***
Едва они оказались в хижине, Румпельштильцхен бережно уложил спящего Бейя на кровать. Он присел рядом и не отрываясь, смотрел на сына. — Бей… — тихо прошептал колдун, вновь коснувшись щеки сына, к которой вернулся румянец. — Мой глупый, но смелый ребенок… Он все еще не верил, что Эмме и впрямь удалось спасти его сына. Эта блондинка и впрямь невероятная женщина. «Которая скоро уйдет…» — тихо прошептал его внутренний голос. Но углубиться в эти печальные мысли он не успел, так как предмет его метаний появился посреди хижины в белой дымке. — Румпель… — с едва заметной улыбкой сказала Эмма и подошла к колдуну. Она тепло на него посмотрела, и вытерев слезу с его щеки, добавила: — Не плачь, кареглазый… Жив твой сыночка, и все с ним хорошо. Я же обещала. — Спасибо, — искренне сказал он, посмотрев в ее глаза, которые с непривычной нежностью смотрели на него. Эмма еще шире улыбнулась и наклонившись, поцеловала его в макушку. — Да, пожалуйста, — сказала она и сжала его плечо. Долго они ждать не стали, они и так здесь достаточно пробыли, и как можно скорее отчалили в свое время. И даже не промахнулись. Ну, на пару часов всего. Но это не в счет. В хижине решили не оставаться, а перенеслись в ломбард. Нила Эмма приложила от души, поэтому он вряд ли быстро очнется, а едва уложив того на кровать, она и Темный неловко замерли. — Я благодарен за то, что мой сын и впрямь был спасен, — нарушил тишину первым Румпельштильцхен. — Уговор есть уговор, — спокойно сказала Эмма. Она буквально чувствовала, как между ними, в преддверии скорого расставания, сгустилось напряжение. — Побудьте с ним, — вдруг сказал Темный и махнул головой в сторону сына. — Мне нужно кое-куда отлучиться. — Куда это? — хмуро спросила Эмма, сложив руки на груди. Колдун умиротворяюще поднял руки и мирно сказал: — Я выполню свою часть уговора, не беспокойтесь, мисс Свон, но перед этим мне нужно сделать что-то весьма важное. Эмма пару минут смотрела на него и молча кивнула. Румпельштильцхен благодарно на нее посмотрел и нагнувшись к спящему сыну, коснулся губами его лба, после чего исчез.***
Если честно, сначала Румпельштильцхен лишь хотел хотя бы на миг оттянуть неизбежный уход этой Эммы Свон, но теперь, когда он уже был здесь, то понял, что на самом деле хотел сделать то, о чем подумал лишь мимоходом, но теперь все сильнее хотел притворить в жизнь. Ведь эта невыносимая блондинка, которая столь неожиданно свалилась ему на голову и помогла вернуть то, что он думал безвозвратно для него утеряно, была права, и он больше не хотел этого отрицать. Устал. Поэтому он сделал успокаивающий вдох и постучал в дверь. — Что вы здесь делаете? — едва открыв дверь и увидев его, воскликнул Прекрасный. Колдун закатил глаза. — Я хочу увидеть Генри, — твердо сказал он. — Еще чего, — рыкнул Дэвид и хотел уже захлопнуть перед его носом дверь, но Темный ему не дал этого сделать. Он перехватил дверь и с силой, которой по его виду и не скажешь, что обладает ей, толкнул ее и вошел. — Вы что, совсем стыд потеряли? — возмущен сказал Дэвид. — Вы… Но колдун его перебил. — Ты, со своей женой, одну единственную дочь, которая заплатила более чем дорогую цену за ваш счастливый конец, поддержать не смог, поэтому помалкивай, — резко сказал он, указав на принца пальцем. — А Генри, если ты вдруг забыл, и мой внук тоже… — Удивительно, что вы об этом помните, — ехидно сказал Дэвид, стиснув кулаки. Ему было неприятно слышать от Темного, как он и Белоснежка так облажались с Эммой. И вообще, это не его дело!.. — Что происходит? — спросила Мэри Маргарет, выйдя из спальни, где укладывала сына, и вытирая немного припухшие глаза. С тех пор, как Эмма исчезла, она то и дело ударялась в слезы, чувствуя ужасную вину, а давление со сторону горожан, ведь теперь она мэр, этому не помогало, только еще больше вгоняло ее в тоску. Увидев Румпельштильцхена, который ни того ни с сего заявился к ним, она была поражена и напугана. Вдруг с Эммой что-то случилось? Но судя по всему, тот пришел не поэтому поводу. — Почему ты здесь? — резко сказал Генри, тоже спустившийся с чердака на звук голосов, на миг застыв около лестницы и увидев своего нерадивого родственника. Он все еще был так зол на него!.. Побег родной матери, после ее случайного выброса магии из-за Снежной королевы, и депрессия приемной, не улучшало его без того ужасное настроение. Казалось, в последние месяцы весь мир был против него. Отец, с которым он даже увидеться не успел, погиб, бабушка с дедушкой были заняты маленьким Нилом и им было не до него, как и другому деду, которого волновала лишь Белль, а матери его, обе, были слишком заняты своей личной жизнью, чтобы волноваться еще и о нем. Казалось, все разом про него забыли. Он чувствовал себя таким одиноким и брошенным!.. Аж до слез. Только на могиле отца ему становилось немного легче, но в тоже время в тысячу раз тоскливее. — Генри… — тихо сказал Румпельштильцхен, повернувшись к мальчику, и увидел в глаза внука все тот же холод и горечь, что и в участке. Он не хотел видеть более этих чувств в глазах мальчика. Ему хватило и того, что он видел это в глазах Бейя. Хватит!.. — Уходи, — жестко сказал ребенок, сжав кулаки. — Тебя наверное Белль заждалась, а здесь ее уж точно нет. Генри хотел уже было повернуться и пойти вновь наверх, но его дед был явно другого мнения. Колдун быстро подошел к мальчику, и удержав его за плечо, повернул к себе лицом. — Генри, — твердо сказал вновь он, смотря мальчику в глаза. — Я хочу с тобой поговорить. — А я не хочу, — сказал мальчик и поджал губы. Он попытался дернуться, но хватка деда была сильнее. — Пусти меня! Пусти!.. Губы Генри отчего-то задрожали, а слезы, которые в последнее время стали его постоянным спутником, вновь навернулись на глаза. Он резко потер щеки, но слезы лишь сильнее заструились по его лицу. Румпельштильцхен печально посмотрел на внука, и неожиданно опустился на колени. Он обнял ребенка, который несколько минут, как испуганная пташка, бился в его руках, но он лишь крепче сжал мальчика, одной рукой сжимая его плечи, а другой баюкая его затылок. — Тихо, тихо, — успокаивающе шептал он Генри, прижавшись щекой к виску мальчика. Именно сейчас он, наверное, впервые и впрямь ощутил, что вот он, его внук в его руках. Его плоть и кровь. Его мальчик, как и Бей. Его очень грустный и расстроенный ребенок, который уже притих и ударился в полноценные слезы. Давно дремавшие инстинкты в его душе проснулись и он, как когда-то Бей, стал успокаивать мальчика, мягко поглаживая того по волосам и шепча тихие слова утешения. Постепенно слезы мальчика сошли на нет. Но Генри не отодвинулся, а лишь устало прислонившись к его плечу, и замер, выпуская рваные вдохи и выдохи. Вероятно, эта истерика давно уже ждала своего часа и наконец нашла выход. Румпельштильцхен прижался губами к виску ребенка и отодвинувшись немного, обхватил щеки мальчика ладонями, коснулся своим лбом лба Генри. — Прости, что я был таким отвратительным дедом… Да что там, я вообще никаким дедом тебе не был, — тихо сказал он. — Мне правда жаль… Я такой трус… К счастью, это ты от меня не унаследовал, — и проведя большими пальцами по щекам ребенка, он усмехнувшись добавил: — Разве что, только глаза… — И хитрость, — тихо буркнул Генри и шмыгнув носом, еле слышно произнес: — Так папа сказал… Колдун фыркнул. — Ну, может он и прав… — сказал он и хитро добавил: — Об этом нам нужно будет спросить его поподробнее, когда он проснется… Генри широко распахнул глаза и робко спросил: — Т-то есть… — Отражение твоей матери, как и она сама, имеет свойство совершать невозможное, — с улыбкой сказал он, видя, как в глазах внука загорается надежда. — Ты все-таки заключил сделку! — радостно сказал мальчик и сам обнял деда за шею. Тот лишь тихо засмеялся и подхватив внука, встал на ноги, после чего, не обращая внимания на Прекрасных, перенесся вместе с мальчиком в ломбард. Там их ждал кто-то очень-очень важный для них обоих.