Со скоростью смерти

      Маша медленно приходила в себя. Она лежала на заднем сидении со связанными руками и ногами. Сначала она услышала звуки сирен, потом к ней начала возвращаться пульсирующая боль в затылке, которая разливалась по всей голове и лишала ее способности ясно мыслить. И хотя она не видела мелькающего за окном пейзажа, по звуку пролетающих мимо машин и вою сирен Маша понимала, что они ехали слишком быстро. Она по-прежнему ощущала безысходность, и каждую клетку ее тела пронизывал чудовищный страх, хотя ей начало казаться это даже привычным состоянием. Все, что могла в этот момент она осознать, так это неминуемую гибель: либо они разобьются, ведь Иван – явный псих, либо он осуществит задуманное и убьет ее более жестоким способом. Ивану же терять было нечего, он искренне верил, что сможет уйти от погони. Он лишь хотел, чтобы ему не мешали. Чтобы оставили его в покое.       Кораблев тоже гнал изо всех сил, Курочкин лишь просил притормаживать на перекрестках и не давить пешеходов. Он поехал другой дорогой, чтобы сократить путь, и молился всем богам, чтобы его расчет оказался верным. Он твердо решил – он сделает все, что от него зависит, и если спасет Марь Сергеевну, то не будет больше глушить водкой и губить свои чувства. Жизнь итак слишком коротка, чтобы откладывать самое главное на потом. Дело было за малым – вызволить Машу из лап этого чертового мясника. Хотя и Леня, и Федя понимали, что теперь от них мало что, в общем-то, зависит. На гоночный болид Кораблевский Форд не тянет, да и остановить машину на ходу по силам только нескольким экипажам.       На очередном повороте уходящий от преследования авто занесло, правые колеса слетели с асфальтового покрытия и машину начало тащить на обочину. «Вот и все», «Зато будет быстро», «Зато мои близкие не будут собирать меня по частям, если вообще будет что собирать» – пронеслось в голове у Маши, она закрыла глаза и ждала удара. Она думала лишь о том, что вряд ли заслужила такой смерти, хотя и те жертвы, которых было бесчисленное множество в ее делах, тоже вряд ли выбирали способ убийства или заслуживали его. Иван испугался, он резко нажал на тормоз и попытался выровнять руль.       Машину закрутило на сухой земле, однако ни на встречную полосу, ни в кювет не выбросило. Она, дергаясь, остановилась, и теперь ее покрывало густое облако из поднятой пыли. Иван тяжело дышал, еще не до конца понимая произошедшее.       Патрульные машины ДПС и полиции через считанные секунды окружили машину Швецовой, на всякий случай, блокируя, чтобы выехать возможности не было. Леонид с Федором, подъезжая к финишу этой погони, видели, как Ивана вытащили, уложили на обочину и, обыскав, надели наручники. Машу же осторожно осмотрев, достали из машины, и аккуратно уложили на чью-то брошенную куртку. Кораблев выскочил из машины, даже не заглушив ее, и всей своей силой воли держался, чтобы не забить до смерти этого гонщика-потрошителя. - Как она? – бросился он на колени рядом с Машей, пока полицейские резали веревки на ее руках и ногах. - Живая, но надо в больницу. Голова в крови, без сознания. Скорую уже вызвали. - Марь Сергеевна? Маша? Ты слышишь меня? – он приподнял верхнюю часть ее тела, положил к себе на колени, а голову аккуратно держал правой рукой. Он боялся сделать лишнее движение, чтобы не причинить ей дополнительную боль. Леня смотрел в бледное лицо, левой рукой вытирая ее слезы, смешавшиеся с кровью. Она была жива, и она была с ним. Больше ни за что на свете он не допустит подобного. - Кораблев, сейчас он приедет. Он сейчас приедет, – повторял слабый голос Маши. - Маша, я уже тут, все будет хорошо, все обойдется. Потерпи немного. - Позвоните Кораблеву, он со всем разберется. Он сейчас приедет.       Леня даже не понимал – в сознании она или нет, но в любом случае, желание Маши присутствия его персоны заставляло его сердце трепетать.       Скорая подъехала минут через 20, все это время Кораблев сидел с Машей на руках, успокаивая ее бессмысленными фразами. Она же периодически то бормотала что-то, то проваливалась в бессознательную пустоту. Курочкин метался между машинами, подходил к полицейским, к Леониду с Машей, тяжело вздыхал и куда-то звонил.