После той встречи на мягком диване, я вернулась к своей работе. Привычная рутина захватила меня. Я готовилась к съёмкам в музыкальном фильме. Мне предстояло сыграть оперную певицу в художественно-биографическом фильме.
Впервые услышав эту идею от мистера J я обрадовалась, потому что опера была моей сильнейшей страстью. Я любила слушать её, смотреть различные постановки и сама могла спеть как неплохая итальянская оперная сопрано. Но когда я увидела сценарий и поняла, что он не пошутил, мне стало страшно. Потому что мистер J вместе с Бекки хотели практически повторить «Великого Карузо» только в женском варианте. Им эта идея казалась взрывной и обречённой на успех. Я была согласна с ними в том, что идея действительно очень интересная. Тут было над чем поработать и режиссёру и исполнителям, костюмерам и оперным певцам, которых нужно было приглашать на роли второго плана.
И да, эта идея могла сработать и она была вполне логичной и привлекательной для меня. Но в то же время я слишком хорошо представляла каких жертв и сил это будет стоить для меня. Я зачитывалась в свое время биографией Марио Ланца и знала, как это трудно, показывать на экране знаменитость такого масштаба. Если покажешь не правдоподобно, будешь освистан и втоптан в грязь. Тем более что делать плохо было совершенно не в моих правилах. А для того, чтобы сделать хорошо нужно будет самого себя на время работы задвинуть глубоко внутрь, и полностью раствориться в другом человеке, переняв его манеру пения, разговора, жесты, мимику и даже ход мыслей, естественно расходуя при этом самые глубокие душевные внутренние ресурсы, прикосновение к которым всегда болезненно. Это сродни тому, как в фильме «Привидение» призрак умершего входил в Вупи Голдберг, заталкивая её душу настолько глубоко, что мог спокойно пользоваться её телом.
Осознавая эти тонкости и понимая, что это очень рискованное предприятие, я боялась взять на себя непосильную задачу и провалиться.
Одновременно с этим, меня накрыла рефлексия по поводу нашей последней встречи. Он отпустил меня, ни сказав ни слова. Но смотрел на меня так, что эти глаза теперь приходили ко мне ночью. Глаза полные боли от растревоженной старой раны; отчаяния, одиночества и дикой надежды, которая каким-то чудом умудрилась не потонуть в этом адском коктейле. Весь этот водоворот чувств и ощущений был прикрыт вуалью ещё не успевшего остыть желания.
Взглянув на него напоследок, я поняла, что приняла правильное решение, потому что ещё несколько минут рядом и я, не выдержав его состояния, всеми возможными способами попыталась бы ему помочь и осталась бы на ночь, потеряв не только честь, душевное спокойствие, но и право на уважение самой себя.
Но сейчас мне казалось, что я была неправа и сказала совсем не то, что нужно было. Мне казалось, что я потеряла не только возможного спутника жизни, но и друга, причём бесповоротно. Иногда мне хотелось набрать его номер и сказать, что я дура и наговорила полную чушь. Но я отдергивала себя, потому что не могла трезво оценить ситуацию.
А в следующее мгновение меня кидало в другую крайность — что он с самого начала рассматривал меня только как роман на секунду, просто до этого ему никак не удавалось заманить меня в номер. Но потом я вспоминала, как в темноте номера чувствовала тепло его тела спиной и тут же понимала, что если бы он хотел, то логичнее не включать свет и не вести светские беседы за чаем, перед постелью. Да и заниматься мной почти два года, когда у него под рукой всегда табун красоток готовых на все, не очень разумно.
В этой мешанине мыслей, чувств, разума и долга, я уже совершенно не понимала, где хорошо, а где плохо. Как я должна была действовать, и самое главное, как вести себя дальше. Именно сейчас я краешком сознания начала понимать, что нуждаюсь в нем, все ещё не до конца принимая это. Я тосковала по его бархатному голосу, по трепетным тёплым пальцам, по его вечно выбивающейся из хвоста светлой прядке, его музыке и этим тёплым добрым глазам, обрамленным пушистыми ресницами. Признать свое поражение до конца я боялась, именно потому, что меня сковывал страх потерять голову и наделать глупостей, которые потом будут отправлять всю мою жизнь. Но в то же время я понимала, что похоже спохватилась слишком поздно, позволив своему музыкальному другу завладеть моими мыслями и желаниями.
Спустя пару недель таких размышлений, я выяснила ещё более неприятную вещь. Наша последняя встреча пробудила во мне доселе глубоко спавшие чувства, о существовании которых я догадывалась, но никогда прежде не ощущала их. Он пробудил во мне желания, от осознания которых мои щеки вспыхивали алым цветом и мне становилось безумно стыдно. Но поделать с этим я ничего не могла. Услужливая память постоянно подбрасывала в сознание ощущение прикосновения его горячих губ к шее, сильных объятий и сдержанных вздохов, и в ту же секунду меня накрывало. По всему телу проходила дрожь и воспаленное сознание начинало рисовать картины возможного продолжения, совсем выбивая меня из колеи.
Я запуталась в себе и понимала, что мне нужна помощь.
Поэтому сейчас мне как никогда нужен был совет самого мудрого человека в моей жизни- папы. И я снова отправлялась на родину, чтобы получить совет и принять единственное верное решение.
Поездка длилась два дня. За эти дни я успела разложить «по полочкам» практически все. Папа объяснил мне, как следует относиться к участию в проекте такой направленности, мы вместе взвесили все за и против, пришли к выводу, что я смогу с этим справиться. Вечером накануне отъезда мама осторожно поинтересовалась, что у меня случилось. Я побоялась рассказывать об этом сразу и продолжала колебаться. Но когда мама задала вопрос, я не смогла промолчать. Я вообще никогда не отличалась особенной скрытностью, скорее даже наоброт, обладала практически полным её отсутствием. И я выплеснула все, что накопилось, поделившись своими сомнениями, чувствами, наблюдениями и мыслями. Рассказала о том, что похоже влюбилась серьёзно, что не могу до конца понять его намерений и чувств, что скучаю по нему, как мне жаль его и что я сбежала, выставив условия. Мама слушала меня не перебивая, когда мой словесный поток иссяк, она похвалила меня за одержанную победу над искушением, и посоветовала переключить внимание на что-то другое. Ведь условие я поставила и попросила сделать выбор, так что теперь мне оставалось только ждать. А ожидание должно быть продуктивным. И в этом я была с ней вполне согласна. Я возвращалась в ЛА с новыми силами, полным порядком в голове и мыслях, готовая к работе. Но образ светловолосого профиля с лучезарной улыбкой по прежнему не выходил из головы. И я, не смотря на резко возросшую после подписания договора о биографическом фильме занятость, с такой же силой тосковала и с трепетом ожидала письма или звонка.
Покинув приземлившийся самолёт, я попала в руки к Патрику, который в срочном порядке повёз меня на замеры для костюмов, потом на встречу с дирижером картины. По дороге в ателье, он вводил меня в курс предстоящих в ближайшее время встреч, дел и объёма работы. Внимая своёму менеджеру, я постепенно начинала понимать «масштаб бедствия». И это было как нельзя кстати. Такое положение дел меня вполне устраивало.
Когда я попала в руки костюмеров, Патрик «полетел» на студию к дирижеру, обсудить общие положения. Пожилая приятная женщина по имени Николь, с которой мы работали ещё на первых моих съёмках была рада видеть меня снова.
—Хелен, привет! —она тепло обняла меня — рада встрече. Ты опять влипла в старомодные костюмы? — с доброй усмешкой спросила она. Я развела руками:
—Мне нравится ходить в длинных бальных платьях, да и в амазонке тоже интересно.
— А сейчас тебе ещё и парочку оперных костюмов пошьем! Хорошо когда желания совпадают с условиями контракта? — спросила она, выкладывая на стол блокнот, карандаш и сантиметровую ленту. Усмехнувшись, я подняла руки, принимая удобную для измерений позу.
—По моему восхитительно! —ответила я.
Николь быстро сняла мерки и пообещав в ближайшее время скинуть мне эскизы оперных костюмов, выдала меня на руки Патрику, который уже успел вернуться со встречи. Он посадил меня в машину и в двух словах рассказал о главном человеке, который будет ответственным за все музыкальное оформление фильма.
Я была наслышана о маэстро Гвилетти. Он был знаменит не только на своей родине, но и далеко за её пределами. Этот достойный представитель музыкальной сферы был ведущим дирижером Метрополитен-опера, а также руководил записью музыкальных фрагментов ко многим известным фильмам.
Чем больше Патрик рассказывал о нем, тем больше у меня появлялось сомнений насчёт своих возможностей. Ведь я обладала далеко не самыми выдающимся вокальными данными, для оперы они, мягко говоря, не годились. Да, как эстрадная певица я была вполне ничего, особенно после опыта работы в двух мюзиклах. Но мюзикл и опера совершенно разные вещи. Я любила оперу и знала многие арии наизусть, я могла спеть практически все, но работа с таким метро пугала меня. Меня начала пробивать мелкая дрожь. Но в голове вдруг всплыл отрывок из давнего разговора с папой, в котором он сказал: «Марио Ланца по сути не представлял из себя чего-то из ряда вон выходящего. В Италии теноров такого уровня даже сейчас навалом и никто почему-то не восторгается. Он просто оказался в нужное время в нужном месте, и к тому же имел неплохой пародийный талант, с помощью которого и смог достаточно точно воспроизвести манеру пения Карузо. Вот собственно и все». Я тоже обладала схожим навыком и мой голос для Италии тоже был чем-то выше среднего, но совершенно не из ряда вон выходящим. Сложив эти факты у себя в голове, я обрела некоторую уверенность в своём не провале. Но тревожность все равно присутсвовала, шутка ли встретиться с таким важным метром и не испугаться?!!
Машина подъехала к студии, Патрик открыл дверцу, помогая мне выйти. Маэстро ждал нас в звукозаписывающей студии. Он оказался высоким статным пожилым человеком, в чёрных волосах которого поблескивали серебристые прядки. Идеальная осанка, длинные гибкие руки, сразу выдававшие род деятельности своего хозяина, тёмные внимательные глаза, взгляду которых хотелось подчиняться. Синьор Гвилетти пристально оглядел меня с ног до головы и серьёзно протянул мне руку, с лёгким акцентом произнося:
—Добрый день, мисс Неферт! Я синьор Гвилетти и именно со мной вы будете записывать оперные арии для фильма. Я прослушал ваши работы и теперь хочу услышать вас не в эстрадном жанре.
—Конечно, маэстро. Что вы хотите услышать? —спросила я, пожимая его руку и глядя на него с готовностью действовать.
— В нашем фильме должен быть отрывок со сценой из «Риголетто», вот и спойте мне первую арию Джильды.
Подрагивающими руками я взяла ноты и направилась к роялю. Маэстро сел за клавиатуру и настроил меня.
Волнение грозило выбить из меня вокальную опору, но стоило мне только издать первый звук, как нервозность будто испарилась. Голос полился ровно и звонко, прекрасно опираясь и звуча совершенно в манере бельканто. Мелодия захватила меня, она такая нежная и прелестная всегда пленяла мой слух. И сейчас я наслаждалась музыкой, своим неплохим по моим меркам исполнением и тем чувством абсолютной свободы, которое дарит пение от всего сердца. Растворившись в этой арии, я не заметила, как сцена кончилась. Последние аккорды повисли в тишине студии. Сердце стучало в голове, гулко отдаваясь в ушах. Мое состояние напоминало состояние спортсмена, который только что пробежал как минимум километр, или закончил сложный матч. В студии стояла удивительная тишина, нарушаемая только моим тяжёлым дыханием. Меня снова начал одолевать страх, а вдруг я сделала что-то не так, может быть я вообще ничего не оперла и звучала как детская свистулька??! Боже мой, почему он молчит?
И вдруг в тишине студии раздались одинокие аплодисменты. Я рискнула опустить взгляд на сидящего за роялем маэстро. Он аплодировал мне, улыбаясь как-то уважительно. Поднявшись из-за рояла, синьор Гвилетти пожал мою руку, произнося при этом:
—Вы превзошли все мои ожидания. Мы с вами сработаемся.
У меня будто камень с плеч упал. Я с живостью откликнулась на его рукопожатие.
Маэстро назначил мне график репетиций над музыкальным репертуаром, которые должны были пройти под его руководством. Выдал мне ноты и поставил задачу на ближайшую встречу. Мы с Патриком попрощались с ним и отправились на экскурсию в дом-музей той самой певицы, которую мне предстояло сыграть, по пути забросив мои чемоданы домой.
На этом настояла я, мне необходимо было получить как можно больше информации о её жизни. На столе в гостиной меня уже ждала кипа журналов и газет различной давности, статьи и отзывы в которых я читала по вечерам. Также в моей сумке теперь всегда находилась небольшая книга формата А5, с её автобиографией.
Я погрузилась в мир оперы конца девятнадцатого начала двадцатого века. Со страниц этой книги, из газетных вырезок, документальных фильмов и экскурсии я почерпнула достаточно информации о нелёгкой судьбе своей героини. О раннем взрослении, постоянной тревожности, тернистом пути на вокальный Олимп, о неразделенной любви, потерянном малыше и одинокой старости. Всеми фибрами души я сочуствовала этой талантливой женщине, которая не смотря на свое дарование, не смогла обрести настоящего счастья. Мне были понятны её мотивы, поступки и характер.
Вчитываясь в одно её интервью, я увидела следующее: «Моя жизнь принадлежит музыке и несмотря на мои желания, я должна быть там, куда она зовёт меня. Этот путь сложен и непонятен большинству людей, поэтому я обречена на одинокое шествие, ни один мужчина не может следовать этому пути вместе со мной. Поэтому я не замужем и никогда не смогу там оказаться, хоть мне и хочется этого. Но признание и чувства, которые испытываешь стоя перед полным восторженной публикой залом, стоят одиноких часов странствий и пока мой голос звучит, я не буду одна». Меня охватило чувство дежавю, я уже слышала это только в другой форме. Перед мысленным взором всплыли бархатные глаза чайного цвета, грустно улыбающиеся на словах — «Я привык. Пока я могу играть, я буду счастлив». Сердце болезненно сжалось, неужели все талантливые люди обречены на одиночество? Это так не справедливо, почему?
Хотя…
мне часто казалось, что со многими великими мира сего просто не оказалось рядом вовремя того человека, который готов был бы понести тяжесть жизни с талантом. А ведь такие люди есть и их на свете не мало. Значит шанс есть.
Я достаточно хорошо представляла, что есть жизнь с таким дарованием и отдавала себе отчёт в том, что это не просто. Это своеобразный крест, понести который естественно может не каждый и скорее всего поэтому, одарённые люди часто остаются одинокими.
Ведь мы привыкли считать, что любовь это нечто приятное во всех отношениях, и когда в ней появляются трудности, мы оказываемся не готовыми к этому. А проблемы появляются у всех и всегда, отношения не могут быть только приятными, так уж устроен мир. Отношения это труд и любить— это глагол. То есть любить означает жертвовать, идти на уступки и принимать человека таким, какой он есть. Да, это не самое приятное. Да, это тяжело. И да, большинство людей к этому не готовят, все хотят быстрого наслаждения без последствий. И это безумно печально.
А когда человек талантлив, он привлекает своим дарованием множество людей. Каждый хочет прикоснуться к «звезде» чтобы получить энергию, ощущения, тело, деньги или что-то еще, но очень немногие готовы принять этого человека полностью и помочь ему в исполнении его миссии.
Талантливые люди часто обладают мягко говоря не самым приятным характером, и, как правило, чем больше дар, тем тяжелее его обладателю. Он не может контролировать сам себя, нападает на окружающих, в надежде получить облегчение и зарабатывает себе отвратительную репутацию, страдая от этого не меньше остальных. И в такие моменты любому творческому дарованию нужен человек, который понимает и чувствует, что происходит у него в душе. Это тоже отдельная миссия, дело всей жизни для кого-то. Ведь у каждого из нас есть своя миссия, которую мы должны выполнять по мере сил. Она разная по объёму и направленности, но у каждого она есть.
В таких размышлениях я все больше вникала в характер моей героини и составляла для себя конкретное представление о том, в каких условиях ей приходилось работать. Я сочуствовала этой необыкновенно женщине всем сердцем и все больше понимала, что просто обязана сделать её образ максимально достоверным. В предстоящей работе я могла не только рассказать людям о нелёгкой судьбе оперной певицы, но и заставить людей задуматься о бережном и терпеливом отношении к людям подобных дарований. Чем больше я узнавала, тем ценнее для меня становился этот проект.
Неделя пролетела в репетициях с маэстро Гвилетти, поездках к Николь, и погружении в биографию Хелен Уорен — моей героини. То, что мой псевдоним совпал с именем героини, сценаристы посчитали счастливым знаком. По истечению недели, мистер J вызвал меня на кастинг. По дороге на студию я пребывала в лёгком недоумении, ведь меня утвердили, зачем же тогда спрашивается, кастинг? Но когда я явилась перед очи своего продюсера, он огорошил меня весьма необычным заявлением:
—Хелен, мы позвали тебя на кастинг, чтобы ты сама выбрала себе партнёров по фильму, поскольку Бекки хочет чтобы любовный треугольник получился максимально достоверным.
—Мистер J, я вам глубоко признательна за такое доверие, — искренне сказала я, пожимая его руку — я буду стараться изо всех сил, чтобы помочь с выбором.
Я была тронута до глубины души. И Бекки и мистер J, доверяли мне практически безоговорочно. Они никогда не ругали меня, даже если что-то было категорически не так. Просто мягко направляли меня в нужное русло. А сейчас доверили выбор партнёра, насколько я знала такой привилегией в Голливуде пользовались самые известные признанные метры, и то, далеко не все. Ведь не на пустом же месте возникали конфликты между маститыми артистами, играющими влюблённых или друзей. А я в кинематографе без году неделя, и такое доверие было для меня приятной неожиданностью.
На пробы явилось около 6 разных актёров. В нашем фильме должен был развернуться любовный треугольник, наподобии «Унесенных ветром». Уорен всю жизнь была влюблена в партнёра по сцене, который к сожалению не отвечал ей взаимностью. А её любил безумно и страстно, друг детства и столько раз доказывал ей свою привязанность, что сумел на короткий промежуток времени заполучить её в свои объятья. Но Хелен обладала трудным характером и к тому же была по прежнему влюблена в другого, поэтому долго этот роман не продлился. Но когда они расстались, женщина поняла, что ждёт ребёнка. По её словам это было самое сказочное время в её жизни, она наконец-то была не одна. Но слабое здоровье, тяжёлый график и постоянная нервозность, не покидающая её во время выступлений, сыграли с ней злую шутку. Приехав в Метрополитен вся в нервах и бушующих гормонах, певица устроила скандал с дирижером, который выставил её из театра и приказал не пускать. На фоне такого оскорбления Хелен потеряла ребёнка. И это стало началом заката её карьеры и жизни в целом.
И сейчас мне предстояло выбрать друга детства и любовь всей жизни своей героини. Поначалу мне стало страшно, потому что никогда раньше на меня не возлагали такую ответственность, но потом я призвала на помощь свою врожденную эмпатию и оконченное психологическое образование, а также свое хобби по составлению психологических портретов людей. И вместе этот коктейль возымел действие.
Как только в студии появился высокий статный молодой человек с могучей грудной клеткой и густой копной каштановых волос, я сразу увидела в нем партнёра по сцене. Могучая фигура и мощная грудь одни из главных признаков хорошего вокалиста, а значит он будет правдободобен на сцене. Да и по другим критериям он тоже вполне подходил. Его звали Алексом, и он сразу занял доминирующее положение и в беседе с Бекки и в своём поведении на площадке. Он был уверен в себе, умен и слегка заносчив, практически точное совпадение с прототипом.
А вот с другом детства нам пришлось повозиться, потому что все кандидаты были либо слишком «ботаничны», либо наоборот слишком демонстративны. Но герой все равно нашёл для себя исполнителя. Этот молодой человек опоздал на пробы и поэтому я столкнулась с ним уже в коридоре. Он был типичным сельским парнем спортсменом, который работает в поле и вся жизнь у него простая и понятная. Вьющиеся рыжие волосы, серые глаза и простое бесхитростное лицо.
—Прошу прощения мисс, я не опоздал? —тут же спросил он, уступая мне дорогу в тесном коридоре.
—Вы приняты, — ответила я подмигнув Бекки, появившейся в дверном проёме. Нашего нового персонажа звали Август и при ближайшем рассмотрении, он оказался отличным парнем. Мы так сдружились на съёмках, что продолжили общаться и после, но не будем забегать вперёд.
Главные исполнители были найдены, костюмы пошиты, оперные звезды должны были прилететь через две недели. Началась читка сценария, на которой Алекс начал выказывать характер, ничего криминального конечно, но все равно обстановка была не самая лучшая для работы. Это сказывалось на мне, потому что я всегда была сильно зависима от психологической атмосферы в коллективе. Я стала раздражаться по мелочам и если бы не Август, я вообще бы наверное схлестнулась с этим выскочкой также как когда-то с Джорджем. Но Август оказался весьма компанейским парнем и сильно помогал мне.
Работа была в самом разгаре, с того момента, как я впервые услышала от мистера J идею этого фильма, прошло почти два месяца и теперь мы пришли к финальном этапу, съёмки должны были начаться через неделю. На улице стояла самая жаркая пора в ЛА, июль. И я уже начинала переживать о том, как же мне придется ходить в больших тяжёлых платьях по такой жаре.
Часть съёмок должна была пройти на студии в ЛА, где для этого уже была построена часть оперного зала. Часть в Техасе, где был возведён дом героини. И также съёмочная группа на две недели должна была отправиться в самый старый отель Нью-Йорка, в котором сохранились ретро номера, дабы отснять переезды героини.
Летним вечером я сидела на балконе своей квартиры, тщетно пытаясь дождаться облегчения, которое приносит с собой вечер. Через неделю должны были начаться съёмки. За моей спиной уже стоял упакованный небольшой чемодан, который через пару недель должен был отправится со мной в Нью-Йорк. Мысли плавились на жаре и думать совершенно не хотелось. В удушливом вечернем воздухе раздался звук вибрирующего телефона. Я вяло подняла голову, забирая со стола свой мобильник.
Доброго тебе вечера! Как проходят съёмки, я прочитал, что ты приняла участие в крупном проекте, посвящённом оперной певице Хелен Уорен. Это правда?
Я не поверила своим глазам по началу, ведь он не выходил на связь второй месяц и я уже начала привыкать к этому. А тут вдруг нежданно послание. И главное, ни слова о волнующем меня вопросе, как будто ничего не было. Но я все равно была рада даже такому мимолетному посланию.
И тебе доброго вечера!
Да, я правда снимаюсь в главной роли в биографическом фильме. Съёмки начнутся через неделю, сейчас сижу на чемоданах, осуществляя последние приготовления. А как поживаешь ты?
—Отправить! — проговорила я, нажимая на экран. Бросив ещё один взгляд на закат, я вернулась в комнату. Посмотрела на беспорядок на полках и поняла, что перед съёмками в квартире нужно обязательно навести марафет. Собственно говоря, не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня. Я осмотрела полки и выделив одну, положила начало уборке. На столе зажужжало. В новом послании мой музыкальный друг прислал мне свою новую композицию. Щёлкнув по экрану, я принялась за разбор вещей. Из динамика телефона полилась нежная грустная мелодия. Я замерла вслушиваясь в чистые звуки. Она была плавной и незатейливой, но брала за душу. Живо откликаясь в моей душе, она снова извлекла из памяти образ своего автора. И сомнения разрастались с новой силой. Всем своим существом я ощущала печаль и тоску, которыми веяло от композиции. Но допустить мысль, что причина такого настроения кроется во мне было бы слишком самонадеянно, хотя соблазн был велик.
Закончив с разбром полки я начала писать ответ.
Дорогой друг! Твоя новая мелодия прекрасна, я чуть не прослезилась. Спасибо за то, что поделился ей.
P. S. Я случайно наткнулась на статью про твой фильм, и узнала, что он тоже был биографическим. Не поделишься опытом работы над образом? Просто у меня столько вопросов возникло, прямо голова кругом идёт.
Меня действительно по прежнему сильно волновал тот факт, что изображая свою героиню, я могу совершенно потерять себя и это не могло радовать. Я перекрыла множество источников письменных и электронных, прочла и прослушала множество интервью артистов, которым приходилось создавать подобные образы. Но практически все они, не доводили образ до конца, в нем всегда проскальзывали черты исполнителя, у кого-то в большей степени, у кого-то в меньшей. А если брать опыт Марио Ланца, то нельзя было упускать из виду тот факт, что он обладал от природы взрывным темпераментом и сложным характером, который во многом совпадал с Карузо. Они были похожи изначально, это во-первых, а во-вторых, он сам был яркой личностью, долго удерживать которую в себе было невыполнимой миссией.
У меня же ситуация была просто плачевной, по сравнению с ним. Я обладала прямо противоположным своей героини темпераментом, характером и силой личности. Хелен Уорен была типичной представительницей холеристического темперамента, приправленного ноткой меланхолика. При этом обладая конфликтным характером и полным отсутствием эмоциональной гибкости. Я же была флегматиком до мозга костей, правда тоже имела крупинку меланхолии, но это меня мало спасало. И характер мой был неконфликтным, я могла при желании приспособиться к любым условиям, только бы не начинать ссору и добрую войну. Я совершенно не выносила криков, разборок и разговоров на повышенных тонах с оскорблениями.
Головой я вполне все это осозновала, и даже представляла, что должна была чувствовать моя героиня в той или иной ситуации, и чтобы она сделала, я тоже уже хорошо представляла. Но я по-прежнему отделяла, вот так поступила бы я, а вот так она. И делала по своему, а на площадке мне нужно было поступать против себя. И поэтому, увидев, что у Дэвида есть опыт работы с таким персонажем, я конечно хотела задать множество вопросов. Главным из которых был бы —«Как у тебя получилось сохранить себя, не нанеся ущерб герою?».
В руках зажужжало.
Боюсь, что мой опыт мало чего тебе даст. Ведь это ты профессиональная актриса, а не я=) тем более, если ты откроешь отзывы на фильм, то увидишь, как меня полощут критики =) они до сих пор не могут прийти в себя от, цитирую, «Бездарной игры, какой в жизни, такой и на экране». Так что я наверное могу помочь только одним — я уверен, что ты справишься и на экранах появится новый шедевр.
Прочитав это, я задумалась. Да, я видела небольшой фрагмент фильма и поэтому судить полностью не могла. Но даже те минуты, которые я просмотрела, были совершенно не похожи на Дэвида. Да, он не профессионал, но тот образ который он создал в фильме, сильно отличался от него самого. Конечно я подозревала, что там есть места, в которых проглядывает его характер, но если такое случается с большинством профессионалов, что же требовать от любителя. Он сделал максимум, который мог и обвинять его могут только те, кто не знаком с ним близко. Иначе бы они поняли разницу сразу.
Этими мыслями я незамедлила поделиться со своим музыкальным другом. Отправив сообщение, я оглядела плоды своих трудов и, удовлетворенная увиденным, направилась на кухню, вознаградить себя за труды праведный, чашечкой зелёного чая.
Зазвонил телефон. Я не глядя взяла трубку.
—Алло?
—Ты меня поражаешь, — послышался в трубке голос Дэвида.
— И чем это интересно? — улыбнулась я, с удовольствием вслушиваясь в его мягкий голос.
— До сегодняшнего вечера никто не пытался оправдать мою «бездарную актерскую игру» — он умолк на секунду — а ведь я правда работал и мне это нелегко далось.
—Я это увидела и поэтому хотела спросить, — ответила я, радуясь тому, что могу не только получить ответы на вопросы, но и поддержать его.
—Тогда я к твоим услугам, — я поняла, что он улыбается.
—Я даже не знаю с чего начать… —проговорила я, собирая вопросы в кучку.
Через два часа я получила ответы практически на все свои вопросы. Узнала всю поднаготную фильма и столько подробностей. Мне было интересно, я задавала вопросы, а он охотно делился и рассказывал о таких вещах, которые ни фигурировали ни в одном интервью. В какой-то момент мне показалось, что по большому счету многие не оценили эту его работу, а он многое вложил в этот фильм и это далось ему не просто. А все мы знаем, как это бывает обидно, когда твою искреннюю работу никто не ценит. Поэтому в конце беседы я, от полноты чувств, поблагодарила его за то, что поделился опытом и за то, что вообще решился на создание такого проекта.
Мой музыкальный друг был смущен такой бурной реакцией, но потом оттаял и рассмеявшись сказал, что ради моего одобрения, стоило заморачиваться. Тут уже смутилась я, но взяв себя в руки, тепло попрощалась с ним и направилась спать.
А потом грянули съёмки. И вот тут со мной случилась странная вещь— попадая на съёмочную площадку, я как будто преставала быть собой. Как только звучали слова«Камера. Мотор!». Я превращалась в истеричную диву, устраивующую скандалы на пустом месте, испепеляюще любящую и безмерно талантливую. Многие сцены снимали сразу с аудио дорожкой, и тут мне пригодились уроки вокала, мой голос был отчётливо слышен на всей площадке, чем не могли похвастаться мои партнёры.
Мы достаточно быстро отсняли сцены детства и юности. И переместились на студию в ЛА, писать сцены из опер, и в закулисье театра. Здесь начинался пресловутый любовный треугольник. Алекс не выходил из образа, постоянно задевая меня. Находясь на площадке в образе, я тут же взрывалась бешенным скандалом, высказывала ему множество неприятных вещей, а потом улетала в свою гримерку, плакать. Иногда такие сцены были полнейшей импровизацией и оператор едва успевал поймать правильный ракурс. Но Бекки была довольна всем и каждой мелочью в отдельности.
А вот Август наоборот, постоянно находился рядом, был терпелив, приносил кофе в перерыве и вообще всячески поддерживал меня.
Работа выкачивала все силы. После окончания съемочного дня я выползала из студии, Патрик складировал меня в машину, отвозил домой, перебазировал на кровать и уходил, закрывая дверь своим ключом (в этом давно появилась необходимость, поэтому у моего менеджера теперь был дубликат).
В этом проекте я уже не наслаждалась процессом как в предыдущих, это был тяжёлый труд, пускай и желанный. Иногда краешком сознания я понимала, что спустя время я буду вспоминать эту работу как весьма приятную и возможно лучшую в своей жизни. Ведь такой шанс выпадает далеко не всем артистам, и не все используют его на полную. Но это только краешком сознания, потому что остальную часть заполняла нужная для творческого процесса концентрация.
Съёмки близились к тому моменту, когда друг детства Хелен добился ее благосклонности на короткий промежуток времени. Я появилась утром на площадке и Бекки ошарашила меня новостью:
—Хелен, как ты кстати, доброе утро! Завтра будем снимать постельную сцену, так что готовься! — при этих словах я выпала в осадок.
—Стоп, стоп, стоп, стоп! —проговорила я, мотая головой и задерживая рукой уже летящего куда-то режиссёра — у меня в контракте прописано, что я не снимаюсь в постельные сценах, ты не забыла? — я кинула на неё возмущённо удивлённый взгляд. Бекки застыла на мгновенье, видимо прокручивая в голове мои слова.
—В твоём контракте прописано, что ты не снимаешься в обнаженке, — она хитро улыбнулась и ткнула меня пальцем в плечо — а для постельной сцены не всегда нужна обнаженка, знаешь ли… — брюнетка бросила на меня лукаво-снисходительный взгляд — и тем более, это важно для полного раскрытия твоей героини и для персонажа Августа тоже, так что вот сценарий, почитай на досуге, можешь даже вместе с ним! — она многозначительно поиграла бровями, вручая мне листы бумаги и тутже улетучиваясь в неизвестном направлении. Я осталась стоять на месте, пытаясь совладать со своим возмущением.
Знаю я, что это сцена необходима, но легче от этого почему-то не становится. Наоборот. Да ещё эти намёки, замучалась я уже. Ещё когда Август опоздал на пробы и мы столкнулись в коридоре, все начали подкалывать меня, что влюбилась с первого взгляда. А когда мы начали общаться, и он стал по партнёрски приносить мне кофе, все стали с таким загадочным пониманием на нас смотреть… А только что вышли на новый уровень, предложили вместе почитать про постельную сцену, ну вообще совесть потеряли.
От этих невеселых мыслей меня отвлек Август.
—Доброе утро! — он протянул мне пластиковый кофейный стаканчик —что такая пасмурная? — я молча протянула ему исписанный листок бумаги. Он пробежал глазами и бросил на меня вопросительный взгляд вроде, «А что тебя расстраивает?»
—В моем контракте прописано что постельные сцены не предусмотрены! — ответила я на его молчаливый вопрос.
—И ты из-за этого расстроилась? — он взглядом указал на сценарий, я кивнула, продолжая пребывать в не лучшем расположении духа — да брось ты, сыграем и забудем, чем быстрее соберёмся, тем быстрее это закончится. Смекаешь… эй? —он осторожно коснулся моего плеча, заставляя посмотреть на него — все хорошо?
Я чувствовала себя загнанным в угол зверем, потому что через многое в своей жизни я могла переступить, но через страх страстных объятий, тем более с практически чужим человеком, да ещё и на камеру, я не могла. К глазам поступили слезы, я запрокинула голову, посмотрев на чёрный потолок студии.
—Хелен, ты в порядке? — я опустила голову, запрятав слезы поглубже, на меня смотрело серое взволнованное море.
—Нет, —тихо через силу произнесла я, пытаясь улыбнуться. Напарник с переживанием в голосе спросил:
—Почему тебя это так пугает?
—Просто, Август, ты отличный парень, мы приятельствуем, но не хочу я к тебе в постель! — рассмеялась я, по-прежнему унимая слезы. Глядя на меня он тоже рассмеялся и потом доверительно вопросил:
—Нехорош, да? —тут уж я засмеялась уже в голос, потому что его чувство юмора было просто отменным. Обретя возможность внятно говорить, я ответила:
—Дело не в тебе.
—Ммм
—Просто я, — я запнулась, перед глазами появились светлые пряди и бездонные глаза чайного цвета, в сердце кольнуло — я влюблена и считаю такие вещи предательством — тихо, но уверенно произнесла я. Август серьезно оглядел меня:
—Понимаю. Если у твоего парня возникнут претензии, скажи. Я буду твоим адвокатом.
Я рассмеялась и пообещала непременно воспользоваться его предложением.
На следующий день я мандражировала похлеще чем перед премьерой. Но напарник был спокоен и уверен во всем. Накануне он пообещал, что если я занервничаю, то он сам сыграет за двоих. Мы посмеялись над этим вчера, но сегодня мне почему-то смеяться уже не хотелось. Сцена должна была сниматься в моей гримерке. По сюжету, у меня случается откровенный разговор с Алексом, в котором он явственно даёт мне понять, что не испытывает ко мне никаких чувств. Я в полной истерике уегаю к себе плакать в одиночестве, и тут появляется Август. Начинает меня утешать и в ходе этого признается в своих чувствах и я, совершенно не владея собой, позволяю ему заключить себя в объятья.
Начало сцены прошло гладко, Алекс статный могучий, снисходительно и высокомерно произнёс, слишком сильно артикулируя согласные при этом, дабы подчеркнуть свое отношение:
— Я отношусь к тебе также, как к этой портьере, —он пальцем пренебрежительно касается занавески— её для меня практически не существует, также, как и тебя.
У меня внутри поднимается дичайшая истерика, я чувствую себя униженной и растоптанной.
—Тогда и оставайся с ней, ведь кроме неё ты никому не нужен! —выплевываю я и со всех ног кидаюсь в гримерку, где меня уже ждёт оператор. Падаю на стул перед столиком и закрыв лицо руками начинаю рыдать. Меня колотит, этот идиот, такой красивый с таким голосом, я его ненавижу, но как-же больно, Боже.
За спиной раздаются быстрые шаги. Но мои рыдания не прекращаются.
—Хелен, кто посмел обидеть тебя? —я не могу ответить, меня душат слезы. Август гладит меня по волосам, плечам, пытаясь утешить. Начинает говорить, про то, какой идиот Алекс, что он не понимает, от чего отказывается и что теряет.
—Я бы никогда так с тобой не поступил! —восклицает мой партнёр, и через секунду я оказываюсь в его крепких объятьях. Хаотичные поцелуи, слишком сильно сжимающие меня руки. Внутри вдруг появляюсь я настоящая и ужас сковывает меня, я хвастаюсь за плечи партнёра, пытаясь совладать с собой. У меня это выходит. Героиня снова становится настоящей, продолжая рыдать и предоставляя себя в полную власть мужчине.
—Стоп, снято! — сквозь собственные рылания слышу я.
—Молодцы, ребята! — Бекки довольно потирает руки, глядя на маленький экран камеры — на сегодня все!
Я с быстротой молнии выпутываюсь из рук Августа и улетаю к гримерам.
Дальше съёмки проходят более менее гладко, остальные сцены не требуют «переступательства» через себя и поэтому я, от души поблагодарив своего партнера, за помощь, продолжаю работать с удвоенной силой.
Но мне предстоит ещё одна тяжёлая сцена.
Потеря ребёнка.
Эта сцена полностью моя, я сижу за столом и слушаю доктора, который принёс мне скорбную весть. Он уходит, а я остаюсь. В голове туман и путающиеся мысли, а в сердце дыра. Мне больно, из широко раскрытых глаз беззвучно кататся слезы, разум все понимает и осознает, но душа отчаянно борется за право не верить, до последнего. Становится трудно дышать, рука тянется к вороту блузы, тщетно пытаясь дать доступ кислороду. В глазах темнеет, меня накрывает холодная пелена, я ощущаю падение.
Через некоторое мгновение я чувствую как кто-то энергично трясёт меня за плечо.
—Хелен, Хелен?! —распахнув глаза, я вижу перед собой встревоженное лицо Бекки. Медленно оглядываюсь, верхняя часть моего тела лежит на коленях у Алекса, рядом сидит Бекки и оператор. Над нами стоят осветители, звукооператор и через них протискивается Август. Я перевожу взгляд на Бекки.
—Что случилось? — спрашиваю я, чувствуя лёгкую слабость во всем теле.
—Ты упала в обморок! — напряжённо говорит режиссёр — ты себя хорошо чувствуешь?
—Да, только слабость лёгкая есть. Я испортила дубль? — виновато спрашиваю я, не решительно глядя на Бекки. Она усмехается.
—Ты гениально сыграла, и твоё падение только добавило драматизма. Но думаю, что тебе нужен отдых. Ты молодец! Август проводишь её? — мой партнёр кивает и принимает эстафету у Алекса.
Следующие два дня меня не трогают, снимают склеечные и второстепенные сцены. Я успеваю прийти в себя. И вдруг ощущаю, что конец близок, проживать чужую жизнь осталось недолго. Это открытие весьма радует меня, поднимая мой боевой дух. Ещё две недели и я буду свободна. Тот факт, что многие сцены писались сразу со звуком намного уменьшает объем и сроки работы над озвучкой.
Вечером предпоследнего съемочного дня, я сижу на балконе, глядя на закат. Я так была погружена в работу, что не заметила как закончилось лето и наступила осень. Я не успела насладиться золотой листвой. На дворе уже серединя ноября, а я только сейчас заметила природные изменения. Эти полгода были трудными, но они того стоили. Я глубоко вдыхаю прохладный вечерний воздух и мысленно благодарю Бога за то, что увидела осень хотя бы сейчас. Лучше поздно, чем никогда. Я улыбаюсь своим мыслям.
Завтра последний съёмочный день. Потом месяц озвучки, до середины декабря. Небольшой перерыв и премьера в начале марта. Наверное никогда и ничего я не ждала так сильно, как премьеры этого фильма. Я вложила в него слишком много, поэтому он стал мне бесконечно дорог.
В тишине квартиры раздаётся звонок входной двери. Я вслушиваюсь в него, пытаясь понять, кто вдруг решил меня навестить. Патрик уже уехал, а больше ко мне никто и не приезжал. Разве только Август… Звонок повторяется и я направляюсь к двери, чтобы узнать, кому я понадобилась.
Открываю дверь и мне кажется, что я сплю. На пороге стоит Дэвид со своей неизменно тёплой улыбкой и снова выбившейся из общего строя светлой прядкой. Я гляжу на него и не могу поверить своим глазам.
—Откуда ты? — только и успеваю сказать я, прежде чем утонуть в его нежных объятьях.
