Беги, Киллуа

      Удар отшвырнул Киллуа на пол дворца. Юноша проехался по мрамору, стирая кожу. — Хм, — Меруэм потёр подбородок. — От такого удара у тебя должно было снести башку. Он наклонился, поднял Киллуа за слипшиеся от крови волосы и заглянул в его глаза: — Редкий человек, зачем ты покушался на мою жизнь? — Разве не ясно, — Киллуа рукой вытер кровь с разбитой губы. — Хотел свергнуть жестокого тирана. Комуги стояла позади, осторожно прислушиваясь, не в силах сдвинуться с места. Из-за тяжелой волны нэн, по её коже пробежали мурашки: гнев Меруэма сменился жаждой убийства.       Когда король замахнулся для рокового удара, послышался оклик Гона, появившегося, запыхаясь, на пороге покоев. — Отпустите его, — вскричал зеленовлосый юноша. Мэруэм лишь рассмеялся в ответ: — Знай свое место, Гон! То, что ты посодействовал Питу в лечении моей супруги не значит, что я по твоей просьбе прощу бунтовщика. Глаза Фрикса потускнели. «Что же ты натворил, Киллуа, — подумал он, кусая губы. — Сколько раз я говорил, что из нас двоих лишья предназначен для необдуманных поступков. — Юноша сжал челюсть, перебирая в уме варианты развития событий. — Раз не смогу спасти, то хотя бы отсрочу день казни, а там, глядишь и найдётся выход». — Но позвольте ему, — взмолился Гон. — Позвольте Киллуа хотя бы погулять на свадьбе сестры. — Фрикс не врал, он и сам был приглашён на свадьбу. — Аллука ждёт его в городе. Отсрочьте казнь хотя бы на три дня. Король разжал руку с Киллуа и прищурился, пронизывая Гона взглядом: — Ты думаешь я настолько глуп, чтобы поверить, что птичка добровольно вернется в клетку? Зеленоволосый юноша, еле двигая ватными ногами, подошёл к другу и помог ему встать. — Он вернется, могу поручиться своей жизнью. — Фрикс ударил рукой себе в грудь. — Если он не придет к закату третьего дня, убейте меня вместо него, — он исподлобья уставился в лицо правителя. — Вас устроит такое условие?       Глаза Меруэма блеснули. Созрел план того, как доказать Комуги, что людям доверять нельзя, ведь только её вера в людей сдерживала террор его тоталитарной системы управления. — Согласен, — обрадовался король, думая: «Притворюсь, что я попался, а когда пацан не вернется я, изобразив горе и разочарование, публично лишу Гона жизни. Тогда даже Комуги будет вынуждена признать, что я дал людям шанс, но они доказали, что не стоят доверия». По щелчку пальцев явилась стража. Киллуа очнулся только когда почувствовал, как Гон нехотя отпрянул от него и позволил сопроводить себя в место заключения. Меруэм прислонился губами к уху Золдика и произнёс слышимую только ему фразу: — Я бы посоветовал тебе немного опоздать, — рот правителя искривился в ухмылке. — Тогда я сохраню тебе жизнь. После этих слов по телу Киллуа пробежал обжигающий разряд. Мальчик хотел закричать, что не бросит своего товарища, но понял, что на короля словами не убедить, поэтому устремился прочь из дворца, к Аллуке.       Аллука вскрикнула от испуга, увидев израненного и истощенного брата. — Некогда объяснять, — отмахнулся Киллуа, когда обеспокоенная сестра прижигала ему раны. — Мне нужно во дворец по делам, — он положил руки на её плечи и понизил голос, чтобы звучать серьёзней. — Свадьбу перенесём на завтра. Чем раньше, тем лучше.       Не дожидаясь реакции, светловолосый юноша подошел к шкафу, достал оттуда перевязанную атласной лентой коробку и вручил сестре. — Подарок к свадьбе от меня, — Киллуа улыбнулся, когда увидел, как сестра обрадовалась, распаковав коробку с платьем. Она кинулась к нему на шею и поцеловала в лоб, на который была наложена повязка. Вместо того, чтобы позволить Аллуке исцелить его, он велел девушке не тратить время и предупредить гостей о переносе торжества.       На следующий день Киллуа благословил жениха и невесту. Народ гулял и веселился. На мгновение юноша так увлекся торжеством, что забыл о долге. «Не хочу, чтобы этот день заканчивался», — думал Золдик, радуясь счастью сестры. Он захотел обсудить событие с Гоном. Это желание вернуло юношу к реальности. — Я пойду спать, а завтра отправлюсь во дворец. — Киллуа прижал к себе сестру. — Если я не вернусь, не грусти обо мне, у тебя теперь есть муж, да и Гону ты как родная, он сможет защитить, если потребуется. — Он ослабил объятье и добавил. — Знаешь, в семье нам внушали бежать от опасности, но я считаю, что ничего нет хуже малодушия. Аллука кивнула, не вслушиваясь в слова брата. Опьяненная радостью, она витала в облаках.       Когда Киллуа открыл глаза, солнце было уже в зените, а юноша планировал отправиться до рассвета. Электричества не было — подзарядиться не удалось. Не теряя ни минуты более, он покинул дом.       Пошёл дождь, дороги размыло. Киллуа бежал по скользкой хлюпающей грязи, пока не затормозил перед обрывом. Мост обрушился, и юноша видел лишь грохочущий селевой поток разливающийся в пропасти. Не слушая предостережения внутреннего голоса и не растрачивая время на раздумья, Золдик зажмурился и прыгнул вниз. Обессиленный в попытке выжить в борьбе со стихией, юноша распластался на противоположном берегу, закрыл глаза и попытался восстановить дыхание. — Отдавай все, что есть ценного, или тебе не жить. — над Киллуа склонислось несколько химер, вооруженных блестящими клинками. — Не видно по мне что-ли, — проворчал юноша, закатив глаза. — Нет у меня ничего ценного, кроме жизни, которую я обещал королю. — Тогда именно ты нам и нужен.       Услышав это, Киллуа понял, что Меруэм приказал устроить засаду и нежелание тратить энергию на битву сменилось яростью, которая принесла химерам мгновенную гибель. Не оглядываясь, юноша понесся дальше. Дождь хлестал все сильнее. Киллуа почувствовал привкус крови во рту, но не замедлился.       Золдик карабкался в гору. На него навалилась усталость: любое движение отдавалось жгучей болью в мышцах, лёгкие сжимались от удушья, в висках стучало, голова будто налилась свинцом. Юноша сел на выступ и поддался унынию. «Я преодолел столько препятствий, — думал Киллуа, рассматривая стертые в кровь ладони. — А теперь сдамся? Уступлю тирану? Предам Гона? После тех громких слов, сказанных Аллуке…» Он закрыл лицо руками и простонал. «Я пытался, — оправдывал Золдик себя. — Прости, Гон. Пусть король смеется надо мной, мне уже все равно. Идти вперед я больше не могу. Какой будет толк, если я умру от истощения по дороге во дворец? Времени уже нет. Если бы я не проспал, если бы мост не обрушился, если бы не засада, если бы не погода, я бы успел. А опоздание сыграет Меруэму на руку. Что ж пусть порадуется, — плюнул Киллуа. — Я — предатель. С позором вернусь домой, к Аллуке, она меня примет любым. Плевать мне на всё». И юноша задремал.       Облака рассеивались, и в лицо спящему ударил свет заходящего солнца. «Гон, ты был светом для меня, — подумал Киллуа, глядя на пробивающиеся красные лучи. Все его существо при этой мысли наполнилось теплом. — Я буду бороться за тебя до конца. Умру пытаясь, если потребуется».       «Я бегу ради него» — единственная мысль, которая осталась у Золдика в голове. Он бежал, сметая все, что попадалось на пути. Его одежда была разодрана; изо рта шла кровь Во дворце Киллуа застал лишь Комуги. — Гона увели на площадь для казни, — голос ее звучал тихо и безжизненно. — Меруэм с самого начала собирался его казнить, нет смысла сопротивляться, — она опутила голову и тяжело вздохнула, — если бы ты пришёл раньше… — Я успею, — вкричал Киллуа, ринувшись на площадь, — солнце ещё не село.       Перед тем, как последние лучи скрылись за горизонтом, Киллуа, расталкивая зевак, спотыкаясь и сипло крича «остановитесь, я вернулся, казните меня, меня, а не его», подбежал к подножью эшафота и рухнул перед Гоном.       Киллуа потерял сознание и не слышал рукоплесканий и криков одобрения толпы, не видел, как с Гона сняли оковы. Он пришёл в себя на том же помосте, в объятиях друга, который заливался слезами: — Киллуа, ударь меня, один раз за всё это время, но я посмел усомниться в тебе. — просил Гон, подставляя щёку. — Если не ударишь, у меня не будет права считать себя твоим другом. Звон пощёчины разнесся по площади. — Теперь и ты ударь меня, Гон, — улыбнулся Киллуа. — Один раз я чуть не отрёкся от своего слова. Зеленоволосый юноша размахнулся и треснул друга с такой же силой. — Спасибо, друг. — хором сказали они и разрыдались.       Перед юношами предстал Меруэм. Смущённый увиденным, он опустил глаза и произнёс: — Я признаю свою ошибку. Оказалось, что человеческая честность, достоинство и дружба — не вымысел. Поэтому, — он улыбнулся Гону, вцепившемуся в Киллуа. Глаза юноши загорелись готовностью защищать друга. — Поэтому, — продолжил Меруэм. — Я сохраню жизнь вам обоим.       Раскаты аплодисментов ликующих граждан были настолько громкими, что Комуги услышала их из дворца и улыбнулась, подумав: «Значит, он успел, как хорошо».       Гон снял с себя зеленый плащ и накинул его на Киллуа. — Ты же совсем голый, — сказал он другу, понизив голос. — Я не хочу, чтобы на тебя все глазели.       Киллуа поджал губы и покраснел до корней волос.