Soon we'll be found

       День выдался на редкость тёплым и ясным. Было около четырёх часов после полудня; умытые от пыли, улочки Маркет-Чиппинга сияли на солнце, а на лицах горожан цвели радостные улыбки. Вскоре весна должна будет потесниться, уступив место жаркому лету, но пока она не торопилась уходить. Май стоял в самом разгаре; прохладный воздух был свеж и чист, всё вокруг дышало свободой, а до неба, казалось, можно достать рукой, нужно лишь приподняться на цыпочках или слегка подпрыгнуть.       А жизнь тем временем не останавливалась, шла своим чередом. Каждый занимался своим делом: дворники мели тротуары, садовники трудились, подстригая кусты рядом с особняками, на площади торговки бранились с покупателями. Но несмотря на рутину, этот городок не был похож на обыкновенный: здесь воздух словно пропитан магией, лавки с волшебными товарами работали вовсю, — всё же Ингария поистине сказочная страна. Выходит, даже чародеи — и те не сидели сложа руки. По крайней мере, некоторые чародеи.       Лёгкий майский ветерок распахнул приоткрытые ставни небольшой кофейни по правую сторону бульвара. Здесь пахло свежей выпечкой и шоколадом, а к этому ещё примешивался аромат живых цветов, украшавших подоконник, и почти неуловимый привкус алкоголя. Внутри находилось немного посетителей, однако все выглядели очень акккуратно и богато наряженными. Должно быть, данное заведение было дорогим.       Маленький вихрь облетел помещение, заглядывая во все уголки и попутно рассматривая, если это применимо по отношению к ветру, клиентов. Дородный мужчина в громоздком белом парике и сверкающих лаком туфлях; худой юноша в круглых очках, с серыми волосами и сам весь какой-то серый, но чисто и стильно одетый; щебечущая группка девушек несколько странной внешности в глубине кафе и молодая пара у окна. Вот и всё. Но все они, включая серого паренька в очках, казались очень необычными, — даже несмотря на некоторое своеобразие данного города и страны в целом. Франт в парике (должно быть, из Кингсбери) периодически вскакивал на месте, перебирал какие-то бумаги, а затем взволнованно потягивал кубинский кофе, озираясь по сторонам. Серенький молодой человек бормотал что-то себе под нос, — быть может, что и заклинания (чего только не жди в этой удивительной местности!). Девушки весело болтали, ни в их беседе довольно отчётливо слышались слова "приворот", "заклятье", "колдун"... Одна из них, повыше остальных, с голубыми волосами до плеч и длинной царапиной на щеке, раскладывала на столе карты; глаза её блестели как-то жадно... Да, здесь явно собралась из ряда вон выходящая компания, — и не исключено, что колдовская.       Поэтому на фоне остальных визитёров парочка у окна ничем особенным не выделялась, разве что тем, что заказали они не кофейные, а алкогольные напитки. Молодой человек чуть старше двадцати пяти в невероятном лазурном с серебряными вставками костюме и, должно быть, самыми длинными в Маркет-Чиппинге хвостами рукавов небрежно сидел, закинув ногу на ногу, и слушал свою собеседницу, порой деловито, но совершенно равнодушно кивая. Его гитара стояла рядом на полу. Что касается девушки, симпатичной кудрявой блондинки, то она торопливо, взахлёб рассказывала что-то, часто и едва ли не яростно жестикулируя. Наконец она умолкла и поудобнее устроилась на стуле, смахивая с лица капельки пота. Её слушатель тут же ожил: элегантно придвинувшись к ней и так же элегантно наклонившись, схватил руку подруги и с жаром поцеловал; затем спешно, но с тем же изяществом поднял гитару и начал наигрывать на ней какой-то незамысловатый мотив, осыпая девушку комплиментами. И без того смущённая, она зарделась, как роза, и непрестанно хихикала, даже не пытаясь вставить слово в монолог возлюбленного. Её не напрягали ни показная вежливость, ни нотки лжи и лести в голосе парня — она просто не замечала ничего подобного. Ведь молодой человек был необычайно, умопомрачительно красив, да к тому же играл на гитаре, — а что ещё нужно обыкновенной — милой и не лишённой шарма — девице из сказочной страны? — Милая, пойдём отсюда, здесь дует... Пойдём к тебе, как вчера,— наконец произнёс умопомрачительный юноша. Молодой особе ничего не оставалось, как согласиться. — Ах, Бен, дорогой, всё, что захочешь, — радостно говорила барышня, продолжая застенчиво хихикать. — Хотя здесь так хорошо... Но ради тебя я согласна. Милый, милый Бенджамин!       Хоул (а это был именно он) ехидно и едва ли не ядовито ухмыльнулся, — хорошо, что его спутница была слишком увлечена их пустой беседой и не заметила этого. Как его только не называли, но Бенджамином — никогда раньше. Да, у него много прозвищ, но не больше, чем нужно, чтобы жить поистине свободно. А так получилось, что при знакомстве с этой (уже десятой за весну) молодой особой он назвал первое пришедшее в голову имя — принадлежащее его другу, волшебнику Салиману. На лбу у Хоула пролегла неглубокая, но такая знакомая в последнее время морщинка, выдававшая истинные переживания юноши. Придворный маг короля Бенджамин Салливан, он же кудесник Салиман, отправился на Болота, чтобы разобраться с Ведьмой... И, судя по всему, не то что не разобрался, но и вовсе погиб от её руки. Это случилось около года назад, но Хоул до сих пор так и не распутал нити этой трудной загадки. Хотя, надо признать, старался, как только мог: от поисковых заклятий и устройств до ухаживаний за "нужными" девушками с целью выудить информацию. Единственное что — в этом Хоул не признался бы никому на свете, даже себе, — он всячески избегал самих Болот, опасаясь встречи с Ведьмой. Вот уж кого-кого, а её этот увиливатель боялся до смерти. — Ну, так что, Бен? Мы уходим? — размышления Хоула прервал звонкий голосок его подруги. Мысленно проклиная и её, и всю свою жизнь, он неискренне улыбнулся — нельзя снова ударить в грязь лицом. —Да, конечно, Джессика. Подай-ка сюда счёт. — Хоул произносил всё это на автомате, нимало не задумываясь. Погружённый в свои мысли, он не заметил, как глаза девушки расширились, став похожими на огромные синие окна. А зря: несмотря на всю свою ласковость, его подруга невероятно легко, по взмаху собственных ресниц, меняла настроение. Этакие эмоциональные качели. Хоул не помнил о таких, на его взгляд, мелочах. — Джесси, милая, у меня голова болит, пошли. Джессика Андерсон, ты слышишь? — устало и безучастно повторил он. И только сейчас понял, какую ошибку совершил.       Нависшая тишина длилась недолго. Вскоре её нарушил вопль девицы: — Что?! Бенджамин! Меня! Зовут! Дженнифер! Смит! — кричала она, выделяя каждое слово. — Со сколькими девушками ты ещё гуляешь, интересно знать? Когда я в прошлый раз поймала тебя на измене, ты всё отрицал, и я верила! А вчера упоминал некую Меган, я тогда хотела спросить, — язвительно взвизгнула она,— всё никак не можешь забыть бывшую?!       Хоул чувствовал, как закипает. От громких криков боль в висках становилась всё сильнее, а оставаться здесь, честно говоря, не было ни малейшего желания. Но в этот раз улизнуть не предоставлялось возможности, поэтому оставалось лишь выдохнуть и снова вымученно улыбнуться. — Милая Дженнифер, Меган – моя сестра. — и это было чистой правдой, если исключить обстоятельство, что так звали двух предыдущих спутниц Хоула. — А своих бывших я быстро забываю.       «И ты скоро разделишь их участь», — подумал он и усмехнулся этой мысли. Было абсолютно всё равно, что говорить и как, но колдун не хотел так легко отпускать очередную жертву. Он мечтал довести дело до конца, насладиться её страданиями и неразделённой любовью. Однако девушка была непреклонна. — А сегодня во сне ты звал какую-то Софи. Кто это?! — Хоул и сам не знал, да и знать не хотел. Чародею показалось, что он вот-вот потеряет терпение, если девушка продолжит свои провокации. И всё же игру надо было продолжать, и юноша, вздохнув, возобновил обольщение: — Прости, я всего лишь оговорился. Пойдём к тебе, конфетка, — но тут губы Хоула дрогнули и изогнулись, выдав с головой плохо скрываемое раздражение и боль. Это не укрылось от глаз Дженнифер. — Конфетка?! Нет уж, поищи себе другую сладость. Моё терпение лопнуло, я ухожу от тебя! — и она пулей вылетела из кафе, схватив кошелёк.       Ну, вот и всё. Игра окончена, и, увы, не в его пользу. В уставшем сознании Хоула мелькнуло сильное желание поддеть, уязвить девушку, не давшую ему забрать своё сердце даром. Он отхлебнул шампанское из бокала, затем эффектным жестом расстегнул голубой ворот костюма и вытащил кулон в виде сердца на тонкой цепи — её подарок. — Эй, Дженни! — окликнул Хоул. — Смотри! — и цепочка порвалась в его руках, упала на холодный пол кафе, а затем от одного взгляда юноши превратилась в пепел.       Бежавшая было по ступеням Дженнифер стала как вкопанная. Она молча обернулась к парню с невыразимой злобой, — будь и она колдуньей, подумал Хоул, ему бы несдобровать. Чародей обворожительно улыбнулся, но глаза его метали молнии. — Ты права, я гулял с другими. Если хочешь знать, ты у меня уже четвёртая за этот месяц. И да, ты спрашивала, сколько мне лет, так слушай – двадцать семь¹. А ты, девочка, совсем ещё ребёнок. И ничего не понимаешь.       Пару минут девица не могла ничего ответить от удивления. Затем пришла в себя, злобно оскалилась и провизжала: — Да у меня... А у меня ты вообще пятнадцатый, — Хоул знал, что она лжёт, и это его слегка развеселило. — А если тебе и вправду двадцать семь... подумаешь, старый какой! И отправляйся к тем Джесси, Меган, к Софи!... К кому хочешь! Скатертью дорога! — она спрыгнула с лестницы, подобрав подол юбки, и пропала в толпе.       Хоул отпил ещё вина, чувствуя, как проясняется рассудок. Правило гласит: потеряешь терпение и внимательность — есть все шансы потерять отношения. Только что мужчина убедился — это чистая правда. Однако он сам не ожидал, как это, оказывается, приятно. По крайней мере, в данном конкретном случае.       Чародей провёл рукой по лбу, снимая напряжение. Несильная магия в сочетании с шампанским производила невероятное действие: вскоре пульсирующая боль в висках утихла окончательно, и Хоул ощутил облегчение. Теперь он мог порассуждать о произошедшем. Молодой человек не был уверен, что поступал абсолютно правильно, но извиняться ни перед кем не собирался. В конце концов, он не имел на блондинку никаких планов. Ведь если девушка настолько бестолкова, что поддалась на его неискренние ухаживания, то, вероятно, заслуживает всех дальнейших последствий. Хотя эта Дженнифер была ничего так, подумал Хоул и тут же отверг эту мысль. Зачем обманывать самого себя. У этой юной леди было чувство собственного достоинства — что впервые встретилось на практике чародея, — но в общих чертах она ничем не отличалась от миллиона таких же глупых, неоперённых девчонок-пташек. И всё равно вскоре найдётся тот, кто полюбит её по-настоящему, такую, какая она есть — с этими дурацкими кудряшками, наивными глазами и ванильными речами, быстро переходящими, как убедился волшебник, в истерику. Ну, а Хоулу нужен кто-то поумнее, — в этом он не сомневался.       А пока истинная любовь не найдена, так приятно похищать и есть сердца молоденьких барышень — пускай даже в переносном смысле. Лелеять детские надежды, усыплять бдительность сладкими речами, разжигать чувства к себе любимому — а затем уходить в закат, прихватив с собой нежное девичье сердечко. И так раз за разом, одурманивая всё новых и новых девушек... Хоул не чувствовал стыда перед обманутыми им юными особами — как ни крути, они ему не пара, как и он им. Какими бы славными и хорошими они сами по себе ни были. Главное, чтобы эти славные и хорошие после окончания спектакля не явились к нему на порог в слезах, прихватив мамаш, дядюшек с дубинками и тётушек со шляпными булавками. И в этом плане за Дженнифер чародей был спокоен — она не знала не только места его проживания, но и настоящего имени.       А ведь есть на свете действительно искренние, порядочные люди, размышлял Хоул, — таких обычно называют добродушными. А где у него, Хоула, душа — хоть добрая, хоть какая бы то ни была? Он давно научился лгать не моргнув глазом, научился располагать людей к себе одной улыбкой, познал множество искушений... И растерял всю свою порядочность. Сделка с Кальцифером перевернула его жизнь, но так лучше для всех. К тому же, не так сильно он, Хоул, и изменился с тех пор. А пока своего сердца нет, приходится довольствоваться чужими, — и чем наивнее и моложе их первоначальные владелицы, тем лучше.       Вина в бокале больше не было, но волшебник в нём уже не нуждался. Вдыхая терпкий запах кофе с нотками коньяка, стоящий в помещении, Хоул почувствовал, как к нему сполна вернулись силы. Проигрыш теперь ничуть не печалил его; маг неожиданно ощутил вкус жизни — и наслаждался им, как самым пьянящим напитком и как победой над самым гордым, неприступным девичьим сердцем.       Юноша сгрёб ногой в сторону остатки пепла — последнее воспоминание о глупышке, не желавшей подчиниться его воле; затем подозвал официанта и расплатился с ним. Хоулу не было жаль денег, заплаченных за девушку: в общем счёте, за всё время отношений она потратила на него больше, включая выброшенные на ветер эмоции. Чародей потянулся, чтобы размять затёкшие конечности, и огляделся вокруг. Кофейня практически опустела; кроме него, из посетителей оставалась только компания юных девиц, да и то не в полном составе. Наверняка все остальные разбежались, испугавшись визгов дурочки Дженнифер, усмехнулся Хоул. Нет, пожалуй, уж на кого-кого, а на неё порядочный мужчина глаз не положит (с такими-то манерами!). А ему, коварному охотнику, необходима новая жертва — и, желательно, поскромней и поспокойнее предыдущей.       Он внимательно осмотрел группу девчат в поисках добычи. Самая высокая и, должно быть, самая яркая из них стрельнула глазками в его сторону и подмигнула. Но всё в ней, начиная от голубых волос и заканчивая серьгой в носу, оттолкнуло и как-то отпугнуло юношу. Эта мисс, как и он, вероятно, полагала, что нет смысла жить, если ты некрасив, но... Красота и понятия о ней у всех разные, и такие точно не укладывались в представления Хоула об идеале. Колдун изобразил подобие улыбки, подхватил свою гитару, едва ли не вцепившись в неё, и покинул кафе, даже не оглянувшись назад. Хватит с него девушек в этот день.

***

      На порог небольшой, но вполне элитной кофейни выскочил молодой человек чуть старше двадцати пяти и сразу же был подхвачен пёстрым потоком горожан. Вечерело; все торопливо расходились по домам, не замечая обыкновенного, как им казалось, гражданина. Синий с серебром осколок человечества, — маленькая синяя капля в море. Впрочем, мужчина и не стремился отделяться от массы. Подхваченнный толпой, он медленно двигался по бульвару в сторону Ярмарочного луга и холмов. Хоул не захотел применить телепортацию, чтобы побыстрее добраться до дома, ведь тогда пропало бы всё удовольствие от прогулки. В острый и изощрённый ум чародея пришла неожиданная мысль и накрепко засела там, никак не желая уходить. Сейчас юноше надо было подумать, — а конкретнее, хорошенько поразмыслить над необычным началом этого дня.

***

      После вчерашнего бурного вечера заночевав у своей теперь уже бывшей девушки Дженнифер, он поутру решил заглянуть домой — проведать Майкла с Кальцифером и спокойно позавтракать в тишине. Как выяснилось, проведать он задумал не зря. Его взору явилась странная картина: ошарашенный подмастерье, кидающий испуганные взгляды над грудой тарелок, и незнакомая старушка со сковородой (его, Хоула, сковородой!) у очага. Потрясённый, чародей даже не сразу успел удивиться тому, как легко сотейник в руках пожилой дамы скользит по языкам пламени, — ведь обычно Кальцифер слушался только его, владельца Замка. — Извините, а кто Вы, собственно, такая?       И понеслось: спутанные объяснения, выкрики Майкла, всё время пытавшегося вставить слово в разговор, который и без того не клеился, завывания Кальцифера в очаге... Пришлось забрать у нежданной посетительницы сковородку, а то огненный демон точно взбунтовался бы рано или поздно. Затем — звонки и стук в дверь, заказы от короля и от простых жителей. Так что с мыслью о тихом завтраке пришлось распрощаться, как и вообще со всяким спокойствием. Нарастающее раздражение давало себя знать. Но выгонять непрошеных гостей молодой человек пока не собирался, — всё-таки Хоул не был злым чародеем. Он ловко увиливал от расспросов не в меру любопытной старушонки, однако сам с неподдельным интересом осведомился о жизни и роде занятий незнакомки. В конце концов, он здесь хозяин и может устанавливать свои порядки и вообще вести себя так, как ему заблагорассудится. Но уборщица ему, пожалуй, не помешает, — главное, чтобы никто не пытался снова припереть его к стенке. А так, он нисколько не против, даже наоборот.       Однако Хоул никогда не любил связывать себя обязательствами. Вот так наобещаешь с три короба, а потом отвечай за свои слова. «Дав слово, держись, а не дав, крепись» — это чистая правда. Вот Хоул и крепился. Поэтому сейчас ничего иного не оставалось, как снова увильнуть от ответа, — сперва в ванную, чтобы прихорошиться перед встречей с девушкой, а затем на эту самую встречу, оставив за дверью сбитых с толку домочадцев и лёгкий шлейф из аромата гиацинтов.

***

      ...Тем временем дневное тепло сменилось вечерней прохладой. Хоул поёжился, застегнув до упора ворот кафтана, и с удивлением обнаружил, что находится уже не в толпе. Погружённый в раздумья, он не заметил, как покинул Маркет-Чиппинг, и сейчас одиноко брёл по вересковому полю, направляясь в Холмы. Вдруг странника с головы до ног обдало чистым весенним ветром. Юноша ничуть не расстроился этому обстоятельству, — напротив, он блаженствовал. Хоул расправил плечи, вдыхая сладкую свежесть и каждой клеточкой тела ощущая свободу. Так хорошо ему было, кажется, впервые за последние полгода.       Небо стремительно темнело; по нему медленно плыли облака, походящие на величавые серебристые корабли в фиолетовом море. Вышел месяц и тоже поплыл по небосводу, озаряя всё искрящимся молочно-белым светом. Хоул любил весенние ночи: было в них что-то особенное, волшебное, прекрасно-упоительное, — то, что дамы часто называют романтикой. Он любил гулять по вересковым пустошам, отдыхая от житейских проблем и черпая у природы истощённые силы. И пускай сейчас рядом с ним не было девицы, готовой выслушивать под луной его серенады; зато была возможность остаться наедине с самим собой, снять маску лести и притворства, отдаться лёгкому, как его мысли, ветру... И пусть у него в прямом смысле слова нет сердца; но эти эмоции — неподдельны, и эта свобода — настоящая...       А в светлой, чистой от иных переживаний голове всплывали новые воспоминания, — и они касались не только непрошеной гостьи. Неожиданно резко выстрелило в мозг вчерашнее видение: полёт над морем, скалы и — рыжеволосая девушка, "серая мышка" с Рыночной площади, буквально упавшая к нему откуда-то сверху. Почему-то тогда всё казалось на удивление ярким и материальным, словно это и не сон. Хоул знал, как можно загипнотизировать человека и выдать иллюзию за реальность, но его собственный разум был защищён от подобных покушений. Да и на галлюцинацию это отнюдь не было похоже, — как-никак он чародей и неплохо разбирается в таких материях. Но тогда — что?       Дальше — больше. Днём в том злополучном кафе Дженнифер сказала, что ночью он звал некую Софи. (Чародей сразу поставил под сомнение слова бывшей, явно не способной тогда, да и в принципе, мыслить здраво, но почему бы не учесть и этот вариант?). Почему именно Софи? Других сновидений у него в ту ночь, кажется, не было. Неужели это имя принадлежит той, рыженькой?       И новая зацепка: старуха — нежданная постоялица Замка, назначившая сама себя его, Хоула, уборщицей. Подмастерье представил её как Софи. Странное стечение обстоятельств, однако. Но, быть может, эта цепочка совпадений — лишь плод его уставшего воображения? Или это действительно загадка, требующая, чтобы её разгадали?       Чародей попытался вспомнить черты лица привидевшейся ночью девы. Что-то они напоминали ему — причём такое, что он мог видеть совсем недавно. Почему-то в голове опять появился образ старушки. Между этими дамами было что-то общее — и Хоул уверен, что это не пустые фантазии.       А красивая была та рыженькая, подумал юноша. У такой и сердечко забрать жалко, — потом ещё совесть замучает, не отвяжется. Хотя Хоул не имел души, но совесть у него была — это он знал точно. Иначе что бы его точило изнутри и терзало по любому поводу: из-за пропажи Салимана, страха перед Болотной Ведьмой, нечестной игры с девичьими сердцами... Глупо, но настроение Хоула порой серьёзно ухудшалось из-за этих мыслей. Не на всё, как оказалось, в этой жизни можно наплевать, закрыть глаза и дальше жить в своё удовольствие, не обращая внимания на происходящее... Но колдун обычно сводил на нет уколы вины с помощью заклятий, а потом вновь отправлялся на "охоту", выпив портвейна, окончательно заглушавшего чувство стыда.       В этот раз совесть чародея была чиста (спасибо шампанскому), но толковые мысли никак не желали приходить в голову. Он пытался выдвигать новые, порой совсем невероятные гипотезы и идеи, но ни одна из них не была осуществима в реальности. Ему начало казаться, что решение этой загадки как горизонт: вот ты идёшь к нему, приближаешься, уже хочешь дотронуться рукой, а эта заветная линия вдруг удаляется от тебя, уходя в бескрайнюю пустоту. Словно какие-то чары, сбивающие с истинного пути, — ну, или что-то подобное. Поэтому единственное, что точно понял Хоул из всей ситуации — с появлением в замке старушки вся его прежняя жизнь пойдёт кувырком. И пока трудно было сказать, рад он этому или нет.       Ветер усилился, словно знаменуя эру перемен. Хоул остановился, чтобы согреть дыханием замёрзшие ладони. Он стоял на вершине холма, словно голубой с серебром памятник, возведённый в честь самой Красоты на фоне тёмно-фиолетового неба; струящийся ураган развевал длинные, до плеч, медово-золотистые волосы. Юноша осмотрелся по сторонам и вдруг понял, что заблудился. Вот всегда так: задумаешься о какой-нибудь девушке, и пиши пропало. Все они, женщины, такие: только попадут в поле зрения, а уже готовы запудрить мозг и запутать мысли, да так, что потом не распутаешь. Честно говоря, Хоул и сам практиковал подобную методику обольщения, но сейчас ему было досадно как никогда. Тихо выругавшись, юный чародей хлопнул в ладоши, прошептав что-то одними губами, и исчез. Через мгновение он уже стоял у порога Ходячего Замка, который, в свою очередь, тихо шествовал по полю, медленно удаляясь от путника. Хоул в два прыжка настиг собственное жилище, едва не утонув в высоком вереске, и ловко вскочил на порог, с облегчением вздохнув. Неприятности были позади.

***

      На удивление, картина, открывшаяся взгляду хозяина дома, была на этот раз совершенно обычной (за исключением присутствия утренней гостьи, но к ней колдун уже успел привыкнуть). В этой картине даже наблюдалось какое-то тепло и умиротворение — особенно если учесть другие произошедшие сегодня события. Старушка, ссутулившаяся в кресле у камина, ученик с книгой и маленький синеватый огонёк в очаге. Домашняя идиллия. Но стоило Хоулу ступить за порог и пересечь комнату, как покой быстро нарушился: Кальцифер с рёвом взвился вверх, завывая и жалуясь на жизнь, а Майкл ухватил хозяина за хвостатый рукав и потащил в ванную, тоже жалуясь и изливая наболевшее. «Кошмарная старушенция» , «она же нас прикончит», «слышать ничего не хочет»... По правде сказать, Хоул тоже сейчас не особо хотел слушать всё это — он достаточно натерпелся в этот день и порядком устал. Поэтому, когда Майкл наконец отпустил его, чародей лишь справился, не убивала ли новая уборщица паучков. И, надо сказать, немало подивился ответу. Интересно, подумал он, причём тут девушки, за которыми он ухаживал?.. Должно быть, эта Софи из Маркет-Чиппинга: кажется, именно там его подмастерье пустил слух про злобного пожирателя сердец и высасывателя душ. Хотя, что греха таить, в переносном смысле примерно так и есть. Волшебник мечтательно побрёл вверх по лестнице, одарив улыбкой пожилую даму. На душе у него отчего-то было необыкновенно светло.

***

      Лёгкий бриз распахнул ставни в спальне — единственной во всём замке комнате с окнами. На просторной белоснежной кровати лежал юноша, растянувшись в изящной позе. Темнота смягчала довольно твёрдые сами по себе, но не без некоторой доли женственности и плавности черты лица; лунный свет играл на ресницах, отчего они казались серебристыми. О, если бы в этот миг Хоула видели когда-либо бросившие его (по нелепой случайности, разумеется) девушки! Они горько пожалели бы о своём решении и, наверное, отдали бы всё, чтобы ещё раз прижаться к нему, заглянуть в льдистые глаза. Но сейчас взор волшебника был затуманен, а холодный лик не выражал никаких эмоций, кроме спокойной, еле заметной улыбки. Убаюканный посвистыванием ветра и мерным шелестом вереска за окном, молодой человек спал.

***

POV Howl

      Меня окружала темнота, — плотная, чёрная и густая, причём настолько, что я усомнился в том, что нахожусь на Земле. В беспросветном пространстве не видно и не слышно абсолютно ничего. Вакуум? Возможно. Я громко крикнул; эхо прокатилось где-то надо мной и рассыпалось мелкими осколками-откликами, постепенно замирая. Заклинания освещения и ориентации в пространстве почему-то не работали, поэтому пришлось двигаться наугад. Это тоже было не так-то просто. Руки и ноги вязли в чёрном воздухе (если здесь вообще был воздух), дышалось с трудом. Наконец вдали показался свет — тонкий золотистый луч, прорезающий пустоту. Я медленно пошёл сторону предполагаемого источника, ступая по такой же чёрной, как и всё остальное, поверхности; каждый шаг отдавался в ушах гулким стуком, заставляя содрогаться. Вокруг было по-прежнему тихо и ни души. Тем временем таинственный свет становился всё ближе: казалось, яркое пятнышко затягивает меня, манит к себе, как огонь мотылька. И я не сопротивлялся: всё лучше, чем оставаться здесь. Вскоре я подошёл достаточно близко, чтобы рассмотреть очертания светившегося. Это была дверь — самая обыкновенная, деревянная, с кованой ручкой, — а за ней что-то ярко искрилось и сияло, да так, что пришлось закрыть глаза, дабы не лишиться зрения. Внутренний голос подсказал: этот портал — твой шанс (на что, интересно знать?..). Я дёрнул ручку; дверь со скрипом отворилась, открывая взгляду пространство, полное слепящего света. Смерть? Что ж, чему быть, тому не миновать. Зажмурившись, я широко распахнул дверцу и шагнул в проём — из пустоты в неизвестность.       Ослепительное сияние исчезло так же неожиданно, как и появилось. Я приоткрыл глаза, ловя на ресницах слабые брызги ставшего малиновым света. Впереди — отчего-то знакомый вид: небольшое, но не тесное помещение, цветы на подоконниках, столики... Минутку, да это же то самое кафе, где я сегодня обедал с Дженнифер! Это было точно оно, но какое-то не похожее на себя. Обстановка потерпела серьёзные изменения: посетителей значительно прибавилось, в интерьере появились предметы всех оттенков красного, иллюминация стала цветной, загорелись неоновые надписи... По правде говоря, сейчас данное заведение больше напоминало бар или ночной клуб, нежели кофейню. Слышался запах эспрессо и дорогого вина, играла музыка, раздавался смех. Везёт кому-то — гуляют люди, веселятся как могут. А у меня в душе отчего-то нарастала тревога; там, где должно было быть сердце, зашевелился страх.       Но идти было некуда, поэтому пришлось приспосабливаться. Я еле проталкивался сквозь столики с захмелевшими компаниями, ища свободное место. Наконец-то! Я присел на краешек резного деревянного стула, не переставая оглядываться по сторонам. Ощущение, что за мной следят, никак не желало проходить. Неловко, жутковато и в то же время забавно. Как бы не выяснилось, что я стал параноиком. Вдруг рядом — чей-то голос, негнущийся и сухой, как деревянная линейка: — Молодой человек, здесь занято? Можно присесть? — я не успел ещё толком сообразить, что к чему, а напротив кто-то уже опустился на сиденье.       Я поднял взор. Маленькая и неизвестно почему знакомая старушка в сером платье, с тонкой седой косичкой. Странно, что она делает тут, среди нетрезвой молодёжи и неоновых огней? Впрочем, себе я бы с удовольствием задал тот же вопрос. Я заглянул незнакомке прямо в глаза, выдерживая паузу, — так, произнеся заклинание, можно прочитать мысли собеседника (не зря этот орган чувств называют зеркалом души). Но тщетно: сознание старушонки было закрыто от вторжения чар, словно покрыто защитной коркой. Неужели она — колдунья, как и я?..       Ещё раз внимательно осматриваю нежданную спутницу с головы до ног. Она уже глядит не на меня, в куда-то в сторону, целомудренно расправляя юбку на коленях; на столе лежит её тонкая, узловатая, вся в морщинах рука. Такая была бы настоящим открытием для гадалок, — они любят вычитывать судьбу человека по конструкции руки и линиям на ней. — Что будете заказывать? — на стол падает тонкая книга в обложке с золотыми буквами. Меню, стало быть. Сам официант, высокий смугловатый юноша-шатен, стоит рядом с нашим столиком. Лицо его кажется подозрительно знакомым. Вдруг понимаю: это — Майкл! Да-да, мой милый подмастерье Майкл Фишер. Только он вырос, приосанился — какой красавец! Смотрю ему в глаза с немой просьбой — ведь это ещё одна родственная душа здесь, в ярком неоновом аду... Но он, кажется, не замечает. Наконец осмеливаюсь задать свой вопрос: — Майкл, ты... Помнишь меня? Где мы? И где Кальцифер?       Непонимающий холод карих глаз: — Мистер, я, кажется, уже обслуживал Вас, поэтому припоминаю Ваше лицо. Но я не знаю, о ком ещё Вы говорили. Если хотите, я могу позвать другого официанта.       Нет, нет... Он не узнал меня! Но лучше уж он, чем другой, такой же холодный и безучастный. Сдавленно произношу: — Не стоит. — Так что желаете заказать? Выбирайте побыстрее, — он указывает на брошюру. Бабушка с интересом смотрит на меня: ей, видимо, любопытно узнать мой выбор.       Открываю меню. Картинок нет, но названия блюд говорят сами за себя: мозг молодой, сердце человеческое... Душа юной девушки. Что это?! Шутка, розыгрыш? Чувствуя, как начинаю холодеть от страха, поворачиваюсь к официанту: — Майкл, я, конечно, всё понимаю, но это уже чересчур! Что за глупые игры? Будь добр, принеси мне нормальное меню. Или ты стал работать на людоедов?!       Удивлённое лицо, такое знакомое и незнакомое одновременно: — Сэр, Вы будто с луны свалились. Вы же только сегодня были здесь и заказали сердце вот этой, — он указал на тонкую фигурку у окна, — леди. Но она опередила, поэтому мы не смогли исполнить Вашу просьбу. А сейчас, будьте так любезны, выбирайте, да поживее!       В указанном Майклом направлении — молодая девица с короткими светлыми кудряшками. Дженнифер! В тот же миг она обернулась; я увидел её ехидный взгляд и кокетливую улыбку, больше похожую на оскал. По спине пробежали мелкие мурашки. Я с горьким ужасом смотрел на своего бывшего ученика, но тот был совершенно равнодушен. Вдруг — старушка: — На этот раз он хочет заказать моё сердце. Не правда ли, Хоул, — эта дама знает моё имя! От этого стало совсем не по себе, — хочешь полакомиться моим сердечком? — она взяла со стола нож, блестящий в малиновом свете лампы, и поднесла к груди. — Нет, что вы такое говорите! — я не мог поверить, что эта старушонка так легко готова расстаться с жизнью без какой-либо определённой цели. — Не делайте этого! — и я с жаром выбил лезвие из её рук.       Она посмотрела на меня удивлённо и даже с каким-то восхищением. — Ну, нет – так нет... — она задумчиво заглянула мне в глаза и вдруг загадочно улыбнулась. — Тогда я заберу твоё. Эй, Кальцифер!       На сморщенной ладони появилось небольшое пламя синего цвета; оно резко вспыхнуло и тут же уменьшилось, съёжившись до размеров детского кулачка. Наш огненный демон! В нём стучало и теплилось что-то — какой-то тёмно-красный, пульсирующий комок. Почему и он кажется таким знакомым? Внезапно — резкая боль в грудной клетке, немного левее солнечного сплетения; она сковывает меня, руки и ноги отказываются слушаться.... — Отдай его... мне, — внутри всё горит, я пытаюсь закричать, но выходит лишь сдавленный хрип. — Пожалуйста.       Пожилая дама улыбается, и я с трудом, сквозь пронизывающую боль вижу, как морщины на её лице становятся светлыми, сияющими — как лучи майского солнца. Она кладёт свободную руку мне на грудь, как раз туда, где обычно у людей находится сердце. Боль вдруг проходит, дышать становится легче. Слегка расстёгиваю ворот рубашки, жадно втягивая насквозь прокуренный воздух. Старуха убирает руку, но резь больше не возвращается, и мне — чудесно, необыкновенно легко, несмотря на стоящий в помещении дым... Моя спутница лукаво улыбается: — Я не могу сейчас вернуть его тебе. Но знай, придёт время, и я расторгну ваш глупый договор, — она хитро смотрит на синее пламя. — Я ещё вернусь.       Мгновение — и она уже стоит рядом со столом, а затем, прикрыв Кальцифера сверху рукою, начинает пропадать из виду за спинами толпящихся людей. Вдруг обернулась — вижу: чистое, совсем без морщин лицо молодой девушки, открытый взор светлых глаз, игривая улыбка. Она одаривает меня ею и исчезает; в воздух взлетают, цепляя взгляд, золотисто-рыжие пряди и тоже скрываются в шумящем беспорядке.       ...Чёрт возьми, что произошло только что? Я вскакиваю с места и бегу — за ней, за ней, лишь бы успеть, догнать — сам не знаю, зачем... Но она уже пропала в толпе. Неожиданно чей-то локоть упёрся мне в живот; перед глазами замелькали хвосты фестончатых рукавов с серебряными вставками. Поднимаю глаза: рядом — высокий блондин с волосами до плеч, точь-в-точь как у меня. В руке у молодого человека бокал с вином, другой он держит гитару. Гравировка на ней бросается в глаза: цветок розы и инициалы «B.S». Да это же мой, не так давно приобретённый инструмент!² Возможно ли, что этот расфуфыренный юноша забрал мою гитару, а вместе с ней мой костюм и образ в целом? Смешно. Должно быть, очередной глупый подражатель... Но почему-то его поведение и речь не вызывают ничего, кроме отторжения. Неужели.....       Только сейчас замечаю: молодой человек стоит, окружённый со всех сторон юными девицами весьма нескромного вида. Одна из них — кудрявая, веснушчатая — что-то торопливо говорила; в высоком голосе слышались лёгкие повизгивания. И снова эта Дженни! Уж не преследует ли она меня из-за той ссоры. В другое время я, наверное, не упустил бы случая снова как-нибудь подшутить над ней и подколоть, но сейчас предпринял попытку скрыться в толчее, как та старушка (или всё-таки девушка? уже не знаю точно: я запутался в этой странной череде перевоплощений...). Однако спины лишь плотнее сомкнулись, не давая увильнуть. Дженнифер обернулась, посмотрела на меня и отчего-то гордо закусила губу: — А, Хоул, вот и ты. Мы недавно видели твою подружку, – просила передать привет.       Что?! Какая подружка? Пытаюсь придать голосу максимально возможное спокойствие и холодность: — Слушай, насколько я помню, мы поссорились, тебе не кажется? Я очень рад, что ты сменила гнев на милость, но, может, тебе стоит попросить прощения? — я произношу всё это на автомате, не глядя на ту, с кем говорю. Однако любопытство всё-таки побеждает. — Кстати, что за подруга?       Ещё одна улыбка-укус: — Просто я подумала, что лучше не тратить время впустую. Что толку? Сам, например, никогда не извиняешься, а от других требуешь, — в голосе странно мешались обида и сарказм. — А подружка — да, встретилась. Старуха, ничего особенного — седая как лунь, в сером платье. Разве ты не помнишь? — И с таким краси-и-ивым огоньком в руке, — задумчиво протянула стоящая по соседству брюнетка. — Хотелось бы заполучить такой же... Ладно, это так, бесплодные мечты. Простите. Меня зовут Лили³, — она протянула руку.       Отрешённо жму тонкую ладонь, называя своё имя. Что может быть интересного в этой Лили, если минуту назад всё внутри разом перевернулось? Как, они видели её, мою спутницу? Нет, не может быть!... — Где вы встретили.. кхм.. ту даму? Куда она ушла? Дженни, ты не знаешь?       Юноша с гитарой смерил меня ироническим взглядом; развязные дамочки, включая Дженнифер, засмеялись. — Надо же, Хоул, ты вспомнил моё имя... Любопытно, — лицо моей бывшей подруги неожиданно стало очень серьёзным. — А свою знакомую можешь не ждать. Она не вернётся. — Как? Почему?! Что вы с ней сделали?..       Из группы девиц вышла ещё одна — высокая и тощая, с копной огненно-красных волос: — Таков был уговор. Она предостаточно рушила мои планы и мешалась под ногами, и теперь время расплаты пришло. Стоило ей ступить за порог его, — девица указала на юношу-блондина, — замка, как она оказалась бы в наших руках. Так и случилось. А вы, молодой человек, будьте любезны не лезть в чужое дело.       Она сверкнула глазами, и в них я увидел вдруг: золотоволосая девчушка, совсем молодая — в огне, она кричит и пытается вырваться из языков пламени, но тщетно... И снова — боль в грудной клетке слева, резкая, словно воткнули нож или острое лезвие. А рядом — такой же острый смех, смех юноши и его поклонниц, повторяющих каждое слово своего кумира и каждый его жест... Всё смешалось вдруг воедино: гитара, колючая улыбка Дженнифер, огненные кудри... И чистые, прозрачные слёзы, готовые брызнуть из глаз сгорающей девушки. Неожиданное, ужасное понимание отчего-то пронзило всё тело: та, с копной красных волос — сама Болотная Ведьма. Я ни на минуту не сомневался в этом. Я протянул руку, чтобы поразить её заклятием, но ладонь ударилась обо что-то холодное и необыкновенно твёрдое. Стекло! Зеркало... Я видел, как из него на меня презрительно глядит светловолосый юноша, слышал хихиканье девиц и хохот Ведьмы. Вдруг стены начали колебаться, они двигались прямо на меня; кажется, я сейчас сгину в этом зеркальном лабиринте, глядя на своё — такое ужасное! —отражение... Я бросился бежать, но стёкла только сближались, закрывая путь к отступлению... Я чувствовал, как пылает лоб и пустота в груди; скоро, должно быть, и весь вспыхну, сгорю, как моя светлоглазая подруга... — Хозяин, вы ещё спите?       Утро. Светло. Под головой — что-то мягкое, словно я лежу на пуховой подушке. Да это же и есть подушка! Медленно, с трудом осознаю: я — дома, у себя дома, на своей кровати. Гитара стоит тут же, рядом. Всё происходящее несколько мгновений (или, быть может, часов?) назад кажется неправдоподобным и оттого ужасно смешным; мне весело и стыдно за свою глупость одновременно. Воспоминания о кошмарном сне испаряются быстро, как капли воды на жаре. Барабанящий стук в дверь: — Хозяин! Хоул, с Вами всё в порядке?       Майкл! Его голос такой простой и настоящий, как обычно. Как только моё воображение могло представить его другим? — Да, Майкл, всё хорошо. Не беспокойся.       Отворяется дверь. На пороге — мой верный друг и ученик. Искренне улыбаюсь, показывая, что рад его видеть. — Хоул... Я к вам по поводу той старушки, мадам Софи. Она спрашивала, можно ли ей остаться хотя бы на несколько дней. Я понимаю, Вы не даёте обещаний, но...       Я не хотел обременять себя обязательствами. Ещё не хватало, чтобы эта старуха возомнила себя здесь главной. Вдруг — резкая, пронзительная вспышка в памяти: Ведьма, злой смех, улыбки, огонь...

Время расплаты пришло.

Стоило ей ступить за порог Замка, как она оказалась бы в наших руках.

      Нет... Я не могу дать невинному человеку погибнуть просто так. Её нельзя отпускать. По крайней мере, сейчас, когда Ведьма, судя по всему, вернула утраченные силы, а Салиман всё ещё не найден. — Конечно, Майкл. Передай Софи, что она может жить здесь. — если, конечно, не будет в процессе уборки приводить в порядок мою комнату, добавляю про себя и отчаянно смеюсь этой мысли. В конце концов, я чародей и легко смогу этому помешать. — И убираться, разумеется, тоже. Только во всём надо знать меру.

End POV Howl

.................................................................................. ¹ — в проклятии говорилось о "ста сотнях дней". Это 10'000 дней, или чуть более 27 лет. ² — согласно книге, Болотная Ведьма продала череп кудесника Салимана вместе с его гитарой. Так оба предмета оказались у Хоуэлла Дженкинса. Надпись «B.S.» , как и рисунок с розой, придумана мной и означает инициалы Бенджамина Салливана. ³ — это Лили Ангориан. Только вот на данном этапе Хоул не знает о ней (в реальной жизни).