Остров серой мглы, Песнь весны с востока

«Он слабеет». Нитаки отрешенным взглядом изучала сына, спавшего, положив голову к ней на колени. И думала, медленно и монотонно вороша пальцами его волосы. Она очень любила его, любила больше себя, больше жизни, больше всего на свете, но почему-то не могла смотреть на него с любовью, так, как обычно матери смотрят на своих детей. Наверное, у нее просто не осталось сил на то, чтобы обманывать. Обманывать сына, себя, попутчиков в повозке, чиновников на границе, трактирщиков на постоялых дворах… Нет, на него нельзя было смотреть с любовью, с гордостью твердя самой себе: «Это мой красавец!» Это была такая гнусная ложь, что не было сил сочинять ее снова и снова. Его посеревшая кожа особенно тоскливо смотрелась по таким дням, когда солнце затягивала плотная пелена серых туч, которые методично, изматывающе поливали землю промозглым дождем. Нитаки вспомнились снеговики с родины, которых в изобилии возводили ватаги неугомонных детишек. Они стояли всю зиму, этакие добродушные, весьма довольные собою тюфячки, увенчанные старыми горшками, с носами-морковками или дайконами, неторопливо и напыщенно обсуждая между собой подробности бесчисленных снежных баталий, проходивших перед взором. Но приходила весна, и какой бы холодной и мерзкой не была, она все равно безжалостно и цинично уничтожала этих толстячков. Они покрывались серой грязью, худели и сутулились, прижимаясь к земле и разваливаясь на части, пока окончательно не растворялись среди молодой зеленой поросли. И сын таял. Он почти перестал есть, мускулы становились все тоньше, все больше обнажая скелет, на выступах которого безжизненно повисала кожа. Возможно поэтому Нитаки боялась смотреть на него с любовью, боялась, что тепло ее взгляда, подобно весеннему солнцу лишь ускорит таяние. Когда они сошли с корабля в порту Бади царства Рю, сын еще мог ходить, и благодаря этому, а также взятке портовому чиновнику, им удалось «выздороветь» и получить подорожную для проезда по царству, но теперь, спустя три недели путешествий в повозках, сын только лежал и спал большую часть времени, и Нитаки, созерцая в окно повозки приближающуюся гору Косюн, с горечью осознавала то, что здесь их путешествие и закончится. Денег уже почти не осталось, да и вряд ли найдется настолько жадный и глупый чиновник, что пропустит в свое царство смертельно больного человека, рискуя постом, если не головой вообще. «Нам не попасть в Эн». Нитаки вновь посмотрела на сына и увидела, что тот проснулся и смотрит на нее, слабо и нежно улыбаясь. «Слава Тентею, это был месато», – подумала Нитаки, и эта мысль разбудила на миг на ее лице легкую улыбку. Яд месато смертелен и неизлечим, но хотя бы не мучит жертву. Сын умирал, но не страдал и мог улыбаться. Конечно, Нитаки от этого не становилось легче. Как и не становилось хуже. Ей сложно было вообще понять свое состояние. Она давно не помнила радости, и давно отказалась от горя. Нитаки не плакала, не только потому, что хотела казаться сильной в глазах сына, просто у нее не осталось слез. Все, что она чувствовала в последнее время – это была медленно тающая вместе с сыном слабая надежда на спасение. Надежда на чудо, зарожденная одним заезжим трепачом, остановившимся в доме, в котором работала Нитаки. Сказкой, рассказанной за бутылкой вина, о какой-то всемогущей чародейке, живущей то ли в Кей, то ли в Эн, то ли в Тай, которая изгоняет саму смерть и излечивает самых безнадежных больных. Про эти царства рассказывали очень много легенд и сказок. Про то, что там есть повозки, которые движутся без лошадей или кицурю, и даже летают по небу, про то, что там больше не кланяются господам и даже правителям, про то, что люди там умеют приручать самых свирепых йома, даже котю. Царство Хо находится очень далеко от этих царств, и проверить правдивость сказок, учитывая положение дел в самом царстве, практически невозможно. Сюсэй перестали приезжать в бедствующую страну, торговля с другими царствами из-за свирепствующих йома полностью заглохла. Хо как будто оградилось от всего мира невидимой стеной, или скорее весь мир оградился этой стеной от проклятого народа. Единственные, кто приезжал в страну, были авантюристы, пираты и прочие пройдохи, которых, по-видимому, уже успели выгнать отовсюду. Верить им было нельзя, но для Нитаки не было другого выбора: не верить означало принять и смириться с неизбежной смертью сына. Но так просто нельзя. Нельзя смириться. Давным-давно Нитаки была счастлива. У нее была семья. Хорошая семья. Верный и любящий муж, сержант дворцовой стражи, юная красавица дочь, долгожданный сын. Они долго с мужем молили Тентея подарить им еще одного ребенка, но ранка не росли на месте их ленточек, и только после того, как они повязали десятую по счету ленточку на рибоку, ранка наконец вырос и созрел. К тому времени Хо со скоростью горной лавины катилось в пропасть, и смерть собирала страшный богатый урожай в шестьсот тысяч жизней, но обходила их стороной. Они практически жили в царском дворце: муж охранял его, а Нитаки и дочь прислуживали царице и принцессе Хо. Они любили своих господ, и строго чтили все законы Тютацу, как бы трудно это ни было. И Небо видело это, и потому Тентей и подарил им сына, и потому они могли радоваться жизни, несмотря на то, что остальные захлебывались в реках крови. Когда жизнь стремительно переворачивается с ног на голову, иногда невозможно сразу понять, что произошло. Нитаки потеряла все за какие-то две недели. Ее дочь обожала принцессу Хо, боготворила ее и всегда мечтала что-нибудь для нее сделать. Дочь умела делать красивые вещи из камней, и смастерила красивую брошь в форме лунного цветка кови, которую подарила принцессе на праздник Луны. Принцесса даже не взглянула на нее. А через день дочери отрубили голову за попытку дачи взятки члену семьи правителя. Через два дня после этого губернатор Гёкей поднял восстание против правителя, и муж Нитаки, в числе многих других, встал под его знамена. Ровно через неделю он погиб при штурме дворца, охране которого посвятил почти всю жизнь. Через день Нитаки стояла за воротами опустевшего дворца с копошащимся у груди в узле младенцем, с недоумением обозревая разрушенную и окровавленную столицу. Понимание пришло потом. Нитаки успела устроиться работать прачкой в дом с зелеными колоннами, с трудом уговорив его хозяйку позволить оставить возле себя сына, успела с головой окунуться в смрадную изнанку жизни, ощутить лишения, холод и голод, страх за свою судьбу и судьбу ребенка. События настигли внезапно, подобно кошмарному сну среди бела дня, когда она отдыхала после изнурительной дневной стирки. Подхваченная водоворотом мыслей, воспоминаний и чувств, Нитаки подобно обезумевшему бафуку, ломанулась по прямой, не разбирая дороги, вон из города. Выбежав за городские ворота, она упала на дорогу и стала кататься в пыли, захлебываясь от слез, смеха и звериного воя, вырывавшегося из груди. Там было все: и кинжальная боль утраты самых любимых людей на свете, и неистовая ненависть к бывшим господам, отнявшим этих людей у нее, и истеричное торжество по поводу их позорной смерти. В какой-то момент Нитаки полностью потеряла себя и напоминала обезьяну, затеявшую безумную пляску перед лицом смертельного врага. Очнувшись, она обнаружила, что сидит внутри города, недалеко от городских ворот, а на улице уже стемнело. Нитаки смутно помнила, что кто-то втащил ее за волосы обратно в город, помнила, что смогла даже пару раз укусить этого человека. С трудом она добрела обратно к дому, получила нагоняй от хозяйки за то, что сбежала, не сказав ни слова и оставив сына одного, и ей крупно повезло, что сын все это время проспал в кроватке и никому не помешал. В ее жизни теперь остался только один луч, один смысл – сын. И Нитаки посвятила себя ему. Конечно, она не могла создать сыну такие же тепличные условия, как Тютацу для своей принцессы, да и не хотела, но могла вырастить из него сильного, достойного человека, способного противостоять судьбе. Через три года, когда сын выучился говорить, Нитаки взяла на себя также работу на кухне и часть работы горничных. Очень скоро Йоки начал помогать ей. Несмотря на место, где они с матерью жили и работали, он никогда не стыдился своей жизни, и никогда не давал кому-либо шанса посмеяться над ними. У Йоки было врожденное чувство справедливости, которое ему пришлось учиться отстаивать с младенческих лет. Благодаря этому, сын быстро стал любимцем всех обитателей дома с зелеными колоннами, включая хозяйку, и все помогали Нитаки, как только у них появлялась возможность. В шесть лет Нитаки пристроила Йоки в школу и начала откладывать на собственный дом. Месато – коварный йома. Он не самый большой и далеко не самый сильный. Он не станет нападать на толпы людей, подобно котю или суугу, сея панику и ужас. Месато будет прятаться в деревьях, выжидая добычу поскромнее, какого-нибудь одинокого, заблудившегося человека, лучше всего – ребенка, и нападет украдкой, из-за спины. Он похож на обезьяну, усеянную длинными и невероятно тонкими острыми, прозрачными как стекло, иглами. Его яд убивает, но действует не как яд, а как тяжелый, неизлечимый вирус, медленно разрушая тело изнутри и выдавливая из него жизнь. Поэтому встречи с ним боятся не меньше, чем с тем же котю. Йоки встретился с ним во время прогулки класса за городскими воротами. Учитель показывал детям цветы и деревья, которые они тогда проходили в школе. Рассказывали, что месато не нападал конкретно на Йоки, и что сын показал себя героем, заслонив собой одноклассницу, и что он сумел напугать и прогнать месато. Для Нитаки это не имело значения. Значение имело заключение врача о том, что мальчик пострадал от укуса месато и ему осталось не более полугода. Нитаки бросилась за лучиком надежды с неистовством обреченного. Она продала все свое имущество, что могла продать, собрала все деньги, включая одолженные хозяйкой дома и купила место на уходившем в Рю пиратском корабле для себя и сына. Нитаки не знала, где точно искать колдунью, поэтому решила начать с Эн, так как оно было ближе всего к Хо. На удачу, капитан корабля мнил себя «благородным пиратом» и «человеком слова», поэтому их путешествие прошло без неприятных приключений, и в Бади они сошли с корабля целыми, невредимыми и с деньгами, которых с учетом взятки, хватило на путешествие до границы Эн. Во время путешествия Нитаки постоянно расспрашивала многочисленных попутчиков о чародейке, но в Рю о ней также почти ничего не слыхали. Впрочем, это было не так уж и удивительно. Ведь последние пять лет Рю мало чем отличалось от Хо. Правитель и тайхо Рю умерли, и в стране творилась почти такая же неразбериха, как на протяжении последних пятнадцати лет в Хо. Почти. Почему-то Нитаки сразу ощутила разницу со своей родиной. Здесь также, на первый взгляд, стояла холодная и мерзкая весна, как и в Хо, но Нитаки могла поклясться, что погода здесь была куда более благосклонна. Конечно, о чем спорить, если ранка кирина Рю появилась на горе Годзан сразу же после смерти его предшественника, и, если ничего не случится, через примерно пять лет у народа Рю снова появится правитель. Ранка кирина Хо пришлось ждать почти четыре года, и все эти долгие пятнадцать лет в Хо были холодные и дождливые лета, морозные и вьюжные зимы, наводнения, землетрясения и шоку регулярно гостили в истощенной стране. Все в Хо отлично понимали причину этого. Правитель Рю умер от сёцудо, вслед за своим кирином. Говорили, что он просто устал править и пустил все на самотек. В любом случае, виноват был он сам. И Небо наказало только его одного, пожалев народ царства. Но люди Хо убили своего правителя, убили своего кровопийцу, чем нарушили завет Неба, за что теперь и расплачивались. Тютацу был чудовищем, но его выбрало Небо, и решать его судьбу могло только Небо. Теперь оно не давало народу Хо шанса забыть о бывшем правителе и его семье. И люди Хо помнили о нем, даже спустя пятнадцать лет они все, как один, люто ненавидели Тютацу, и его мерзавку жену, и их самодовольную глупую куклу дочь. И если была бы возможность, они бы снова и снова казнили их всех, мстя за каждую из погубленных ими шестисот тысяч душ. О семье правителя Хо, точнее о его дочери, принцессе Сёкей, ходило много слухов. Был слух о том, что Гёкей пожалел принцессу и оставил в живых, лишив бессмертия. Говорили, что она тайно жила в одном из приютов провинции Кэй. Когда люди там узнали, кто она на самом деле, жители попытались казнить принцессу, но она была спасена солдатами, забравшими ее с собой по приказу Гёкея. Потом след принцессы терялся. Был еще один слух о том, что Гёкей после того случая опять пожалел ее и изгнал из страны, после чего Сёкей приютила у себя королева Кё. Рассказывали, что принцесса отплатила за это королеве Кё злом, украв ее драгоценности и сбежав в царство Рю. Нитаки спрашивала о ней в Рю, но никто об этом ничего не знал и не слышал. Был еще один слух, который распространяли пройдохи. Рассказывали, что принцесса Сёкей живет в царстве Кей, во дворце Кенпа, и служит фрейлиной у королевы Кей. Что она вышла замуж за знатного вельможу и купается в роскоши. У Нитаки щемило сердце только от одной мысли о том, что этот слух мог быть правдой. Эта тварь не имела вообще права на жизнь, а уж тем более на счастливую. Почему Небо так наказывает народ Хо, и при этом благоволит этой мерзавке? Разве в этом есть хоть капля справедливости Неба? Никто в Хо не хотел верить в эти слухи, но Нитаки, на всякий случай, везла с собой одну драгоценность, которую бы она снова подарила принцессе, прежде чем вонзить нож в ее черное гнилое сердце. Но сейчас надо было думать не об этом. Они подъезжали к горе Косюн, куда должны были попасть к вечеру. Конечно, из Рю их выпустят без вопросов, но как им попасть в Эн? Отдать последние деньги и спрятать Йоки в купеческой повозке? Попробовать найти тайный проход в диком месте? Сквозь сумбур в голове, откуда-то снизу, бесцеремонно расталкивая локтями, пробивалась одна гадкая, въедливая мысль: «Это конец путешествия. Совсем». Нитаки пробивала дрожь, и она судорожно зажимала в руке висевший на шее кулон в форме сосуда. В нем и был самый конец их путешествия. Но еще надо было побороться. Ведь это была особенная весна. Долгожданная весна. Весна, за которой последует лето, когда откроются ворота дворца Хоро на горе Годзан, и море жителей Хо хлынет сквозь них к ногам господина горы, Хоки, в надежде выхватить счастливый билетик у Неба. В принципе, мало кто в Хо сомневался, что он достанется Гёкею, потому как нельзя было сыскать в царстве более достойного претендента. Пятнадцать лет он тащил на себе страну по краю обрыва, не давая ей свалиться в пропасть, и теперь, когда Небо наконец сделает его правителем, в их царство вернется благоденствие. Кто тогда будет слушать сказки про Кей или Эн, когда в мире будет только одно самое прекрасное царство – царство Хо. Нитаки и Йоки никак нельзя было умирать, они должны были увидеть это счастье, должны были еще раз, в последний раз вспомнить семью Тютацу и от души порадоваться избавлению от них. Повозка остановилась возле пограничных ворот. Нитаки расстелила покрывало под деревом на другом конце площади перед воротами, уложила на него сына и осмотрелась. Немного поодаль полукругом стояли несколько повозок и пара больших палаток. «Хвала Тентею, это сюсэй» – обрадовалась она. Но в тот же момент площадь перед воротами начали со всех сторон окружать солдаты, бесцеремонно сгоняя находившихся на ней людей к воротам и проталкивая дальше, за пределы Рю, в нейтральную полосу перед границей Эн. Началась паника, давка, Нитаки едва успела пробиться назад к сыну и усадить на спину. Она боялась, что солдаты, успев разбушеваться, причинят вред Йоки, и постаралась зарыться поглубже в толпу, направившись вместе со всеми к пограничным воротам. - Что происходит? – спросила она у шагавшего рядом мужчины. - Эти ублюдки не хотят возиться с нашими проблемами. Денег с нас все равно не стрясешь, а мороки будет много, особенно ночью. Вот и гонят нас за ворота в нейтральную зону, где они за нас не в ответе. Передают головную боль по эстафете пограничной страже Эн, мерзавцы! - А сюсэй, разве их они не выгонят? - Сюсэй только сегодня утром прибыли из Эн. Днем они давали представление на площади. Насколько я знаю, они собираются проехать через Рю в Кё. - Понятно… Сюсэй не могли им помочь. Волна страха несла Нитаки вместе с остальными в узкий пролив пограничных ворот, и впереди слышались крики придавленных и покалеченных людей. Жизнь везде одинакова – если у тебя нет богатства или силы, тебя сметут. Никто не заметит тебя. - Пройдите вперед, передо мной, попытаюсь прикрыть вас от давки! Это кричал тот мужчина. Нитаки покорно прошла вперед и пошла дальше, прикрываясь своим попутчиком. - Что с вашим сыном, он очень плохо выглядит! - Его укусил месато. Не бойтесь, он не заразен! - Я об этом и не думал… Ужасно, после месато не выживают, мне очень жаль. Это случилось в Рю? Из какой вы провинции? - Нет, это случилось два месяца назад, в Хо. - Вы из Хо? Но зачем тогда вы пытаетесь попасть в Эн? - Вы что-нибудь слышали о великой чародейке из Эн, которая избавляет даже от смертельных недугов? - Бродят сказки… Но она вроде из Кей… или из Тай… в любом случае не стоит на это надеяться. Хотя, в вашем случае, я, наверное, могу вас понять. Что будете делать, когда попадем на нейтральную полосу? - Я не знаю. Думала спрятать его у сюсэй, поэтому и спрашивала про них. А теперь… Вы думаете, нас не пропустят в Эн? - Сложно сказать… Говорят, Эн – странное царство. Их правитель – настоящий чудак и сумасброд, но правит уже пятьсот лет. Наверное, это неспроста… Приготовьтесь! Теснота стала невыносимой. Нитаки показалось, что у нее темнеет в глазах и она теряет сознание, но оказалось, что они просто зашли в арку ворот. Ее спутник, на вид крепкий детина, энергично работал локтями, кулаками и пинками, подпитывая движения отборной, жуткой руганью. Наверное, со стороны временами это смотрелось комично, если бы не пришлось переступать через лежащие тела не выдержавших испытания. - Твари, мы что для вас, скот какой-нибудь? Попадись мне эти солдафоны поодиночке, руки-ноги точно поотрываю! А, чееееррртттт! Нитаки вырвалась на свободу. Здесь можно было дышать. Она обернулась. Ее попутчик сидел в стороне от ворот, держась за ногу и безудержно бранясь. - Что с Вами? - Не стой здесь, дура, бегом к воротам Эн! Черт знает, что здесь будет ночью твориться! Тебе нужно попасть в Эн до ночи. Я в порядке, какой-то бафуку ногу отдавил, кажись сломалась. - Я помогу… Вам… - Если стрелой поскачешь к воротам! Я что, зря здесь страдал? Иди, не думай обо мне, доковыляю, не впервой! - Спасибо, огромное спасибо Вам, я обязательно Вас отблагодарю! - Иди уже, достала! Еще увидимся! – прибавил он с доброй улыбкой в глазах, и Нитаки, поправив сына, лежавшего на спине, к своему удивлению, бодро и легко зашагала по дороге к границе Эн.