Зона риска

- Мама, мама! Идём же скорее! Восторженный крик запыхавшегося от бега ребёнка, что раздаётся в непосредственной близости от них, перекрывает привычный гомон местного рынка - небольшого островка разноцветных палаток и тележек с товарами, что расположены чуть выше пляжной зоны. Настолько восторженный, что обращает на себя внимание даже самых нелюбопытных отдыхающих. Паула, что пару секунд назад крайне заинтересованно разглядывала выставку разноцветных леденцов на палочке, и та оборачивается на этот крик. Светловолосая, кудрявая женщина лет тридцати же всему этому явно не рада – старается одёрнуть, успокоить своё раскричавшееся чадо, но его энтузиазм слишком велик. - Стефан, тише! Ты можешь сказать мне что случилось нормальным тоном? - Да что ты пристала к этому тону. Там ракушки, сотни, наверное, даже миллиарды ракушек на песке! И куча всяких рыб, каких мы даже при погружении наверняка не встречали. Точно тебе говорю. Я сам видел! Давай же скорее, пока всё не успели расхватать с побережья. Давай, идём! По виду матери легко сказать, что она ничего не поняла толком из этого сбивчивого рассказа, и потому крайне неохотно следует за сыном, что волочит её в сторону побережья, едва ли не выдёргивая руку из плечевого сустава. На торговцев палаток, которые расположены ближе всех к воде, что начинают взволнованно перекликаться и понемногу, один за другим, оставлять свои рабочие места, женщина не обращает внимания – без того голова занята миллионом собственных проблем и насущных дел. Да она и не понимает их, как не понимают и прочие приезжие – в этих взволнованных возгласах ни слова по-английски. Лишь для Серхио, что с первых слов мальчика не отводит глаз от береговой линии, происходящее словно открытая книга. Однако впервые от осознания, что нечто идёт в соответствии с просчитанным им планом развития событий, он не чувствует радости. Скорее уж это порождает тянущее чувство в животе да подкатывающую к горлу тошноту. Не это. Не сейчас. Не здесь! На анализ ситуации, с учётом всего увиденного и услышанного, ему требуется несколько мгновений. Ещё столько же, чтобы подхватить и закинуть на плечо растерянно вскрикнувшую Паулу и помчаться в противоположную от пляжа сторону – через город на возвышение. Приобретённый навык работы в состоянии паники или критического давления приходится сейчас как нельзя кстати. Ракель, в точности знающая каждый его план эвакуации, должна поступить точно также. Но даже это знание сейчас не способно вытеснить всё нарастающее беспокойство из его головы: поняла ли она, что происходит? Успела ли добраться до отеля? Мысль о том, что он, вероятнее всего, даже не сможет предупредить своих близких об угрозе, так как Ракель оставила телефон в номере за ненадобностью на семейной прогулке, отдаётся приступом тянущей боли внутри. В свою очередь Паула сейчас точно не понимает, что происходит – взбрыкивает на плече и что-то неразборчиво кричит, привлекая тем самым ненужное внимание со стороны чрезвычайно бдительных зевак. - Эй, парень! Оставь ребёнка в покое! – несётся вслед, но, к счастью, гнаться за ним по изнуряющей жаре никто не спешит. - Паула, набери маму! Сейчас! - не оглядываясь, бросает Серхио за плечо. Благо ребёнок, не так давно ставший владельцем собственного телефона, не расстаётся с ним ни на минуту. Возможно, он не верно оценил время, и Ракель с Мариви всё-таки успели добраться до отеля - в отсутствии сигнала всеобщего оповещения этот звонок может стать единственным источником информации для них. Однако, когда Паула в ответ хнычет за спиной, он болезненно морщится: - Она не отвечает, Серхио. Что случилось? Шансы разыскать в уличной толчее Ракель и Мариви, что ещё не вернулись в отель – звонок без ответа явное тому подтверждение, призрачны. И Серхио отгоняет эти мысли усилием воли. Его разум буквально кричит, что сейчас нельзя отвлекаться на чувства, необходимо действовать чётко по плану - уходить только вдвоём - прочь от кварталов отелей и множества стеклянных витрин; следовать кратчайшим путём на высоту. То, что он видит вокруг, только добавляет причин для беспокойства. Чем дальше от воды, тем меньше понимания ситуации вокруг. На дальнем конце рынка ещё нет паники, хоть часть туристов и начинает волноваться вслед за местными. В большинстве же своём люди удивлены или растеряны. И только небольшая часть, вероятно, также жители островов или прибрежных зон, присоединяется к движению местных жителей. Прочие туристы, мало что поняв из выкриков на тайском, лишь недоумённо фыркают или крутят пальцем у виска, наблюдая за всё более паническим отступлением людей. Кто-то всё ещё снимает видео для блога. Кто-то не упускает шанса воспользоваться оставленным без присмотра добром. Кто-то начинает движение в противоположном направлении с тем же энтузиазмом, что и мальчишка ранее. Слух о том, что берег оголился приходит раньше, чем понимание почему. Пока, наконец, где-то в недрах скопления людей у берега не зарождается испуганный вскрик: волна. По мульти язычной толпе он расходится за минуту, нарастая, как лавина. В самом городе понимания происходящего ещё меньше. Он отмечает это мельком, на бегу, лавируя между застывшими для очередного снимка парочками да отталкивая с дороги зевак, застывших толпой у витрины магазинчика. Попутно сам сдёргивает ярко-жёлтый детский спасательный жилет с мультяшной губкой, что едва закреплён на внешнем решётчатом стенде. От рывка тот падает на кого-то позади, и крик пострадавшего только подстёгивает Серхио. Быстрее, ещё быстрее - пульсирует в голове. Пять минут или полчаса? Сколько времени у них есть в запасе? Без сирен или ещё одного взгляда в сторону побережья толком не определить. Но на первое нет и намёка, а секунда промедления, чтобы остановиться и оглянуться, может стоить жизни не только ему. Самообман это или нет, но уже через десяток шагов Серхио, чей слух куда лучше, чем зрение, улавливает громоподобные звуки приближающейся волны. Его лёгкие горят. Руки занемели от необходимости силой удерживать перепуганную, из-за ухода не по привычной дороге снова бьющуюся в его захвате Паулу – на объяснения с ней сейчас попросту нет времени. Как нет у них и этого жизненно важного получаса, Серхио понимает это с леденящей ясностью. Он останавливается, прицельно осматриваясь по сторонам. Паула тут же пытается вырваться и что-то кричит, выдёргивая запястье из его захвата, едва только он опускает её на землю. Кажется, что-то о маме и потерянной любимой кепке. Толком не расслышать из-за криков людей, что теперь всё набирают силу, разливаясь по узким улочкам, да тока крови в ушах. И потому он лишь перемещает руки, стискивая её локти, и резко встряхивает, вынуждая посмотреть на себя. - Перестань, Паула! Сейчас на это нет времени! Быстро надевай жилет. Никогда прежде он не повышал на неё голоса и это оказывает должный эффект. Сбитая с толку окончательно, Паула затихает, замирает на мгновение с искажённым от страха лицом – занятый в первую очередь другим, Серхио всё-таки надеется, что отражения этого страха ей в свою очередь не разглядеть в его чертах. Затем спешно начинает исполнять приказ, путаясь и застревая в боковых прорезях жилета яркими нарукавниками. На щеках её блестят слёзы. У них в лучшем случае есть ещё несколько минут. И Серхио с болью понимает, что даже с учётом всех его продуманных ранее идеальных планов спасения в подобной ситуации на Филиппинах, в хаотичной реальности вариантов не так много. Для пересадки они выбрали небольшой прибрежный городок, чтобы минимизировать риск быть случайно узнанными приезжими из Испании – их лица ещё слишком свежи в памяти бывших соотечественников. И это сейчас не играет ему на руку – все отели поблизости, чьи фасады на две трети из стекла, по высоте не более четырёх этажей. При приходе не только водного потока, но и воздушной ударной волны они станут смертельной ловушкой. Позади – пляж и рыночная площадь, полные палаток на металлических каркасах, тележек с разнокалиберным товаром и увесистых пляжных зонтов. Чуть правее от места их остановки живописная аллея, частокол гибких тропических деревьев в два ряда, подход к которым со стороны океана закрывает невысокое - в два этажа, но всё-таки бетонное здание. Попасть в него – на него они не успеют, однако в случае невысокой волны оно сможет сдержать хоть частично летящий и плывущий мусор. И Серхио вновь подхватывает на руки Паулу, на этот раз обвивающую руками его шею, словно маленькая обезьянка, икающая от страха. Пока ещё может, мчится к деревьям, когда воздух прорезает тоскливый вой сирен, а мощный порыв ветра сбивает с ног. Прижимает к асфальту поверх собственных очков, разбитых вдребезги, окатывая ворохом разнокалиберного мусора. Паула, зажатая его телом и частично спрятанная под боком, громко кричит от боли и плачет, до судорог вцепляясь ручонками в его плечи. Мешает сменить положение, укрыв от града обломков собой. Когда сила ветра снижается, Серхио сразу же оказывается на ногах. Игнорируя ноющие от ударов колени и спину. Липкие от крови ладони. Сквозь трещины в линзах он практически ничего не видит, но до спасительной гряды деревьев, что податливо гнутся, но не ломаются на ветру, рукой подать. Остаётся лишь суметь взобраться на них с лишним весом за плечами в отсутствии нужного снаряжения, и тогда, вероятно, они спасены. Думать про наихудшие варианты развития событий смысла нет. Но он не успевает. Когда приходит вода, они не выше середины ствола. И последним, что успевает сделать Серхио, прежде, чем их накрывает волной, это грубо сдёрнуть Паулу со спины и зажать между деревом и собой, надеясь, что они смогут удержаться… Когда он снова может слышать, выныривая на поверхность, то первым, что пробивается сквозь треск металла и деревьев, плеск и рокот бурлящей воды, становится надсадный вой раненного животного. Протяжный, агонизирующий. Перекрывающий доносящиеся со всех сторон крики о помощи. И Серхио едва сдерживается, чтобы не издать подобный. Хрипит, старательно втягивая воздух в лёгкие, пока его не захлёстывает очередной волной. Посреди ревущего водного потока, играющего им, словно щепкой, он один. Сколько времени прошло с момента удара волны? Как далеко его унесло от той аллеи? От отеля, возле которого ориентировочно должны были находиться Ракель и Мариви? Сколько вообще времени может продержаться, уцепившись за дерево немеющими руками, насмерть перепуганная девятилетняя девочка, оставшаяся в полном одиночестве? Когда его отбрасывает потоком, Серхио успевает заметить, что Паула ещё держится за ствол, плотно облепив его всем телом, и это вселяет крошечную надежду. Ровно до того момента, пока его память услужливо не выдаёт ответ, выуженный на задворках сознания – продержаться так она сможет не более часа, при самом лучшем раскладе. Но кто даст гарантии, что она не последовала его примеру мгновение спустя? Стиснув зубы, он что-то неразборчиво мычит и зажмуривается до рези в глазах. Снова уходит под воду. Чехарда с лихорадочными погружениями, что порой не оставляют ему и секунды на вдох, длится так долго, что Серхио начинает казаться – ещё секунда и лёгкие попросту разорвутся. Его сердце нещадно колотится где-то на уровне горла, мешая перевести дыхание. Сознание притуплено нехваткой кислорода. Отчаянно борясь с волнами, он окончательно теряется в направлениях. И страх, что наконец выбирается за теснящую его броню привычного расчёта, всё сильнее: ширится в груди, сжимает сердце железным обручем. В голове, столь же хаотично, как и волны вокруг, плещутся мысли. Где сейчас Паула? Ракель? Мариви? От мысленной картины, в которой крошечное, хрупкое тело его любимой женщины сминается безжалостной волной или насаживается на остов пляжного зонта, выворачивает его наизнанку. Это - за гранью. И Серхио спешно гонит свой разум прочь от сокрушающей визуализации к подобию рационального просчёта вариантов. Но это едва ли работает... Словно воспалённый нерв, в его сознании сейчас пульсирует лишь один основной вопрос, - остался ли в живых хоть кто-то, ради кого стоит продолжать месить руками, что слабеют от усталости, эту мутную воду? Неужели и его конец, после всего пережитого, будет именно таким?.. Это смешно. Это нелепо. Настолько абсурдно, что вполне может оказаться реальностью. В этот момент даже кажется, что большего он и не заслужил. Пока он тонет в хаосе собственных мыслей, растрачивая на рассеянную, неумелую борьбу с течением последние силы, незамеченный при приближении обломок ветки, что застрял в опоре рекламного щита, рассекает лоб, вырывая клок волос и заливая лицо кровью. Её металлический привкус напополам с горечью воды растворяется на губах, отдаваясь в памяти ярким воспоминанием. И это, к удивлению, идёт ему на пользу. Серхио встряхивается, рывком выталкивая себя на поверхность, и, пытаясь закрепиться в таком положении, усилием воли гонит слабовольные мысли прочь. Старается сосредоточиться на насущном - всё его тело, судя по ощущениям, одна большая рана. Что продолжает разрастаться, пока его осатанело бросает течением из стороны в сторону. Разбитых очков он окончательно лишился в воде и весь мир теперь размытое, бликующее резкими отсветами на воде, пятно: осязаемое и зловонное, рокочущее, захлёстывающее рот солёной водой вперемешку с грязью. - Паула! - Его собственный голос с трудом различим за грохотом потока, но едва получается отдышаться на этот раз, как Серхио начинает звать её во всю мощь саднящих лёгких. – Паула! Хватайся за деревья, если видишь их, Паула! Я найду тебя. Только хватайся и держись! Даже если уже слишком поздно он должен попытаться. Тот факт, что он не сделал этого значительно раньше, уже непростительная ошибка. Всё это время мимо него проплывает что-то или кто-то - не разобрать. Лишь один раз, когда вода проносит у него под носом кусок покрытой соломой крыши, с протяжно скулящей кудлатой дворнягой с перебитой лапой и окровавленной мордой на ней, у Серхио не возникает сомнений. Многие люди перестали кричать, биться на волнах, и теперь их не отличить от качающихся в мутной пене брёвен. И ему не понять, можно ли использовать что-то проплывающее рядом для опоры. Серхио медлит, лишённый привычной уверенности на пару со зрением. Что-то под водой задевает острым краем его лодыжку, обломки скачущих на волнах коряг то и дело норовят повторно рассадить лицо. Увернувшись от одного удара, он тут же получает другой, чувствуя, как о неведомую подводную преграду ломаются рёбра с левой стороны. Крик боли переходит в захлёбывающееся бульканье, когда он вновь уходит под воду, на какое-то время теряя ориентацию в пространстве. Лишь мысли о Ракель и Пауле, что не выживет одна в этой водяной мясорубке, если он не отыщет её в ближайшее время, не позволяют ему вновь начать паниковать. Помогают обрисовать примерный план действий на ближайшие часы. Так действовать привычнее – проще. И сейчас ему как никогда нужна эта зыбкая уверенность хоть в чём-то. Собравшись внутренне, он на мгновение поднимается на поверхность, чтобы выплюнуть часть мутной жидкости, что успел проглотить. Наполнив после лёгкие воздухом, снова уходит под воду. Методично стягивает с себя изодранный пиджак и ботинки, игнорируя боль в рёбрах, разрастающуюся от каждого движения и вдоха. Открыв на мгновение глаза, отмечает, что полу расстёгнутая рубашка и брюки бурые – то ли от крови из ран, то ли от грязи в воде. Всё это второстепенно, лишь для полноты картины ущерба. К обследованию собственных ран он планирует вернуться после, ведь в этом потоке они, вероятно, не последние. Когда голова Серхио вновь показывается над поверхностью, что-то, надсадно скрипя и треща, проплывает в нескольких дюймах от его лица. Если верить витым бронзовым ручкам на ящиках – комод или вроде того. Серхио настигает его за пару сильных гребков, от столкновения с мокрым деревом рёбра отдаются такой болью, что у него темнеет в глазах, и Серхио боится не удержаться в сознании. Прокусив щеку, пытается переориентировать рецепторы болевой чувствительности на другой источник, но по интенсивности они не сравнимы, и он только добавляет себе лишний источник проблем. Сил на то, чтобы взобраться на скользкое лакированное дерево, не остаётся. И какую-то часть пути он лишь молится, чтобы дрожащие пальцы, сомкнувшиеся на увесистой ручке и боку необъятной конструкции, не подвели. По мере преодоления расстояния он не замечает ни одного пригодного дерева или здания, чтобы отважиться перебраться со своего неустойчивого убежища. Пустые провалы окон некоторых гостиниц при ближайшем рассмотрении щерятся разнокалиберными осколками стекла, и он ни за что не рискнёт попыткой взобраться в них на ощупь. Голоса, окружающие его с того момента, как Серхио впервые вынырнул на поверхность, то отдаляются, то приближаются. Но теперь звучат всё тише, хоть и не смолкают окончательно – по крайней мере пока. Испанский, тайский, английский и русский – те, что он может опознать. Стоны и плач на всех языках звучат одинаково. Несколько раз кажется, что в перерывах между собственными криками он слышит голос Паулы, но она ни разу не откликается на собственное имя в ответ, и вспыхнувшая надежда быстро тает. Когда Серхио замечает что-то размытое и жёлтое, плывущее параллельно ему на десяток метров впереди, его скручивает приступом тошноты и слабости. Хоть разум и твердит о ничтожности вероятности того, что на сей раз это действительно Паула, он всё больше погружается в отчаянье - маленький жёлтый поплавок не пытается кричать или бороться со стихией, вообще не подаёт каких-либо признаков жизни. - Паула!! Отцепившись от своего деревянного плав средства, он делает рывок по направлению к этому пятну, давясь собственным отчаяньем и страхом на пару с мутной водой, пока не подплывает ближе. Когда дрожащие пальцы вцепляются в скрипящую резину Серхио не может сдержать крика. Слёзы, добавляя соли на его лицо, льются из глаз неконтролируемым потоком. Это лишь наполовину сдувшийся, увязший посреди плавучего островка из обломков ветвей, жёлтый спасательный круг, увенчанный криво улыбающейся головой утки, что сейчас согнулась и понуро болтается на волнах. Серхио вновь кричит, вымещая в этом крике весь пережитый страх. Боль. Ярость. Из последних сил обрушивает удары сжатых в кулаки рук на ни в чём не повинную резину, пока та не скрывается с глаз, оставляя его парализованным болью и совершенно опустошённым. По-прежнему в полном одиночестве.