Гарри упал на четвереньки, ударился коленями о край следующей ступеньки и застыл, не решаясь подняться. Быстрые шаги, что-то темное рядом. Словно клещи вцепились в плечо. «Бля…» В ту руку, которой он прикрывал голову во время порки за выходку Дадли. Как раз в то место, куда пришлась немалая часть ударов пряжкой ремня. Гарри стиснул зубы и медленно втянул воздух. «Не орать, не орать, терпи…» Его потянули вверх, принуждая подняться. «Сука…» Гарри перестал понимать, где он находится и что вообще происходит. Он пытался приподняться, чтобы облегчить боль, но голову повело конкретно. Она перестала отдавать приказы мышцам, и те сдулись, как боггарт Люпина. Уши наполнил пронзительный писк, словно Дадли опять включил старый радиоприемник. Обрывки черной ваты поплыли перед глазами, устилая траурным снегом ступеньки, разрослись до невероятных размеров, превратились в густой туман. Из него соткались стаи дементоров и медленно поплыли к Гарри. Писк превратился в чей-то, наполненный смертельным ужасом крик. Гарри обвис на крюке, проткнувшем его плечо, и потерял сознание. *** — Забирайте его. Немедленно. Я не собираюсь с ним возиться. У меня своих дел по горло! Громкий голос стрелой вонзился в уши. — Что Помфри? К дьяволу её племянников, сестер и прочих родственников! Раз она не может прервать отпуск, то отправляйте мальчишку в Мунго! Гарри замер, пытаясь понять, что происходит. — Нет, Альбус. Не знаю, что с ним, но выглядит столь нелюбимый вами гриффиндорец отвратительно. Я понимаю, что от простуды ещё никто не умирал, но этот помрёт. И обязательно в моем доме. Сделает гадость напоследок. Не до шуток мне. Я вам что, колдомедик? Вот пусть в Мунго и разбираются! После этих слов Гарри и вовсе затаил дыхание, стараясь не пропустить ни слова. Похоже, Снейп всеми силами пытается избавиться от обузы. С кем это он там? С Дамблдором? «Нелюбимый гриффиндорец»? Голоса Дамблдора почему-то не было слышно, но возникавшие в монологе паузы намекали на то, что Снейп выслушивает ответы собеседника. — Простужен, кашель, жар. Похоже, не ел пару дней. Не удивительно. При такой температуре. Бредил, звал Миссис Норрис. Откуда я знаю, почему кошку? Почему нельзя вызвать колдомедика сюда, раз вы не хотите отправить мальчишку в больницу. Я НЕ понимаю!!! Последние слова профессор проорал с такой яростью, что Гарри съёжился от ужаса. Зачем директор навязывает Гарри профессору? Зачем заставляет Снейпа общаться с ненавистным студентом? «Что за чёрт?» — Нет, это вы меня послушайте! Почему он не сказал опекунам, что болен? Ну, отложили бы поездку на неделю. Так нет же! Скучно ему, избалованному мерзавцу, сидеть в доме родственников. Приключений на задницу захотелось! Уж не знаю, на что он рассчитывал, но вы бы видели его лицо, когда за ним явился именно я! Такой подлости от судьбы он точно не ожидал. С каждым услышанным словом, Гарри становилось все хуже. Одно он выяснил точно: Снейп понятия не имел, каково Гарри жилось в доме родственников. Иначе он не стал бы нести такую чушь. — Выпорю. Просто выпорю: или он будет выполнять мои требования, или будет строго наказан. Я вас сразу предупреждал… Помягче? Ах, вы настаиваете? В таком случае, я поступлю проще: зелья от температуры и укрепляющее уже должны были подействовать. Как-нибудь не помрёт во время аппарации. Сейчас я прикажу эльфу доставить мальчишку в Хогсмит. Заберете его у Аберфорта. Ну, ночь, ну и что? Еще не так и поздно. Няньчитесь с ним сами. Всему должен быть предел! Гарри подавил свой порыв вскочить и броситься к директору, умоляя его, чтобы он забрал Гарри отсюда. Он медленно открыл глаза и замер, ожидая, пока мозг соизволит сфокусировать линзы глаз. Потом решил, что это может подождать, и вновь позволил тяжёлым векам отгородить его от качающегося и расплывающегося мира. — А вот это уже совсем другой разговор. На таких условиях я согласен. Поппи, всё же, соизволит найти время и посмотрит его завтра с утра? Да, если она оставит подробнейшие инструкции. И пришлите другого эльфа. Такого болвана, как этот, я еще не видел! Не самому же мне за мальчишкой ухаживать! — Нет, ни в коем случае. Я заберу его сам, если меня удовлетворит качество. И в придачу еще… да, да, раскошеливайтесь. И не дай Мерлин, они мне попытаются подсунуть кровь взрослого дракона! Меркантильность? Я могу и передумать! Ну, хорошо, хорошо. Умеете вы уговаривать, Альбус. Едва смолкли последние звуки разговора, Гарри захотелось повеситься. В самом прямом смысле этого слова. 14 Гарри медленно сел, опасаясь потревожить больное плечо, ощупал здоровой рукой то, на чём лежал. Что-то довольно жесткое, узкое, с высокой то ли подушкой, то ли мягкой спинкой. Спустил ноги, тяжёлая голова свесилась на грудь, как медаль за все свершенные ошибки, посидел немного, готовясь к тому, что окружающий мир вновь начнет свои идиотские игры в карусель. Наконец, открыл глаза. Ничего, нормально, по крайней мере, собственные коленки не расплываются и не спешат затягиваться черным туманом. Видимо, зелья оказали свое действие. «Стоп. Зелья. Откуда? Снейп же сказал, что это просто бульон. Обманул, значит. » Потер живот. Вроде, не болит. Не тошнит. Даже кашель куда-то исчез. «Зелья были подмешаны в бульон? Доза, вероятно, маленькая. Но помогли. Странно. Надо же.» Как бы то ни было, Гарри чувствовал себя намного лучше. Настолько, что решился поднять голову и оглядеться — куда попал? Интересно, что это за таинственная, отведенная ему ненаходимая комната? Но нет. Это оказалась не спальня. Стало понятно, почему Гарри не слышал голос директора, зато ознакомился со всем богатством интонаций разозленного Слизеринского Упыря. Холл. Внизу. Огромный камин неподалеку. Скорее всего, Снейп и Дамблдор общались посредством каминной связи. Знакомое кресло стоит рядом, а второе превращено в кушетку, служившую ложем для Гарри. Собственно, на ней нельзя лежать, разве что полусидеть, откинувшись на странную, но удобную спинку. Это-то и хорошо: Гарри чувствовал, что ему стало легче дышать, словно изогнутая спинка, пока он спал, высосала из него часть доставшей хуже Дадли болезни, забрала желание выкашлять из себя легкие. Понятно, значит, когда он вырубился, профессор не стал переть на себе «наглеца» на второй этаж. Оставил в прихожей. Хорошо, не вышвырнул обратно во двор. А уж то, что он озаботился проблемами с дыханием у Поттера — нечто из ряда вон! Какие-то двойные стандарты! Немыслимые в своей странной жестокости качели: огненная плеть и «дышите потихоньку», «без ужина» и бульон с зельями. Хрен знает, что! Рехнуться можно. В углу виднеется стол, на котором Снейп огненной плетью расписался в серьезности своих намерений. Ублюдок подтвердил их в разговоре с директором! Значит, профессор не пугал, он действительно способен и на порку, и на обливиэйт. И, судя по тому, что услышал Гарри, Дамблдор разрешил ему это! Теперь стали понятны слова «нелюбимый гриффиндорец». Действительно, с любимыми так не поступают. Гарри вдруг как-то разом ослабел, сделав такой вывод. Словно внутри него оборвалась еще одна нить, связывавшая его с надеждой на то, что когда-нибудь всё изменится, всё «будет хорошо». Что, собственно, хорошо? У него будут друзья? Появится тот, кому он нужен, кто будет о нем заботиться? Наивный. Да, друзья появились и даже, вроде, замаячила тень того самого «кому он нужен». Или тени, поскольку ни одна из них так и не обрела плоть. Только вот вместе с друзьями и призраками появился и проклятый список «минусов». Слезы навернулись на глаза, когда он вспомнил, с каким нетерпением ещё недавно ожидал окончания проклятых каникул и возвращения в Хогвартс. «Минус три-и-и — Дамблдор», — пропел внутри него кто-то знакомым противным голоском. «Минус один» — Рон. Нет, Гарри не отказывался общаться с ним. Это просто означало, что он не мог ему доверять так радостно и безмозгло, как раньше. Не мог больше дружить с ним так, как мечтал, как представлял себе само понятие «дружба»: всей душой, как в омут с головой! Как-то незаметно началось охлаждение. День за днём, месяц за месяцем. Пока не стало окончательно ясно, что чувство искренней признательности, которое Гарри испытывал к Рону и его семье, постепенно ушло, растворилось в, на первый взгляд, ничего незначащих мелочах. Последней каплей стали Миссис Норрис. Обе. И кошка, получившая от Рона такого пинка, что жалобно мяукнула и, прихрамывая, побрела прочь. И ручка, которую тот вышвырнул в окно, угодив прямо в фонтан, когда Миссис Норрис вновь обрызгала чернилами его физиономию. Кошку Гарри отнес к Хагриду, прогуляв зельеварение и заработав неделю отработок у Снейпа, надутые губы и бойкот Рона. А ручка вынырнула и подплыла к нему сама, когда, едва дождавшись перемены, он выбежал во двор и рванул к фонтану, словно спринтер. Семья Уизли. Гарри поражался, как в многодетной семье могли вырасти махровые, другого слова и не подберёшь, эгоисты. Шум, гам, грязь, ссоры, обидные дразнилки, стычки. Бесконечные хлопоты матери по хозяйству, и шляющиеся по дому и двору ничем не занятые дети. Бедная миссис Уизли могла охрипнуть в своих громких просьбах помочь ей хоть в чем-нибудь. Но никто не спешил их выполнять. Не с первого и даже не со второго раза точно. Ну, может с четвертого… И то, если наорать или пообещать за помощь какую-нибудь уступку или что-то вкусненькое. Отчаявшись достучаться до сознания вечно занятых бездельников, миссис Уизли бралась за дело сама. Гарри много раз наблюдал, как она тратила немалые силы, чтобы одновременно поддерживать работу нескольких зачарованных предметов. Он как-то попробовал уследить за метущим пол веником и щетками, моющими посуду. Сам он в это время месил тесто вручную. Гарри хватило на пару минут, потом закружилась голова, из носа потекла кровь. Прибежавшая на звон разбитой тарелки миссис Уизли долго охала и ахала и пыталась вытереть ему лицо грязным кухонным полотенцем. Гарри задумался, пялясь на висевшие напротив обыкновенные магловские часы. «Минус два» — это… В холл вошел Снейп. Гарри поднялся, вытянулся, как в классе, и застыл, не представляя, что делать, как себя вести. Поблагодарить за зелья и бульон? Все равно не получится. Несмотря на то, что дышать стало легче, горло будто обварили кипятком. Страшно даже подумать, чтобы что-то произнести. Кажется, что любое слово обдерет своими острыми углами обожженную гортань до крови. Снейп не торопился, не летел, как в школе, да и крылья в этот раз где-то оставил. Странно было видеть обыкновенную магловскую одежду на том, кого привык видеть в образе летучей мыши. Осознав, что ведёт себя невежливо, разглядывая преподавателя, Гарри смутился. Перевел взгляд на часы, наконец-то сообразил, куда указывают слабо светящиеся стрелки. Начало первого только. Странно. Ему казалось, что давно уже должно было наступить утро. Утро третьего дня. Только теперь условия, наверное, изменились. Возможно, Дамблдор пообещал Снейпу что-то такое, что заставит зельевара надзирать за Гарри до конца каникул? Кто их знает, что там за договор с Дурслями? Вернувшийся из магазина Гарри застал только финал ссоры, когда разъяренный дядюшка тыкал пальцем куда-то в сторону своей машины и требовал дать ему «хоть раз в жизни по-человечески провести отпуск с семьёй». «Ну, отпуск, ну съездят они на пару недель на курорт, а потом что? До отъезда в Хог все равно остаётся прилично.» Снейп внимательно посмотрел на Гарри, щелкнул пальцами и протянул ему вылетевший откуда-то из-за угла рюкзак. — Вот ваши вещи. Марш в ванную. Вымыться, переодеться, выстирать и высушить одежду. Или вам учебник «Магия в быту» призвать? Всё вместе это не займет больше пятнадцати минут. Ничего, выживете. Если вы опять, уже в который раз, осмелитесь игнорировать мои распоряжения, я не посмотрю на то, что вы простужены. Выпорю. Розгами. Пока розгами. Гарри посмотрел в лицо профессору, увидел неизменную полуусмешку и вновь отвел взгляд. Выпорет, точно. — Не сомневайтесь, Поттер. Через пятнадцать минут вы должны быть в постели. Я принесу вам бульон и зелья. Сам. Чтобы проверить, буду ли я вынужден завтра оторваться от исследований и потратить драгоценное время на ваше наказание. «Ночь, а слизеринский гад бодр и свеж, пикси его побери. И чего ему не спится, вампир хренов?» Гарри с тоской взглянул на непокорившуюся ему в прошлый раз лестницу. — Шевелитесь. У меня еще полно работы. Вас отвести за ручку, как маленького? Или левитировать? Гарри невольно спрятал левую руку за спину. «Нет, спасибо. Плечо так никогда не заживет. Уж лучше я сам.» 15 Гарри сумел дойти до ванной, но, едва повернул выключатель, как силы вдруг разом закончились, словно свет, заливший темное помещение, хлынул из тела, опустошая последние резервы организма. Действие зелий закончилось. Гарри ясно ощутил, это. Проклятый кашель сидел в засаде, выжидая удобный момент. Навалился, скрутил в три погибели и швырнул коленями на пол ванной. Гарри кашлял так долго, что разболелась голова, из носа потекла кровь. Наконец отпустило. Поднялся, выпил воды и умылся. Посмотрел на себя в зеркало. Провел пальцами по глубокой царапине оставленной веткой шиповника. Хорошо, что глаз не зацепила. Царапина красным росчерком протянулась от виска до шеи, ярко выделяясь на бледном лице. Воспалилась, зараза. В последнее время синяки рассасываются гораздо медленнее, болят намного дольше. Вот и это «украшение» застрянет на лице ни на одну неделю. Впрочем, никто его всё равно не увидит. Не стоит и переживать. Еще раз взглянул на себя, осторожно потрогал пальцем только слегка пожелтевший фингал, которым уже с неделю назад наградил его Дадли. Больно, все еще больно. Полюбовался своей рожей, «знаменитость»? Что толку? Смотри — не смотри, кашляй — не кашляй, трогай — не трогай. Идти жаловаться Снейпу? Так, мол, и так, не могу я постирать вещи, поскольку левая рука скоро отвалится, да и сил нет, хоть убейте. Я и раздеться-то, не знаю, смогу ли сам. Палочка? А… Нету. И не скажу где она. Сам не знаю. Как? А вот так. Дадли такой-сякой, залез в чулан, сорвал замок с сундука. Нет больше палочки, хорошо хоть мантия и учебники целы остались. Кажется… А, может и нет. Почему «идиот и наглец» не зачаровал сундук? А смысл? Я его даже редко замыкаю. Почему? Да потому, что дядюшка перед тем, как запереть все мои вещи в чулане, тщательно их обыскивает. Ага. Есть причина. А ждать, чтобы он разнес топором сундук… Не знаю я такого заклинания, чтобы придавало деревянному сундуку прочность камня. Не нашел пока. Есть зелье, но сложное очень, и составляющие не из дешёвых. После того, как я побывал с Хагридом в Косом Переулке, еще перед первым курсом, Дадли тщательно перерыл все привезенные мной вещи и нашел неистраченный галеон. Золото! Блять. Отобрали, конечно. Я трясся за Хэдвиг: вполне могли продать в зоомагазин. Обошлось. Хорошо, что купленные вещи были абсолютно непригодны в магловском мире, а то не видать мне их, как самой обыкновенной, без издёвки и брезгливой гримасы улыбки Снейпа. Во, идиот! Сам понял, что сейчас сказал? Надеешься увидеть улыбку на лице этого урода? Тебе оно зачем? Действительно, идиот, нужно было все тогда потратить, до единого сикля. Садисты родственнички допрос с пристрастием устроили: где взял и есть ли еще. Еле отбрехался, что попечительский совет Хогвартса выделил мне эту сумму на приобретение школьных принадлежностей и прочие надобности на весь учебный год. «Представляю, что было бы, если бы они узнали о сейфе в Гринготсе!» Гарри вдруг шарахнулся от зеркала, сообразив, что вслух жалуется на жизнь своему отражению. К счастью зеркало было обыкновенным, магловским и не комментировало стыдобущее нытьё. Хорошо, значит, Снейпу не доложит. Насколько успел Гарри познакомиться с обстановкой дома зельевара, он не заметил ни единого магического предмета. Все, что он увидел, было самым обыкновенным. Ничего не напоминало о том, что здесь живет маг. Странно. Честно говоря, почти ничего не напоминало и о том, что здесь люди живут, а не заскакивают раз в год, заплатить садовнику. Холл, например: два кресла, стол, камин, часы. Все. Ни тебе безделушек на каминной полке, ни комнатных цветов, ни даже штор на окнах. Голо и пустынно. Или вот, полюбуйтесь: ванная. Кроме флакона с какой-то жидкостью больше ничего. Где мыло, полотенце, шампунь? Ну, впрочем, может, в доме есть еще одна ванная, хозяйская. Гарри с трудом открутил крышку, понюхал. Странный травяной запах, довольно приятный. Что это? Зелье? Жидкость для мытья раковины? Шампунь? Закрутил, отставил подальше. Ну его. Вдруг это краска для волос? Вдруг Снейп вовсе не брюнет от природы, а… Задумался, подбирая наказание пострашнее. О! Рыжий, с веснушками, как Рон! А что? Краска и средство для выведения веснушек решат все ваши проблемы! Хихикнул и тут же поплатился за это. Плечо прострелило болью, словно напоминание о том, зачем Гарри пришел в ванную. Уж конечно не за тем, чтобы смеяться над своим персональным боггартом. Кажется, у Невилла появился конкурент на право наряжать профессора зельеварения в старушечьи шмотки. Гарри, не сдержавшись, весело хмыкнул и опять замер, наказанный жестокой болью в плече. Но внутри уже проснулся наглец (прав профессор, и еще как прав!) подталкивающий к идиотским поступкам, иной раз воистину самоубийственным. Вот, прямо, как сейчас. Время за полночь, в перспективе вполне реальная порка за неподчинение. А он, бесстрашный такой, нихрена не делает, только ржет, представляя себе рыжего Снейпа в одеяниях бабушки Лонгботтома. Стоит профессор себе весь такой модный, в шляпе с чучелом перед зеркалом и замазывает веснушки тональным кремом, украденным у прыщавого Дадли. Веснушки бледнеют от ужаса под его грозным взглядом и рады как можно глубже спрятаться под толстым слоем белого с желтизной тональника! От нарисовавшейся в больном сознании картины, Гарри, наплевав на боль, засмеялся уже чуть ли не во весь голос. Сам испугался своего хриплого, израненного офигевшим от такого обращения больным горлом смеха. Но остановиться не мог. Опустился на край ванной, не обращая внимания на боль в израненной ремнем заднице. Оперся локтем на раковину и задышал глубоко и медленно, пытаясь успокоиться. Осознав, что впадает в истерику, укусил себя за костяшки пальцев. Потом еще раз. Не помогло. Веснушки и рыжие локоны Снейпа оказались страшным оружием. Приподнявшись, с силой врезался лбом в край раковины. В голове звон, в глазах звёзды, но лекарство оказалось действенным. Помогло. Не хуже профессорской пощечины. Наконец, справился с собой. Наклонился, чтобы поднять с пола рюкзак. Поднять-то поднял, но вдруг вся боль тела переместилась во вдруг ставший очень тяжелым лоб. Неподъёмная гиря головы перевесила неустойчивые весы сознания, легко справившись с истощенным телом. Гарри ткнулся лбом в рюкзак и свалился на пол. Хорошо, можно, наконец-то уснуть, даже подушка есть. Смех, оказывается, так утомителен. Гарри улыбнулся напоследок и закрыл глаза. Сон, в котором Дадли пытался отнять у Гарри кружку с бульоном, прервал громкий стук в дверь. Гарри завозился, удивившись, почему в воскресенье дядя будит его так рано. Обычно они с Дадли дрыхнут чуть ли не до обеда. Стук повторился. Да, это точно дядя, только он лупит с такой силой, словно хочет вышибить не только дверь, но и сонные мозги из головы племянника. Гарри честно пытался встать, но кровать вдруг оказалась покрыта гладким белым очень холодным покрывалом. Ноги скользили по нему, разъезжались в стороны, как у того паука на роликовых коньках. Какого паука… Но был паук, точно был… Гарри оставил свои бесплодные попытки подняться и вновь уткнулся в теплую подушку. Гермиона вдруг прокричала голосом Снепа: «Поттер, вы там уснули, что ли?!» и, через несколько секунд, еще громче: «Алохомора!». О, господи, сейчас проснется Пушок! Нужно бежать! Там в коридоре Миссис Норрис! Пушок разорвет ее! Гарри, наконец, сумел разомкнуть воспаленные веки и замер, оглушенный стремительно возвращавшейся памятью. О, бля… Во влип! Уж лучше Пушок. Дверь распахнулась. Влетевший в ванную профессор едва не споткнулся о сидевшего на полу Гарри. Профессора, оказывается, неплохо владеют обсценной лексикой. 16 Из всего услышанного, цензурной оказалась лишь общая мысль, и ту пришлось вычленять по кусочкам, как слова новостей из радиопомех: — Ну, всё, Поттер, вы меня разозлили. Профессор вытащил палочку. Ох, нет, не вытащил. Гарри никогда не успевал проследить, откуда она появлялась. Просто возникала сама собой, словно из воздуха. Неужели и правда — допрыгался? Гарри замер, отчаянно надеясь, что и в этот раз всё обойдется. Собственно, на отчаяние сил уже не оставалось — слишком много их уходило на то, чтобы просто дышать. Но в этот раз Снейп не ограничился новым списком приказов и угроз за их невыполнение. Взмах — и неведомая сила вздёрнула Гарри на ноги, почти подвесила в воздухе, не позволяя упасть. Второй — с Гарри слетела вся одежда, и он остался абсолютно голый. Гарри, ожидавший обещанной порки, оскорблений, угроз, уже хоть как-то морально подготовившийся к ним, оказался беззащитен перед этим видом унижения. Ему и в голову не могло прийти, что педагог может сделать нечто подобное. Он попытался прикрыться руками, но тело не слушалось, словно после долгого обморока. Гарри почувствовал, как жар бросился в лицо, выедать слезами ужасного стыда глаза. Какого черта Снейп творит? Совсем охренел? Обыск? Ищет волшебную палочку? Где, блять, в заднице? Какого хуя ему нужно? Страшная мысль закралась в голову, настолько неправдоподобная в своей очевидности, что Гарри забился бы от ужаса в невидимых путах, если бы мог. А что, если он… Гарри почувствовал, что ему становится нечем дышать и захрипел, пытаясь вдохнуть. Всё это произошло едва ли ни в мгновение ока. Мозг словно взорвался, выдвинув омерзительное предположение столь быстро, что едва Гарри остался обнаженным, как буквально через несколько секунд уже едва не терял сознание от ужаса и недостатка воздуха. Спазм сжал больное горло, лишая даже призрачной возможности хоть как-то защититься. Снейп повел палочкой, усаживая Гарри в ванну. В тот же миг чары спали, и Гарри схватился рукой за горло, одновременно пытаясь подняться, чтобы выскочить и бежать, куда глаза глядят. Воздуха катастрофически не хватало, сознание мутилось, Гарри утратил способность адекватно воспринимать реальность, только всё старался ухватиться за край ванны и опереться на жутко болевшую руку, но пальцы соскальзывали. Немного удалось приподняться, но тут же поскользнулся и упал, навернувшись затылком и задохнувшись окончательно. Темнота. *** Гарри снился странный сон. Его тело покрыто лепестками роз. Каждый лепесток прикрывает уже успевшие пожелтеть синяки, свежие кровоподтёки, следы от удара ремнем. Не просто прикрывает, а прилип, присосался похлеще листика подорожника. Попробуй отодрать! Разве что вместе с кожей. Гарри видит себя глазами других: розовые атласные заплаточки-чешуя, словно розовые очки. Не у Гарри, у тех, кто смотрит на него. Собственно, никто и не смотрит. Но если чей-то равнодушный взгляд, всё же, падает на его лицо с фингалом или случайно показавшуюся в слишком широком вороте рубахи обезображенную синяками шею, то тут же соскальзывает с заплатки, не находя ничего примечательного: просто очередной мелкий засранец, хоть и нацепил рубаху отца или брата. Волшебные очки делают тело Гарри розовым и довольно упитанным. Кости не торчат. Выпирающие скулы и рёбра, ключицы и костлявые руки тоже плотно покрыты нежными, шелковистыми стальными оковами лепестков. Не содрать, не разомкнуть — ключа нет. А сорвать — только с кожей. Срезать ножом. Тот, кто додумался усыпить разум лепестками — гений! Но Гарри уже начинает догадываться, что путь его усыпан розами. На смертное ложе. Нет видимых следов — нет проблем, не нужно надрываться в поисках путей решения. А если самому… Порезать себе руки, например. Кто-нибудь увидит? Обратит внимание? Или и эти раны останутся незаметны, и их тоже мгновенно облепят проклятые лепестки? Так и с душой. Кто и когда её видел? Может, она кровоточит под пластырями и бинтами? Мрамор покрывается глубокими трещинами, рвёт нервы и кровеносные сосуды и постепенно осыпается крошка за крошкой: клей силы воли и скотч терпения не в силах вернуть бывшей когда-то прекрасной статуе её совершенство. Тут нужна помощь мастера, творца, но он не придет, ему некогда. Его судьба — ваять, а не чинить. Кто увидит на загаженных дорогах жизни капли крови и кусочки мрамора? Среди пакетов от чипсов и пустых бутылок их не разглядеть — они тут же стираются в труху под тяжелой поступью, спешащей за новыми сортами пива равнодушной толпы. Разве что обессилевшая, споткнувшаяся на бегу другая душа, горько заплачет, когда в её, и без того израненные коленки, воткнутся чудом уцелевшие острые осколки мрамора. Но тех, кто упал — затопчут, им почти никогда не суждено подняться, не то, что поделиться бинтами и пластырями, клеем и скотчем с другими погибающими. Не надейся на стадо. Пытайся подняться сам, помогая другому. Как ты вообще допустил падение? Слишком раним? Открыт? Человечен? Ты не будешь топтать других в давке за пивом? Тебе оно вообще нахуй не нужно? А… почему ты в толпе? Почему ты не слинял оттуда, как только понял, что клей на исходе? Что пластырь уже не помогает, и трещина в мраморе вот-вот прорвёт аорту? Тебе так нужны были чипсы? Изнасилован с детства заебонами присосавшихся к пиву? Не мог представить, что может быть по-другому? А когда узнал, было поздно? *** Кто-то. Чёрный. Страшный. Жестокий. Что он делает? Он отдирает от ран лепестки. По одному. Больно-больно-больно! Прекратите! Что вы делаете?! Зачем? Чтобы поглазеть? Полюбоваться? Насладиться болью и унижением? Сука-а-а… Розовые лепестки, спасаясь от гибели, устремляются внутрь черепа, пытаются протиснуться в воспаленные извилины, сдавливают израненный мозг, глаза вот-вот выскочат за вселенную глазниц. Гарри закричал от боли и очнулся. В ванне. Полулежа в странном решетчатом кресле. И заподозрил, что сошел с ума окончательно: Снейп, засучив рукава обыкновенной маггловской рубахи, мыл его, поливая тёплой водой из душа, проводя губкой по ранам и кровоподтёкам так, словно видел их. Профессор налил на губку какой-то зеленой дряни, протёр ею глубокую царапину, оставленную веткой шиповника, и в этот момент Гарри понял, что Снейп действительно видит эту грёбаную царапину! И не только её. Он видит всё! Это он сорвал розовые лепестки. Намочил их водой, натёр зельями. И они, предатели, отпали сами, обнажив то, что Гарри не показал бы слизеринскому ублюдку даже под страхом смертной казни. Как он догадался? Дамблдор рассказал? Так вот зачем ему нужно было раздевать и мыть Гарри. Чтобы увидеть следы побоев. Чтобы сделать их ярче своими уродскими зельями. Ему нужны были доказательства, что с Гарри можно и нужно обращаться, как с безмозглой скотиной, понимающей только удары кнута и укусы пастушьих собак. Дядя не врал. Гарри только сейчас это понял. Действительно, директор поступил очень мудро. Это он наколдовал «лепестки». Кто же еще? Отдать волшебника сильному жестокому магглу (на детекторе садизма его, что ли, проверили предварительно?) в полное распоряжение, платить ему за «воспитание». Сделать так, чтобы никто никогда не догадался о том, каково приходится ребенку под «защитой крови». Нет никакой «защиты». Ложь это. Нихуя ж себе «защита»! Просто так удобнее. Всем. Нет проблемы — нет забот. Герой сделал своё дело, героя нужно убрать подальше. «Они — твои единственные родственники!» Блять. А когда дядюшке племянник осатанел настолько, что Вернон сам, похоже, уже готов был заплатить, чтобы только избавиться от обузы, — повесить камень на шею самого жестокого педагога в Хоге. Гениально! А что ж сразу-то не повесил, а? А, ну да, конечно. Снейп — хитрая задница. Уж если он в оплату за несколько дней пребывания Гарри в своём доме, сумел выдавить из директора деньги на какие-то очень дорогие ингредиенты для обожаемых зелий… Видимо, Дурсли обходились гораздо дешевле. Гарри не шевелился, даже не пытался. Стыд исчез, ужас смыло зельем, истерика не пыталась впиться отравленными когтями в больное горло, выдавливая восстановившееся дыхание. Тело, расцвеченное, словно маяками, неопровержимыми уликами, безвольной марионеткой подчинялось крепким рукам, орудовавшим губкой. Снейп почему-то не поручил эту процедуру домовику, не пытался специально сделать больно. Действовал быстро, но осторожно. Странно. И вода тёплая, приятная, а не ледяная. Ну, это-то понятно: профессор не хочет, чтобы пальцы его зельеварского высочества окоченели от холода. Страх Гарри устал вкалывать, как проклятый, впрыскивая в сердце адреналин. Выцвел, выгорел, его бледная тень спряталась за стеной апатии. Осколки гордости — разрушенной до основания последней цитадели души — растоптаны в пыль. Трещина разорвала аорту. Хлещет кровь. И это не больно. Это — никак. Гарри — живой мертвец, бездушный голлем. Кровь заливает кресло, течёт по стенкам ванны, смешиваясь с белоснежной пеной. Красиво. Несколько капель попали на бледное лицо Снейпа, зачем-то собравшего свои сальные патлы в хвост. Да, это действительно красиво: красное на белом. Интересно, а у этой статуи есть душа? Гарри поднял неимоверно тяжелую руку, провел пальцами по гипсовому лицу, стирая кровь. И засмеялся: глупо надеяться, что последние капли крови его погибшей души смогут оживить того, у кого по жилам текут зелья. 17 Снейп вздрогнул. Отвёл руку Гарри от своего лица, нахмурился. Рука упала на кресло, словно отрубленная. Гарри стиснул зубы, чтобы не застонать от боли в плече и отвернул голову, уставившись в стену. Неожиданно спинка поднялась выше, выросли подлокотники и подголовник. Кресло изменилось, фиксируя тело, не покидая пределы ванны, поднялось в воздух, разворачивая Гарри лицом к Снейпу. Изменения в конструкции кресла и его местоположении произошли быстро, но даже за эти несколько секунд Гарри успел немного прийти в себя. По крайней мере, кровь, привидевшаяся ему, куда-то исчезла, а лицо Снейпа уже не напоминало безжизненный гипс статуи. Подголовник лишил Гарри возможности смотреть куда-либо ещё, кроме как в лицо слизеринского упыря. Несмотря на апатию, в сонный мозг пробилось удивление: в уголках надменных губ профессора больше не пряталась брезгливая усмешка, а из чёрных тоннелей глаз исчезли дементоры ненависти. Просто лицо. Спокойное, и будто немного встревоженное. Неожиданно человеческое выражение его испугало, заставило вглядываться пристальнее, в поисках так хорошо знакомых издёвки, неприятия, высокомерия… Ничего. Гарри, в который уже раз, показалось, что огромные качели вновь описали гигантскую дугу, поднимая его из глубин ужаса и отчаяния к вершинам… надежды? Нет, нет, чушь, не может этого быть. Это просто самообман, самозащита уставшего больного мозга. Снейп — враг. Враг, которого тебе не победить, от которого не сбежать и не укрыться. Это всё дурацкие совпадения: ручка, отменённая отработка, почти исчезнувшие в последнее время язвительные замечания на полях бесконечных эссе по зельеварению, «дышите…», бульон… Гарри застонал, не в силах вынести разрывавших мозг противоречий. В то же мгновение подголовник стал чуть свободнее и мягче, будто кресло решило, что слишком сильно сдавило голову своего пленника и ослабило узы. Кресло не может ничего решать. Это Снейп. Это почему-то ему в данный момент не хочется причинять «безмозглому наглецу» боль. И это — ещё один крошечный штрих к призрачному портрету персонажа страшной сказки. Собственно, даже наброска почти нет — так, несколько линий, прорисованных летним дождём на ночном стекле. Гарри стало холодно. Просто физически холодно, — не стыдно, неудобно, страшно. Словно он уже успел вжиться в невообразимую реальность, в которой можно сидеть голым, покрытым с ног до головы пеной и липкой зелёной дрянью, под странным взглядом самого ненавистного педагога Хогвартса. Снейп ничего не говорил. Просто стоял буквально в паре шагов и смотрел в глаза. Начало казаться, что профессор читает мысли: не успела замёрзшая кожа покрыться мурашками, как Снейп взглянул на душ, и тот послушно переместился со дна ванной на крючок в стене, окутал тёплой шубкой струек спину и плечи. Профессор еле заметно кивнул, словно что-то вычитал в глазах Гарри, или отбросил какие-то сомнения. На его лбу вздулась незаметная раньше вена, будто Снейп принял нелёгкое решение.  — Поттер, наплевать, что место и время неподходящее. Мне нужно кое-что вам объяснить. Я уверен, что вы сможете меня выслушать и не сорваться в истерику. Если я прав, — кивните. Гарри, не успев ни о чём подумать, кивнул, словно заворожённый. Снейп прижал руку к своему лбу, провёл по волосам, зализывая назад, не замечая, что пачкает их зельем. Взглянул зачем-то на потолок, и, словно шагнул в вольер с опасным чудовищем: — Мистер Поттер, я приношу свои извинения за мою выходку с заклинанием иллюзии. Я… не подумал, что этот глупый спектакль может произвести на вас такое впечатление. Прошу меня простить. Вы можете высказать мне все свои претензии. Потом. А сейчас я должен обработать ваши раны на спине, пожалуйста, потерпите ещё немного. Пока ошарашенный и совершенно сбитый с толку мозг беспомощно трепыхался в паутине услышанных слов, кресло превратилось в кушетку. Снейп ловко перевернул Гарри на живот и принялся возиться с его спиной и задницей. Было больно, особенно когда профессор промывал и обрабатывал то место на пострадавшем боку, где многочисленные удары содрали кожу. Гарри не дёргался, не стонал и даже был рад тому, что испытывает боль. Она, словно прочная нить, привязывала его к действительности. Ведь это же не вина Ариадны, что стены лабиринта находятся в бесконечном движении, а Минотавра там, возможно, и вовсе нет. Снейп… извинился? Снейп. Извинился. Снейп… За какую-то иллюзию. Он сказал «за заклинание иллюзии». Не было никакого заклинания. Или было? Гарри пытался сообразить, за что, собственно, ему были принесены извинения. И были ли слова Снейпа именно просьбой о прощении или очередной издёвкой? Неужели это такой новый вид пыток? Иллюзия… Может, он имеет в виду скрытую им дверь комнаты? Наложил на неё иллюзию невидимости? Невидимость… Вот бы стать невидимкой… Нет, не так. Неощутимкой. Ничего не чувствовать, ни о чём не думать. Хоть иногда… Вот, как сейчас. Гарри опять почувствовал, что начинает уплывать, ещё немного и вновь отправится блуждать среди призрачных стен, как неприкаянные души не героев по бескрайним полям асфоделей, без всякой надежды достичь Элисия. Ему захотелось пить, и он приподнял голову, пытаясь поймать губами струйки воды. Вместе с водой в рот попало и зелье. В горле моментально запекло, зачесалось. Он закашлялся, вдохнул воду и едва не захлебнулся. В тот же миг Снейп что-то произнёс. Заклинание убрало попавшую в дыхательное горло смесь воды и зелий. Кашель прекратился. Гарри отдышался, в голове немного прояснилось. Почувствовал, как его окатил мощный поток, едва не впечатывая в кушетку. Это помогло очнуться окончательно. — Поттер, просыпайтесь, соберитесь! Сейчас я вытащу вас из ванны, нужно одеться и добраться до комнаты, иначе мне придётся вас левитировать, что нежелательно, поскольку вы себя плохо чувствуете во время магических видов перемещения. Если готовы, — кивните. Гарри, чувствовавший себя «плохо» не только во время этих самых магических видов, вдруг обнаружил, что у него, оказывается, есть, что сказать профессору. Много. Прямо сейчас. Простой кивок — слишком скудный способ передачи информации. Гарри честно пытался выполнить требования впечатлённых пусть странным, но извинением (о, Матерь Божья, извинением!) Снейпа мозгов и объяснить профессору, что переодеться не во что, что в рюкзаке только упаковка маггловских таблеток, трусы, носки и книжка из публичной библиотеки. Что одежду он постирать так и не смог, и неплохо бы выяснить, где она вообще. Что, что, что… Целый лес вдруг вырос из этих самых «что». — Пить… — всё, на что оказалось способным категорически несогласное с политикой мозга горло. Да, действительно. Гарри согласился с горлом, не желавшим выдавать сокровенные тайны рюкзака. Снейп всего лишь попросил прощение непонятно за что, а ты уже готов ему чуть ли не исповедаться. Гарри вздохнул и неожиданно развеселился. Ну, надо же! Это уже какое-то не раздвоение, а прямо-таки растроение личности получается: он сам, его мозг и горло. Целый консилиум! О, нет! Он — Пушок! И у него три головы! — Воды или лучше пощёчину? Держите себя в руках. Откройте рот. Гарри вздрогнул и прекратил смеяться. Пушок, как две капли воды похожий на Цербера, исчез в призрачном лабиринте, не иначе отправился в гости к Минотавру. Да что ж такое-то! Опять он начал проваливаться в бредовые видения. Не удаётся долго удерживаться в реальном мире. Так, чего доброго, Снейп решит, что «наглец» сошёл с ума. И, кажется, будет прав. Гарри поднял руку, протереть глаза и обнаружил, что уже не лежит кверху многострадальной задницей, а сидит в кресле, возле раковины, укутанный во что-то мягкое. В халат. В тёплый клетчатый, очень красивый халат. От изумления рот раскрылся сам собой. — Шире! Дайте мне осмотреть горло. Воду получите чуть позже. Повиновался. Что ещё оставалось. Снейп засветил люмус и, действуя им, как фонариком, начал осмотр. Гари зажмурился. Проклятый мозг выдал очередную картинку: вот люмус превращается в раскалённый уголёк и выжигает кровавые узоры, а палочка протыкает доверчиво подставленное горло и выходит из шеи. — Подождите минуту, я сейчас вернусь. Профессор убрал руку, удерживавшую Гарри за подбородок. Гарри расслабился, разжал пальцы, до боли впившиеся в подлокотники. Всё закончилось. Никаких ожогов. Идиотские фантазии из фильмов ужасов, кассетами которых завалена комната Дадли. Нет, не смотрел, кто бы разрешил. Так, иногда, обрывками, проходя мимо неплотно прикрытой двери. Разглядывал жуткие картинки на обложках подкассетников, во время уборки. Гарри принялся поглаживать занывшее плечо, вновь погружаясь в дрёму, наслаждаясь прикосновением к мягкой, словно шёрстка Миссис Норрис ткани халата. Халат! Подумать только… — Откройте глаза! Набираете в рот, полощите горло, проглатываете. Не менее двадцати раз. Приступайте. Гарри старательно выполнял указание, наслаждаясь мятным вкусом. Пожар в горле унимался очень медленно, гораздо медленнее, чем исчезало зелье в стакане. Гарри старался делать глотки как можно меньше, чтобы хватило потушить все очаги возгорания. Снейп куда-то ушёл. Зелье, к сожалению, закончилось. Гарри поставил стакан на раковину, — надо бы вымыть. Попытался встать, но кресло решительно воспротивилось, словно засасывая тело глубже, не давая вырваться. Он почувствовал раздражение: что за… А если ему в туалет приспичит? Стиснул зубы и рванулся. Получилось. Схватился за раковину и поднялся. Слабость, голова кружится немного, но, в целом, куда лучше. Боль в ранах почти утихла. Аккуратно закатил рукава, чтобы не замочить. Какая, всё-таки, красивая вещь этот халат! По тёмно-коричневому полю более светлые и бежевые квадраты. Покраснел. Как девчонка, право слово! Ещё покрутись, рассматривая себя со всех сторон! 18 Отвернулся от зеркала, избегая искушения так и поступить. Из обновок — только форма Хогвартса, на которую раз в год ему приходилось просить деньги у Дамблдора. Тот выдавал галлеоны с таким видом, будто вынимал их из собственного кармана, а не из сейфа, принадлежащего самому Гарри. На учебники и прочие надобности выделялась небольшая сумма, которую, при очень жёсткой экономии, можно было ухитриться растянуть на весь год. «Сладкое королевство»? Сливочное пиво? Всякие бесполезные, но приятные мелочи, которые освещают дни в сумраке «не клеится, не идёт и вообще всё заебало»? Нет. Откуда? Хоть бы на тетради и пергамент для эссе хватило. Дорогой, зараза! Откуда в магмире огромные стада несчастных телят? У магглов закупают? Палимпсесты тоже вещь крайне неудобная: заклинания очистки невозможно наложить так, чтобы они не только убирали чернила, но и выравнивали исцарапанную кожу. От очищающих пергамены быстро становятся хрупкими и ломаются, как льдинки в лужицах после первых заморозков. Гарри по достоинству оценил подарок мистера Филча: благодаря Миссис Норрис расход на пергаменты существенно сократился, и, впервые со времен первой поездки в Хогвартс-экспресс, появилась возможность побаловать себя сладеньким. Рон, не имевший ни сикля, заметив, что Гарри разбогател, тянул его в Сладкое Королевство и, на правах друга, хватал с прилавка конфету-другую, не сомневаясь, что Гарри заплатит. Та же история повторилась и со сливочным пивом и снеками к нему. Жалкие накопления растаяли. Гарри был рад угодить другу, но раскаивался, что поддался детскому желанию бездумных трат. Ему необходимо было накопить на нижнее бельё и несколько пар носков. Сейчас он носил бесформенное не пойми что с растянутыми резинками. Обычно донашивал трусы и носки за Дадли, но со временем… Ну да, Гарри стал «пендитным» по выражению тётушки. Противно, просто противно и всё тут. Да и… Короче, попробуйте походить денек-другой в белье на несколько размеров больше и носках практически без резинок и всё поймете. Денег на столь интимные детали туалета директор, естественно, не выделял, видимо, полагая, что Гарри должны обеспечивать родственники. Гарри и рад был где-нибудь подработать летом, он даже нашел несколько таких мест: за сущие гроши, которые не представляли интереса для взрослых, можно было устроиться разносить почту, поливать клумбы, доставлять пиццу или молоко. Выгуливать собак. Сосед, к примеру, часто жаловался в разговорах с дядюшкой, на нехватку времени и говорил, что охотно заплатил бы за такую услугу, если бы нашелся желающий работать за небольшую плату. Кому гроши, а кому — целое богатство! Уж на белье, таблетки и сладости для себя и друзей точно хватило бы! Но… Дурсли были категорически против: «Неблагодарная свинья! Несчастная Петунья вынуждена работать по дому как рабыня, пока я загибаюсь на работе! А ты…». Короче, Гарри и думать не мог, чтобы второй раз обратиться с подобной просьбой к Вернону. Несомненно, заставлять в десятый раз мыть и без того сверкающие окна и перекрашивать забор намного лучше, чем избавиться от лицезрения ненавистного племянника хотя бы на пару часов в день. Как же можно обойтись на это время без привычной психологической разрядки: упреков, подзатыльников и стенаний о судьбе своей горькой? Гарри давно смирился со своей особенностью: приступы «размышлизмов» на одну и ту же тему могли истязать его несколько месяцев. Он не мог жить по принципу «я подумаю об этом завтра», чтобы отложить неразрешимый в данный момент вопрос. Мозги неизбежно превращались в подобие центрифуги, бесконечно гоняя булыжник одной и той же мысли, из которого ну ни как не желало выжиматься решение и успокоение. Почему ему не выделяют денег даже на самое необходимое, — мучил его один из таких вопросов? Почему Дамблдор не позволяет ему самому обращаться в Гринготс? Боится, что Гарри, дорвавшись до родительских денег, пустится во все тяжкие? По зрелом размышлении от этих булыжников остались крохи. Ну да… Выходит, что Дамблдор прав: Гарри — безвольный мот и кутила. Случай с Роном это полностью доказал! Гарри был согласен с директором: деньги — вещь такая… ненадежная. Их легко спустить и сложно скопить. Они ох, как понадобятся во взрослой жизни. Ни кола, ни двора, а предстояло еще заплатить за обучение. Без профессии не прокормишься: почти всю работу, которую человек без образования мог получить в магловском мире, в магическом выполняют эльфы. Гарри, в который уже раз, провел рукой по приятной ткани халата. Резко поднял голову, помотал ею, словно желая освободиться от дум. Радуешься, как дитя, новой игрушке: неужели ты думаешь, что Снейп подарил тебе этот халат? Нет, конечно, но… приятно? Да, если честно, то очень приятно, хотя и странно, да что там, почти невозможно себе представить, что профессор вообще способен испытывать к Гарри какие-то чувства, кроме ненависти и раздражения. Но… ведь бывали же странности: Хаггрид подарил Хэдвиг, профессор МагГонагалл — метлу, мистер Филч — ручку. Смутился. Ну да, ну да, теперь ты, жадная задница, будешь ожидать подарков от каждого профессора? Мот, попрошайка, жадина. Ведь тебе было жалко тех несчастных сиклей, что ты спустил на глупости? Жадный мот. Жалкий вор. Ведь что ни говори, а иногда удавалось украсть у Дурслей ложку сахара из сахарницы, вылизать из банки остатки джема. А в школе по субботам давали пудинг! А на Рождество даже удалось запасти конфет! Хаггрид, бывало, угощал своими кексами. Сладенького захотелось… Стыдоба… Зябко поджал пальцы босых ног — показалось, что пол вдруг стал ледяным, поёжился. Знобит. Оглянулся, отыскивая свою одежду. Кроссовок не видно, но водолазка и джинсы — вот они, в углу. Нужно начать стирку. Хотя бы замочить. Одежда действительно очень грязная. Где он в ней только не валялся, не говоря уж о том, что она пропитана потом. Гарри оперся рукой о кресло и медленно наклонился, опасаясь делать резкие движения. Поднял вещи, понюхал. Да, уж, — запах отвратительный. Пока тело все еще успешно сопротивляется постепенно нарастающей слабости, нужно выполнить хотя бы часть требований Снейпа. Все же, он хоть что-то сделал для тебя. Не стоит вести себя, как неблагодарная скотина. Кто его знает, насколько хватит профессорской непонятной доброты? Настроение у него меняется подозрительно часто: от «выпорю» до церемонного «позвольте принести свои извинения». Качели. Долбанные качели. Гарри еще раз оглянулся в поисках чашки или таза: в чем стирать-то? Прямо в раковине? Да и мыла нет, порошка тоже. Нужно попросить… У кого? У профессора? Но тот приказал по всем подобным вопросам обращаться к эльфу. И сам же выгнал бедолагу. Видимо, всерьёз на него разозлился, если даже соизволил собственноручно вымыть Гарри и обработать раны. То есть, эльфа больше нет. По крайней мере, пока. Да если бы и был…. Проблема, как его вызывать, так и осталась неразрешенной. А стирать нужно сейчас. Таза тоже нет. В углу стоит обыкновенная маггловская стиральная машинка. Сомнительно, чтобы профессор разрешил ею воспользоваться. Да и порошка-то все равно нет. Гарри положил вещи в ванную, принялся поливать их водой из душа. Но, едва наклонился, чтобы хоть без мыла пожамкать их руками, отполоскать от пота, как в лоб вновь устремилась дремавшая до поры до времени боль всего тела. Покачнулся, оперся рукой о край ванной. Стало плохо. Силы, поддерживаемые радостью от временной обновки, внезапно закончились. Колени начали подгибаться, еще немного и Гарри беспомощно повис бы на бортике ванной головой вниз, задницей вверх. Хорошо, хоть халат длинный. Сзади раздались какие-то звуки, словно что-то швырнули на пол. Гарри выдернули из ванны и усадили на стул. — Вам плохо? Тошнит? Просто кивните. Гарри не ответил, он был очень занят, пережидая пока черные хлопья перестанут льнуть к лицу профессора. — А, решили-таки выстирать одежду! Похвально, конечно, но не сейчас. Да и в следующий раз будет быстрее, если вы воспользуетесь машинкой. Порошок внутри, в пакете. Вы этой моделью пользоваться умеете? Или у Петуньи другая? Гарри заморгал и вновь замотал головой, отгоняя уже не столько остатки хлопьев, сколько прилипшее к уху слово «Петунья». Это что же получается? Снейп, мало того, что сам стирает себе одежду, раз умеет пользоваться машинкой, так еще и в курсе, что на свете существует Петунья и имеет отношение к Гарри? — А… э… — Поттер, закройте рот. Вам нельзя разговаривать. Пока. Это может спровоцировать приступ кашля. Я бы сказал, что у вас необычайно идиотский вид, когда вы чего-то не понимаете, но у вас такой вид почти всегда. Гарри послушно заткнулся — произнесенные им звуки больно царапнули горло, а новые сведения — мозг. И тошнило, да. Пока он пытался переварить поступившую информацию, профессор проворчал что-то похожее на «аутист хренов». Затем махнул рукой, загоняя лежавшие на полу тапочки на озябшие ступни Гарри, и занялся шантажом: — Поттер, если вы сможете принять посильное, а, желательно, максимальное участие в перемещении вашего тела по траектории ванная — постель, то получите от меня искреннюю материальную благодарность в виде бульона, молока и чая. С этими словами Снейп ухватил Гарри за плечо, к счастью, за то, что не пострадало от ремня, и помог подняться из кресла. Гарри честно пытался переставлять ноги, но они были категорически не согласны с такой политикой и всеми силами стремились отстоять свою независимость. От тела и мозга. И им это вполне удавалось. Гарри их прекрасно понимал: слишком много навалилось всего. Но и висеть на профессоре было стыдно. 19 То ли у профессора был немалый опыт в переноске раненых бойцов (а, может, пьяных дружков), то ли он наложил какое-то заклинание. В какой-то момент он неожиданно удобно перехватил тело своей нелегкой, несмотря на истощение, ноши. Гарри перестал сжиматься от тревожащих раны крепких объятий и заставил ноги подчиниться голове. За этим занятием он и не заметил, как оказался у гостеприимно распахнутых дверей. Никаких свечей. В безжалостном электрическом свете первое, что увидел Гарри, был подозрительно знакомый ковер, потом взгляд скользнул на большую кровать. Уже без красивого покрывала, обещающую сладкие сны белоснежным бельём. Кому-то. Но не Гарри. Снейп притащил его в свою спальню! Гарри, ожидавший всяческих волшебных деяний: взмахов палочкой, расступающейся стены, явления потайной двери, чего угодно, вплоть до ступефай и запихивания в туалет, оказался не готов к такому повороту событий. Как и в ванной, в голову ударила страшная мысль. Моментально ослабели и без того некрепкие колени. Он споткнулся и едва не вписался головой в косяк. — Поттер, вам обязательно разбивать голову в двух шагах от цели? — раздалось над ухом. В голосе профессора слышались нотки усталости и раздражения. Так явственно, что Гарри, уже совсем было решивший ухватиться обеими руками за дверную ручку и сопротивляться до последнего, вдруг передумал. Он позволил втащить себя в спальню и усадить на кровать. Неподалёку стоял нелепо смотревший в уюте комнаты строгий черный стол, напоминавший парту. Стоило Снейпу выпустить Гарри из своих объятий и отвернуться, чтобы взять стоявшую на нём кружку, как Гарри моментально съехал на пол и оперся спиной о кровать. Подогнул колени и уткнулся в них лбом. — Чем вам не угодила кровать, мистер Поттер? — устало поинтересовался профессор. Гарри молчал: толку что-то выяснять. Голоса нет, сил тоже. Но и спать в профессорской постели он не намеревался. — Поттер, я устал. У меня нет сил, устраивать допрос. Ну, извините, если эльф не угодил вам с цветом простыни или пододеяльника. Потом выскажете ему свои претензии, как и мне, по поводу иллюзии. А теперь будьте добры — бульон и зелья. Гарри послушно выпил всё, что предложил Снейп. В животе разрослась сдобным тестом долгожданная сытость, боль исчезла, горло перестало царапать. Глаза закрывались. — Так что, изволите вернуться в постель? — донеслось до него. Гарри, уже и забывший о своих опасениях, с трудом разлепил веки и протестующе мотнул головой. Его повело, он завалился на бок и свернулся в клубок. Спать. — Ну и… с тобой, — последние слова, что проникли в его отключающееся сознание, были столь непечатными, что он улыбнулся, поняв, что уже давно спит и видит десятый сон. В самом-то деле, ну не мог же профессор материться не хуже дяди Вернона? Проснулся от удушья. Казалось бы успокоенный зельями кашель вновь вгрызался в вяло сопротивлявшиеся лёгкие. Стало трудно дышать. Гарри встал на четвереньки, уткнулся лбом в пол, потом приподнялся, чтобы вдохнуть и вновь закашлялся. Послышался звук открываемой двери, шаги и ругательства. Вспыхнул свет, возле головы нарисовались коричневые тапочки и полы длинного халата. На лоб опустилась приятно прохладная ладонь, в спину уперлось что-то твердое и довольно острое. Гарри вздрогнул. — …! Да не дёргайтесь вы так! Дышите потихоньку, Поттер, дайте мне возможность наложить заклинание более точно! Через несколько секунд стало легче. Приступ всё еще пытался отвоевать позиции, но с профессорским заклинанием долго бороться не смог. Гарри отдышался и сел, с удивлением посмотрел вокруг. — Вам нельзя спать на полу: кашель не даст. Нужно, чтобы верхняя часть корпуса была приподнята как можно выше. Вам будет легче дышать. Вы меня понимаете? Кивните. Кивнул. Взглянул на толстый матрас на полу, возле кровати, на котором лежал, подушку и одеяло. Перевел взгляд на профессора. Снейп выглядел… помято, волосы растрепались, пояс явно в спешке накинутого халата волочился по полу, воротник пижамы завернулся внутрь. Профессор вдруг широко зевнул и потер кулаком глаза: — Поттер, а давайте я утром попытаюсь разобраться, почему на вас так слабо действуют столь сильные зелья. Я в вас их столько влил, что вы уже должны были бы канкан отплясывать, ну, или, хотя бы, спать, аки младенец, а у вас даже кашель не прошел, и температура опять. Снейп помолчал, потом вновь зевнул и взмахнул палочкой, трансфигурируя стоявшее рядом кресло в кушетку. Ещё взмах, и Гарри подняло в воздух. Не успел он испугаться, как вместе с матрасом, подушкой и одеялом, оказался на кушетке. Та, словно живая, некоторое время подстраивалась под него, наконец, замерла. Стало удобно и уютно. Полусидя. Пусть так. — Поттер, раз вас не устраивает кровать, будете спать здесь. Я опасаюсь давать вам еще зелья — отравитесь, а вам и мне нужно выспаться. Не закрывайте пока глаза. У меня, в холодильнике, вроде, оставалось молоко. Сейчас согрею, добавлю немного соды и принесу. Отличное маггловское средство. Мне помогало, может, и вам станет легче. Хлопок, и Снейп исчез. Не успел Гарри начать собирать в кучу мозги, сделавшие вывод, что в доме профессора, оказывается, есть и другая спальня, из которой тот явился ему на помощь, как вновь раздался хлопок. — Медленно. Не залпом. У Гарри закружилась голова от обожаемого запаха. Он протянул трясущуюся руку к кружке. — Э, нет. Разольёте. Позвольте я вам помогу. «Как маленького: поим, купаем, уговариваем лечь в кроватку» Гарри фыркнул, и его тут же его дернули за ухо. — Поттер, помилуйте: я спать хочу! Вы не могли бы оставить истерику на утро? Гарри моментально стало стыдно. Он послушно заткнулся и медленно выпил молоко, впадая в нирвану от божественного вкуса. Сода почти не чувствовалась. — Вы позволите прилечь пока на вашей кровати? Не хотелось бы опять нестись через весь дом, если сигнальные чары вновь оповестят меня, что вам стало плохо. А аппарировать спросонья я не пожелаю и врагу. Гарри завис, услышав, что у него, оказывается, есть «его» кровать. Потом, всё же, сообразил кивнуть. — Тогда спать! О, Мерлин, усыпи этого мальчишку и пошли мне хоть пару часов отдыха. После этой своеобразной молитвы профессор потушил верхний свет, трансфигурировал свой халат в плед, улегся в «гаррину» кровать и почти сразу захрапел. Теплое молоко и профессорский храп оказались куда более действенным средством, чем зелья. Вскоре Гарри крепко уснул. Проснулся. Полежал немного, собирая себя в кулак. Словно живой космический корабль, о которых столько читал в маггловских книжках, тестируя и настраивая системы жизнеобеспечения. Да, поломки есть: болит там-то и там-то, слабость, хочется пить. Наконец, вывел ракету-носитель на стартовую площадку: сел и спустил ноги, нащупал тапочки. Пуск! Встал. Покачнулся, но удержался на ногах, испуганно сжался, опасаясь издать хоть малейший шум. В сером сумраке рассвета и побледневшего ночника разглядел, что профессор всё еще спит, свернувшись в клубок, носом к стене. С пледа слетели наложенные наспех чары, и он вновь превратился в халат. Его длины не хватило, чтобы укутать зябко скрюченные ступни. Гарри пробил озноб, он поколебался несколько секунд, потом взял своё одеяло и осторожно укрыл странного преподавателя. Тот шевельнулся. Гарри затаил дыхание. Но нет, Снейп не проснулся, только подтянул выше край одеяла, укутываясь с головой. Гарри вдруг сел обратно на кушетку и спрятал лицо в ладони. От чего-то захотелось плакать. Яростно растёр веки, пощипал себя за уши, прикусил палец. Не помогло. Запрокинул голову, но озёра глаз переполнились, плотину прорвало. Не отрываясь, долго смотрел на спину профессора. Слёзы лились ручьём. Гарри давно уже не чувствовал себя так паршиво. Он никогда никого не укрывал одеялом. И его тоже не укрывали. И никогда не укроют. Бульон, зелья и даже молоко — это… так… Просто, чтобы не сдох. Зажал рот ладонью, не обуваясь, на цыпочках прокрался к выходу. Сил хватило осторожно притворить за собой дверь. Добрался до ванной, сел на край, положил руки на раковину, уронил на них голову и разрыдался. 20 Черт бы побрал замерзшие профессорские пятки и натянутое Снейпом на ухо одеяло… Чертовы качели… Нельзя же так… Это — как одной ногой в кипятке, а другой в жидком азоте. Это — как Аид и Персефона… Это — как жизнь и смерть… Я больше так не могу… Я просто сдохну… Или сойду с ума… Невозможно! О, Дева Мария, за что мне это? Почему меня так не любит Господь? Разве я многого прошу? Разве я не достоин хотя бы этого? Пусть не любви, не привязанности. Пусть это будет просто… Что? Как это назвать? Просто нормальное отношение? Без оскорблений, придирок, угроз, без презрения, ненависти, без наказаний не пойми за что, без порки, без огненной плети… Видимо, Пресвятая Дева вняла горячим мольбам. Плеть! Гарри встрепенулся, поднялся с колен, сам не заметив, как оказался в привычной для молитвы позе. Включил воду, умылся, напился. Потом вышел из ванной и направился вниз, на первый этаж. Нужно кое-что проверить. То, что может открыть врата в царство Аида. Иллюзия. Ему показалось, что за ночь его мозг решил-таки загадку. Снейп говорил об иллюзии. И это оказалась не комната, значит… Остаётся одно. Если Снейп соврал, и то была не иллюзия, а самая настоящая плеть, от жара которой, казалось, до сих пор пылало лицо, то уродливый след от удара… Он там. Он всё ещё там — протянулся черной змеёй через весь стол. Гарри торопился. Ему казалось необычайно важным — увидеть ненависть профессора, запечатлённую в ожоге на крышке стола. Тогда отпадут последние сомнения, и даже милости с барского плеча и стола — халат и молоко не спасут Гарри от леденящего кровь дыхания царя сумрачной страны. Всё станет ясно. И качели, наконец, остановятся. Плетут ли венки из асфоделей… Не сходи с ума! Соберись! Быстрее, пока Снейп не проснулся. Почему-то всё, словно сговорившись, восстало против идеи — расставить точки над «и» и перечеркнуть «т». Сначала Гарри больно стукнулся большим пальцем босой ноги о порожек ванной, потом едва не наступил на пояс халата. Добрался до лестничной площадки и тут же схватился за грудь, согнувшись в приступе кашля. Сел на верхнюю ступеньку и прислонился головой к столбикам, поддерживающим перила — отдышаться, прогнать проклятую слабость. Едва немного оправился, как за спиной послышались шаги. — Позавтракать решили? Или сбежать? Босиком? Гарри не мог слышать это. Не сейчас. Он еще не определился: тьма или свет. Нельзя вновь позволить сбить себя с толку. Резко поднялся и бросился вниз. Опять не повезло. Наступил на полу халата и даже успел ощутить рёбрами жесткость ступенек, мозг в панике выдал: «Ну… всё… пиздец…» — Акцио идиот! — рявкнули сзади. На том падение и завершилось. Дрожа от ужаса, но живой и почти невредимый, он очутился рядом с профессором, крепко схваченный за шиворот. — Нет! Отпустите! — внезапно прорезался хриплый, но вполне повинующийся голос. Гарри вцепился руками в перила и рванулся так, что Снейп не удержал его. Эта попытка добраться до истока истины могла окончиться куда печальнее, чем предыдущая, но Снейп не растерялся: — Левикорпус, бля! Гарри яростно затрепыхался в воздухе, больно ударился локтем о стену. — Отпусти меня, сволочь! — заорал так, что моментально охрип и заткнулся — горло полоснуло болью. Его протащило по воздуху и аккуратно опустило внизу лестницы. Темно… Блядь! Неужели нельзя было наделать окон побольше! Где этот грёбаный стол?! Где-то был выключатель… А… неважно! Если след там, то его можно нащупать пальцами. Почти ничего не видя, размахивая руками, цепляясь за стены и спотыкаясь, Гарри побежал вглубь холла — туда, где в последний раз видел стол. Наткнулся на кресло, ударился коленкой, свалился, вскочил. От резких движений кружилась голова, сбивалось дыхание. Хлопок. Вспыхнул свет, и Гарри, наконец, увидел то, что искал. Он рванулся к нему, опять наступил на полу и упал на колени прямо возле стола. Вытянул вперёд руки и, не доверяя глазам, принялся ощупывать крышку. Где же… Где оно… Посередине. След был посередине. Был. Он помнил это абсолютно точно. Сколько раз его посещало это ужасное видение, лишая возможности нормально соображать, ставшее кошмаром наяву! Да где же… Гарри подтянулся и встал на ноги, продолжая, словно внезапно ослепший пианист, играть трясущимися пальцами реквием, не попадая по исчезающим клавишам, едва не водя носом по гладкой поверхности. Абсолютно гладкой. Идеально. Следа… не было? Не было. Абсолютно точно. Гарри сполз на пол. Сил не осталось даже на то, чтобы сидеть. Он завалился на бок, гулко стукнувшись головой о пол. Мозги испарились. В черепе звенела пустота. И последние строчки лакримозы: Pie Jesu Domine, Dona eis requiem. Amen.