моя милая Энн из восточных лесов.

Гилберт мешкал, он сотни раз на дню открывал и закрывал обложку книги, в которую положил письмо. Оно тяжким грузом лежало на его сердце, и юноша постоянно отвлекался от работы на мысли о злополучной исписанной бумаге. Но он не знал, что его ждет на этом грязном, пожелтевшем от времени, листе. Возможно то, что давно должно остаться в прошлом. В тех днях до Торонто, взрослой жизни, любовных интрижек и азартных игр. Но Блайт не мог работать в саду, ухаживать за скотом и спать, пока хранившая историю бумажка лежала так близко к Гилберту и в то же время находилась так далеко от нынешних дней. Одним летним утром Блайт встал задолго до восхода солнца, он бережно сложил свою рабочую одежду в шкаф и достал чистые серые брюки с телесного цвета рубашкой. Гилберт покрутился у зеркала, словно курсистка перед занятием, и поспешил из дома к Зеленым крышам. К историческому месту, к родине той яркой озорной девушки, которая так любила мечтать. Он прокручивал в голове фразы, которые стоит сказать Катбертам. Фразы, которые наибольшим образом не отразят его замешательства и неопределенности, но помогут узнать, где она. Домик оставался все тем же. Довольно старое сооружение, но с темной зеленой черепицей, которая даже через годы будет давать громкую приставку к имени любого обладателя этого жилища. Осталось и длинное засеянное поле, а за ним лес — глубокий и невероятно красивый. Лес, в глуши которого прошла вся его жизнь: походы в школу, ночные посиделки. И ее жизнь была там тоже. Гилберт подошел к крыльцу и задумался. Что же он все-таки скажет? Юноша постучал, сначала тихо, а потом все громче. Дверь открыла Энн. Уже не сонная, она будто и не ложилась в кровать. Яркие голубые глаза на свежем личике искрились, а веснушки сильно выделялись на белых щеках. Девушка была в аккуратной светлой рубашке в крапинку и коричневых брюках, а на ногах тяжелые сапоги. Рыжие волосы, собранные в высокую прическу, выпадали прядками на ее гладкий лоб. Энн первоначально зевнула, а уже потом пылко бросилась к другу на шею. Но это мгновение было таким неуловимым, что Гилберт даже не успел взять ее за талию, как девушка отпрянула и выпрямилась. — Не передать словами как я рада тебя видеть, Блайт. Столько нужно еще спросить. Но я не в лучшем виде, мы работали всю-ю-ю ночь. За спиной Энн возник силуэт. Невысокий парень со светлыми кудрявыми волосами и серыми глазами. Он нахмурил брови при виде Гилберта, но попытался скрыть свое нежелание с ним знакомиться. Юноша улыбнулся и протянул тонкую, невероятно аристократичную руку с длинными пальцами Блайту, она напоминала кисть пианиста или художника. — Рональд Честер. Журналист. Очень приятно познакомиться. Гилберт приветственно улыбнулся и пожал ладонь. Однако Блайт почувствовал болезненный укол прямо в сгусток эмоций, который называют чувствами. Неприятные мысли накатили с новой силой. Парень мгновенно отбросил их куда подальше, закрыл за тремя засовами и запер в старый отцовский ящик. Нельзя поддаваться прежним воспоминаниям, которые так ошибочны и наивны. Энн из детства навсегда осталась там. Перед ним стояла совершенно незнакомая и взрослая девушка, которую только предстояло изучить. Это была не его «Морковка».