Аметистовые ночи

Коля шел по пустым коридорам «Зималетто», и ощущал себя героем американского вестерна, этаким Билли в шляпе с полями и в сапогах со шпорами. А вокруг гулял ветер, летали по полу забытые документы, кто-то за кадром насвистывал мелодию. И возможно, где-то на производстве некий злодей уже готовился взорвать поезд. Зорькин тряхнул головой. Нет же! Это не свист. Это, действительно, играет музыка. И скорее всего, играет она в демонстрационном зале. Коля уже настолько отчаялся найти Свету (да вообще, хоть кого-нибудь, кроме ошалевшего Жданова, приросшего к ноге Пушкаревой), что готов был любого живого человека принять за дар свыше, знак судьбы, озаривший этот пустынный рабочий день. И поэтому поспешил скорее на звук, толкнул дверь, и опешил. В демонстрационном зале знаков судьбы скопилось великое множество — и модели, и секретари, и даже несколько уборщиц. И посреди всего этого муравейника стоял Милко, и недовольно топал ножками. - Как ты ходишь? Как ты ходишь, рыба моя? Ты не ходишь, ты ковыляешь. Такой походкой можно только за пенсией идти. И не надо губки надувать! Не надо! Уберите ее с глаз моих, - отвернулся от сцены, уселся в кресло, и трагично закрыл руками глаза. - Нет, они погубят мой талант. Они погубят меня, - шептал он. - Олечка! Ольга Вячеславовна оттеснила в сторону столпившихся, подбежала к Милко, и накинула ему на лоб влажную тряпочку. - Маэстро, сейчас они соберутся, и сделают, как надо. Дай им еще один шанс. Милко недовольно поджал губы. - Ну, не знаю... Как надо. Я сам не знаю, как надо. Надо не как надо, а как душа поет. А у них она не поет, а отпевает, - оторвал от глаз ладонь, оглянулся. - Дэн, воробушек, покажи им класс, покажи им полет фантазии, покажи им поток света, льющийся по цветущим лугам, покажи им беззаветных бабочек, порхающих с цветка на цветок! Стань цветком! Внезапно все разговоры стихли. Коля, пробравшийся уже было к притаившемуся в сторонке «Женсовету», уже готов был громко возмутиться, и разогнать всех по рабочим местам, как натолкнулся на горящие взгляды, обращенные в одну точку, точнее на одного человека — парня, взобравшегося на сцену. Зорькин недоверчиво прищурился, и задохнулся от внезапного узнавания. - Старков, - прошептал он. - Кто? - раздались за спиной голоса «Женсовета». - Денис Старков, - повторил Зорькин, он все еще находился в потрясении, и не сразу заметил, что дамочки буквально обступили его, захватив в плен. - Николай Антонович, вы его знаете? - у Танечки засветились глаза. - Кто этот бог? Откуда он? - Маша наступала, выпятив грудь вперед. - Он реален? - Амура повисла у Коли на руке. - А это правда, что он гей? - пискнула Шура. - Откуда вы его знаете? А какой он в жизни? - спрашивала Света. Взгляд у Коли стал суровым. Он оттолкнул от себя дамочек. - К сожалению, я знаю этого типа очень хорошо. Он мой бывший однокурсник. И Катин бывший... - осекся, у дамочек мигом вспыхнул интерес на лицах. - И бывший друг Катерины Валерьевны. Слушайте, а который час? Вы на время смотрели? - сурово спросил Николай, лучшая защита — нападение, вот он и нападал, и, между прочим, нападал по делу. - Света, сколько можно вас искать? У нас работа стоит. Маша, а вы! Телефоны разрываются, а вы тут... Перевел взгляд на сцену. Там порхал беззаботный Денис Старков. У Коли закончились слова, тормознули мысли. И дикий хохот вырвался наружу. Сначала глухой, короткий, словно кашель прокуренного прапорщика (есть у дядь Валеры такой товарищ боевой — прапорщик Крудько, так вот, когда он говорит, кажется, что скрипит старая калитка), затем раздалась серия глухих булькающих звуков. Коля смеялся так задорно, что даже сквозь громкую музыку и сквозь жаркое перешептывание взбудораженных дамочек, Денис услышал этот смех, посмотрел прямо на Колю, и сбился с ритма. Немая сцена стоила десятков наград голивудских кинопремий. Квентин Таррантино захотел бы лично снять фильм только ради этой сцены, если бы стал случайным свидетелем. - Опять ты, Николай, портишь мне вдохновение! - закричал Милко рассерженно. - Сначала своими цифрами губишь ростки моих идей. Ты финансовый директор? Вот иди и финансируй, и не надо врываться в мой мир! Коля продолжал улыбаться, ничего не мог с собой поделать. - Извините, я только хотел найти Светлану. - Нашел? Коля кивнул. И снова разразился хохотом. - Что здесь смешного? Что смешного? - Милко оскорбился, даже привстал с кресла и скинул с головы влажную тряпочку. - Ничего. Я просто... анекдот вспомнил, вот и... - Коля пытался сдержаться, он покраснел, из глаз выступили слезы. Но надолго его выдержки не хватило. Стоило только перевести взгляд на Дениса, как тут же вырвалась серия нового хохота. - Не надо у меня тут ничего вспоминать! - взревел Милко. - А вы! - посмотрел по сторонам. - А вы тут что забыли? Вы кто? Костюмеры? Или манекенщицы? Нет? Тогда какое вы право имеете сюда врываться? Это вам не бесплатный цирк, чтобы стоять тут и глазеть! Это творческая мастерская, это место, где царит красота и вдохновение. А не ваши кислые лица. Вон! Уходите! - кинул в толпу пробниками тканей, что лежали под рукой. Толпа закричала, испугавшись, и начала расходиться. Упорхнул и «Женсовет». Коля еще раз извинился и тоже вышел. Его все еще распирал смех, но Свету догнать было сейчас важнее, чем позволить себе растянуть этот приятный момент. «Старков - звезда больших и малых театров», - Коля ухватился за фикус, чтобы не упасть со смеху. Он так не смеялся... да никогда в жизни Николай Зорькин так не смеялся. И еще никогда в жизни он не был прекрасен и популярен, как сейчас. Сам того не подозревая, Николай вызвал своим появлением настоящий фурор среди моделей. - Всю ночь не давал нам покоя, - «по секрету» громко шептала всем Карина — шикарная брюнетка с точеными чертами лица. - Мы с Альбиной сначала даже не поверили, что он такой... Ну вы понимаете. С виду такой тихий сухарь. Остальные модели завистливо вздыхали. Пока Милко хвалил Дэна, они столпились за кулисами, радуясь перерыву, и, как обычно, болтали о всякой ерунде. Только вот в этот раз темой обсуждения была вовсе не ерунда. - Финансовый директор, - перешептывались одни. - Холостой. Свободный, - прикидывали другие. - А какая у него улыбка! - вспоминали третьи. - И в постели герой, - вдохновенно рассуждали четвертые. Вот так, буквально за один день Николай Зорькин, из безусого неинтересного юнца, превратился в добычу номер один среди моделей «Зималетто». * * * С Еленой Александровной даже говорить долго не пришлось. Пока Валерий Сергеевич отсутствовал дома (в магазин за хлебом пошел; и отправился он туда не случайно, разумеется, ведь именно в это время Пушкарева старшая поджидала Жданова), пока Валерия Сергеевича не было, Андрею удалось и прощение попросить, и как страдал эти несколько месяцев рассказать, и в любви к Катерине признаться. И вся его речь текла ровно, и ни одного слова, ни одного взгляда против от Елены Александровны не встретила. Наоборот, Пушкарева старшая сказала, что верит Андрею и что зла не держит. - Я давно не видела свою дочь такой счастливой. Признаться честно, сначала я думала... мне казалось, Михаил — самый лучший, самый надежный... Я была уверена, что с ним Катенька будет как за каменной стеной. С ним Катя не будет страдать... Миша не обидит, не предаст. Он так ее любит... Елена Александровна вдохнула, посмотрела на Андрея внимательно. - Так мне казалось, пока я не увидела вас... вместе. Андрей Павлович, я приму любой выбор своей дочери. А она выбрала вас... Да, между нами было немало... неприятных моментов. Валера об этом ничего не знает. И я надеюсь, что не узнает, - посмотрела требовательно. Андрей выпрямился. - Конечно, - сказал, и отвел взгляд. - Я вам верю, Андрей Павлович. Да... вы поступили некрасиво. Ради денег пойти на такой подлый поступок... Неужели деньги важнее порядочности? - Елена Александровна, во всей этой ситуации... я виноват. Я виноват так, что вряд ли буду когда-нибудь достоин прощения. Я это понимаю... Но что касается Кати... Я обманывал ее... в самом начале... Это так... Но не врал в главном. Я всегда к ней по-особенному относился. Просто не понимал этого тогда — насколько Катя дорога мне. Что не только работать, что я жить без нее не могу... Когда Катя уехала, меня будто бросили в пропасть... все вокруг потеряло смысл: компания, Кира, чужое мнение... Я не знаю, когда точно — в какой день и час это произошло — не могу назвать определенный момент... Иногда мне кажется, что я любил Катю всегда. - Но раз любил, почему же тогда оставил попытки? Почему позволил Михаилу быть рядом с ней? Андрей неприятно поморщился. - Я, как и вы думал, что он лучше меня, что Катя его любит, что... - тяжело вздохнул. - Что я не нужен ей больше. Дверь в комнату Катерины медленно открылась, вошел Валерий Сергеевич, и посмотрел на них удивленно. - А чего это вы тут сидите? - спросил он. Андрей переглянулся с Еленой Александровной. А они ведь даже не услышали, как Валерий Сергеевич пришел, как входную дверь открывал, например. - Валера, а ты уже вернулся? А тут Андрей Павлович в гости заехал, - Пушкарева всполошилась, подскочила к мужу. - Вижу, что не Олег Газманов. - А чего это мы тут стоим? Пойдемте на кухню. Андрей Павлович, вы, наверное, и не обедали еще? Валера, ты руки помыл? Пушкарев хотел еще что-то спросить, и что-то очень важное, но забыл, что. Он постоял несколько секунд на месте, потом махнул рукой, и пошел на кухню. У них такой гость важный пришел! Не просто гость, а жених! Жених его дочери. И не какой-то там повар, а важный предприниматель! Уважаемый человек, между прочим. А как он его Катеньку любит. Столько времени обхаживал... За поведение дочери, конечно, гордость берет — что оборону держала, что не позволяла себе всяких там вольностей. Но и мучить мужика столько — не по-людски. И поэтому, когда махнув несколько стопочек наливочки, да закусив это дело Ленкиными фирменными котлетами, Валерий Сергеевич вдруг услышал от Жданова: - Катерине вредно тревожить ногу, такой длинный путь делать — с работы и на работу. И мне через весь город за нею ехать... Не будет ли удобнее, если Катя погостит это время у меня?.. Пока не заживет нога, разумеется. Я со своей стороны обеспечу ей должный уход и... Жданов смолк, у него, похоже, закончились аргументы. Пушкарев еле сдерживал себя, чтобы не усмехнуться и не допустить ехидства во взгляде. Наоборот, напустил на лицо больше суровости, помолчал немного, а потом согласно кивнул: - Верно. Нечего Катерине болтаться туда-сюда. Извозчик у нас вы, Андрей Палыч. Пусть погостит. И сделал вид, что не замечает вздоха облегчения и радости Жданова, что не видит удивления на лице жены. От всего отгородился Валерий Пушкарев. Он хоть и был немного нетрезв, и, возможно, его взгляды на жизнь были слегка старомодны для нынешнего времени. Но Валера Пушкарев никогда не был дураком. Дурак бы до подполковника не дослужился. А еще... только дурак не увидел бы, кАк этот товарищ Жданов любит его дочь и кАк мучается. Да и Катерина... если вспомнить как она себя вела в присутствии бывшего начальника, да какие взгляды на него бросала. Да уж... недоглядел Валерий Сергеевич, не доглядел. Стареет, хватку теряет. - А как там Люда и Леша? Как они вчера доехали? - спросил Пушкарев, желая сменить тему. Жданов пожал плечами. - Ночевали у меня. Все у них прекрасно. - Что-то телефон не отвечает. Я с самого утра пытаюсь дозвониться, - встревожилась Елена Александровна. - Спят, наверное, еще. * * * Федя чуть с мотоцикла не упал, когда увидел, что из подъезда сначала вывели того самого товарища в белом (и именно вывели; в наручниках, лицом вниз, и все дела), за ним толкаясь и вереща, появилась странная парочка — мужчина и женщина, в возрасте. Парочку эту тоже вывели, причем, силой, потому что они активно сопротивлялись, особенно дамочка. Но вот когда последней вышла Кира Воропаева, и тоже в наручниках, Федька вскочил, прямо подпрыгнул на месте. - Кира Юрьевна! - закричал он. Но Федю никто не услышал. Слишком поздно он закричал, слишком поздно оправился от шока. И слишком быстро действовала милиция - погрузила Воропаеву и всех остальных задержанных в машину, и тут же уехала. Следом уехала и вторая милицейская машина. - Что творится, - присвистнул Федька, и рванул следом.