моя милая Энн из восточных лесов.

Рыжие пряди, пахнущие свежестью. Рыжие пряди, обрамляющие лоб, щеки, тонкую шею. Пряди, нежно спадающие на ее открытые светлые ключицы. Энн редко носила подобные платья, так не свойственные ее пылкой натуре. Но сейчас она казалась невероятной, словно богиней из древнегреческих мифов, посетившей наш мир. Светлая ткань струилась по тонкой девичьей фигуре, припадая к ее изгибам лишь в некоторых местах. Девушка сидела на зеленой травяной подстилке и читала книгу в твердом переплете. Старую, с потертой обложкой и потрепанными корешками. Вокруг кружились пчелы, садились на цветы, окружавшие Энн, собирая пыльцу. Их рабочий день был в самом разгаре, а Гилберт мог хоть целую вечность бродить между яблоневых деревьев, вдыхая душистые ароматы упорного пчелиного труда. Юноша остановился у ограды дома и задумался. Девушка позвала его поговорить, но Блайт не хотел нарушать спокойствие, в котором прибывала Энн. Она невероятно гармонично смотрелась в его саду. Ширли-Катберт оторвала взгляд от книги и улыбнулась Гилберту одними лишь глазами, в которых отражались блики света, словно облачка на голубом небосводе. Она не спеша встала, поправляя юбки, открывшие ее тонкие голени. — Ты вовремя, минута в минуту. Лучший ученик как всегда пунктуален. Блайт скривился от нахлынувших воспоминаний. Кадры мелькали в его сознании с невероятной быстротой сменяя друг друга. Их первая встреча, школьное соперничество, в котором Энн ему явно уступала. Но Гилберт хотел видеть довольное выражение на ее лице, быстро ползущие вверх уголки губ и огоньки в глазах. Поэтому он почти всегда поддавался ей, ведь учеба была мелочью по сравнению с людскими чувствами. Особенно с её чувствами. — По курсу ферма Фостеров, потом Барри, думаю до вечера мы успеем осмотреть эти две территории. А там, наверное, у тебя дела? Медицина. Нравится учиться? Или может невеста ждет? Ничего ты не рассказываешь, Блайт. Молчалив как всегда. Энн рассмеялась, довольная тем, что завалила бывшего друга вопросами. Но в голосе ее чувствовалась тревога, которую она передала Гилберту. Девушку можно было понять, скот погибал невероятно быстро, зерновые культуры не всходили, и оставшимся животным совсем нечем было питаться. Энн переживала эту трагедию как свою собственную, ее сердце было невероятно большим для всякого рода сострадания. И Гилберт восхищался этим качеством. Блайт сбросил с себя напряжение, как ящерица сбрасывает кожицу. Он пытался разбавить тяжелую обстановку, сложившуюся между ними, Энн, в свою очередь, тщательно пыталась скрыть волнение. До определенного момента они были очень близки, но все закончилось именно тогда, когда он осознал свои чувства. — Планирую идти учиться дальше, потом работать, наверное вернусь в Шарлоттаун. Невесты у меня нет, после… Уинни. Гилберт выдержал легкую паузу, потому что его все еще терзала вина за то, что он натворил. Он не мог сказать точно, любил ли ее, но уважение сохранялось в нем как что-то постоянное, от чего не избавиться. Гилберт считал себя обманщиком, жестоким и холодным, задирой, отнявшим игрушку у ребенка. Энн заметила, как в горле у нее пересохло, больше всего она боялась услышать положительный ответ на ее последний вопрос. Пчела шумно пролетела над ухом девушки, и та сосредоточила свой взгляд на маленьком насекомом. По правде говоря, она до последнего думала, что Гилберт женат. Уинни была образцом всего самого благородного, что ищут молодые люди в будущих спутницах жизни. Красива, с хорошими манерами, да к тому же музыкальна. В Энн этого всего не было, но все три года она работала над собой, чтобы соответствовать призрачным стандартам современного общества. Девушка сама не заметила, как растеряла всю свою индивидуальность, словно медяки. А Гилберт замечал. Весь последующий день они посвятили осмотру домов и прилегающих к ним территорий. Скот заметно поредел, но каких-то странностей выявлено не было. Местные жители ссылались на Божью кару, которую послал сам Господь за развратную девицу Фостеров на сносях. Солнце поднималось все выше на небосвод и приятно грело спину. Энн запыхалась, и самое верное решение было отдохнуть. Лес манил к себе зеленью крон и холодком в их тени. Единогласно было решено отправиться на ту поляну, где когда-то находился небезызвестный клуб Энн, Коула и их подруг. Гилберт не был посвящен в таинство, но девушка решила довериться ему, ведь теперь, через столько лет, из всех рядом с ней лишь он. Поляна почти не изменилась, все оставалось нетронутым, только маленькие дети облюбовали это место. Новое подрастающее поколение, следы рук пылких талантливых умов Эвонли. Фигурки из дерева, плетеные венки и корзинки. Энн заулыбалась, она была невероятно рада тому, что хоть это место в хороших руках. И тут же девушка расстроилась из-за мыслей, что и этот участок леса исчезнет под звук топоров. — Все хорошо? — Гилберт напрягся, заметив встревоженное лицо подруги. Она была чем-то недовольна, и в то же время тень грусти легла на ее образ. Энн подняла взгляд и впервые почувствовала тоненький укол памяти в области виска. — Все отлично, не волнуйся, — девушка рассеянно улыбнулась и пошла дальше, ближе к их клубу, ныряя в воспоминания. Ее нога угодила в тесно сплетенную завязь колючих веток, и Энн, не распределив вес тела, запнулась и полетела вниз, выставив правую ладонь вперед. Нежную кожу пронзили острые шипы терновника, брызнула кровь. Девушка выдвинула свободную ногу вперед, стараясь вернуть себе равновесие. Гилберт двинулся на помощь подруге, он схватил ее за плечи и резко потянул на себя подальше от цепких зарослей. Грудь Энн прильнула к груди Гилберта, и она шумно выдохнула воздух из легких. Девушка держала руки согнутыми в локтях и аккуратно упиралась ладонью в темно-зеленую рубашку юноши. Он все еще сжимал ее плечи, но потом медленно продвинул руки дальше и приобнял её хрупкую спину. Энн подняла голову так, что ее глаза оказались на уровне его приоткрытых губ. Гилберт вытянул ленту из медных волосы девушки, закрепляющую высокий хвост. Энн напряглась и медленно задышала, но потом поспешно отстранилась от парня, разрывая его объятия, убегая от тепла его тела. Блайт отошел назад, не смотря девушке в глаза, но она ещё больше почувствовала возникшее между ними напряжение. Слова крутились на языке и не находили выхода. Гилберт взял ладонь Энн в свою, и она поддалась, максимально расслабив саднящую руку. Он бережно наложил ленту на место кровоточащей раны и завязал неумелый бантик. — Нам нужно возвращаться. Рану следует обработать, Энн. Гилберт поспешно отпустил ее и небольшими, но частыми шагами, вышел на тропинку, ведущую из леса. Энн пустым взглядом смотрела на ленту, быстро покрывающуюся кровью. Когда она перевела взгляд на удаляющегося юношу и что-то произнесла, вопросительно вскинув брови в немом вопросе, Гилберт даже не обернулся. В желудке что-то проснулось и зашевелилось былыми ощущениями, которые она уже давно позабыла. С Роном девушка чувствовала теплоту по всему телу, приятное жжение в области груди и радость за его достижения. Но чувства к Блайту будто приходили к ней из древности, назойливо напоминая о себе каждый раз. Энн казалось странным, что Гилберт так легко подавил трепет, который они оба испытали. Или ей только приходило в мечтах то, что на его щеках выступил румянец, а сердцебиение участилось. На деле, он так и остался мраморной статуей, обжигающей своим холодом.