Художник. Штефан

— Если что-нибудь понадобится, вызывайте эльфа. Меня не беспокоить ни под каким предлогом — выпорю! Ваша комната на втором этаже. Надеюсь, вы сможете включить мозги и понять, какая именно, — Снейп цедил слова сквозь зубы, его бледное лицо выражало отвращение. — Убирайтесь с глаз моих долой и займитесь своим внешним видом: вымойтесь и выстирайте одежду, от вас воняет, словно вы неделю не мылись. Жаль, что ваши опекуны не привили вам привычку к чистоплотности, — Снейп не повышал голос, но Гарри вздрогнул и ещё ниже опустил голову. — Вряд ли я смогу исправить ситуацию за неделю. Вы обязаны посещать ванную каждый день, и я не позволю вам игнорировать мои требования! Иначе… О, мне знакома эта вызывающая поза: взгляд в пол, выражение тупого упрямства на наглой физиономии и игнорирование моих требований. Поднимите голову, наглец! Гарри неохотно подчинился. Снейп хмыкнул, тряхнул сальными патлами и резко поднял руку. Из зажатой в ней палочки вылетела огненная плеть. Раздался страшный треск, запахло палёным. Гарри побелел от ужаса, увидев, как через стоявший рядом стол пролегла чёрная дымящаяся полоса. Снейп вновь взмахнул плетью. Её раскалённый хвост просвистел рядом с лицом подростка. Гарри отшатнулся, наткнулся спиной и затылком на стену и замер, зажмурившись. Но удара не последовало — огненное кольцо осветило комнату и исчезло. Гарри медленно открыл глаза и в ужасе впился взглядом в уродливый ожог на столе — весьма впечатляющий результат демонстрации обещанной порки. — На меня смотри, щенок! — рявкнул Снейп. Снейп некоторое время молчал, явно наслаждаясь произведённым эффектом. Желтоватая кожа на скулах профессора окрасилась подобием румянца, крылья носа шевелились, чёрные тоннели глаз, казалось, высасывали из Гарри остатки самообладания. Лицезрение столь неприкрытого счастья на ненавистном лице испугало не меньше, чем сама плеть. В эти секунды Гарри ясно осознал, что профессор сделает всё возможное, чтобы пустить её в ход, если появится хоть малейший повод. Он едва сдержался, чтобы не вскрикнуть, когда Снейп, наконец, заговорил: — Вот список ваших обязанностей. Выполнять. Через десять дней вас заберёт к себе Помона, а до тех пор я надеюсь вас больше не видеть и не слышать. Я могу сотворить с вами всё, что моей душе будет угодно. Обливиэйт — весьма полезное заклинание, — с этими словами Снейп сунул в руки подростка какой-то свёрток и прибавил: — Вон отсюда! Приказ не пришлось повторять дважды. Спотыкаясь и едва удерживая свою ношу в дрожащих руках, Гарри бросился к лестнице. Убедившись, что профессор не поднимается за ним, без сил привалился плечом к стене в коридоре второго этажа. Закрыл глаза. Долго пытался отдышаться и унять дрожь. Свёрток упал на пол. Гарри наклонился за ним, и, когда колени вдруг подогнулись, едва успел подставить руки, чтобы не удариться лицом об пол. Потемнело в глазах. Гарри неловко завалился на бок и замер. Через несколько минут он зашевелился, приподнял голову. Расфокусированный взгляд скользил по тёмным расплывающимся стенам незнакомой длинной комнаты. Гарри никак не мог сообразить, где он находится. Рука нащупала незнакомый предмет. Медленно сел, морщась от боли. Прищурился, пытаясь разглядеть то, на чём, оказывается, лежал. Пока пытался понять, что это такое, вспомнил, где он. Обернулся, мгновенно покрывшись холодным потом. Никого не увидел и облегчённо вздохнул, пытаясь унять бешено колотящееся сердце. Мысль о том, что Снейп мог стать свидетелем его обморока, вызвала ужас. Только не надменный слизеринский декан, не терпевший слабости и проявления любых эмоций, кроме тех, что выражали трепет и почтение. Гарри засуетился, торопясь убраться с пола. Мышцы повиновались неохотно, в суставы и под веки словно насыпали горячего песка. Быстро двигаться не получалось. Стыд быть застигнутым в неприглядной ситуации бичом подхлёстывал непослушное тело. На четвереньках сделал несколько шажков, подтягивая тяжелый сверток. Наконец смог подняться, цепляясь одной рукой за стену, а другой прижимая к груди ношу. Огляделся. В тусклом свете догорающего дня, проникавшего в коридор через давно немытое окно, увидел несколько дверей. Побрёл разыскивать упомянутую Снейпом комнату, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь сквозь бесконечный повтор одной и той же картинки: огненная плеть оставляет уродливый след на столе, а затем несётся к лицу, опаляя его жаром. Единственная дверь на одной стороне коридора вела в библиотеку. По другую сторону — туалет, ванная и ещё одна комната. Гарри заглянул в неё и тут же попятился, сообразив, что попал в спальню профессора. Он поспешно ретировался, едва завидев красивый ковёр на полу и резные ножки большой кровати. Стало стыдно, словно тайком подсмотрел сценку из личной жизни преподавателя. От резких движений закружилась голова, накатила такая слабость, что проклятый свёрток выскользнул из рук. Гарри глубоко задышал, силясь прогнать замерцавшие перед глазами светящиеся точки — предвестники подступающего обморока. В этот раз удалось. Он оставил свёрток лежать на полу и поплёлся в ванную. Немного попил, умылся. Посидел на краю ванны. Наконец почувствовал себя лучше. Он вернулся в коридор и пересчитал двери. От этого искомая комната не появилась, и Гарри, как это и прежде не раз бывало, вновь почувствовал себя круглым идиотом, неспособным понять слова профессора. Начало смеркаться. Зрение всегда оставляло желать лучшего, тем более в полутьме. Он уже практически ничего не видел и сейчас даже не смог бы сообразить, где находится дверь в ванную. 2 Гарри устал. Он давно ничего не ел, сильно болел бок, и при каждом вдохе боль отдавалась в спине под лопатками. Пошатываясь, он еще раз обошел коридор, прикасаясь пальцами к стенам, словно в надежде выбраться из странного лабиринта. Ничего не изменилось: они не спешили расступаться, чтобы явить заветную дверь. Наверное, Снейп заколдовал вход в комнату, чтобы заставить ненавистного студента напрячь мозги в поисках разгадки. На это уже не оставалось сил. «Если что-нибудь понадобится — вызывайте эльфа», — вспомнил он слова профессора. Хорошо бы так и поступить: вызвать и попросить помочь решить заданную Снейпом загадку. Но этот вариант не подходил — Гарри понятия не имел, как вызывать эльфов и никогда не видел, чтобы это кто-нибудь делал. Чувствуя себя весьма глупо, он шепотом несколько раз произнес сначала «Добби!», потом «Эльф!», но ничего не произошло. Истерично усмехнулся, вспомнив знаменитое: «Рассечь воздух и взмахнуть!» и свое отчаянное желание, чтобы чертово перо наконец-то взлетело. Но, видимо, для вызова эльфа одного желания мало. Скорее всего, необходимо знание соответствующего заклинания и движений волшебной палочкой. На данный момент отсутствовало и то, и другое. Попросить помощи у Снейпа? Глядишь, научит вызывать эльфа без помощи палочки, чтобы домовик помог найти спрятанную профессором дверь в комнату. Три раза «Ха»! Не смешно. Тупик. Совсем стемнело. Гарри занервничал еще сильнее: вполне возможно, что профессор скоро окончит свои труды в лаборатории, поднимется наверх и… Что он увидит? Правильно: шляющегося по коридору скудоумного щенка, который так и не смог отыскать вход в свою комнату. И это после того, как ему, идиоту, прямым текстом приказали не попадаться на глаза и даже продемонстрировали, чем это может закончиться. Гарри, изо всех сил стараясь не сорваться в истерику, опустился на колени, нащупывая невидимый во тьме сверток, о который споткнулся. Поднял его и прижал к правому боку. Замер, услышав неясные звуки, донесшиеся с первого этажа и увидев тусклый свет. Некоторое время сидел неподвижно, вцепившись зубами в согнутый указательный палец и напряженно вслушиваясь: не собирается ли Снейп подниматься в свою спальню? Но вскоре звуки смолкли, и свет погас. Часто останавливаясь и прислушиваясь, готовый в любую секунду броситься наверх, парень осторожно спустился на первый этаж и, ощупывая стену, прокрался к выходу. Снейп что-то говорил о том, что для свалившегося ему на голову лентяя, ежедневная работа в саду является одним из обязательных условий пребывания в этом доме. Замечательно. Значит, в саду находиться не запрещено. Только бы Снейп не запер дверь. Опасения по поводу двери оказались напрасными. Подозрительно. Гарри бесшумно притворил массивные створки и выбрался в ночь с неясно видневшимися неподалеку силуэтами деревьев в саду. Он успел спуститься с высокого крыльца, как вдруг вспомнил, что не выполнил приказ профессора выстирать одежду. Возвращаться отчаянно не хотелось, но огненный рисунок смертоносного танца плети вновь встал перед глазами. Гарри с трудом поднялся по ступенькам, прижался к стене, пережидая головокружение, и хотел войти. Не получилось — дверь оказалась заперта. Толкнул, потом еще раз, сильнее. Напрасно. Словно монолит перекрыл вход! Несколько безуспешных попыток окончательно доказали, что опасения по поводу двери, все же, не были чрезмерными. Поняв, что только что нарвался на наказание, он пошатнулся и сполз на каменную площадку. Невольно выступили слезы. Хрипло вздохнул и закашлялся нехорошим кашлем. Испуганно зажал рот и некоторое время давился рыданиями. Потом его скрутил настоящий приступ. Гарри долго кашлял так, словно пытался освободить грудную клетку от боли в легких. Как уже не раз бывало, жесткий приступ довел до рвоты. Едва успев скатиться с крыльца и отойти на несколько метров, упал на колени. Стало совсем плохо. Пустой желудок сводило спазмами, изо рта лился желудочный сок. Зазвенело в ушах, силуэты деревьев растворились во мраке, окутавшем сознание. Очнулся под утро, весь покрытый росой. Сильно замерз. «Ну, не впервой». Гарри встал на четвереньки, чувствуя сильную усталость. Тело медленно ворочало кирпичи застывших от холода мышц. Тяжеленные перекладины костей сопротивлялись малейшим усилиям, тянули к земле. Спать. Спать и не просыпаться. Никогда. «Заболел. Скорее всего, еще пару дней назад». Он стоял на коленях, старательно отмывая салон дядиной машины. Не заметил, как сзади подкрался Дадли и выплеснул ему на голову мыльную воду из ведра. Окатил от души, так, что часть грязной воды попала на дорогие кожаные чехлы сидений. А потом заорал от счастья, призывая родителей. Он всегда так орал, когда ему удавалось осуществить очередную гадость: — Па! Ма! Смотрите, что натворил этот придурок! И вновь повторилась бесконечная история. 3 Дядя, оглянувшись по сторонам и убедившись, что его никто не видит, зашвырнул племянника в гараж. Долго орал, драл за волосы, выкручивал уши, наконец, отходил ремнем. Гарри свернулся в комок и молча терпел, прижимая руки к глазам. Специальное средство для мытья машины, разведенное в воде, немилосердно резало и жгло слизистую. Но дядя на робкую просьбу умыться, только сильнее выкрутил ему ухо. Все удары пришлись на левый бок и руку, прикрывавшую голову. К счастью, дядюшка недавно посетил врача. Тот прописал ему ограничить физические нагрузки на время прохождения медосмотра. Поэтому Гарри досталось меньше, чем обычно. Но и этого хватило — рука у дядюшки тяжелая, а лупцевал он, не жалея силы, зная, что за стенами гаража соседи ничего не услышат. Гарри закончил устранение последствий наводнения поздно вечером. Внутренне содрогаясь, позвал дядю. Тот проверил работу, походя влепил оглушительную оплеуху, загнал машину в гараж и молча ушел в дом. Гарри услышал, как в замке повернулся ключ. Без особой надежды добрел до задней двери, дернул. Так и есть — закрыто. Опять без ужина, опять ночевать на заднем дворе за кустом орешника, как бродячий пес. Тетя запретила спать на газоне. Нечего мять траву. Жидкость, пропитавшая одежду, вызвала аллергическую реакцию. Все тело сильно чесалось. Дождавшись, пока родственники уснут, Гарри разделся догола и полез мыться под садовый шланг. Он знал, что завтра ему крепко влетит за лужу на газоне, но терпеть сильный зуд и боль было выше его сил. Особенно пекло там, где водолазка соприкасалась с поврежденной ремнем кожей на левом боку. У него зуб на зуб не попадал, когда закончил мыться и выполаскивать одежду. Июнь выдался холодным и дождливым. Гарри изо всех сил отжал трясущимися руками вещи и оделся. Все же теплее, чем голышом. Улегся на свое, уже ставшее привычным, место за раскидистым кустом орешника. Холодно. Вдвойне холодно от пропущенного ужина. В который уже раз. Вчера наказали за неподметенную дорожку. Позавчера лишили ужина за недостриженную изгородь. Пару дней назад ещё за какое-то преступление. Он силился вспомнить за что, но так и не смог. Не в силах согреться, Гарри поднялся и принялся бродить по бетонной дорожке, разделявшей лужайку за домом, обсаженную незабудками, на две половины. Дорожка вела к пятачку, на котором обычно стоял мангал для барбекю. Все остальное пространство было отдано под газон. Жаль, что в минувший уикэнд дождь помешал дяде устроить традиционный «семейный ужин на природе». Если считать природой газон, орешник, дуб, узкие клумбочки незабудок и высокую, выше человеческого роста, изгородь из какого-то колючего кустарника. Удобная штука — можно наказывать провинившегося племянника, постоянно заставляя ее подстригать. Неуспевающие заживать царапины на руках — самое то, чтобы приучить к покорности. Необходимая преграда, чтобы соседи не видели перманентных оплеух, пощечин и пинков, которыми награждали Гарри дядя и его сын. Изгородь-ширма прочно скрывает от посторонних взглядов место ночевки. Никто не знает, где часто спит не вылезающий из наказаний странный мальчишка. «Говорят, он учится в школе для отсталых детей.» «И правда — посмотрите, какой у него дурацкий вид! Неужели он не понимает, что магазин — это общественное место? Туда нельзя ходить в том, в чем целыми днями гоняешь в футбол с местными хулиганами!» «Он сам — хулиган. Вечно дерется, вечно в синяках. Нормальным детям проходу не дает. Слышали, как он разбил нос сыну Полкиссов?» «Дурсли — Бедная семья. Как они его терпят!» «Святые люди! Несчастная Петунья. Просто ангел доброты!» «Нет, я точно слышала, он не учится в школе для отсталых!» «Да вы что? А где же тогда?» «Вернон сообщил, что его перевели в спецшколу для социально опасных элементов!» «Для подростков с преступными наклонностями? Слава Святой Деве! Надеюсь, из него там выбьют дурь!» «Помните, как прошлым летом он украл хлеб в маркете у Стивенсонов? Позор! Неужели, чтобы покормить лебедей в пруду, нельзя было взять из дома?» «Петунье, бедной, было так неудобно. Она вся аж побледнела, когда к ней пришел полицейский!» «Да, я тоже видела — стоит и чуть ли не заикается!» «Несчастная женщина. За что ей такое наказание?» «А сигареты? Стивенс жалуется, что у него кто-то ворует сигареты. Не удивлюсь, если в этом замешано это исчадье ада! А еще прикидывается бедненьким и несчастным. Таким уж худеньким, вот-вот ветром унесет!» «Да-да! Я сама слышала, Петунья говорила, что у него и так плохой аппетит, так он ещё и постоянно требует пиццу, не желает ничего есть, если ему за это не дадут огромный кусок пиццы.» «Но ведь это очень вредно — есть только пиццу! Миссис Дурсль правильно делает, что не потакает ему. Детские капризы, особенно в еде — что может быть ужаснее?» « Вот Дадлик у них себе такого не позволяет. Ест все, что положено. Сразу видно — воспитанный ребенок.» «А взгляд? Изподлобья, так и зыркает сквозь очки!» «У мальчишки такой взгляд, словно он вот-вот кинется на тебя и что-нибудь украдет!» «Ну, для того, чтобы украсть, не нужно кидаться… » «Да, вы правы, дорогая, но я стала крепче запирать дверь, как он приехал на каникулы. Даже вызвала службу, чтобы они установили на дверь дополнительный замок.» «Да вы что? И мне нужно.» «И мне тоже!» Не согреться, не унять голодные рези в желудке. Кружится голова, тошнит. Все еще печет в глазах, словно он не промывал их двадцать, а то и тридцать раз. Хорошо, когда после уикэнда остается неубранным гамак. Он обычно висит между дубом и гаражом. В нем днем валяется Дадли. Но гамак заставил снять дядюшка. Дожди. Опять дождь. Накрапывает. Становится все сильнее. Придется идти на заднее крыльцо, под козырек. Туда тоже достает, но не так сильно. «Может, стоит проверить заднюю дверь гаража? Вдруг дядя забыл ее запереть? Можно будет переждать там.» Закрыто. Прижаться спиной к двери дома, подтянуть замерзшие ноги в старых, убитых в хлам кроссовках брата. Обхватить себя руками. Уткнуть голову в колени. Спать. Трясет. Не согреться, не задремать. «Лучше бродить по дорожке под дождем. Когда ходишь, каж-ж-ется не т-так х-холодно…» Устал. Как же он устал. Нужно что-то делать. Впереди еще шесть недель каникул. Он так долго не протянет. Дурсли завтра уезжают. С них станется, как в прошлый раз, запереть его в гараже. Нужно с утра незаметно припрятать там неприкосновенный запас. Каменные кексы, которыми угощал Хаггрид. Рон еще удивлялся, зачем Гарри их прячет в сундук. Хорошо, что он и не догадывается, для чего они ему. От тех кексов уже остались рожки да ножки. Всего три штуки. Ах, если бы Рон и Гермиона не выкидывали свои кексы гигантскому кальмару. Вряд ли он их будет есть. Хотя, если их долго размачивать в воде и сосать, то они очень даже ничего. Сладенькие. «Разнылся, как девка! «Сладенькие»… Заткнись! Ходи, давай!» Дождь — сука. 4 Гарри медленно, поворачиваясь всем телом, огляделся — крыльцо, громада дома, довольно большой сад. Несмотря на боль и холод, мозги работали. Они пока еще не отключились, сдавшись привычному отупению, которое часто настигало подростка у Дурслей. Он некоторое время стоял, пошатываясь, разглядывая владения профессора. «Если что-нибудь понадобится, вызывайте эльфа». «Еда понадобится, ясное дело, так и ноги протянуть недолго.» Еще и эльф. Прямо поместье. Откуда у Снейпа деньги на такую роскошь? Наследство? Заработал на зельях? «А тебе какое дело до его денег? Думай лучше, что ты жрать будешь, если эльф тебе не подчиняется!» Осталось продержаться еще девять ночей. Девять дли-и-инных ночей и дней. Как вызывать чертового эльфа, Гарри так и не понял. Месторасположение комнаты тоже осталось загадкой. «Если только… Если только Снейп не прознал кое-что о привычках дяди…» Гарри почувствовал себя совсем скверно. До того, как эта мысль пришла ему в голову, еще оставался шанс, что слизеринский выродок просто пугал его плетью и не осмелится пустить ее в ход. Но что, если профессор хорошо осведомлен о том, как на самом деле жилось Гарри у родственников? Если этот упырь в курсе о бесконечных наказаниях и о… многом другом? О ночевках под орешником и в гараже. О том, что Дурсли уже давно не оставляют ненавистного племянника у миссис Фигг, если уезжают куда-нибудь на пару дней. Это счастье, когда тебя запирают в пустом гараже. Оставляют ведро в качестве туалета, пятилитровую бутыль с водой и хлеб. Если изловчиться, то туда можно незаметно пронести книги или даже учебники. Можно читать целый день, не опасаясь, что тебя потревожат. Гарри и не подозревал, как хорошо жилось во время наказаний, пока его однажды не заперли в туалете на первом этаже дома. Родственников не было около двух суток. Гарри провел это время в темной душной клетушке туалета, почти не имея возможности двигаться. Все, что он был физически в состоянии сделать, исчерпывалось немногочисленными комбинациями. Сесть на крышку унитаза. Постоять на ней на коленях, постоять сбоку, сесть лицом к бачку, обнять его и подремать, отжиматься от стены, снять решетку и повисеть на расположенном высоко в стене отверстии для вентиляции. Окон в туалете не было, света тоже. Через некоторое время стало душно, разболелась голова. Потом захотелось пить. Гарри отодвинул крышку бачка, напился, умылся — стало легче. К темноте и духоте он привык еще в непроветриваемом чулане, а вот отсутствие возможности хоть как-то двигаться сильно давило на нервы. Таких финтов дядя ещё не выкидывал, но его фантазия бурно развивалась. Неизвестно, до чего этот мудак додумается в следующий раз. С туалетом все закончилось печально. Руки, ноги, а затем и все тело начали сводить судороги. В абсолютной темноте начали слышаться какие-то голоса, чудиться тени на стенах. Гарри залез ногами на крышку, прижался носом к вентиляции. Дышать стало легче, но ненамного, долго так не простоишь. Потом появился страх, ничем не обоснованный, но сильный. Гарри вдруг решил, что его заперли здесь навсегда. Чудилось, что Дурсли продали дом и уехали, а новые жильцы появятся еще не скоро. Гарри объял ужас. Сознание, угнетенное голодом, темнотой и замкнутым пространством, не выдержало. Он начал биться о запертую дверь и кричать. Но никто не слышал его криков, никто не приходил на помощь. В конце концов, он вынес дверь вспышкой стихийной магии. Выброс был столь сильным, что разворотило унитаз, хлынула вода. Гарри свалился без сознания от сильного магического, физического и психического истощения. Дурсли немало потратились на ремонт. Дядя выпорол племянника и впервые выбросил на улицу ночевать: «Здесь ты вряд ли сможешь что-то сильно повредить, сученыш». Гарри начал чаще задумываться о том, что его присутствие в доме у родственников все больше напоминает бесконечную ежедневную пытку. Теперь уже и круглосуточную. Что бы он ни сделал — плохо. За любое сделанное и несделанное его осыпали оскорблениями и побоями. Он с самого начала каникул нормально не ел и не спал. Раньше опекуны хоть полиции и какого-то неведомого инспектора боялись. Теперь же распоясались окончательно. Их больше не пугают сказочки о бандите-крестном. За каждый выброс стихийной магии дядя лупит так, что трудно держаться на ногах. Дадли со своей компашкой ебанутых на всю голову дружков не знает иных занятий, кроме охоты на забавную зверюшку. И ничего им не сделаешь. Никак не защититься. Подбирают, гады, момент, когда он тащит из магазина покупки и боится их бросить. За испорченные продукты дядя буквально живьем шкуру сдирает своим любимым ремнем. Использовать магию — себе дороже. Выгонят из Хога. Придется до совершеннолетия горбатиться на этих уродов. Жители этого вонючего городка — сволочи. Видят прекрасно, что творят эти уроды, но ни разу не сделали попытки их остановить, словно так и нужно, словно это обряд такой. Кто их знает. Говорят, в каждом городе есть свой сумасшедший. Возможно, в каждом городе есть и свой козел отпущения. Вот смотрят все эти достопочтенные мистеры и миссис, как четверо день за днем лупят одного странного хиляка, и сердце у них радуется, что кому-то еще хуже, чем им приходится. И на душе у них становится легче. Жаловаться? Кому? Зачем? Чтобы потом всю жизнь оставаться подопытным кроликом у ученых? Дядя крепко держит его за яйца. Он натыкал по всему дому камеры. Теперь у него есть доказательства «ненормальности» племянника. Записи плохонькие — во время выбросов камеры начинают барахлить, а потом и вовсе вырубаются. Но даже этих улик вполне достаточно, чтобы жадные до сенсации и денег магглы заинтересовались «паранормальными явлениями». Дядя прямо заявил: «Посмеешь пикнуть — окажешься не в своей уродской школе, а в лаборатории. В клетке, как подопытная крыса. Всю жизнь будешь сидеть на цепи, щенок». Гарри попробовал шантажировать: — Но все в городе узнают… В ответ получил мощную затрещину. — Не твоя забота, ублюдок. Переедем в другой город и забудем обо всем этом, как страшный сон. Если бы директор твоей школы не платил мне, я бы так поступил уже давно. Запомни, уродец, я так когда-нибудь и сделаю — как только волшебники перестанут платить за все мои труды. Хотя, я чувствую, что твоя тетка заключила невыгодную сделку. За все доставляемые тобой неудобства, она должна была потребовать гораздо больше! Гарри отлепился от стены, куда его впечатало мощной рукой дяди. Тряхнул головой и упрямо пошел в наступление: — Я всем расскажу, как вы меня избивали! Увернулся от очередной затрещины, но дядя давно привык справляться с непокорным щенком. Ударил так, что потемнело в глазах. — Доказательства? Тебе никто не поверит. Не думал, что скажу это, но спасибо твоей гребаной магии. Гарри съехал спиной по стене и уткнулся носом в колени. Не рыдал. Он давно уже отучился плакать. Дядя сказал правду —синяки и следы от ударов ремнем исчезали с глаз родственников и других магглов буквально через пару часов. Гарри отчетливо видел покрывавшие его тело кровоподтеки: страшные, огромные, постепенно желтеющие. На боках и спине не проходили становившиеся изо дня в день все глубже следы от ремня. Но магглы не замечали ничего, словно Гарри был покрыт стойким заклятием гламура. Боль тоже никуда не исчезала. Если удар приходился по еще не сошедшему синяку, то Гарри готов был выть и кататься по земле, если бы не знал, что за это получит ещё сильнее. Оставалось только сжиматься в комок и стискивать зубы. — Знаешь, что я скажу тебе, наглец? Директор твой куда первое письмо прислал, вспомни? Ага, в чулан. А кого прислал за тобой? Недотепу безмозглого. Дамблдор все прекрасно знает и согласен с моими методами. Тебя нужно держать в ежовых рукавицах. Знал старик, что я могу с тобой управиться. Видимо, в волшебном мире просто не нашлось желающих связываться с тобой. Правильно, я считаю. Раз уж из-за тебя были убиты твои собственные родители, где гарантия, что тот, кто это сделал, не вернется и не попытается прикончить тебя и тех, кто рискнул бы взять тебя к себе? И в этом дядя был прав. Даже крестный не сделал ничего, чтобы взять Гарри с собой. Даже он. Сбежать? Куда? Без магии не обойтись, если хочешь выжить, а колдовать нельзя — в миг засекут и отправят обратно. В приют? Найдут и вновь отправят к Дурслям. Уж лучше потерпеть два месяца в ожидании начала учебы. Дядя — садист и сволочь, но ему не выгодно в данный момент расставаться с курицей, несущей золотые яйца. 5 Гарри никогда ни от кого не ожидал помощи или сочувствия. Он и задумываться-то о чем-то таком и прочем, не менее странном, стал только после первого года в Хогвартсе. Именно там он впервые ощутил, что до него хоть кому-то есть дело. Гарри удивлялся, что можно вдоволь поесть, что кто-то заботится о твоих травмах. Было странным спать в большой чистой кровати. Поначалу настораживало, что не нужно мыть посуду и пол, стирать, стричь газоны и ухаживать за цветником. Это все делали эльфы и Филч. Гарри всегда жалел их. Особенно бедного старика. Он прекрасно понимал, почему тот стал таким вредным и злобным. Попробуйте много лет день за днем без магии мыть и вычищать огромные пространства. И знать, что на завтра все опять будет в грязи. Но вновь и вновь тратить силы на наведение чистоты. Чувствовать свое бессилие перед толпами студентов, каждый из которых, особенно из старшекурсников, мог его оскорбить. А могли и молча подло расшвырять навозные бомбы. И опять нужно отскребать, подметать, мыть, вычищать, натирать… Гарри лучше многих знал, какой это неблагодарный труд, как сжимается сердце от беспомощности перед царством грязи на полу и в душах людей. Как ноют руки, и колени сбиваются о каменные плиты, тянет в ребрах и пересыхает горло от невысказанных ответных оскорблений. Первым делом он освоил эванеско и по мере сил незаметно помогал Филчу, накладывая это заклинание на загрязненные поверхности. Старик сначала удивлялся неожиданной чистоте в холле, а потом привык и воспринимал это как должное. Каждый вечер, когда стихал шум-гам, и студенты укладывались спать, Гарри выходил на «охоту за мозгами», как сам называл свой ежевечерний сеанс уборки в холле и в своей голове. Он находил успокоение в том, чтобы каждый вечер под бдительным присмотром Миссис Норрис наводить блеск и чистоту. Бродил по огромному пространству в сопровождении кошки, автоматически накладывая эванеско. В более сложных случаях применял заклинания, вычитанные в книге «Домашняя магия», которую взял в библиотеке. И говорил. Миссис Норрис оказалась очень благодарной слушательницей. Ни разу не случилось, чтобы она ушла, не дослушав. Намолчавшись за долгие годы жития у Дурслей, Гарри рассказывал ей обо всем. О своих делах и надеждах, об учебе и прочитанных книгах. О неудачах на некоторых уроках, о том, что он намерен сделать, чтобы его проекты хоть немного соответствовали жестким требованиям педагогов. О том, как это здорово — летать. Только об одном кошке так и не довелось услышать — о его жизни в Литтл Уингинге. Проходя сквозь невидимый барьер в колонне под номером девять и три четверти, Гарри ощущал себя змеей. Змеей, сбрасывающей старую кожу обид и ненависти. В Хогвартс нельзя тащить с собой этот тяжелый груз. Ни к чему это. Успеет еще хлебнуть: возвращение неизбежно. Наверное, если бы друзья узнали о его странных привычках, они бы не поняли его. Возможно, смеялись бы или отговаривали «заниматься всякой фигней». Им действительно не понять, не стоит тревожить их разум такими вещами. Эти вечерние часы принадлежат ему. Так не хотелось их тратить на то, что Рон с огнем в глазах именовал приключениями, а Гермиона — нарушением дисциплины. Рон невзлюбил Миссис Норрис и её сурового хозяина. При каждом удобном случае старался сделать им какую-нибудь гадость. Гарри оказался меж двух огней. Он пытался по-хорошему объяснить другу, что не стоит обижаться на старика и уж тем более трогать кошку — его единственную радость в жизни. Но тот отказывался понимать простые истины. Дошло до того, что друзья крепко рассорились из-за очередной выходки Рона. Гарри был уверен, что Миссис Норрис ни за что его не выдаст, но знал и то, что на Уизли эта милость не распространяется. Вот и пришлось изображать идиота, спасаясь от кошки под мантией-невидимкой бегом по запретному коридору прямо в зубы к Пушку. О, Святая Дева, как же это было давно! Так давно, что кажется милой сказкой по сравнению с тем, во что Гарри вляпался сейчас. Утро, сад, промокшая от росы одежда, пустой желудок, температура, знобит так, что тело бьет дрожь и стучат от холода зубы. Очень хочется пить. Гарри отправился искать кран. На улице обязательно должен быть кран. Газон и цветник как-то поливают. Газон между высокими дубами и зарослями орешника роскошный, хотя давно не стриженый. Не станут же тратить силы на бесконечное агуаменти? Из дома шланг протягивать неудобно. Где-то должен быть ещё вывод. За зарослями шиповника увидел низкое строение; побрел туда, сунув ледяные ладони подмышки, оставляя следы на белой от росы траве. Хотелось упасть и рассыпаться росинками. Восходящее холодное солнце станет жарким. Оно лизнет жадными языками каждую капельку, выпьет досуха. И его тело исчезнет, превратится в пар, как русалочка в старой сказке. Исчезнет боль и голод, легкий и прозрачный, поднимется он высоко. Интересно, останется ли на примятой траве отпечаток его тела… Бумс! Гарри в бреду натолкнулся на стену строения, к которому брел, не видя дорожки, по колено в траве. Упал рядом с кустом шиповника. Склонившаяся до земли ветка оцарапала щеку и запуталась в волосах. Боль немного притушила жар, разгоревшийся под воспаленными веками и в груди. Гарри отшатнулся, пытаясь освободиться от колючки. Проклятая ветка, словно заколдованная, зацепила очки и, распрямившись, зашвырнула их куда-то в глубину сада. Все контуры стерлись, размытые туманом, опустившимся на глаза. Гарри отодвинулся подальше от шиповника, похожего на дьявольские силки и гигантского кальмара одновременно. Вдруг почувствовал, что сильно устал. Неодолимый сон, презрев жажду и боль, сковал тяжелые веки. Высоко поднялось солнце, высохла роса, а Гарри все ещё спал, блуждая в потемках сновидений. Ему чудилась огненная плеть и стол с уродливым ожогом. Дядя с ремнем в руках и Дадли с компанией. Кошмар сменялся кошмаром, подросток никак не мог вырваться из их дьявольских силков. Такой сон не приносил силы, он отнимал последние. Гарри часто заходился в приступах кашля, выныривая на поверхность, почти просыпаясь и страдая от боли в груди. Но приступ стихал, и вновь затягивало в болото бреда. Солнечные лучи высушили одежду, согрели замерзшее тело и начали довольно сильно припекать, обжигая злобными укусами лицо. Гарри снилось, что он что-то потерял, забыл какую-то важную вещь. Ещё бы вспомнить, что это. Кажется, какая-то книга, а, может, и нет. Измученный долгими поисками, он бродил в полутьме смутно знакомого коридора, натыкаясь на запертые двери. Только одна из них была открыта, но Гарри не приближался к ней. Он знал, что находится в той комнате. Проклятая штуковина, казалось, скрылась под мантией-невидимкой или растворилась в сумраке коридора. А её необходимо было найти как можно быстрее. Стоило хоть на мгновение остановиться перевести дух, как из ниоткуда появлялась огненная плеть и устремлялась к лицу. Из темноты возникал голос профессора, что-то шипевший о глупости, лени и наглости. Гарри отшатывался и вновь брел на бессмысленные поиски. Не оставалось иного выхода, как отворить пугавшую его дверь и проверить, не осталась ли эта штука в той тесной комнатке. Туда нельзя входить, билась мысль, он там задохнется и умрет. Но плеть все чаще мелькала у пылающего от ожогов лица, все ближе слышалось угрожающее шипение. Кожа на лице начала трескаться от нестерпимого жара. Уши наполнило раздирающее мозг шипение, в котором уже было не разобрать слов. Гарри совсем потерялся от ужаса, закрыл лицо руками и, словно объятый пламенем, ринулся туда, куда так не хотел идти. — Это и есть твое место, наглец, — услышал он и успел оглянуться. Профессор рассмеялся злым тихим смехом и запер дверь. 6 Гарри открыл глаза и растворился в жарком золотом тумане. Ослепленный сиянием, он встал на четвереньки, потом опустился на пятки, долго тер глаза, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь. Наконец, зрение вернулось. Посидел еще немного, покачиваясь, пытаясь собраться с силами. Какая-то мысль настойчиво стучалась в его сознание. В голове всплывали обрывки сна. Что-то важное чудилось ему в том страшном сновидении. Что-то нужно было сделать, вот только что? Так и не вспомнил. Подполз к стене, кое-как встал на ноги. Хотелось пить, губы пересохли. Он хотел облизнуть их, но во рту почти не осталось слюны. «Кран, я искал кран. Я что-то еще искал. Не помню… не знаю… Как болит голова… Трудно дышать…» Еле добрел до двери. Не разглядел торчавший рядом кран. Зацепился за него рубашкой и чуть не упал. Дрожащими руками нащупал вентиль, долго силился повернуть, изнывая от жажды. Вдруг вода отключена? Кран сломан? «Святая Дева, пусть мне повезет, пусть мне хоть немного повезет… Пожалуйста…» Наконец, удалось. Ржавая железяка медленно уступила лихорадочному напору горячих рук. Гарри застонал от облегчения: из крана потекла тоненькая струйка тепловатой затхлой воды. Удвоил усилия, в нетерпении перебирая руками, отворачивая вентиль сильнее. Вода потекла хорошим потоком, ударяя в сток, ведущий куда-то вглубь сада. Гарри принялся жадно пить, захлебываясь. Он на секунду отрывался, чтобы вдохнуть, и вновь приникал к вожделенному источнику. Какое счастье, вода! Прохладная, свежая, её так много. Она такая густая, что кажется, будто её можно резать ножом и есть. Подставил лицо под тугую струю. Утка, гусь, крокодил, да хоть Гигантский Кальмар! Он согласен быть кем угодно, только бы не вылезать из-под этого божественного водопада! Можно с ума сойти от радости. Он умывался и пил, вновь умывался. Встал на четвереньки и залез под струю прямо в одежде. Как хорошо! Прохладная вода остужает пылающее тело, возвращает ясность мыслям, дарит жизнь. Почувствовал, что начал замерзать. Ощутил боль в животе, потер, задрал рубаху, посмотрел — живот раздулся, словно шар. Гарри замутило, закружилась голова, во рту появился знакомый сладковатый привкус. Едва успел выбраться из-под крана, как почувствовал себя совсем плохо. У Гарри началась рвота, его словно выворачивало наизнанку. Изо рта лился поток воды. Пустой желудок стремился освободиться от поддельной еды. Когда все закончилось, некоторое время лежал на боку, сильно ослабев от рвотных позывов. Поднял голову, бездумно провожая глазами ручеёк, текущий по желобу. Встрепенулся: если профессор заметит, какое болото развёл под стеной сарая Гарри, то мало не покажется. Поднялся, умылся, прополоскал рот. Опасаясь повторения рвоты, немного попил. «Уф, кажется, отпустило.» Закрутил кран. Несколько минут тупо пялился на него, пытаясь ухватить ускользающую мысль. Вода, вода не в кране, вода в бачке… И тут вспомнил, что именно чудилось ему в кошмаре. Снейп запер его в туалете, сказал, что это и есть его комната… А перед этим Гарри искал какую-то книгу… кажется. Да! Точно. Он едва не подскочил от возбуждения и страха. Как он мог забыть! Профессор дал ему сверток, там «Ваше расписание учебники, письменные принадлежности и задания». Куда же он его дел? Гарри ясно помнил, что держал сверток в руках, а вот потом… провал. «Нужно найти, срочно!» Закрыл воду и поплелся на поиски. Вновь почувствовал себя очень плохо. Кружилась голова, жар начал туманить сознание. Слабость подгибала колени, норовила свалить безвольное тело. Двигаться категорически не хотелось. Мечталось заползти в тень одного из этих роскошных дубов и забыться. Но Гарри упрямо шел по своим собственным следам — еле заметно примятой траве, почти успевшей распрямиться. Он внимательно смотрел под ноги, пытаясь вспомнить, где мог выронить сверток. Наконец добрел до высокого крыльца. Вспомнил, как скатился с него и удивился, что кости остались целы. Ступенька за ступенькой заполз наверх и почти сразу наткнулся на плотный пакет из оберточной бумаги. «Вот он, слава тебе, Господи!» Гарри сел, прислонился спиной к стене, посмотрел на солнце, пытаясь определить время. Решил, что близится к полудню. Профессор не пытался его искать. Может, зельевар забыл о своем бестолковом госте, увлекшись книгой или зельями? Хорошо бы. Развернул сверток. Посидел, закрыв глаза, отдыхая. Потом принялся раскладывать обнаруженные предметы. Учебники по зельеварению и травологии. Толстая маггловская тетрадь, обыкновенная шариковая ручка. Лист плотной бумаги, как из его детского альбома по рисованию. Весь лист покрыт записями, сделанными мелким острым почерком. Гарри вздохнул, вспомнив об утраченных очках. Попытался прочитать послание профессора. Смог разобрать слова. Сам удивился этому обстоятельству — даже довольно крупные предметы казались окутанными туманом, а тут смог разобрать маленькие злые буковки. Потом вчитался и понял в, чем дело. «Я наложил на данные записи заклятие, позволяющее прочесть их даже слепому», — сообщили злобные закорючки, — «Так что вам не удастся отвертеться от выполнения правил, отговорившись их незнанием по причине плохого зрения». — Вот же ж сукин сын, а учебники ты тоже заколдовал? — Гарри добавил к этому вопросу еще несколько непечатных выражений и продолжил читать послание. Несколько раз прерывался и ложился на крыльцо, прижимаясь пылающим лбом к прохладным камням. Лежал, собираясь с силами, чтобы прочесть новую порцию инструкций-оскорблений. Слизеринский гад здорово потрудился, чтобы сделать пребывание неугодного гостя в своих владениях абсолютно невыносимым. День оказался расписанным чуть ли не поминутно: уборка в комнатах и коридорах обоих этажей, выполнение домашних заданий, подробные списки которых были вложены в учебники. Работа в саду. «Помощь в лаборатории». Гарри хорошо представлял себе эту помощь — бесконечное мытьё котлов, пробирок, лопаток и прочей утвари и разделка каких-нибудь особо мерзких слизней и крыс. Предполагалось, что задания по предметам нерадивый студент должен выполнять письменно и каждый вечер, в строго определенное время сдавая тетрадь на проверку. Профессор не забыл указать и свободное время, отвалив от щедрот своих целый час после полудня. Гарри истерически захихикал, прочитав: «Надеюсь, вы с пользой распорядитесь своим свободным временем. Например, приведёте в порядок свою одежду и будете как можно чаще отдавать должное гигиене». Вновь пробежал глазами расписание своей жизни на ближайшие девать дней. Потом поднял глаза, вновь взглянул на высоко стоящее солнце и повалился на крыльцо, обреченно утыкаясь лбом в пол: с утра в распорядке дня стояла работа в саду и выполнение домашних заданий. Ничего-то он не сделал. И сил ни на что нет. 7 Время шло, а Гарри все лежал на восхитительно прохладном крыльце. Мучили приступы кашля. Было страшно — казалось, что он вот-вот задохнется. Во время особо сильных спазмов чудилось, что его сейчас вырвет собственными легкими. С головой что-то случилось: она отказывалась подчинять себе ставшее тяжелым и неповоротливым тело. Перед глазами проносились какие-то обрывки видений, в ушах слышались чьи-то голоса. Все сливалось, перемешивалось, распадалось и исчезало, уставший мозг погружался во тьму. Потом начиналось вновь. Давным-давно, сотни лет назад, Гарри уже оказывался в подобной ситуации, тогда он тщился вспомнить, что искал в том сумрачном коридоре. Теперь, иногда выныривая из вязкой жаркой кутерьмы, Гарри так же отчаянно пытался вспомнить что должен сделать. Но даже видение раскаленной плети не помогало свихнувшимся от высокой температуры мозгам найти ответ на очередной мучительный вопрос. Через некоторое время захотелось пить. И опять пришлось напрягать ленивые мозги в тщетных попытках вспомнить, где взять воду. Ведь где-то была вода. Гарри это помнил точно, помнил и то, что пил её, захлебывался, даже отравился ею, но он забыл, что для этого нужно делать, куда идти, где искать. Так много всего навалилось, столько всего нужно вспомнить. Гарри ощутил себя маленьким растерянным мальчиком, как на первом уроке зельеварения. «А, вот оно!» Гарри обрадовался — вспомнил: в котлах есть вода, можно попить! Но тут же растерялся вновь — что-то не сходилось. Ведь в котлах варят зелья, потом эти перемазанные всякой дрянью закопченные посудины моют и чистят. Нет в них никакой воды. «Как же так? А где же тогда брать воду?» Краем ускользавшего сознания он понимал, что с ним творится что-то странное. Иногда Гарри становилось легче, он пытался приподняться и ползти. Гарри вспомнил, что вода возле колючего спрута, укравшего его очки. Нужно добраться туда, тогда можно не бояться ужасной огненной плети. Можно же нырнуть! Она обязательно погаснет. «Вода ведь тушит огонь, верно?» В попытках добраться до воды, Гарри медленно передвигался к краю не имевшего ограждения высокого крыльца. Вдруг ощутил под рукой пустоту. В этот момент он пришел в себя, открыл глаза и понял, где находится. Уже сознательно подполз к краю, посмотрел вниз с высоты пары ярдов. Еще немного и он упал бы головой вниз и вполне мог бы сломать шею. Это отрезвило его, вернуло память и придало сил. Выдираясь из пут жара и дурмана, Гарри потихоньку сел, посмотрел на небо. Вечерело. Оглянулся — на ступеньках валялись учебники и остальное содержимое свертка, а в самом низу бесконечной лестницы белел проклятый листок с его приговором. Дольше тянуть было нельзя. Гарри понял, что подошёл к последнему рубежу. Ему стало ясно, что он просто сдохнет на этом крыльце от температуры и кашля. Дело зашло слишком далеко. Нужно было что-то предпринимать. Он и раньше болел, бывало, отлеживался в чулане или в гараже пару дней. Но чтобы прихватило до полной потери памяти и способности мыслить — такое случилось в первый раз. По воле проклятого провидения чертова болезнь не могла прийти раньше, когда была надежда, что родственники обратят внимание на валяющийся в их владениях полутруп и хоть что-то предпримут. Проклятые боги не смогли оказать такую крошечную милость — заставить болезнь подождать, пока Гарри, как эстафетную, но, по сути, никому не нужную палочку, передадут профессору травологии. Хотя… Кто её знает — Гарри вспомнил, как свалился в обморок Невилл. Он, наверное, так и пролежал бы до конца урока, если бы не Гермиона с её жаждой справедливости. Такой шум подняла, что мадам все же отвлеклась от своих драгоценных мандрагор и велела доставить бедолагу в больничное крыло. «Снейп… он ведь, все-таки, учитель… декан… Возможно, хоть зельем напоит каким-нибудь…» «Ага… Если прежде не зашибет плетью за кучу невыполненных заданий и «игнорирование моих распоряжений». «Обращайтесь к эльфу… Обращайтесь к эльфу… Обращайтесь…» В глазах опять все поплыло. Гарри встряхнулся, поняв, что опять начал погружаться в страну бредовых сновидений. Похоже, что его время было на исходе. Кто знает, будет ли у него еще один шанс спасти себе жизнь. Ему вдруг стало смешно: как высокопарно! Спасти жизнь! Ну, заболел, ну температура. Покашлял немножко и уже разнюнился. Какие глупости. Нужно просто добраться до крана с водой, попить немного, а не как в прошлый раз, умыться и осмотреть сарай. Кажется, дверь была немного приоткрыта. «Возможно, там можно устроиться переночевать? Очень уж холодно спать на улице, особенно, если вон те тучки соберутся разразиться дождем.» Сейчас он встанет и пойдет пить воду и устраиваться на ночлег. Только немножко отдохнет, а то так устал, что нет сил подняться, не то, что куда-то идти. Сейчас… Чуть-чуть… Но в этот раз ему не суждено было погрузиться в мир сновидений. Что-то ударило его по ноге, да так, что едва не сломало её. Гарри вскрикнул от боли и очнулся. Быстро сел, подтянул ноги к груди. Что-то большое и черное загородило обзор. Потом оно медленно исчезло. Дверь! Вот он идиот — умудрился задремать прямо под стеной, совсем забыв о двери. Гарри поднял глаза и наткнулся на ответный взгляд: на него с непередаваемым выражением смотрел Снейп. Его черные взоры словно пришпилили к стене. От ужаса стало трудно дышать. Снейп медленно повернул голову, увидел разбросанные учебники и валяющийся безжизненной птицей у подножия лестницы свой драгоценный труд. Профессор сделал шаг вперед. Под его ногой что-то хрустнуло. Он убрал ногу, посмотрел на раздавленную шариковую ручку и повернулся к Гарри. 8 Гарри опустил голову и закрыл глаза, вцепился кончиками пальцев в камни крыльца, сжимаясь в комок, цепенея от ужаса. Представил, как огненная плеть опускается на голову, волосы вспыхивают, превращаясь в факел. Резко подтянул колени к груди, уткнулся в них носом и обхватил голову руками. Пусть уж лучше пострадают локти и плечи, ожоги на них со временем заживут, шрамы можно прикрыть рукавами. Если выживет. Тело вспыхнуло таким жаром, что, казалось, плеть вполне может сгореть от соприкосновения с ним. Сильно вспотел. Пот мгновенно пропитал так и не выстиранную рубаху, от него загорелись раны на спине и боках. В следующую минуту затрясло от холода, зубы начали выбивать дробь. «Почему он ничего не говорит? Не ругается, не шипит по своему змеиному обыкновению? Что он задумал? Мало ему плети? Я сейчас с ума сойду. Как холодно…» Снейп молчал, не двигался. Кажется, даже не дышал. Вообще не подавал признаков жизни. Гарри, не чувствуя на себе пронизывающего взгляда, решил, что профессор ушел. Он поднял голову, вздрогнул и тут же вновь сжался в комок, опустив глаза на отполированные камни крыльца. Никуда профессор не делся — стоял рядом, брезгливо разглядывая подростка, словно завонявшуюся крысиную тушку, не годящуюся для разделки на ингредиенты для зелий. — Вот как? Неповиновение. Саботаж. Наглость. Трусость, — голос профессора был едва слышен, но каждое слово раскалёнными каплями железа проникало в уши. Гарри вздрагивал при каждом новом обвинении. — В лицо мне смотрите, наглец. Трус! Сначала вы смеете игнорировать мои распоряжения, а потом корчите из себя побитого несчастного щенка! Вам пока ещё далеко до своего безмозглого, как и вы, папаши, но у того хватало талантов, чтобы избежать заслуженного наказания. Но тут вам не повезло, я не Дамблдор, прощать ваши выходки не собираюсь. С этими словами Снейп схватил Гарри за шиворот рубахи, мощным рывком поставил на ноги. Гарри покачнулся, оперся о стену. Вцепился пальцами в ворот, силясь оторвать от горла впившуюся в него ткань. Перехватило дыхание. — Пустите… — просипел он, тщетно пытаясь освободиться. Снейп тут же выпустил ворот и схватил Гарри за волосы, задирая ему голову вверх: — Немедленно ликвидируйте последствия устроенной вами демонстрации безмозглости и невоспитанности и отправляйтесь в свою комнату! Гарри приподнялся на цыпочки, пытаясь облегчить боль. Его начал душить кашель. Снейп подтянул еще выше, запрокидывая голову Гарри до хруста в шейных позвонках, наклонился к нему сам, едва не утыкаясь носом в лицо. — Начнем, пожалуй, с более легких наказаний: сегодня вы остаетесь без ужина. Я предупрежу эльфа, чтобы он вас не кормил. Возможно, к завтраку вы хоть немного поумнеете. Гарри больше не смог сдерживаться, кашель душил его. Не успел прикрыть рот рукой и раскашлялся. С резким выдохом капельки слюны полетели в желчное лицо профессора. В то же мгновение Снейп брезгливо отшвырнул Гарри от себя. Удар спиной о стену, словно что-то стряхнул внутри. Согнулся, схватившись за ребра. Приступ оказался необычайно силен. Какое-то время Гарри ничего не видел и не слышал, стремясь выкашлять душившие его легкие. Внезапно приступ прекратился, Гарри смог нормально вдохнуть полной грудью и тут же застонал от боли под лопатками. Кашель возобновился и вновь прервался слишком быстро, словно по мановению волшебной палочки. — Стоп, Поттер, не вдыхайте так глубоко. Дышите потихоньку, маленькими порциями. Услыхав эти слова, Гарри буквально подавился не желавшим нормально наполнять горевшие легкие воздухом и вновь раскашлялся до слез. Глаза заволокло слезной пеленой, но он успел увидеть, как профессор направляет на него палочку и что-то шепчет. Приступ прекратился в третий раз. Гарри, пораженный простой человеческой фразой, прозвучавшей из уст профессора, и почти сразу же вообразивший, что тот наставил на него палочку с целью отстегать плетью, несмотря на обещание начать с более легких наказаний, был на грани истерики. Мозг отказывался воспринимать столь противоречивую информацию и грозил отключиться. Гарри медленно выпрямился, опираясь ладонями о стену. С ним происходило что-то странное: бросало то в жар, то в холод, в горле стоял комок слез, а с пересохших губ срывался смех. Где-то глубоко внутри что-то неведомое, возможно душа, словно разрывалось на части. Хотелось забиться в самую глубокую нору на земле и тихо сдохнуть там, чтобы никто никогда не нашёл даже оставшихся от его тела косточек. Хотелось заорать и выкрикнуть профессору в лицо самые гадкие оскорбления, чтобы тот достал-таки свою ужасную плеть и выполнил обещанное. А там уж фиг с ней, с пещерой — какая разница, где помирать. Секунды напряженного ожидания сводили с ума. Еще немного и он бросился бы на профессора с кулаками, нарываясь на жестокое наказание, чтобы положить конец мучительному ожиданию. Внезапно Снейп оказался совсем близко. Его прохладная ладонь легла на пылающий лоб, задержалась на секунду и исчезла. Гарри, только что едва ли не мечтавший о мучительной смерти под ударами плети, в ужасе закрыл глаза, вжимаясь в стену, уклоняясь от прикосновения. Профессор отступил на пару шагов и проговорил странным, нехарактерным для него тоном: — Вы больны, у вас сильный жар. Почему вы не сообщили мне, что заболели? Гарри, совсем запутавшийся в своих ощущениях, вызванных непонятным и от того еще более пугающим поведением слизеринского гада, не сдержался. Он сполз вниз и расхохотался до слез. Истерика накрыла его тяжелой горячей волной. Наконец Гарри проговорил заикаясь: — Д-двадцать б-баллов с Гриффиндора… 9 — Прекратите! В то же мгновение голова мотнулась от тяжёлой пощёчины. Помогло. Гарри замолчал, подавившись смехом. Сквозь пелену невыплаканных слез он увидел, как Снейп вновь взмахнул рукой. Сжался, ожидая следующей пощёчины. Но нет: профессор подставил ладонь, и на нее, повинуясь безмолвной команде, по очереди опустились разбросанные вокруг предметы. Последней прилетела раздавленная шариковая ручка. Снейп щелкнул пальцами. Ручка вдруг рассыпалась на несколько кусочков. Они зависли в воздухе, потом медленно подплыли к стержню и облепили его, словно голодные студенты обеденные столы в Большом зале. Еще мгновение, и абсолютно целая ручка скользнула в карман мантии. Гарри, потирая горевшую от удара щеку, наблюдал за этим действом, невольно поражаясь тому, как профессор запросто обходится без волшебной палочки. Да еще и молча, словно заставляя предметы повиноваться взглядом. Гарри вспомнил, как восхищался мягкими движениями Флитвика, украшавшего рождественскую ель, доставленную Хагридом. Невербальная магия Снейпа выглядела куда более впечатляюще. По окончании этого маленького спектакля истерика рассеялась сама собой. Он успокоился настолько, насколько это вообще было возможно в присутствии того, кто в любой момент мог причинить тебе страшную боль или унизить. — Идите в свою комнату. Эльф принесет вам зелья от простуды и кашля. Вымойтесь и выстирайте одежду. Поставьте будильник темпуса на семь утра. Завтра жду вас в лаборатории. Снейп помолчал, окидывая взглядом Гарри, словно решая, стоит ли тратить на него слова, но потом продолжил: — Как бы вы ни были больны, это не оправдывает ваше небрежное отношение к вещам и гигиене. И уж тем более не повод для очередной наглой выходки. Вы понесете наказание. Но не сегодня. Зелья нельзя принимать на пустой желудок. Попросите эльфа принести вам овсянку и салат. Через полчаса после приёма пищи выпьете зелье в синем флаконе, а еще через полчаса — то, что в красном. Снейп ушел, унося учебники и тетрадку. Не забыл прихватить и листок с распорядком дня. Гарри проводил его усталым ненавидящим взглядом. Задержался на профессорских довольно длинных сальных патлах. Казалось, что по безжизненным сосулькам скоро потечет жир. «Гигиена, да? И зелья не на пустой желудок. Офигеть.» Хотел встать, но, немного приподнявшись, он завалился на бок. После только что перенесенного нервного напряжения вновь потянуло в сон. Как ребенок: только и делает, что ноет и спит. Только вот детей часто кормят. Много раз в день. Дают кашу, молоко в бутылочке, торт… «Нет, торт, кажется, не дают. А Дадли давали, наверное, попробуй не дай — разорется так, что и на улице слыхать. Тетя и дядя не любят, чтоб на улице. Они вообще не любят, чтобы Дадли огорчался. Родственники не любят многое, а племянника они ненавидят.» Молоко… Когда он в последний раз пил его? Давно. Дадли больше не любит молоко, нельзя допить что-то из его стакана, если там его нет. Там какая-то дрянь вместо молока. «Идиот. Что может быть прекрасней белого, вкусного, восхитительного, молока?» Гарри свернулся в клубок, подтянув колени к разболевшемуся животу. Ему снились стаканы, наполненные белым напитком. Весь стол был уставлен ими. Он подкрался к столу, оглянулся: никто не видит? Нетерпеливо схватил один и принялся жадно пить. Но смог остановиться, отпив не больше четверти. Опять оглянулся. Дверь закрыта, никого. Быстро подошёл к крану, долил водой стакан до прежнего уровня, поставил на стол, взял второй. Третий, четвертый… Чего греха таить — доливая воду, Гарри скрывал следы своих преступлений, когда удавалось незаметно пробраться за молоком к холодильнику. Редко, но удавалось. Попался. Получил порку. После этого Дадли демонстративно выливал недопитое им молоко в раковину. А тётя удвоила охрану своих владений. Живот болел все сильнее, Гарри прижал к нему руки. Стонал, ругая себя в бреду, что не смог сдержаться и увлёкся лакомством. Явь и сон смешались. Во рту появился горький привкус отвратительного кофе, которое братец пил вместо молока последние три года. Жидкость в стаканах стремительно окрашивалась в коричневый цвет и вдруг вспенилась, как теплая кока-кола из забытой Дадли на скамейке бутылки. Стаканы задребезжали, стол затрясся. Вибрация нарастала, пена отвратительной желто-коричневой шапкой накрыла стаканы и поползла вниз. Некоторые из них соскользнули на пол и разбились. Дверь отворилась, появился дядя, на ходу выдирая из штанов ремень. Стаканы продолжали падать один за другим, пена залила пол вылизанной чуть ли не до стерильной чистоты кухни. Гарри закричал от ужаса, понимая, что не может остановить происходящее. И очнулся. Стряхнул что-то с лица. Открыл глаза и попытался сесть, недоумевая, что стряслось. Точнее, кто это все сюда натряс — он сам и все крыльцо были укрыты, словно зеленым одеялом, листьями и веточками. Рука, на которую он опирался, скользнула по листве. Гарри едва не упал, с трудом удержавшись, чтобы не удариться головой о крыльцо. Больно стукнулся локтем. Он чувствовал сильную слабость, кружилась голова, но сознание пока было ясным. Вспомнил, что профессор велел ему отправляться в комнату. Там должны быть зелья, которые нужно выпить. После еды. «Куда эльф их поставил? На унитаз?» Гарри вдруг захихикал, представив важные профессорские флаконы на ободке унитаза. Но тут же смолк — голова отозвалась резкой болью, а к груди подкатил знакомый ком, грозивший разрастись в приступ кашля. «Дышите потихоньку, маленькими порциями». Гарри даже оглянулся — так ясно прозвучал где-то рядом голос Снейпа. Никого не обнаружив, он счёл за лучшее последовать полученному совету. Кашель, однако, не испугался профессорского голоса и мучил Гарри ещё пару минут. Посидел немного, пытаясь отдышаться так, чтобы не спровоцировать новый приступ. Он бездумно перебирал листья и веточки. Потом так же бессознательно принялся сортировать их на две кучки — листья отдельно от веточек. Нашёл маленький зеленый желудь, положил посередине. Покрутил головой, удивляясь, откуда нанесло столько листвы и обмер: дуб недалеко от крыльца выглядел потрёпанным по сравнению с собратьями, растущими в отдалении. Получается, это он сам все устроил. Стихийный выброс. «Но когда?» Гарри не помнил. Это явно случилось уже после встречи со Снейпом и его демонстрации издевательской заботы. «Зелья, блять, кашка, салатик… И туалет в роли комнаты. Сука.» Неужели он не видит, что у Гарри нет палочки? Куда, по его мнению, он мог её засунуть? С ним ведь даже рюкзака не было — потерялся, наверное. Во время аппарации Гарри давило и выкручивало, словно мокрое бельё в стиральной тётиной машинке. Ему было не до того, чтобы выяснять, куда улетел старый рюкзак, купленный на распродаже. Гарри многого не знал о волшебном мире. Но то, что без палочки и знания специального заклинания эльф не появится, он уже понял на собственном опыте. А это означало только одно — слизеринский упырь издевается над ним! Ну, хоть плеть пока отменяется. И на том спасибо. Да, он, вроде, задремал. Что-то такое снилось, что напугало его. Гарри стало не по себе, когда он еще раз взглянул на облысевшую крону дуба. Неужели опять возвращаются те приступы, которые так мучили его в прошлом году, когда он вернулся после боя с василиском? Не проходило и ночи, чтобы ему не приснился очередной кошмар, вызывавший выброс стихийной магии. Несколько раз вспышка выбивала не только дверь отведенной ему комнаты на втором этаже, но и разносила мебель в щепки. Тогда-то и появились решётки на окнах, не дававшие жалюзи улететь в космос, и замки на укреплённой двери. Из мебели в комнате уцелела только кровать, да и то скорее всего потому, что Гарри метался на ней в моменты выбросов. И родственники, и он сам совсем обезумели от бессонных ночей. Это было страшное лето. Дядя и тётя настолько боялись его, что загружали тяжёлой работой так, что к ночи Гарри едва передвигал ноги. Но их надежды на то, что, вымотавшись чуть ли не до потери пульса, племянник будет крепко спать, оправдывались далеко не всегда. Ох, и порол его дядя за каждую «идиотскую выходку»! Обвинял в том, что тот творит это специально, и требовал прекратить. Гарри уже отчаялся дожить до возвращения в Хогвартс. Но постепенно выбросы прекратились. Возможно, помогли принимаемые родственниками меры, но, скорее всего, просто Гарри ослабел настолько, что кошмары наконец-то сдались под гнетом смертельной усталости. Неужели его ждёт «повторение пройденного»? Снейп — не дядюшка, с него станется придумать что-то такое, чего Гарри не выдержит. «С другой стороны, может, хоть зельем каким напоит. Наголодняк. Ага.» Ну, значит, ненавистный студент сдохнет быстрее. 10 Гарри посмотрел на небо — вечереет, скоро выпадет роса. Становится прохладно. Медленно, но верно приближаются замеченные ранее тучки. Будет дождь, будет холодно, будет трясти в ознобе. Много чего будет. Все, кроме хорошего. Нет, нельзя так. Кое-что хорошее, все же, есть уже сейчас: прошли целые сутки, ночь и день. Тяжелые, нервотрепные, они длились бесконечно, но, все же канули в вечность, и счет открыт: осталось пережить еще девять. Что еще хорошего случилось? Если так разобраться, то много чего: Гарри никто не бил, не заставлял работать, не обливал всякой дрянью, даже в туалете не заперли… Пока. Не покормили. «Ну, бывает. Не впервой. Чего разнюнился?» Собственно, Снейп и не обязан кормить всяких скудоумных наглецов. «Вряд ли эльф является собственностью профессора. Скорее всего, это домовик из Хогвартса. И еду, по идее, должен доставлять из школьной кухни. Нет, не стоит думать о еде — желудок, вроде, немного успокоился, не нужно дразнить голодного зверя, живущего в нем.» «Интересно, а профессору платят за его мучения с ненавистным тупым учеником? Он, наверное, рассчитывал спокойно провести отпуск, отдохнуть, изобрести очередное мерзкое зелье…» Гарри вдруг стало стыдно. Он вспомнил историю с удаленными из его руки костями. Да, зелье было очень горьким, а когда началось его действие, то он всю ночь не смог ни на минуту сомкнуть глаз от боли. Да еще, как выяснилось, после него нельзя было принимать обезболивающее. Мадам Помфри, видимо желая утешить пациента, сообщила, что, если бы не усовершенствованный Снейпом рецепт, то мучиться пришлось бы несколько суток. А так уже к обеду Гарри можно будет выпустить из больничного крыла. «К обеду…» Желудок предостерегающе заурчал, затошнило. Гарри поспешно поднялся, сглатывая. Только не хватало, чтобы его вырвало на крыльцо. И, вообще, хватит себя жалеть. Нужно убрать листья и ветки и устраиваться на ночлег. «На ночлег. Куда? В туалет? Ни за что. Пусть хоть убьет.» После того случая прошло несколько недель, прежде чем Гарри смог пересилить себя и начать вновь пользоваться туалетом. Все это время он терпел, выжидая удобные моменты, чтобы справить свои надобности в углу возле гаража. Иногда удавалось сделать это в парке, когда шёл мимо за продуктами. Он стал пить меньше воды, чтобы реже хотелось облегчиться. Порой ему казалось, что еще немного, и он высохнет, как сухой камыш. Были скандалы и побои, когда он наотрез отказался проводить ежедневную уборку в туалете. Был долгий обморок, когда дядюшка, невзирая на отчаянное сопротивление, зашвырнул Гарри в туалет и ткнул головой в невычищенный унитаз. Была вновь вспышка стихийной магии. Это когда Дадли, всегда чутко подмечавший и использовавший малейшие моменты, чтобы отравить существование брата, подкараулил его, решившегося, все-таки, посетить место своих кошмаров, и запер дверь. «Нет, в туалет он не пойдет. Зелья? Да хрен с ними. Еще отравится с голодухи. Тем более, что был прецедент.» Он, чего греха таить, украл из больничного крыла флакон перечного зелья, рассчитывая подлечиться, если дела во время пребывания в доме родственников пойдут совсем плохо. Зелье, действительно, вскоре понадобилось. Но, видно, Бог наказал Гарри за воровство: выпитое на голодный желудок, снадобье не пошло впрок. Гарри стошнило, и после он еще долго лежал пластом, не в силах подняться. Гарри еще с весны второго курса стал замечать, что зелья плохо помогают ему, а иной раз и не действуют совсем. После боя с василиском, несмотря на помощь феникса, он чувствовал такую слабость, что иной раз засыпал прямо на уроке. Еле дотянул год. Гермиона заметила, что с ним творится что-то странное, нажаловалась МакГоннагалл. Та отправила Гарри в больничное крыло. Мадам Помфри прописала ему пятидневный курс укрепляющего зелья и посоветовала есть больше фруктов — весна, авитаминоз! Гарри стало легче, но ненадолго. Пришлось даже прекратить ежевечернюю помощь Филчу и философские размышления во время уборки холла. Завхоз удивил. Через несколько дней он, предварительно осмотревшись по сторонам, быстро сунул какой-то предмет в руку Гарри, буркнул что-то неразборчивое и поспешил скрыться. Через несколько секунд снизу раздался его хриплый голос, распекавший очередного неряху. Гарри разжал пальцы: на ладони лежала старая, ни чем не примечательная перьевая ручка. Он пожал плечами, улыбнулся: приятно, что твой бескорыстный труд оценили. Интересно, как это: писать такой ручкой? Интересно, что там внутри? Гарри осторожно открутил верхнюю часть. Внутри оказался прозрачный стержень, наполненный черной жидкостью. Вскоре Гарри смог оценить подарок по достоинству. Ручка оказалась полна сюрпризов. Она писала очень мягко, не царапая пергамент, и обладала неиссякающим запасом чернил. Если нужно было что-то исправить, кончик пера превращался в ластик, стиравший все бесследно и не повреждавший пергамент. Стоило неверно написать слово, как ручка тут же подчеркивала ошибку и не выдавала чернила, пока Гарри не исправлял ситуацию. Ручка, казалось, обладала разумом. Она, похоже, читала учебники вместе с Гарри, если в это время он держал ее в руках, и была явно умнее и начитаннее своего хозяина. Много раз бывало так, что Миссис Норрис, как прозвал ручку Гарри, словно чувствуя, что хозяин устал или задумался, указывала пером именно на те строки параграфа, которые могли помочь в дальнейшем написании эссе. Ручка становилась холодной, как лед, если Гарри намеревался закрыть учебник, не дочитав заданный параграф, и казалась мягкой и теплой, когда он увлекался учебой. — Откуда у тебя это старьё? — спросил Рон. Гарри соврал, что нашел во время прогулки. Не мог же он признаться, что это подарок Филча. Тогда пришлось бы рассказывать, за что такая честь и, скорее всего, нарваться на насмешки. Нет уж. Ручку нельзя было потерять или забыть: она неизменно оказывалась в сумке или кармане, сопровождая хозяина, как Миссис Норрис мистера Филча. Впрочем, если Гарри знал, что в ней не будет нужды, например на прогулке, то ручка послушно дожидалась его там, где он её оставлял. Миссис Норрис невзлюбила Рона и обрызгала его чернилами, когда он попытался её взять. И она же ничего не имела против, если её хватала Гермиона, торопясь записать очередную идею. После первого же урока зельеварения ручку отобрал Снейп. — Это не ваша вещь. Не знал, что вы, ко всем своим недостаткам, ещё и вор. Месяц отработок. Гарри вскинулся было в попытке вернуть подарок и опровергнуть несправедливое обвинение, но тут же сник. А что, если слизеринский гад потребует объяснений, как и Рон? Опять врать? Профессор явно знает, чья это вещь. Все равно не поверит в «нашел». Впрочем, из месяца Гарри отработал едва ли четверть часа. Профессор как-то уж очень пристально наблюдал за ним и придирался к каждому движению. Брезгливо скривил губы, когда разнервничавшийся Гарри уронил на пол начищенный до блеска котел. — Вы — криворукий идиот! Первокурсники и то аккуратнее. В ваших услугах я больше не нуждаюсь. Вон отсюда! В тот же вечер Гарри нашел ручку в своей сумке. Снейп не обратил на «ворованную» вещь никакого внимания, когда Гарри писал ею конспект на следующем уроке зельеварения. Тучки. Первые капли. Дождик. Гарри вышел из транса и бросил веточку, напомнившую ему его маленькую помощницу. Поднял пылающее лицо к нависшим небесам. Высунул пересохший язык, пытаясь поймать живительную влагу. «Нет, стоп. Ты сейчас промокнешь, будет знобить, будешь кашлять. Нужно добраться до сарая.» Наглец. «Да, профессор. Придется стать им. Нет сил ни на уборку, ни на стирку, ни на «вымойтесь». В отведенную вами для меня комнату ступайте сами, если вам приспичит. А зелья приберегите для тех больных, которых иногда кормят.» Гарри непочтительно хрюкнул, ощущая бесшабашную легкость. А что? Он ведь «наглец»! Должен же он хоть раз в жизни оправдать столь высокую оценку? Гарри подобрал выброшенную им минуту назад веточку, спустился с крыльца и побрёл к сараю. ________ народ в профиле ссылка на мою группу в ВК для тех, кто понял, о чем это я ))