Contamination

Это была ловушка. У Бакуго звенело в ушах. Его внутренности превратились в кашицу, и что-то заставило его мозг вибрировать. Приподнявшись на локтях, когда гренадеры вгрызались в твердый бетонный пол, он сумел поднять голову, несмотря на тошноту, и оглядеться. Слой злодея был разрушен — в воздухе витал отчетливый запах озона, стены осыпались, и потолок тоже был разорван на куски. Застонав, Бакуго сел и быстро попытался собрать воедино разрозненные осколки своего разума. Он не совсем понимал, что произошло. К счастью, с ним все было в порядке. На бедре у него была ужасная рана, и он был весь покрыт мелкими порезами и царапинами, но это, похоже, было самое страшное из всех повреждений. Ничего серьезного не было сломано, и кроме того, он мог спокойно двигаться. Это само по себе было чудом. Кто-то спас его. — Черт! — Бакуго закашлялся, всматриваясь в пыльный воздух и обыскивая завалы. Наконец его глаза заметили ее светло-розовый шлем. Ругаясь и спотыкаясь, он подошел к ней. Эмоции гнева и паники вскипели в его груди. Черт возьми, какого хрена она его преследовала? О чем, черт возьми, она думала? Убрав тяжелые камни с ее тела, Бакуго осмотрел ее в поисках серьезных повреждений. К счастью, как и он, она казалась относительно невредимой, если не считать порезов и царапин. Она даже не спала, ее глаза смотрели на что-то за тысячу миль отсюда. Бакуго, с каждой секундой становясь все более бдительным, он похлопал ее по щеке и попытался добиться от нее ответа. Какую бы бомбу ни изготовили эти ублюдки из Альянса злодеев… он сделал нечто большее, чем просто взорвал. Беспокойство образовало тяжелый узел в его животе, заставляя его торопливо работать. — Привет, Розовые Щечки, — его голос был хриплым, на языке присутствовал привкус пепла. — Черт возьми, посмотри на меня! И она это сделала. Но глаза Урараки не видели его. Вероятно, она не слышала ни единого его слова. Бакуго выругался. Он сильно забеспокоился, и начал думать о том, что дальше делать. Зная, что он не может ждать, пока она придет в себя, Бакуго провел руками под ее шее и коленям. Им нужно было убираться отсюда к чертовой матери. Подхватив ее на руки, Бакуго поднял ее на свою спину и бесцеремонно закинул ее голову себе на плечо. Ее дыхание было коротким и неглубоким. Стоя на трясущихся ногах, он сделал пару неуверенных шагов вперед, прежде чем ускорил шаг. Пока он бежал по разрушенным коридорам комплекса так быстро, как только могли нести его усталые ноги, взгляд Бакуго скользнул вниз. Урарака была не из тех девушек, которые слишком далеко уходят от своей команды, не то что он. Она не ушла сама по себе. Так почему же? Почему она там оказалась? А где же остальные их одноклассники? До взрыва, Бакуго слышал доносившиеся из-за стен эхо перестрелок. Однако сейчас было жутко тихо, и единственным звуком был скрип его сапог. Подождите, это были не его ботинки… Прежде чем Бакуго успел вернуться в боевой режим, Деку появился перед ним. Он лихорадочно оглядел оба конца коридора и застыл, увидев своих одноклассников. — Качан! Урарака! — он бросился к ним, широко раскрыв глаза от беспокойства. Девушка в объятиях Бакуго наконец отреагировала на голос своего друга, подняв подбородок с его плеча. Бакуго, несмотря на облегчение, инстинктивно отпрянул назад. Внезапно в его голове вспыхнуло воспоминание о чем-то, что он читал об опасных катастрофах. А что, если то, что было в этой бомбе, было заразным? — Не подходи, чертов ботаник! — закричал он, крепче сжимая Урараку. Деку резко остановился в паре шагов от него, как раз когда последние силы Бакуго покинули его. Его колени подогнулись, и он с рычанием повалился на пол, крепко держась за Урараку. Она начала понемногу двигаться. Ее дыхание стало прерывистым, как и у него, и из груди вырвались тихие стоны. Чувствуя, как тяжелеют веки, Бакуго поднял глаза на Деку. Глупое выражение растерянности и беспокойства на лице другого парня выводило его из себя. Но он знал, что должен объяснить, что произошло, если хочет выбраться отсюда. — Так оно и было… ловушка, в последней проклятой комнате. Чертова бомба, я думаю. Я не знаю… такое ощущение, что я попал под чертов ядерный реактор… У Деку отвисла челюсть, а глаза расширились от удивления и беспокойства. Но он вырвался из этого состояния и, приложив палец к уху, быстро заговорил с людьми на другом конце провода. Бакуго посмотрел вниз на девушку в своих объятиях. Казалось, она снова начала что-то осознавать. Ее руки обвились вокруг Бакуго, мягкие подушечки пальцев скользили по его спине. Ее лицо было бледным и напряженным, брови сведены вместе, а нижняя губа зажата между зубами. Его сердце сжалось от этого зрелища. Она не должна была плакать. Самая сильная девушка, которую он знал, не должна была плакать. Какого черта она плачет? — После того, как ты ушел один, Качан, — начал Деку, снова привлекая его внимание. — Мы узнали, что Томуры Шигараки здесь нет. Урарака… она пошла искать тебя, чтобы сказать тебе это… что-то здесь было не так. — несмотря на дрожь в его голосе, глаза Мидории свирепо сверлили Бакуго, вспыхивая чем-то таким, что Бакуго видел только тогда, когда смотрел на кого-то другого — яростью. И вдруг все встало на свои места. Он вытащил свой наушник, потому что ему не нужно было, чтобы кто-то в его голове говорил ему, кого бить. Если кто-то и найдет Шигараки в этом проклятом лабиринте коридоров и комнат, то только он. В какой-то момент ему показалось, что кто-то зовет его по имени… но он просто не обратил на это внимания. Бакуго стиснул зубы, бессознательно сжимая ее еще крепче. Если бы он сделал еще один или два шага в ту комнату, если бы он был хоть немного ближе к этой долбанной бомбе, если бы она не дернула его назад… нет — если бы он просто, черт, слушал, то этого бы не случилось. Вместо этого она попала в ловушку из-за огромной ошибки. — Если больно Урарака в любом случае, я… — Деку дрожал, когда говорил, но не от страха. Ему не нужно было заканчивать. Бакуго не мог найти в себе сил признать, что он тоже будет винить себя. Чувство вины тяжелым одеялом легло ему на плечи. Наконец прибыли люди в защитных костюмах, и Бакуго вывели из здания, с Ураракой на спине. Слишком потрясенная, чтобы стоять, Урарака крепче сжала Бакуго и прижалась губами к его плечу. Но он не возражал. Нести ее было наименьшим, что он мог сделать — его пылающие руки просто должны были справиться с этим. Деку следовал за ним на почти безопасном расстоянии, не сводя глаз с молчаливой девушки, которая цеплялась за Бакуго, как за спасательный круг. И только когда они наконец оказались снаружи, Деку пришлось остаться вместе с другими одноклассниками. Они все смотрели, как Бакуго и Урарака исчезли в маленькой синей палатке. Оказавшись в палатке, Бакуго повернул голову к Урараке и тихо сказал: — А теперь я должен тебя отпустить. Он не ждал ответа, поэтому, когда она кивнула ему в шею, часть его испытала огромное облегчение. Осторожно поставив ее на землю, Бакуго завел одну руку ей за спину, чтобы поддержать. Урарака слегка пошатнулась, но все же удержалась держась за его плечо. Она по-прежнему не произнесла ни слова и не отрывала глаз от пола. Урарака выглядела такой же больной, как и Бакуго, но она стояла прямо и не позволяла боли отразиться на своем лице. Кто-то провел счетчиком Гейгера по их телам, быстрый щелчок был достаточно громким, чтобы все услышали. Урарака вздрогнула от этого звука, и Бакуго услышал, как участилось ее дыхание. Бакуго внимательно наблюдал за Ураракой. Он оценивал все ее реакции, искал признаки того, что с ней все в порядке. Она так и не убрала руку с его плеча. Они были вымыты холодной водой, вымыты жесткими щетками через всю одежду в течение, казалось бы, чрезмерного количества времени. Затем их погрузили в микроавтобус и отвезли в ближайшее обеззараживающее учреждение. Вода капала с ее волос и лица. Лицо у нее было бледное — даже те щеки, за которые он всегда ее дразнил, казались желтоватыми и худыми. Бакуго поймал себя на том, что смотрит на нее с камнем раскаяния в сердце. Она так старалась быть сильной прямо сейчас, и он не мог не восхищаться ею за это. Но она была поймана в ловушку своих темных мыслей, мыслей, которые могли причинить больше вреда, чем любая бомба. Он нахмурился, не зная, что ему делать, как он сможет хоть как-то компенсировать свою некомпетентность. У него остался кислый привкус во рту. Но он хотел сделать что-нибудь, что угодно, лишь бы вернуть ту веселую девушку, которая ему больше всего нравилась. Подняв руку, Бакуго положил ее ей на плечо. Он тоже был мокрым, но, по крайней мере, ему было немного теплее. Урарака поднял глаза от его прикосновения, встретилась с ним взглядом и действительно увидела его впервые после взрыва. Ее карие глаза сверкали, и она была так близко к нему, что он мог сосчитать волокна ее радужки. До его ноздрей донесся запах ее влажных волос — сладкий, как горный воздух, даже после всего случившегося. Он не знал, что делает его собственное лицо, но очень надеялся, что выглядит сильнее, чем чувствует себя. Рот Урараки слегка приоткрылся, но он не произнес ни слова. Ее лицо напряглось, брови сошлись вместе. Маленькие, почти незаметные слезы тихо блестели в уголках ее глаз, но она снова опустила голову, прежде чем он успел увидеть, как они упали. Бакуго думал, что это все, что он получит от нее, пока она не придвинулась ближе к нему, прижавшись бедром к его бедру и прислонившись к изгибу его подмышки. Положив голову ему на плечо, Урарака перестала дрожать и удовлетворенно вздохнула. Его рука скользнула вниз к ее предплечью, большой палец успокаивающе провел круги по ее костюму. Ее близость усугубляла вину Бакуго — он не заслуживал ее доверия, ее веры, ее прощения. Но поскольку его жест доброты помог ей почувствовать себя лучше, он ничего не сказал. Повернув к ней голову, Бакуго коснулся губами ее волос и закрыл глаза. «Это было хорошо», подумал Бакуго про себя. «Это было очень кстати». Однако это не меняло того факта, что они оказались в этой ситуации только из-за него. Редкий момент нежности длился недолго. Они прибыли на объект и были быстро доставлены в зону обеззараживания, которая оказалась не более чем линией душевых кабин и наблюдательных комнат. Врач быстро дал им успокоительное; им нужно было принять еще один душ, на этот раз без одежды, и положить одежду в пакеты. После душа их разделят и будут наблюдать в течение 24 часов.

***

Урарака и Бакуго выбрались наружу. Было очень тревожно сознавать, что им почти ничего не удалось сделать. Врачи, медсестры и другие сотрудники ушли, чтобы обеспечить им видимость уединения. Там было три душевых кабинки, разделенные стальными стенами. Пластиковые пакеты вместе с набором скрабов для каждого из них были разложены на скамейке рядом с ними. Как бы сильно Бакуго не злило то, что его костюм будет уничтожен, он уже знал, что его гренадеры бесполезны после первого же ливня. Со вздохом он сделал шаг вперед — но был остановлен. Рука Урараки свободно держала ткань, ее поза была замкнутой и покорной. Она не смотрела на него, но он мог видеть ее намерения в глазах. Его сердце затрепетало, он не был уверен, что способен быть тем человеком, который ей нужен. Но он должен был попытаться. Молодой человек повернулся к ней, чувствуя, как ее пальцы скользят по его животу. Тяжело вздохнув через нос, Бакуго взял ее за руку. — Давай, Урарака, — он легонько потянул ее за руку. — Давай поскорее покончим с этим. Ведя ее к душевым кабинам, Бакуго включил центральный душ на полную мощность, а затем чуть-чуть приглушил его. Урарака подошла поближе и села на скамейку рядом с пластиковыми пакетами и чистящими средствами. Ее плечи задрожали, когда она схватилась за шлем. Бакуго знал, что она долго не протянет. Она начала ломаться, и очень быстро. Теперь, когда они были одни, только вдвоем, ей было труднее сохранять мужественное выражение лица. Он не мог винить ее за то, что она испугалась; то, что они пережили, было немалым испытанием. Бакуго просто повезло, что он ежедневно сталкивался с подобной ситуацией. Позже он по-своему справиться со своей травмой -возможно, но видеть ее такой, цепляющейся за свою силу и достоинство кончиками пальцев, было больно его сердцу. Она так старалась не развалиться на части, не быть той хрупкой девушкой, что она не была, и это вредило ей еще больше. Он сам сделал это с ней. Это была его вина. Они были здесь из-за него. Ему нужно было что-то делать. Но он знал, что ничего из того, что он сделал, никогда не будет достаточно, чтобы компенсировать то, что произошло. Даже через миллион лет. Опустившись перед ней на колени, Бакуго нежно положил свои руки в перчатках на ее ладони. Она вздрогнула от его прикосновения, но не позволила своим слезам пролиться. Он осторожно снял с нее шлем и положил его на пол. -Нам нужно раздеться, хорошо, Розовые щечки? — спросил Бакуго так мягко, как только мог, но его голос все еще звучал грубо. Урарака слегка кивнула и начала снимать перчатки. Даже не задумываясь об этом, он начал снимать с нее ботинки, расстегивая их и снимая с ее ног вместе с носками. Ее маленькие пальчики слегка постукивали по полу. Подойдя ближе, он ловко расстегнул ремень на ее талии, позволив ему бесцеремонно звякнуть поверх сапог. Урараке удалось снять одну из своих латных перчаток, но ее руки так сильно дрожали, а пальцы неуклюже теребили другую. Вмешался Бакуго, откинув ее руки в сторону и стянув его до конца, добавив их и ее перчатки к куче на полу. Его руки медленно поднялись к ее лицу. Скользнув пальцами по ее шее, он расстегнул ошейник, предназначенный для защиты позвоночника, и добавил его к куче других вещей. Она осталась только в своем порванном костюме из спандекса, дрожащая и начинающая хныкать. Эти тихие звуки разрывали его на части. Решив, что она сама может снять скафандр, Бакуго выпрямился и протянул к ней руки. Она взяла их, и он поднял ее на ноги. — Ладно, отлично. Ты отлично справляешься. А теперь пошли. — его слова звучали глупо, но Урарака не засмеялась. Вода, возможно, была немного прохладной, но это, вероятно, означало, что она идеально подходит для нее. Слегка подтолкнув ее локтем, Бакуго повел ее под струю воды. Она отпустила его руку и резко вдохнула, когда вода каскадом обрушилась на нее. Закрыв глаза, Урарака шагнула в ручей, позволяя воде струиться по ее грязным каштановым волосам. Бакуго наблюдал за ней, наблюдал, как вода заставляла ее костюм плотнее облегать тело, наблюдал, как маленькие красные и коричневые струйки стекали вниз по лодыжкам из многочисленных порезов. Бакуго уставился на кровь, не зная, что он ненавидит больше в этой ситуации: то, что он чуть не убил Урараку, или то, что она может быть навсегда травмирована из-за его действий. Если бы взрывом был охвачен только Бакуго, это было бы одно. Но чтобы кто-то еще был втянут в это вместе с ним, это было совсем другое дело. Особенно когда этим кем-то была Урарака — еще одно полено, добавленное в огонь. Губы Бакуго растянулись в оскале, когда холодный, неумолимый гнев на самого себя пронзил его грудь, потому что, черт возьми, он сильно напортачил. Но он не хотел и не был готов иметь с этим дело прямо сейчас. Она не могла видеть, как он ломается, только не сейчас. Отвернувшись от нее, Бакуго сел на скамейку и начал снимать сапоги. Когда он остался в футболке и брюках, он включил воду, и встал под струю. Он чувствовал, что он как будто лунатик, его разум, был затуманенным усталостью. — Бакуго… Ее голос был таким тихим, что он почти не слышал ее. Впервые после взрыва Урарака наконец заговорила с ним, и он с трудом узнал ее напряженный голос. От этого у него перехватило дыхание. Он замер, отказываясь смотреть на нее, смертельно боясь того, что может увидеть. Неужели она тоже винит его? Неужели теперь она его ненавидит? Бакуго привык к тому, что люди ненавидят его, но не она… если она никогда больше не заговорит с ним, никогда не улыбнется ему, когда поймает его пристальный взгляд, он не сможет этого вынести. Но он не мог сказать, что будет винить ее за это. Он был ответственен за их затруднительное положение. Но когда он посмотрел на нее, на воду, стекающую по ее лицу, которая вполне могла быть слезами, и на маленькую улыбку в уголках ее губ, Бакуго просто понял, что ее прощение будет намного хуже. — Мы… мы чуть не погибли, — прошептала она. Ее руки дрожали, когда она вцепилась в пояс своего костюма. Ее подбородок опустился, нижняя губа задрожала. — Я… ты… почти ничего не получилось… Я была так напугана… — Урарака… — ее имя показалось ему ругательством — именем, которым он не имел права называть, после того, что случилось. — Я… Я не знаю… — она подавила плач, несмотря на улыбку на своем лице. — Ну, не знаю… то, что я бы сделала… если бы я потеряла тебя… Его тело пошевелилось прежде, чем он успел подумать. Шагнув в струящуюся воду рядом с ней, Бакуго быстро обнял ее, одной рукой прижав ее затылок к своему плечу. Этого было достаточно, чтобы Урарака, наконец, соскользнула с края, и она открыто закричала ему в грудь, схватившись руками за его футболку сзади. Он чувствовал, как сильно она дрожит, и осторожно опустил ее на кафельный пол душевой кабины, подложив под нее ноги для поддержки. Когда горячая вода окатила его тело, все маленькие порезы и царапины начали жечь. Она тяжело прислонилась к нему, и Бакуго поймал себя на том, что шепчет ей тихие фразы, пока она плачет. -Теперь все в порядке, — выдохнул он ей. — Я уже здесь. — эти две фразы вывалились у него изо рта до тошноты. Его сердце колотилось об ее сердце, невероятно громко отдаваясь в ушах, когда они прижимались друг к другу. Как… как он вообще мог надеяться назвать себя героем, если даже не мог защитить людей, которые пытались ему помочь? Как он может быть номером один, если подвергает опасности других? — Я так рада… — пробубнила Урарака ему в грудь. — Что ты жив, Бакуго. Ее слова, хоть и были добрыми, но они словно ножом пронзили его сердце. Стиснув зубы от бурлящих в груди эмоций, Бакуго позволил себе немного успокоиться, уткнувшись лицом в изгиб шеи Урараки. Он этого не заслужил. Отнюдь нет. Она должна была бы злиться на него, кричать, брыкаться и пытаться разорвать его на части за то, что он был таким куском дерьма, каким он был. За то, что он так легкомысленно подверг опасности ее жизнь. Но Урарака крепко прижимала его к себе, прижимаясь губами к изгибу его подбородка, продолжая выкрикивать свои горести. Стало непонятно, кто кого утешает. Неужели и сейчас он тоже плачет? Это было трудно сказать, так как вся вода стекала по его лицу. Все, что он знал, это то, что ни один из них больше не мог притворяться сильным. Именно здесь, под горячей водой душа в дезактивационном блоке, Бакуго и Урарака держали друг друга, пока страх, чувство вины и печаль очищались от их тел вместе с опасными веществами, которые едва не убили их. Здесь, где Бакуго понял, как далеко ему еще предстоит пройти, как много еще предстоит узнать о том, что он герой, и о самом себе. Успокоенный решимостью, но все еще с тяжелым сердцем сожалея, Бакуго закрыл глаза и чуть крепче обнял Урараку, чувствуя, как горячая вода струится по его телу и смывает темные чувства в святилище ее присутствия, в то время как Урарака ухмыльнулась ему в шею, испытывая огромное облегчение от того, что этот парень здесь, с ней, а не мертв. Румянец вернулся к ее щекам в тот самый момент, когда Бакуго полностью осознал, что она для него значит. Это было немного, но вполне достаточно. Они были живы, они оба. Это было все, о чем они могли когда-либо просить.