***
На порог небольшой, но вполне элитной кофейни выскочил молодой человек чуть старше двадцати пяти и сразу же был подхвачен пёстрым потоком горожан. Вечерело; все торопливо расходились по домам, не замечая обыкновенного, как им казалось, гражданина. Синий с серебром осколок человечества, — маленькая синяя капля в море. Впрочем, мужчина и не стремился отделяться от массы. Подхваченнный толпой, он медленно двигался по бульвару в сторону Ярмарочного луга и холмов. Хоул не захотел применить телепортацию, чтобы побыстрее добраться до дома, ведь тогда пропало бы всё удовольствие от прогулки. В острый и изощрённый ум чародея пришла неожиданная мысль и накрепко засела там, никак не желая уходить. Сейчас юноше надо было подумать, — а конкретнее, хорошенько поразмыслить над необычным началом этого дня.***
После вчерашнего бурного вечера заночевав у своей теперь уже бывшей девушки Дженнифер, он поутру решил заглянуть домой — проведать Майкла с Кальцифером и спокойно позавтракать в тишине. Как выяснилось, проведать он задумал не зря. Его взору явилась странная картина: ошарашенный подмастерье, кидающий испуганные взгляды над грудой тарелок, и незнакомая старушка со сковородой (его, Хоула, сковородой!) у очага. Потрясённый, чародей даже не сразу успел удивиться тому, как легко сотейник в руках пожилой дамы скользит по языкам пламени, — ведь обычно Кальцифер слушался только его, владельца Замка. — Извините, а кто Вы, собственно, такая? И понеслось: спутанные объяснения, выкрики Майкла, всё время пытавшегося вставить слово в разговор, который и без того не клеился, завывания Кальцифера в очаге... Пришлось забрать у нежданной посетительницы сковородку, а то огненный демон точно взбунтовался бы рано или поздно. Затем — звонки и стук в дверь, заказы от короля и от простых жителей. Так что с мыслью о тихом завтраке пришлось распрощаться, как и вообще со всяким спокойствием. Нарастающее раздражение давало себя знать. Но выгонять непрошеных гостей молодой человек пока не собирался, — всё-таки Хоул не был злым чародеем. Он ловко увиливал от расспросов не в меру любопытной старушонки, однако сам с неподдельным интересом осведомился о жизни и роде занятий незнакомки. В конце концов, он здесь хозяин и может устанавливать свои порядки и вообще вести себя так, как ему заблагорассудится. Но уборщица ему, пожалуй, не помешает, — главное, чтобы никто не пытался снова припереть его к стенке. А так, он нисколько не против, даже наоборот. Однако Хоул никогда не любил связывать себя обязательствами. Вот так наобещаешь с три короба, а потом отвечай за свои слова. «Дав слово, держись, а не дав, крепись» — это чистая правда. Вот Хоул и крепился. Поэтому сейчас ничего иного не оставалось, как снова увильнуть от ответа, — сперва в ванную, чтобы прихорошиться перед встречей с девушкой, а затем на эту самую встречу, оставив за дверью сбитых с толку домочадцев и лёгкий шлейф из аромата гиацинтов.***
...Тем временем дневное тепло сменилось вечерней прохладой. Хоул поёжился, застегнув до упора ворот кафтана, и с удивлением обнаружил, что находится уже не в толпе. Погружённый в раздумья, он не заметил, как покинул Маркет-Чиппинг, и сейчас одиноко брёл по вересковому полю, направляясь в Холмы. Вдруг странника с головы до ног обдало чистым весенним ветром. Юноша ничуть не расстроился этому обстоятельству, — напротив, он блаженствовал. Хоул расправил плечи, вдыхая сладкую свежесть и каждой клеточкой тела ощущая свободу. Так хорошо ему было, кажется, впервые за последние полгода. Небо стремительно темнело; по нему медленно плыли облака, походящие на величавые серебристые корабли в фиолетовом море. Вышел месяц и тоже поплыл по небосводу, озаряя всё искрящимся молочно-белым светом. Хоул любил весенние ночи: было в них что-то особенное, волшебное, прекрасно-упоительное, — то, что дамы часто называют романтикой. Он любил гулять по вересковым пустошам, отдыхая от житейских проблем и черпая у природы истощённые силы. И пускай сейчас рядом с ним не было девицы, готовой выслушивать под луной его серенады; зато была возможность остаться наедине с самим собой, снять маску лести и притворства, отдаться лёгкому, как его мысли, ветру... И пусть у него в прямом смысле слова нет сердца; но эти эмоции — неподдельны, и эта свобода — настоящая... А в светлой, чистой от иных переживаний голове всплывали новые воспоминания, — и они касались не только непрошеной гостьи. Неожиданно резко выстрелило в мозг вчерашнее видение: полёт над морем, скалы и — рыжеволосая девушка, "серая мышка" с Рыночной площади, буквально упавшая к нему откуда-то сверху. Почему-то тогда всё казалось на удивление ярким и материальным, словно это и не сон. Хоул знал, как можно загипнотизировать человека и выдать иллюзию за реальность, но его собственный разум был защищён от подобных покушений. Да и на галлюцинацию это отнюдь не было похоже, — как-никак он чародей и неплохо разбирается в таких материях. Но тогда — что? Дальше — больше. Днём в том злополучном кафе Дженнифер сказала, что ночью он звал некую Софи. (Чародей сразу поставил под сомнение слова бывшей, явно не способной тогда, да и в принципе, мыслить здраво, но почему бы не учесть и этот вариант?). Почему именно Софи? Других сновидений у него в ту ночь, кажется, не было. Неужели это имя принадлежит той, рыженькой? И новая зацепка: старуха — нежданная постоялица Замка, назначившая сама себя его, Хоула, уборщицей. Подмастерье представил её как Софи. Странное стечение обстоятельств, однако. Но, быть может, эта цепочка совпадений — лишь плод его уставшего воображения? Или это действительно загадка, требующая, чтобы её разгадали? Чародей попытался вспомнить черты лица привидевшейся ночью девы. Что-то они напоминали ему — причём такое, что он мог видеть совсем недавно. Почему-то в голове опять появился образ старушки. Между этими дамами было что-то общее — и Хоул уверен, что это не пустые фантазии. А красивая была та рыженькая, подумал юноша. У такой и сердечко забрать жалко, — потом ещё совесть замучает, не отвяжется. Хотя Хоул не имел души, но совесть у него была — это он знал точно. Иначе что бы его точило изнутри и терзало по любому поводу: из-за пропажи Салимана, страха перед Болотной Ведьмой, нечестной игры с девичьими сердцами... Глупо, но настроение Хоула порой серьёзно ухудшалось из-за этих мыслей. Не на всё, как оказалось, в этой жизни можно наплевать, закрыть глаза и дальше жить в своё удовольствие, не обращая внимания на происходящее... Но колдун обычно сводил на нет уколы вины с помощью заклятий, а потом вновь отправлялся на "охоту", выпив портвейна, окончательно заглушавшего чувство стыда. В этот раз совесть чародея была чиста (спасибо шампанскому), но толковые мысли никак не желали приходить в голову. Он пытался выдвигать новые, порой совсем невероятные гипотезы и идеи, но ни одна из них не была осуществима в реальности. Ему начало казаться, что решение этой загадки как горизонт: вот ты идёшь к нему, приближаешься, уже хочешь дотронуться рукой, а эта заветная линия вдруг удаляется от тебя, уходя в бескрайнюю пустоту. Словно какие-то чары, сбивающие с истинного пути, — ну, или что-то подобное. Поэтому единственное, что точно понял Хоул из всей ситуации — с появлением в замке старушки вся его прежняя жизнь пойдёт кувырком. И пока трудно было сказать, рад он этому или нет. Ветер усилился, словно знаменуя эру перемен. Хоул остановился, чтобы согреть дыханием замёрзшие ладони. Он стоял на вершине холма, словно голубой с серебром памятник, возведённый в честь самой Красоты на фоне тёмно-фиолетового неба; струящийся ураган развевал длинные, до плеч, медово-золотистые волосы. Юноша осмотрелся по сторонам и вдруг понял, что заблудился. Вот всегда так: задумаешься о какой-нибудь девушке, и пиши пропало. Все они, женщины, такие: только попадут в поле зрения, а уже готовы запудрить мозг и запутать мысли, да так, что потом не распутаешь. Честно говоря, Хоул и сам практиковал подобную методику обольщения, но сейчас ему было досадно как никогда. Тихо выругавшись, юный чародей хлопнул в ладоши, прошептав что-то одними губами, и исчез. Через мгновение он уже стоял у порога Ходячего Замка, который, в свою очередь, тихо шествовал по полю, медленно удаляясь от путника. Хоул в два прыжка настиг собственное жилище, едва не утонув в высоком вереске, и ловко вскочил на порог, с облегчением вздохнув. Неприятности были позади.***
На удивление, картина, открывшаяся взгляду хозяина дома, была на этот раз совершенно обычной (за исключением присутствия утренней гостьи, но к ней колдун уже успел привыкнуть). В этой картине даже наблюдалось какое-то тепло и умиротворение — особенно если учесть другие произошедшие сегодня события. Старушка, ссутулившаяся в кресле у камина, ученик с книгой и маленький синеватый огонёк в очаге. Домашняя идиллия. Но стоило Хоулу ступить за порог и пересечь комнату, как покой быстро нарушился: Кальцифер с рёвом взвился вверх, завывая и жалуясь на жизнь, а Майкл ухватил хозяина за хвостатый рукав и потащил в ванную, тоже жалуясь и изливая наболевшее. «Кошмарная старушенция» , «она же нас прикончит», «слышать ничего не хочет»... По правде сказать, Хоул тоже сейчас не особо хотел слушать всё это — он достаточно натерпелся в этот день и порядком устал. Поэтому, когда Майкл наконец отпустил его, чародей лишь справился, не убивала ли новая уборщица паучков. И, надо сказать, немало подивился ответу. Интересно, подумал он, причём тут девушки, за которыми он ухаживал?.. Должно быть, эта Софи из Маркет-Чиппинга: кажется, именно там его подмастерье пустил слух про злобного пожирателя сердец и высасывателя душ. Хотя, что греха таить, в переносном смысле примерно так и есть. Волшебник мечтательно побрёл вверх по лестнице, одарив улыбкой пожилую даму. На душе у него отчего-то было необыкновенно светло.***
Лёгкий бриз распахнул ставни в спальне — единственной во всём замке комнате с окнами. На просторной белоснежной кровати лежал юноша, растянувшись в изящной позе. Темнота смягчала довольно твёрдые сами по себе, но не без некоторой доли женственности и плавности черты лица; лунный свет играл на ресницах, отчего они казались серебристыми. О, если бы в этот миг Хоула видели когда-либо бросившие его (по нелепой случайности, разумеется) девушки! Они горько пожалели бы о своём решении и, наверное, отдали бы всё, чтобы ещё раз прижаться к нему, заглянуть в льдистые глаза. Но сейчас взор волшебника был затуманен, а холодный лик не выражал никаких эмоций, кроме спокойной, еле заметной улыбки. Убаюканный посвистыванием ветра и мерным шелестом вереска за окном, молодой человек спал.***
POV Howl
Меня окружала темнота, — плотная, чёрная и густая, причём настолько, что я усомнился в том, что нахожусь на Земле. В беспросветном пространстве не видно и не слышно абсолютно ничего. Вакуум? Возможно. Я громко крикнул; эхо прокатилось где-то надо мной и рассыпалось мелкими осколками-откликами, постепенно замирая. Заклинания освещения и ориентации в пространстве почему-то не работали, поэтому пришлось двигаться наугад. Это тоже было не так-то просто. Руки и ноги вязли в чёрном воздухе (если здесь вообще был воздух), дышалось с трудом. Наконец вдали показался свет — тонкий золотистый луч, прорезающий пустоту. Я медленно пошёл сторону предполагаемого источника, ступая по такой же чёрной, как и всё остальное, поверхности; каждый шаг отдавался в ушах гулким стуком, заставляя содрогаться. Вокруг было по-прежнему тихо и ни души. Тем временем таинственный свет становился всё ближе: казалось, яркое пятнышко затягивает меня, манит к себе, как огонь мотылька. И я не сопротивлялся: всё лучше, чем оставаться здесь. Вскоре я подошёл достаточно близко, чтобы рассмотреть очертания светившегося. Это была дверь — самая обыкновенная, деревянная, с кованой ручкой, — а за ней что-то ярко искрилось и сияло, да так, что пришлось закрыть глаза, дабы не лишиться зрения. Внутренний голос подсказал: этот портал — твой шанс (на что, интересно знать?..). Я дёрнул ручку; дверь со скрипом отворилась, открывая взгляду пространство, полное слепящего света. Смерть? Что ж, чему быть, тому не миновать. Зажмурившись, я широко распахнул дверцу и шагнул в проём — из пустоты в неизвестность. Ослепительное сияние исчезло так же неожиданно, как и появилось. Я приоткрыл глаза, ловя на ресницах слабые брызги ставшего малиновым света. Впереди — отчего-то знакомый вид: небольшое, но не тесное помещение, цветы на подоконниках, столики... Минутку, да это же то самое кафе, где я сегодня обедал с Дженнифер! Это было точно оно, но какое-то не похожее на себя. Обстановка потерпела серьёзные изменения: посетителей значительно прибавилось, в интерьере появились предметы всех оттенков красного, иллюминация стала цветной, загорелись неоновые надписи... По правде говоря, сейчас данное заведение больше напоминало бар или ночной клуб, нежели кофейню. Слышался запах эспрессо и дорогого вина, играла музыка, раздавался смех. Везёт кому-то — гуляют люди, веселятся как могут. А у меня в душе отчего-то нарастала тревога; там, где должно было быть сердце, зашевелился страх. Но идти было некуда, поэтому пришлось приспосабливаться. Я еле проталкивался сквозь столики с захмелевшими компаниями, ища свободное место. Наконец-то! Я присел на краешек резного деревянного стула, не переставая оглядываться по сторонам. Ощущение, что за мной следят, никак не желало проходить. Неловко, жутковато и в то же время забавно. Как бы не выяснилось, что я стал параноиком. Вдруг рядом — чей-то голос, негнущийся и сухой, как деревянная линейка: — Молодой человек, здесь занято? Можно присесть? — я не успел ещё толком сообразить, что к чему, а напротив кто-то уже опустился на сиденье. Я поднял взор. Маленькая и неизвестно почему знакомая старушка в сером платье, с тонкой седой косичкой. Странно, что она делает тут, среди нетрезвой молодёжи и неоновых огней? Впрочем, себе я бы с удовольствием задал тот же вопрос. Я заглянул незнакомке прямо в глаза, выдерживая паузу, — так, произнеся заклинание, можно прочитать мысли собеседника (не зря этот орган чувств называют зеркалом души). Но тщетно: сознание старушонки было закрыто от вторжения чар, словно покрыто защитной коркой. Неужели она — колдунья, как и я?.. Ещё раз внимательно осматриваю нежданную спутницу с головы до ног. Она уже глядит не на меня, в куда-то в сторону, целомудренно расправляя юбку на коленях; на столе лежит её тонкая, узловатая, вся в морщинах рука. Такая была бы настоящим открытием для гадалок, — они любят вычитывать судьбу человека по конструкции руки и линиям на ней. — Что будете заказывать? — на стол падает тонкая книга в обложке с золотыми буквами. Меню, стало быть. Сам официант, высокий смугловатый юноша-шатен, стоит рядом с нашим столиком. Лицо его кажется подозрительно знакомым. Вдруг понимаю: это — Майкл! Да-да, мой милый подмастерье Майкл Фишер. Только он вырос, приосанился — какой красавец! Смотрю ему в глаза с немой просьбой — ведь это ещё одна родственная душа здесь, в ярком неоновом аду... Но он, кажется, не замечает. Наконец осмеливаюсь задать свой вопрос: — Майкл, ты... Помнишь меня? Где мы? И где Кальцифер? Непонимающий холод карих глаз: — Мистер, я, кажется, уже обслуживал Вас, поэтому припоминаю Ваше лицо. Но я не знаю, о ком ещё Вы говорили. Если хотите, я могу позвать другого официанта. Нет, нет... Он не узнал меня! Но лучше уж он, чем другой, такой же холодный и безучастный. Сдавленно произношу: — Не стоит. — Так что желаете заказать? Выбирайте побыстрее, — он указывает на брошюру. Бабушка с интересом смотрит на меня: ей, видимо, любопытно узнать мой выбор. Открываю меню. Картинок нет, но названия блюд говорят сами за себя: мозг молодой, сердце человеческое... Душа юной девушки. Что это?! Шутка, розыгрыш? Чувствуя, как начинаю холодеть от страха, поворачиваюсь к официанту: — Майкл, я, конечно, всё понимаю, но это уже чересчур! Что за глупые игры? Будь добр, принеси мне нормальное меню. Или ты стал работать на людоедов?! Удивлённое лицо, такое знакомое и незнакомое одновременно: — Сэр, Вы будто с луны свалились. Вы же только сегодня были здесь и заказали сердце вот этой, — он указал на тонкую фигурку у окна, — леди. Но она опередила, поэтому мы не смогли исполнить Вашу просьбу. А сейчас, будьте так любезны, выбирайте, да поживее! В указанном Майклом направлении — молодая девица с короткими светлыми кудряшками. Дженнифер! В тот же миг она обернулась; я увидел её ехидный взгляд и кокетливую улыбку, больше похожую на оскал. По спине пробежали мелкие мурашки. Я с горьким ужасом смотрел на своего бывшего ученика, но тот был совершенно равнодушен. Вдруг — старушка: — На этот раз он хочет заказать моё сердце. Не правда ли, Хоул, — эта дама знает моё имя! От этого стало совсем не по себе, — хочешь полакомиться моим сердечком? — она взяла со стола нож, блестящий в малиновом свете лампы, и поднесла к груди. — Нет, что вы такое говорите! — я не мог поверить, что эта старушонка так легко готова расстаться с жизнью без какой-либо определённой цели. — Не делайте этого! — и я с жаром выбил лезвие из её рук. Она посмотрела на меня удивлённо и даже с каким-то восхищением. — Ну, нет – так нет... — она задумчиво заглянула мне в глаза и вдруг загадочно улыбнулась. — Тогда я заберу твоё. Эй, Кальцифер! На сморщенной ладони появилось небольшое пламя синего цвета; оно резко вспыхнуло и тут же уменьшилось, съёжившись до размеров детского кулачка. Наш огненный демон! В нём стучало и теплилось что-то — какой-то тёмно-красный, пульсирующий комок. Почему и он кажется таким знакомым? Внезапно — резкая боль в грудной клетке, немного левее солнечного сплетения; она сковывает меня, руки и ноги отказываются слушаться.... — Отдай его... мне, — внутри всё горит, я пытаюсь закричать, но выходит лишь сдавленный хрип. — Пожалуйста. Пожилая дама улыбается, и я с трудом, сквозь пронизывающую боль вижу, как морщины на её лице становятся светлыми, сияющими — как лучи майского солнца. Она кладёт свободную руку мне на грудь, как раз туда, где обычно у людей находится сердце. Боль вдруг проходит, дышать становится легче. Слегка расстёгиваю ворот рубашки, жадно втягивая насквозь прокуренный воздух. Старуха убирает руку, но резь больше не возвращается, и мне — чудесно, необыкновенно легко, несмотря на стоящий в помещении дым... Моя спутница лукаво улыбается: — Я не могу сейчас вернуть его тебе. Но знай, придёт время, и я расторгну ваш глупый договор, — она хитро смотрит на синее пламя. — Я ещё вернусь. Мгновение — и она уже стоит рядом со столом, а затем, прикрыв Кальцифера сверху рукою, начинает пропадать из виду за спинами толпящихся людей. Вдруг обернулась — вижу: чистое, совсем без морщин лицо молодой девушки, открытый взор светлых глаз, игривая улыбка. Она одаривает меня ею и исчезает; в воздух взлетают, цепляя взгляд, золотисто-рыжие пряди и тоже скрываются в шумящем беспорядке. ...Чёрт возьми, что произошло только что? Я вскакиваю с места и бегу — за ней, за ней, лишь бы успеть, догнать — сам не знаю, зачем... Но она уже пропала в толпе. Неожиданно чей-то локоть упёрся мне в живот; перед глазами замелькали хвосты фестончатых рукавов с серебряными вставками. Поднимаю глаза: рядом — высокий блондин с волосами до плеч, точь-в-точь как у меня. В руке у молодого человека бокал с вином, другой он держит гитару. Гравировка на ней бросается в глаза: цветок розы и инициалы «B.S». Да это же мой, не так давно приобретённый инструмент!² Возможно ли, что этот расфуфыренный юноша забрал мою гитару, а вместе с ней мой костюм и образ в целом? Смешно. Должно быть, очередной глупый подражатель... Но почему-то его поведение и речь не вызывают ничего, кроме отторжения. Неужели..... Только сейчас замечаю: молодой человек стоит, окружённый со всех сторон юными девицами весьма нескромного вида. Одна из них — кудрявая, веснушчатая — что-то торопливо говорила; в высоком голосе слышались лёгкие повизгивания. И снова эта Дженни! Уж не преследует ли она меня из-за той ссоры. В другое время я, наверное, не упустил бы случая снова как-нибудь подшутить над ней и подколоть, но сейчас предпринял попытку скрыться в толчее, как та старушка (или всё-таки девушка? уже не знаю точно: я запутался в этой странной череде перевоплощений...). Однако спины лишь плотнее сомкнулись, не давая увильнуть. Дженнифер обернулась, посмотрела на меня и отчего-то гордо закусила губу: — А, Хоул, вот и ты. Мы недавно видели твою подружку, – просила передать привет. Что?! Какая подружка? Пытаюсь придать голосу максимально возможное спокойствие и холодность: — Слушай, насколько я помню, мы поссорились, тебе не кажется? Я очень рад, что ты сменила гнев на милость, но, может, тебе стоит попросить прощения? — я произношу всё это на автомате, не глядя на ту, с кем говорю. Однако любопытство всё-таки побеждает. — Кстати, что за подруга? Ещё одна улыбка-укус: — Просто я подумала, что лучше не тратить время впустую. Что толку? Сам, например, никогда не извиняешься, а от других требуешь, — в голосе странно мешались обида и сарказм. — А подружка — да, встретилась. Старуха, ничего особенного — седая как лунь, в сером платье. Разве ты не помнишь? — И с таким краси-и-ивым огоньком в руке, — задумчиво протянула стоящая по соседству брюнетка. — Хотелось бы заполучить такой же... Ладно, это так, бесплодные мечты. Простите. Меня зовут Лили³, — она протянула руку. Отрешённо жму тонкую ладонь, называя своё имя. Что может быть интересного в этой Лили, если минуту назад всё внутри разом перевернулось? Как, они видели её, мою спутницу? Нет, не может быть!... — Где вы встретили.. кхм.. ту даму? Куда она ушла? Дженни, ты не знаешь? Юноша с гитарой смерил меня ироническим взглядом; развязные дамочки, включая Дженнифер, засмеялись. — Надо же, Хоул, ты вспомнил моё имя... Любопытно, — лицо моей бывшей подруги неожиданно стало очень серьёзным. — А свою знакомую можешь не ждать. Она не вернётся. — Как? Почему?! Что вы с ней сделали?.. Из группы девиц вышла ещё одна — высокая и тощая, с копной огненно-красных волос: — Таков был уговор. Она предостаточно рушила мои планы и мешалась под ногами, и теперь время расплаты пришло. Стоило ей ступить за порог его, — девица указала на юношу-блондина, — замка, как она оказалась бы в наших руках. Так и случилось. А вы, молодой человек, будьте любезны не лезть в чужое дело. Она сверкнула глазами, и в них я увидел вдруг: золотоволосая девчушка, совсем молодая — в огне, она кричит и пытается вырваться из языков пламени, но тщетно... И снова — боль в грудной клетке слева, резкая, словно воткнули нож или острое лезвие. А рядом — такой же острый смех, смех юноши и его поклонниц, повторяющих каждое слово своего кумира и каждый его жест... Всё смешалось вдруг воедино: гитара, колючая улыбка Дженнифер, огненные кудри... И чистые, прозрачные слёзы, готовые брызнуть из глаз сгорающей девушки. Неожиданное, ужасное понимание отчего-то пронзило всё тело: та, с копной красных волос — сама Болотная Ведьма. Я ни на минуту не сомневался в этом. Я протянул руку, чтобы поразить её заклятием, но ладонь ударилась обо что-то холодное и необыкновенно твёрдое. Стекло! Зеркало... Я видел, как из него на меня презрительно глядит светловолосый юноша, слышал хихиканье девиц и хохот Ведьмы. Вдруг стены начали колебаться, они двигались прямо на меня; кажется, я сейчас сгину в этом зеркальном лабиринте, глядя на своё — такое ужасное! —отражение... Я бросился бежать, но стёкла только сближались, закрывая путь к отступлению... Я чувствовал, как пылает лоб и пустота в груди; скоро, должно быть, и весь вспыхну, сгорю, как моя светлоглазая подруга... — Хозяин, вы ещё спите? Утро. Светло. Под головой — что-то мягкое, словно я лежу на пуховой подушке. Да это же и есть подушка! Медленно, с трудом осознаю: я — дома, у себя дома, на своей кровати. Гитара стоит тут же, рядом. Всё происходящее несколько мгновений (или, быть может, часов?) назад кажется неправдоподобным и оттого ужасно смешным; мне весело и стыдно за свою глупость одновременно. Воспоминания о кошмарном сне испаряются быстро, как капли воды на жаре. Барабанящий стук в дверь: — Хозяин! Хоул, с Вами всё в порядке? Майкл! Его голос такой простой и настоящий, как обычно. Как только моё воображение могло представить его другим? — Да, Майкл, всё хорошо. Не беспокойся. Отворяется дверь. На пороге — мой верный друг и ученик. Искренне улыбаюсь, показывая, что рад его видеть. — Хоул... Я к вам по поводу той старушки, мадам Софи. Она спрашивала, можно ли ей остаться хотя бы на несколько дней. Я понимаю, Вы не даёте обещаний, но... Я не хотел обременять себя обязательствами. Ещё не хватало, чтобы эта старуха возомнила себя здесь главной. Вдруг — резкая, пронзительная вспышка в памяти: Ведьма, злой смех, улыбки, огонь...Время расплаты пришло.
Стоило ей ступить за порог Замка, как она оказалась бы в наших руках.
Нет... Я не могу дать невинному человеку погибнуть просто так. Её нельзя отпускать. По крайней мере, сейчас, когда Ведьма, судя по всему, вернула утраченные силы, а Салиман всё ещё не найден. — Конечно, Майкл. Передай Софи, что она может жить здесь. — если, конечно, не будет в процессе уборки приводить в порядок мою комнату, добавляю про себя и отчаянно смеюсь этой мысли. В конце концов, я чародей и легко смогу этому помешать. — И убираться, разумеется, тоже. Только во всём надо знать меру.End POV Howl
.................................................................................. ¹ — в проклятии говорилось о "ста сотнях дней". Это 10'000 дней, или чуть более 27 лет. ² — согласно книге, Болотная Ведьма продала череп кудесника Салимана вместе с его гитарой. Так оба предмета оказались у Хоуэлла Дженкинса. Надпись «B.S.» , как и рисунок с розой, придумана мной и означает инициалы Бенджамина Салливана. ³ — это Лили Ангориан. Только вот на данном этапе Хоул не знает о ней (в реальной жизни).