По велению судьбы

      Сегодня в руках Нишиджимы не было ароматного пакета, равно как и блокнота с торчащими тут и там пёстрыми закладками. Уголки губ не дрожали в предвкушении беседы. И шаги, каждый давался с таким трудом — вчерашнее предупреждение шефа Курусу ощущалось тяжёлыми кандалами на лодыжках. «Что, если под пушистой шкуркой невинной овечки с амнезией скрывается тот самый волк, которого мы ищем?» Эти слова не выходили из его головы вместе с полученным советом. И так, спустя одну бессонную ночь ворочаний в постели, для себя следователь решил: этот раз будет решающим.       Глухое перекатывание колёсика в полозьях двери, сменившийся узор плитки под ногами, знакомое лицо. Заметив гостя, безымянная свидетельница взметнула длинными фиолетовыми волосами и, не тратя время на расшаркивания, сразу начала:       — Эм, слушай, насчёт вчерашнего, это не то... — тем не менее, подавленное выражение на лице Нишиджимы, не укрывшееся от внимательного взора, вынудило оборваться её на полуслове. — Эй, что-то случилось? Ты так и будешь там стоять?       — Сегодня обычного допроса не будет, — отрезал Нишиджима. — И, полагаю, это наша последняя встреча.       Может, девушка и замялась, но только на мгновение, — цеплявшиеся за простыню пальцы быстро расслабились, а губы растянулись в ухмылке, словно её гость только что предложил всего-то попить вдвоём кофе на досуге.       — Хах, значит, полиция наконец решила оставить меня в покое? Неужели нашли этого безумного террориста?       Каждый жест этой девушки казался Нишиджиме наигранным, даже невинный на первый взгляд вопрос из-за дурацкой наводки уважаемого им шефа теперь смердел фарсом. Он чувствовал, что запутался, — в подозрениях, собственных видениях и взявшемся из ниоткуда мистическом влечении к безымянной свидетельнице. Раз возможности больше не представится, он жаждал лишь одного — узнать всё от человека, с которого началась сумятица в его жизни. Спросить напрямую:       — ...У тебя ведь нет никакой амнезии?       Слова Нишиджимы не были резки, напротив — неожиданно спокойны. Конечно, он ведь всю ночь обдумывал сценарий сегодняшнего дня — сложно только начать, — а потому был готов к любому ответу, чего не скажешь о его собеседнице. Лицо её оставалось таким же невозмутимым, однако мышцы тела заметно налились напряжением, что подмечалось невооружённым глазом даже издалека. Она походила на загнанного в угол зверя, который, несмотря на проигрышную ситуацию, всё равно готов драться до конца и в крайнем случае пустить в ход зубы. Заминка длилась не дольше секунды, но стоило девушке открыть рот...       — Ха? С чего ты это...       — Данная информация не предназначена для разглашения гражданским лицам, но расследование по теракту в средней школе Сакурами планируется прекратить в ближайшее время, — как Нишиджима вычурным, официозным тоном бесцеремонно перебил её. — Больше я не смогу сюда приходить, а потому хотел бы уладить напоследок все недомолвки.       А затем вдруг его голос заиграл неестественно трепетными, дружелюбными нотками.       — Однако я здесь по собственной воле, и спрашиваю не как следователь, а как третья сторона, поэтому... Не беспокойся, этот разговор в любом случае останется между нами и до полиции не дойдёт. Даю слово.       Нишиджима понимал, как дорого ему может обойтись это безрассудное, своевольное обещание. Сотрудник полиции, да покрывает возможного преступника — парень не представлял, как после такого смотреть в глаза коллегам из следственного отдела, чего уж говорить о начальнике. Но он хотел заручиться её доверием.       Потупившись, свидетельница теперь и не пыталась опровергнуть выдвинутое ей обвинение в симуляции, впрочем соглашаться с ним она также не торопилась. Только молчала. Тогда Нишиджима мягко усмехнулся:       — Понимаю, ты мне не веришь... Тогда давай так. Все эти дни я только и делал, что слушал твои рассказы, но, полагаю, сейчас самое время и мне кое-чем поделиться с тобой. Ты наверняка решишь, что я с ума сошёл, но... Знаешь, ещё с тех пор, как я нашёл тебя на месте происшествия, мне постоянно кажется, что мы встречались прежде, — среагировав, девушка мгновенно подняла лицо, точно знала, о чём шла речь, но Нишиджима продолжал. — А ещё при разговорах с тобой в голове постоянно всплывают какие-то видения. Похожи на воспоминания, но только я никогда не переживал этих событий. То в отеле, то в потёмках заброшенного здания, то в госпитале. И везде присутствовала незнакомая девушка... Из очевидных намёков предполагаю, что ей была ты. Ещё и рассказы о твоём знакомом, как-то это всё...       — Пфха! Нет, ты правда сошёл с ума, — ни с того ни с сего прыснула со смеха безымянная свидетельница. — Мы встретились неделю назад, как ты и сказал, во время того инцидента. А если и были знакомы прежде, значит, черепушкой я ударилась сильнее, чем предполагалось. И ты по какой-то случайности тоже.       Она казалась привычно самоуверенной, вызывающая речь не выдавала ни толики волнения. А слова всё равно резали Нишиджиме уши, как что-то неправильное, вымученное. Может, ему и стоило надавить, но что-то внутри отчаянно сопротивлялось продолжению этой взаимной пытки. Неужто он, вопреки громким заявлениям о намерении расколоть потенциального преступника, до последнего надеялся, что эта история с амнезией окажется правдой, а все подозрения — плодами непомерной мнительности?       — Хорошо, я понял. В любом случае, рад был наконец поделился с тобой этой ерундой про видения. Ха-ха, видно, правда котелок у меня шалит. Зато, считай, квиты — оба теперь вооружены постыдными историями друг друга, — Нишиджима сконфуженно почесал затылок и, не зная куда устремить взгляд, в который раз остановился на именной табличке над кроватью, имени на которой всё так же не было. — Я так и не смог обратиться к тебе по имени, даже обидно. Может, вспомнишь его для меня? Хотя бы в качестве прощального подарка.       Тишина. Девушка потерянно уткнулась в свои колени, не то пытаясь подобрать должный ответ на вопрос, не то размышляя о чём-то своём. Последний день, последняя встреча, последний вопрос, прежде чем пути молодого, подающего надежды следователя и таинственной свидетельницы без внятного прошлого окончательно разойдутся. А-а, может, ему и правда стоило надавить, но Нишиджима... Нишиджима решил не сдирать овечью шкуру с этого не то волка, не то в самом деле овечки. Беспристрастный следователь в нём уступил слабому человеку, не желающему отдавать в голове нарисованный идеал на растерзание правде.       Верно. Нишиджима сдался.       — Вот как... Что ж, я всё равно благодарен за сотрудничество. Был искренне рад нашему знакомству. Поправляйся, надеюсь, в конце концов ты всё вспомнишь. И разберись наконец со своим знакомым, а то непростые у вас с виду отношения, хе-хе. Об этом разговоре никто не узнает, как и договаривались. Я доложу начальству, что, с моей точки зрения, ты просто жертва и никак не причастна к случившемуся в школе. Полиция больше не станет тебя донимать. Так что...       Безымянная свидетельница сдавила бинты на культе. Так сильно, что даже сквозь повязку ощущались впивающиеся в кожу кончики ногтей. А время равнодушно продолжало свой ток, повторяя в такт убегающим секундам: «Это последний шанс». Шанс облечь в слова ту абсурдную правду, за какой гонится этот дурак. Которую он едва ли примет. Последний!..       — Урью Минене! Меня зовут Урью Минене!       Голос Минене даже не отразился от стен палаты — он точно впитался в них, как обыкновенно вода поглощается губкой. Вместе с ним и щелчок двери. В крохотной комнатушке не осталось ни одного слушателя, к кому могли быть обращены те выскользнувшие из глотки в переполохе слова. Разве что табурет, сиротливо ютившийся у стены. Такой безмолвный, холодный... И непривычно пустой.