Тот, кто погас, будет ярче гореть

Больничные стены по какой-то причине в большинстве случаев окрашены в режущий глаза белый цвет, который, кажется, негативно влияет на сознание, заставляет с болью прикрывать глаза каждые несколько секунд, ощущая расползающуюся по телу боль. Или дрожь. Коори не может точно описать это чувство, а скорее всего, все его иррациональные размышления, ставшие привычными за столь долгий срок от своего появления, связаны не столько с белыми стенами, хотя они тоже придают образу больничной палаты определенный шарм, только вот выглядит он особо блекло и нездорово, сколько с тем, по какой именно причине ему приходится находиться здесь. Шутки сестры по типу «ради меня ты тут свободное время не просиживаешь!» начинают раздражать, но он терпит её невинные подколы — Юи тоже волнуется и переживает всё глубоко в себе, они оба слишком хорошо друг друга знают. Они с раннего детства были вместе и всю сознательную жизнь провели, а непосредственной близости, «читать» эмоции друг друга было для них легче легкого. И сейчас то, что Юи, узнав, что её брат хочет стать следователем, немедленно изменила свои планы на жизнь, к̶о̶т̶о̶р̶ы̶х̶, п̶о̶ с̶у̶т̶и̶, п̶о̶ч̶т̶и̶ и̶ н̶е̶ б̶ы̶л̶о̶, стала весьма неплохим врачом, получила отличное образование и продолжила таким образом из тени помогать ему, было им на руку. У Хаиру мертвенно-бледная кожа, закрытые глаза, что уже полгода не видели свет, слишком ледяные руки, до которых только дотронешься, а уже непроизвольно оттягиваешь свою руку, потому что обжигает холодом и чем-то иноземным, чужим. Если с такой температурой тела ещё возможно жить, если подобную жизнь (существование) под капельницами и какими-то препаратами, приборами жизнеобеспечения можно назвать назвать жизнью, то, вероятно, небольшой шанс ещё есть, шанс на то, что когда-то всё будет хорошо, наладится, а жизнь вернется в прежнее русло. Коори по большей части реалист, не видящий элементарного смысла в том, чтобы окутывать себя иллюзиями и лелеять забытые надежды, однако, желания и робкие, готовые оборваться в любой момент, мечты всё ещё занимают какое-то место в его сердце. Уже полгода. Коори пытается подавить одну мысль о том, что если Хаиру в самом деле не очнется, то он и правда не знает, предположить не может, что с собой сделает. Тогда, окунувшись с головой в отчаянье-безумие, поддавшись искрометному порыву, ему точно будет не до присущей ему и остальным следователям рациональности, не до семьи и даже не до сестры, которая, найдя его мертвое тело, совладать со своей вселенской привязанностью к самому родному человеку не сможет. Юи привыкла к видению мертвых, поэтому относится к ним с максимальным равнодушием. Даже если это не так — ему она точно не скажет. Их родственная связь слишком заметна даже тем, кто с ними близко не знаком, а проявляется она чаще всего в эмоциях: показном равнодушии и едком сарказме, заметном почти в каждом слове. Он отгоняет от себя эти навязчивые мысли. Никто из них не умрёт. Все будут живы и, возможно, даже счастливы, хотя последний пункт вызывает сомнения. — Хаиру! — он держит её в своих руках, кровь, которая уже впиталась в белоснежные плащи обоих, ручьём льётся из полученных ранений. Коори отчаянно кричит, пытается убедиться, что она жива, что она не умрёт, но единственное, что он может пока получить — едва ощущаемый пульс. Он сжимает её руку, наверное, ей очень больно, но ему впервые не до этого, — пожалуйста, Хаиру. — голос срывается, стальная маска спадает с лица, показывая его истинную оболочку, — не смей умирать, слышишь? Я вытащу тебя отсюда, обещаю, ты будешь жить. Как забавно, что он осознал свои чувства к ней только сейчас. А ведь ему следовало раньше прислушаться к неровному биению сердца около неё и повышенному настроению рядом с ней. Но как бы то ни было, Хаиру не умрёт. Не здесь, не сейчас, он ведь ещё не сказал ей самое важное… Из её отряда только ей чудом удалось выжить, если бы Коори опоздал хоть на минуту, она, несомненно, умерла бы тоже. А самое ужасное, что все её товарищи погибли у неё на глазах. Потому что её последними словами было ни что иное кроме как: «это я…во всём виновата.» — этот вымученный тон, слова, им произнесенные, до сих пор болью отдаются в помутневшем сознании. Её голос, такой родной, но такой слабый и почти безжизненный, звучит самообвиняюще, и это был, возможно, последний раз, когда он мог услышать его, потому что после сказанных слов она обессиленно упала в его руки, потеряв сознание окончательно. Его раны — ничто по сравнению с её, но идти очень трудно, особенно, когда понимаешь, что от тебя и твоих действий зависит жизнь любимого человека.  — Ты выживешь, Хаиру. Я не позволю тебе умереть, — не переставая, шепчет Коори, будто девушка способна его сейчас слышать. Молчать сейчас кажется невыносимым, хочется остановиться и кричать от раздирающей боли, но, к счастью, ему было привычно в случае крайнего напряжения либо курить, либо до боли прикусывать язык, что угодно, только не поддаваться нахлынувшим совсем внезапно чувствам, только не давать эмоциям захватить верх над разумом, пусть он сейчас и распадается на крошечные кусочки. Боль, моральная и физическая, сжигает его дотла, заставляя почти что сдаться, хочется просто человеческого бросить всё и умереть, лишь бы не испытывать этой боли, лишь бы не страдать так сильно. …лишь бы не позволить ей и себе — им обоим, — сгореть в лихорадке, которую несёт приближение смерти. Как иронично. Хаиру с самого начала его жутко бесила своей манерой поведения — такое бывает, когда две противоположности резко сталкиваются друг с другом и вынуждены находиться рядом почти каждый день. А потом они привыкли к обществу друг друга. Нашли общие темы для разговора. Привыкли. Прониклись какими-то чувствами (Коори до той роковой операции лелеял в себе слабую надежду, что его чувства вполне могут быть взаимны). А потом — смертельные для обычного человека ранения, полгода в состоянии, когда человек едва хватается за жизнь, если это можно назвать жизнью. Коори знает, что винить себя или кого-то другого в произошедшем — глупо, но всё ещё опускается в бездну самобичевания и самообвинения. Сестра обычно ничего от него не скрывала, а он — от неё. Вот только оба утаили друг от друга важные вещи. Коори ни словом не обмолвился ей о чувствах к Хаиру, даже когда её жизнь не висела на волоске, а будущее казалось каким-то спокойным, размеренным и относительно счастливым. Д̶а̶ о̶н̶а̶ и̶ с̶а̶м̶а̶ д̶о̶г̶а̶д̶ы̶в̶а̶л̶а̶с̶ь̶, н̶а̶в̶е̶р̶н̶о̶е̶. Юи молчала, потому что боялась реакции брата на пугающую истину, которая заключалась в том, что если его напарница каким-то чудом и выживет, то как минимум потеряет все свои воспоминания. В таких случаях амнезия была бы самым лучшим исходом. Они молчали, но понимали друг друга без слов. — Скажи, ты ведь знаешь, что Хаиру-чан… Не человек? — Юи хочет только удостовериться. Вопрос звучит скорее всего как утверждение. — Ты думаешь, это поможет? Это спасёт её? — с горечью в голосе спрашивает Коори, скрывая взгляд под чёлкой, чтобы она не видела его замешательства. Хаиру ненавидела в себе эту черту. Получеловек — это фактически полукровка, не совсем человек, не совсем гуль, только потому что генов не хватило, Провидение не снизошло, оставив её на тонкой границе между двумя сторонами, причём враждующими уже много лет. Разумеется, он знал. — Имею ли я права убивать гулей, если сама немного таковой являюсь? — в её непринужденной манере речи особенность заключалась в том, что самые терзающие её страхи и тревоги Хаиру могла произносить словно в шутку, лёгким тоном, при этом делая такой безразличный вид, что никто не поймет, что заданный вопрос сильно гложет её на самом деле. Сама того не замечая, девушка плотной стеной ограждала окружающих её людей от мира своих истинных эмоций. Вот только в мир этот пришлось с головой окунуться только Коори. И он рад, что это был именно он. Потому что если бы она ещё немного держала всё в себе, не показывая это, то с легкостью могла бы сломаться. Её голос звучал слегка грустно и обреченно. Для Коори слышать такие нотки в её обычно веселом голосе до ужаса непривычно. И если она открыла перед ним эти стены, назад пути не будет. — Ты не гуль. Никогда им не была. То, что ты чуть-чуть на них похожа — не значит, что являешься такой же, — не меняя тон, отвечает он, всё ещё на подсознательном уровне стараясь держаться как можно мягче рядом с ней. …просто его напарница слишком о многом молчала. — Вот как? Ну конечно. Я же не питаюсь человечиной, — коротко усмехается она, стараясь отогнать другие мысли, лезущие в голову, — и все же, я бы предпочла быть обычным человеком, Коори-семпай. Этого было достаточно, чтобы понять, что Хаиру имела в виду «я ненавижу свою сущность получеловека, поэтому продолжу убивать гулей, так как у меня нет другого выбора.» Её воспоминания о Саде были весьма размытыми, либо же она многое не рассказывала, но когда Коори в самом начале их знакомства обронил что-то про это загадочное место, она, пожав плечами, ответила, что помнить о Саде, собственно, нечего. Потом, собирая правду по кусочкам, ему удалось выяснить, что Сад — не только место для одарённых детей, а ещё и для тех, кто рожденных от союза гуля и человека. Обычно такие следователи и попадали в Нулевой отряд. А сам Коори считал своё нахождение там чистой случайностью. И ему, как почти единственному человеку там, всë рассказали, зная, что он не выдаст. Да и была ли истина чем-то незаконным, неправильным? В любом случае, вышестоящие люди не могли не знать. А он тем более. Второй их разговор завязался совсем случайно, начался он простым восхищением Ихей о навыках владения куинке своего напарника, а закончился простой фразой, резко обрезавшей желание обоих поддерживать эту тему: — А в «Саду» всë было совсем по-другому. Не так, как у людей, мне кажется. Но если пребывание в Солнечном Саду, физиология получеловека, более устойчивая к ранениям и обладающая более быстрой регенерацией, сейчас могла спасти ей жизнь, вероятно, Хаиру будет иметь полное право не ненавидеть её. Если вообще очнëтся. — Я не знаю, — мягкий, даже непривычно мягкий голос Юи возвращает следователя к реальности, — я правда не могу быть ни в чём уверена. Ты не хуже меня знаешь, что я делаю всё, что в моих силах. Я не буду говорить, что моих усилий точно хватит, не буду заставлять тебя верить в ложные надежды. Даже если предположить, что всё и правда наладится, могут быть последствия, понимаешь? Девушка и правда не может быть ни в чём уверена, давно потеряла веру в себя и свои силы, однако, каждый раз, опускаясь, вновь поднималась, потому что сейчас нужна своему брату. А ещё она только недавно почувствовала, что состояние подруги может и правда прийти в норму, однако, мысль о последствиях не давала ей покоя. То, что Хаиру больше не сможет быть следователем, было ясно с самого начала. А дальше что? Потеря памяти? Чаще всего после долгого пребывания без сознания люди теряли воспоминания, происходившие до переломного момента. Юи нервно сжимает пальцы рук, цепляясь за рукав своей формы, белой, прямо как эти стены. Кто вообще придумал окрасить их в такой цвет? Долгое нахождение в таком пространстве стирает личность, кажется, даже существует отдельный вид пыток в белой комнате. Стоит ли ей сейчас рассказывать Коори о том, что так её гложет? Будто она не видит, как он каждый день буквально балансирует на грани между слабой надеждой и всепоглащающим отчаяньем. Зачем усложнять ситуацию и делать хуже? — Я понимаю, Юи. Я всё понимаю. «Ничего ты не понимаешь!» — хочется закричать ей, но она молчит. Нет, время покажет, нет смысла сейчас наводить ложные тревоги. Профессия следователя — трудна и опасна, а любое переживание может сыграть отрицательную роль для расшатанной нервной системы. *** Хаиру щурится от резкого яркого света, проникающего через окно и плавно скользящего по белому покрывалу, которым она заботливо укрыта. Что происходит? Что она тут делает? Кажется, она не видела свет месяцами, поэтому, когда отчего-то знакомая хрупкая фигура в белом больничном халате с темными волосами, подстриженными под удлинённое каре, закрывает окно шторами, вновь прищуривается. Привычная темнота исчезает, оставляя место яркости. — Так мои предположения оказались верны? Ты что-нибудь помнишь, Хаиру-чан? — слегка настойчивым голосом спрашивает девушка, садясь на край кровати и глядя во внезапно помутневший взгляд своей подруги. — Помнить? Что помнить? Кто…ты? — едва выдавливает Ихей, от непривычки произносить слова очень трудно, слова вырываются сами по себе, отдаваясь жгучей болью в горле, — что я здесь делаю? Юи тяжко вздыхает, пряча взгляд от не менее напуганной Хаиру. Её подозрения оказались слишком верны…