В трясине полуночи

      Те, кто удручены горем, не оглядываются назад. Они слишком хорошо знают, что их злая участь идет за ними следом.       Виктор Гюго, «Отверженные».       О, боже. Вот и все. Вероятно, это конец. Ракель видела это по глазам Токио — словно красная пелена опустилась и закрыла все причины, все колебания. Через несколько секунд она нажмет на курок, и все закончится. У Паулы больше не будет матери, которая могла бы ее защитить, а у Серхио не будет никого, кто любил бы его больше жизни. Ну и полиции больше не придется ни о чем беспокоиться.       Ублюдки. Ракель с тошнотворной уверенностью осознала, что это они ее продали, и это стало последней каплей. Последний удар разорвал опасную нить, которая все еще связывала ее с прежней жизнью, с обязанностями полицейского. С этого момента она никогда не оглянется назад, никогда не пожалеет о решении присоединиться к Серхио и его разношерстной шайке. К сожалению, жить ей осталось так мало, что рассказать ему она уже не успеет.       На заднем плане пронзительно зазвонил красный телефон.       Увидев новость, Анхель вскочил на ноги, дико озираясь в поисках Прието. К его удивлению, полковник тоже уставился на экран, приоткрыв рот от изумления. И тут Анхель понял: Ракель сдала не разведка, а бывший муж — Альберто Викунья.       — Мы должны что-то сделать! Они убьют ее! — крикнул Анхель, подскочив к Прието.       Полковник поднял руку, пытаясь понять, что происходит.       — Как, черт возьми, пресса узнала о нашем агенте? — недоумевал он. Анхель всплеснул руками.       — Очнись, Прието. Это был Альберто. Какого еще хрена ему здесь появляться с такими вопросами? Я видел, как он куда-то звонил, как только вышел из палатки. Уверен, если мы проверим его телефонные записи, догадка подтвердится.       — Альберто? — нахмурился Прието. — Но зачем ему это?..       Он замолчал, и Анхель кивнул.       — Теперь ты ей веришь? Все зашло слишком далеко, полковник. Это прямая угроза офицеру, и я требую, чтобы вы приняли меры!       Серхио лихорадочно пытался следить за развитием событий на монетном дворе и в полицейской палатке. Он прижал трубку к уху, стараясь дозвониться до тех, кто сейчас окружал Ракель, чтобы сказать им, что она на их стороне. А если они застрелят ее до того, как ответят на звонок? Он никогда себе этого не простит.       Он уставился на зернистое изображение. Кто-нибудь — ну хоть кто-нибудь, возьмите чертову трубку…       Сигнал прорвался сквозь окутавший Ракель туман паники, и она тут же ухватилась за него. Медленно повернула голову в сторону Токио, стараясь не делать резких движений, и посмотрела в дуло пистолета.       — Нужно ответить. Это наверняка Профессор, — сказала она, чрезвычайно гордая тем, как спокойно прозвучал ее голос.       Но Токио проигнорировала ее. Палец напрягся на спусковом крючке. С самой первой их встречи Ракель каким-то образом чувствовала, что эта девушка однажды станет ее палачом. Токио всегда была самой непредсказуемой, самой импульсивной…       Время замедлилось. Спусковой крючок послушно сдвинулся под давлением. Но тут чья-то рука сжала руку Токио и резко дернула вниз. Пуля ударила в пол у ног Ракель. Грохот эхом разнесся по комнате, и все, кроме нее, пригнулись. Она стояла как вкопанная, оглушенная шумом и пораженная тем, что все еще жива. Подняв глаза, Ракель увидела, что рядом с Токио, по-прежнему державшей пистолет, стоит Берлин. Он казался единственным островком спокойствия в море хаоса вокруг них.       — Господи, Токио! — воскликнул Рио.       — Черт! — сказала Найроби. Денвер отвернулся, положив руки на голову и бормоча что-то себе под нос.       — Отпусти, Берлин, — запротестовала Токио, пытаясь снова поднять пистолет. — Она — предатель.       — Да, — ответил он. Уверенность в голосе Берлина привлекла к нему всеобщее внимание. — Но если кто-то ее и застрелит, то я. — Ракель уловила удовольствие в его тоне, и кровь застыла у нее в жилах. Она получила лишь временную отсрочку. Теперь он наверняка понял, что Мартин сказал правду: именно из-за нее бриллиантов не оказалось на месте. И он хотел отомстить. Лично получить удовлетворение от ее убийства. — Найроби, ты не ответишь на звонок? — добавил Берлин. И только в этот момент все услышали резкий звон, исходивший от красного аппарата.       Серхио с нарастающим ужасом наблюдал за развитием событий. Когда сверкнуло дуло пистолета, он дернулся, словно сам оказался под прицелом. Нет. Нет. Нет, нет, нет.       Он никогда еще так сильно не любил своего брата, как в тот момент, когда тот опустил пистолет Токио. Наконец Серхио увидел, как Найроби подошла к столу и сняла трубку, и отчаянно заговорил:       — Не убивайте ее! Бога ради, Найроби, пожалуйста, не убивайте ее!       — Подожди, я включу громкую связь, — ответила она. Затем нажала кнопку и положила трубку на место.       — Берлин, — торопливо сказал Серхио. — Приказываю тебе не убивать Лиссабон. Я ей полностью доверяю.       Токио рванулась вперед.       — Не слушай его! Она с ним трахается — он все ради нее сделает, — настаивала она. Те, кто еще не знал, изумленно уставились на Ракель. — Она продаст нас при первой же возможности!       — Нет, нет, — повторил Серхио. — Я абсолютно уверен, что этого не случится. — Сердце Ракель наполнилось любовью, несмотря на столь шаткое положение.       — Это правда? — спросила Найроби. — Ты из полиции? — Кажется, девушку опечалило, что человек, которого она считала другом, мог предать их.       Ракель перевела взгляд на нее, но Профессор заговорил первым:       — Да, это правда, — согласился он и поспешно добавил: — Но она на нашей стороне.       — Господи, Профессор, ты правда в это веришь? — усмехнулась Токио. И Ракель увидела шанс на спасение.       — Подумайте, — сказала она всем. — Как пресса узнала о тайном агенте? Единственный вариант — им рассказал кто-то из полиции. Один из моих так называемых коллег продал меня. А теперь спросите себя — зачем им это делать?       Глаза Берлина сузились.       — Хороший вопрос, но давай начнем с самого начала. — Он склонил голову набок. — Почему? Почему ты предала своих коллег из полиции, чтобы помочь нам?       К своему огорчению, Ракель почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.       — Потому что я обвинила бывшего мужа в жестоком обращении. Он — старший офицер в научном отделе. Никто из моих коллег мне не поверил. Вместо того чтобы возбудить против него дело, они отправили меня под прикрытие, лишь бы убрать с дороги, и держали гораздо дольше, чем позволяют правила. А теперь кто-то из полиции продал меня — наверное, в надежде, что вы меня убьете и избавите их от проблем, которые я, очевидно, доставляю. Именно так нынче поступают власти. Система пронизана коррупцией. Итак, теперь ты мне скажи: почему я должна хранить верность тому, чему больше не могу доверять и во что больше не верю?       — И это единственная причина? — настаивал Берлин. Взгляд Ракель скользнул к камере. Если ей суждено было умереть, не стоило упускать возможность в последний раз сказать это, поэтому она произнесла более мягким тоном:       — И еще потому, что я влюбилась. — Она смотрела в камеру, словно надеялась увидеть его по ту сторону. Серхио тоже ощутил, как на глаза наворачиваются слезы. Он мог потерять ее. Эта мысль была невыносима. Но не успел он заговорить, как его внимание привлек голос из полицейской палатки.       — Мы должны войти, полковник, — громко требовал голос Анхеля. — Мы многим ей обязаны.       Ракель тоже услышала. Она была тронута, хоть и злилась на бывшего напарника. Пусть и запоздало, но он боролся за нее. Только теперь она предпочла бы, чтобы он этого не делал; момент оказался совершенно неподходящий.       — Как дела с туннелем? — спросила она у Москвы. Он мрачно покачал головой.       — Думаю, нам нужно еще как минимум два дня.       Она снова посмотрела в камеру, чувствуя пристальный взгляд Берлина. Он небрежно держал пистолет в опущенной руке, но палец оставался внутри спусковой скобы.       — Профессор, придется убедить их, что мне не причинят вреда.       Серхио уже пришел к такому же выводу.       — Да. Но как это сделать?       Ракель лихорадочно думала.       — Высокомерие, — заявила она. — Прието поймет и, следовательно, поверит.       Да. Серхио нравилась эта идея — высокомерные люди, подобные Прието, легко обманутся, увидев высокомерие в других и даде не заметив, насколько были слепы.       — У меня есть идея. Можешь рассказать что-нибудь, что можно получить только из защищенной полицейской базы данных?       Ракель кивнула, мгновенно поняв его намерения. На заднем плане звучали приказы: полиция готовилась к штурму. Если они бросят сюда все силы, банда окажется в ловушке, словно крысы. И никто не спасется.       — Семь лет назад сын Прието был арестован за пьяное ДТП. Прието воспользовался своими полномочиями, и дело замяли. Но на защищенном сервере осталась запись.       Серхио задумался.       — Но твоей служебной записи нет?       — Нет. Все записи офицеров под прикрытием отправляют в архив, не подключенный ни к одной электронной системе. Чтобы заполучить мое личное дело, тебе буквально пришлось бы вломиться в полицейское управление.       Серхио кивнул сам себе. Нужно было спешить. Он отключил связь с монетным двором и набрал номер полицейской палатки. Затем взял один из красных листов и начал складывать новую фигурку.       Прието замер, как только раздался звонок. Он повернулся к Анхелю и увидел в его взгляде отражение собственных страхов: они опоздали. Профессор собирался сообщить, что они уже убили ее. Прието схватил трубку, и роботизированный голос эхом разнесся по палатке.       — Отличная попытка, полковник, — сказал Профессор. Полицейские растерянно переглянулись.       — Что это должно означать? — воскликнул Прието. Собеседник усмехнулся.       — Вы пытались поссорить нас, но это не сработает.       Прието решил ему подыграть.       — Эм-м, неужели?       — Стоит признать, вы неплохо постарались. Довольно профессионально поместили фото в полицейское удостоверение. — Начиная осознавать происходящее, Прието с облегчением провел рукой по лысине. Профессор продолжил, уже более самодовольным тоном. — Видите ли, полковник, я знаю своих людей. Ни один из них не является полицейским. Я тщательно проверил записи. Уверен, я бы знал, если бы кто-то из команды работал на вас.       Прието заулыбался.       — Но… эти записи надежно защищены. Вы никак не могли до них добраться, — запротестовал он, притворяясь обеспокоенным. Снова раздался смешок.       — Полковник, в моем распоряжении лучшие хакеры. — Серхио вложил в голос столько высокомерия, сколько смог, и это, похоже, сработало.       — Как скажете, — неуверенно ответил Прието. Серхио улыбнулся. Полковник заглотил наживку.       — Вы мне не верите. Позвольте доказать: семь лет назад вашего сына арестовали за ДТП, но вы замяли дело.       Кровь отхлынула от лица Прието. Профессор продолжал:       — Но полиция сохранила копию протокола об аресте в своей самой надежной базе данных. Думаю, на случай, если им когда-нибудь понадобятся рычаги давления на вас. — Он подождал, но ответа не последовало. — Всего хорошего, полковник, — любезно закончил Профессор и отключился.       Спустя несколько безмолвных напряженных секунд Прието сумел взять себя в руки. Он рассмеялся, не обращая внимания на укоризненные взгляды полицейских.       — Прекратить штурм, — приказал он. — Этот самонадеянный ублюдок думает, что все предусмотрел. Надеюсь, мне удастся увидеть его лицо, когда он поймет, что Мурильо действительно полицейский. — Прието отвернулся, посмотрел на фоторобот на стене и тихо сказал себе под нос: — Кто же ты?       Серхио победно вскинул кулак — это сработало. Чертовски хорошо сработало. Затем он снова схватил трубку, чтобы поговорить с Берлином. Он надеялся, что этот эпизод убедит остальных в преданности Ракель.       Слушая его, Берлин взглянул в камеру. Серхио заметил дразнящий блеск в глазах брата. Тот кивнул, выслушав инструкции Серхио — ускорить печать денег и собрать всех свободных людей на рытье туннеля. Время истекало.       — Понятно, — сказал Берлин. — И не волнуйся, я присмотрю за твоей подружкой. — Он с ухмылкой отвернулся, а Серхио покачал головой. За эти годы он наговорил Андреса немало чепухи о любви, поэтому вполне заслужил подколку. Теперь он осознавал, что понятия не имел, о чем говорит.       Остальные расходились, пока Ракель и Берлин не остались вдвоем. Она настороженно смотрела на него.       — Так ты мне веришь? — спросила она, боясь ответа. Берлин улыбнулся. Скорее опасной, чем дружелюбной улыбкой.       — О, присяжные пока в сомнениях. Но я верю, что тебе небезразличен мой брат, а ему небезразлична ты. И это выиграло тебе немного времени. — Он поднял пистолет и небрежно ткнул ее стволом в грудь. — Все будет зависеть от того, как ты распорядишься этим временем. Я бы посоветовал использовать его с умом.       С этими словами он неторопливо вышел из комнаты. Ракель опустилась на стул и закрыла лицо руками. Адреналин медленно покидал организм. Телефон зазвонил еще раз. Она слепо потянулась к аппарату, словно тонущий — к проплывающей мимо доске, и позволила голосу Серхио окутать ее и удержать на плаву.       Два дня спустя       Следующие два дня все шло гладко. Профессор продолжал водить Прието за нос, заставляя полицейских гоняться за тенями, а банда удвоила усилия, чтобы напечатать как можно больше денег и закончить туннель. Токио все еще смотрела на Ракель с подозрением, но Берлин держал их подальше друг от друга. Остальных, похоже, убедила ее готовность предоставить информацию, с помощью которой Профессор предотвратил неизбежное нападение.       Ракель застала Монику и Денвера за жарким поцелуем и долго беседовала с ней, беспокоясь, что девушка стала жертвой Стокгольмского синдрома. Но Моника убедила ее, когда сказала:       — Никто еще не смотрел на меня так, как он — с такой преданностью.       Ракель вспомнила выражение чистого обожания на лице Серхио, когда они занимались любовью, и поняла, что между молодыми людьми возникло нечто большее. Поэтому, когда Моника сказала, что хочет после ограбления уехать вместе с Денвером, Ракель поддержала их.       Но удача в конце концов покинула Профессора. В середине второго дня молодая женщина-констебль принесла в палатку последние отчеты о сверхурочной работе. Затем подошла к стене, где располагалась информация о расследовании, и принялась с любопытством изучать фотографии. Увидев фоторобот Профессора, который Ракель помогла составить несколько месяцев назад, девушка улыбнулась и сказала:       — Хм.       Анхель поднял голову.       — Что?       — Ну разве этот Профессор не красавчик? — заявила она. Анхель едва не закатил глаза.       — Ну, если ты так считаешь.       — Конечно. Он выглядит точь-в-точь как Антонио Бандерас, только в очках.       Анхель замер. Сердце внезапно ушло в пятки. Он подошел ближе, рассматривая чисто выбритое лицо. Девушка была права. Это был Антонио Бандерас в очках. Вот блин. Вот черт. Пиздец, пиздец.       — Вот черт, — сказал он вслух. Это привлекло внимание Прието.       — Что-то не так, Анхель?       Анхель снял очки и протер глаза, но когда он снова надел их и посмотрел еще раз, на изображении красовался все тот же Антонио Бандерас. Ничто в мире больше не имело смысла. Анхель не находил слов. Он не мог поверить, не мог понять. Ракель предала его. Предала их всех.       Почему? Зачем ей так поступать?       Впрочем, он знал, почему. Они обращались с ней как с дерьмом, как с вещью, и игнорировали ее заявления о домашнем насилии. Заставили ее оставаться под прикрытием дольше, чем было безопасно для психического здоровья, и она сломалась. Стала преступницей. Ракель Мурильо. Кто бы мог подумать…       Анхель словно сквозь туман заметил хмурый взгляд Прието. Когда ему наконец удалось заговорить, голос звучал хрипло, почти неузнаваемо. Указав на фоторобот, он кое-как произнес:       — Это — Антонио Бандерас.       К чести Прието, он понял все гораздо быстрее, чем Анхель. Поспешно подошел и уставился на фоторобот, а затем выплюнул:       — Чертова сука!       После этого события развивались довольно стремительно. Прието понял, что описанный Мурильо план побега, скорее всего, был фальшивкой, поэтому приказал геодезистам проанализировать звуки бурения, которые они до сих пор игнорировали, считая их отвлекающим маневром. И менее чем за час им удалось определить вероятную точку выхода.       Серхио вышел из туннеля, который копал вместе с сербами, и услышал, как женщина-полицейский назвала его красавчиком. Он недоуменно нахмурился. Она не знала, как он выглядит. Так как она могла?..       Осознание оглушило его. Вероятно, Ракель еще в первый визит домой помогла им составить фоторобот. Но она поклялась, что не рассказывала полиции, кто он такой. Неужели она солгала? Солгала обо всем? Нет. Он отказывался в это верить.       Затем девушка сказала, что Профессор очень похож на Антонио Бандераса — и он понял, как поступила Ракель. Она уже тогда подстраховалась, помешав полиции опознать его. А еще он понял, что все кончено. В течение часа начнется штурм. Он схватил трубку, и Берлин ответил на звонок.       — Они выяснили, что Лиссабон дезертировала, — коротко доложил он. — Заканчивайте печать, все силы бросайте на завершение туннеля. Готовьтесь, Берлин. Они прибудут в течение часа.       — Принято.       Берлин отправился выполнять приказы Профессора, а тот помчался обратно в туннель. И, к счастью, через пятнадцать минут они прорвались.       Времени на ликование не осталось — они сразу же принялись перетаскивать деньги на склад и подготавливать заложников к штурму, расставляя их согласно схеме Профессора. Двадцать минут спустя начался штурм. Силовики ворвались через погрузочные двери. Банда как раз переносила последнюю партию денег. Берлин приказал Лиссабон и Найроби покинуть заложников, которых они охраняли, и уходить. Выстрелы приближались. Токио, Денвер и Рио были вынуждены отступить.       — Ну же! — крикнул Берлин. Остальные выскочили из-за угла и нырнули прямо в туннель, но Ракель остановилась и посмотрела на Берлина. Он укрылся за мешками с песком, которые они заранее поставили в коридоре, готовясь сдерживать натиск.       Серхио расхаживал по складу, тревожно прислушиваясь, пока члены команды один за другим выходили из туннеля и поспешно переодевались. Из полицейской палатки раздался торжествующий крик. Очевидно, они достаточно сузили вероятную точку выхода из туннеля, чтобы начать обыскивать дома. У банды оставалось всего несколько минут до того, как полиция постучит в дверь склада.       Не хватало лишь Берлина и Лиссабон. Серхио приказал по рации:       — Лиссабон, Берлин, выбирайтесь сейчас же!       Ракель двинулась к туннелю, но остановилась. Берлин не следовал за ней.       — Пойдем, Берлин!       Пуля ударила в стену рядом с ней, и Ракель пригнулась. Брат Серхио посмотрел на нее, и она испугалась, увидев выражение его глаз.       — У нас мало времени, — сказал Берлин. В этот момент разверзся настоящий ад.       Серхио замер, прислушиваясь к быстрой стрельбе, не понимая, кто стреляет и что происходит.       — Ракель! — закричал он, позабыв от страха ее кодовое имя. Ответа не последовало. Два человека, которых он любил больше всего на свете, оказались вне досягаемости, и он ничем не мог им помочь.