Глава 29
3 октября 2020 г. в 14:11
Вчерашний визитер, к приятному удивлению, был точен, как часы, но и ему, в свою очередь, представился небольшой повод для тихой радости, когда мужчине незамедлительно открыли дверь, показывая тем самым, что на сей раз его не то что охотно примут, но и очень ждут.
Анна появилась перед ним незамедлительно и, как следовало ожидать, была облачена в черное, домашнее платье. Каренина думала, что сегодня у нее выпадет шанс хотя бы увидеть лицо таинственного гостя, но и сейчас мужчина ревностно скрывал его от ее глаз, впрочем, упрекать в этом странном желании незнакомца, выяснять причины и настаивать на том, чтобы гость снял капюшон, она не стала, в конце концов, мало ли какое внешнее уродство ли безобразный шрам, растянувшийся на все лицо, скрывал этот человек и Анна восприняла данный факт как своеобразную заботу о собственной впечатлительной персоне.
– Добрый день, Ваше превосходительство, возможно, это прозвучит несколько бестактно, в таком случае прошу меня извинить великодушно, но, отмечая Ваш несвежий и откровенно уставший вид, я сделал выводы, что прошлую ночь Вы провели очень неспокойно.
– Все это так, – не стала отпираться Каренина, посчитав, что глупо обижаться на то, что она в нынешнем положении не пыталась скрыть, и было видно невооруженным взглядом.
– С тяжелым сердцем осознаю, что это произошло по моей вине, а именно из-за той жестокой вести, которую я имел несчастье Вам принести. И потому, – вдохнув полной грудью, словно собираясь мыслями, – потому я бы хотел отчасти сгладить тот неприятный момент, когда я вынужден был вчера Вас тотчас же покинуть.
– Вероятно, в ту минуту Вы не могли поступить иначе, — утешающе проговорила Анна с пониманием.
– Точно так-с, благодарю. Учитывая Ваше состояние, смею предложить Вам прогуляться с Вашим покорным слугой на свежем воздухе, погода сегодня на редкость отменная и было бы грех не воспользоваться моим предложением, Анна Аркадьевна, – и, словно выстреливая наверняка, Клод добавил, – это поможет Вам восстановиться и привести расшатанные нервы в относительный порядок, а мне – частично искупить вину за вчерашнюю скорую отлучку.
– Но я, право, не знаю, – в нерешительности проговорила та, хоть приглашение и впрямь показалось ей очень заманчивым, а доводы здравыми и предупредительными. Всякая забота со стороны всегда ценилась ею и эта внимательность незнакомца к ее состоянию не была исключением.
– Решайтесь же, – невозмутимо сказал он, внутренне умоляя всем существом, чтобы она согласилась, но не подал виду и равнодушно отрекся было от только что сделанного, неуместного предложения, – впрочем, если Вам так угодно, настаивать я не имею права, мы в любом случае можем переговорить в этом доме и после я отвечу на все интересующие Вас вопросы.
Но было поздно, ибо Анна успела загореться столь удачной идеей, касаемо прогулки на свежем воздухе под ласковыми, нежно греющими лучами солнца. Женщина вспомнила о своем решении принять этого человека самой, она никак не могла и в глубине души не хотела слушать о том доме, находясь в этом, тем самым объединяя их, тогда как в ее сознании это было разделено четкой линией. Два Алексея. Два дома. Разные города и страны. Разные истории. И в самом деле, ну не грех ли отказать? Это, безусловно, пойдет ей только на пользу.
– Вы совершенно правы и я безмерно Вам благодарна за это приглашение, – произнесла Каренина, воодушевленно предвкушая неспешную прогулку по весеннему Парижу, в котором все только-только начинало цвести, – но мне нужно сменить наряд, я несильно Вас потревожу, если попрошу подождать меня примерно полчаса? Признаюсь, я вовсе не планировала сегодня покидать дом...
– О нет, нисколько, Ваше превосходительство, именно потому я вчера уладил все текущие дела, чтобы посвятить этот день Вам. Если позволите, я буду ожидать в гостинной, – едва сдерживая распирающее его ликование, ровным тоном произнес напоследок Фролло. Мрачное подобие торжествующей улыбки выдавилось на его бледном лице.
Бывший архидьякон собора богоматери не обманул, и погода в действительности стояла на редкость замечательная, словно бы ее нарочно подгадали под этот день. Слабый ветерок робко обвивал их, даря приятную прохладу от яркого солнца, все цвело, благоухало и это наводило на мысль, а не поработал ли накануне над всем этим какой-нибудь колдун, дабы такая неприятная мелочь, как гроза или ненастье не смогла бы испортить ему все планы?
По причине понятных всем обстоятельств, Анна не смогла сегодня восхитить окружающих ярким и вместе с тем дерзким оттенком платья и спустилась к своему сегодняшнему спутнику в другом черном платье, правда, на сей раз на Карениной была вуалетка, которую женщина с поспешностью и готовностью на ходу опустила на лицо, спускаясь к гостью вниз, словно бы каждая минута промедления, заставлявшая мужчину ждать, казалась ей непростительной и тот бы, не вытерпев, покинул ее так же внезапно, как и вчера.
Едва только супруги поравнились друг с другом, Фролло машинально по старой привычке вытянул по направлению к Анне локоть, и та, точно так же, не задумываясь, с первой же попытки нашла его локоть и молча оперлась за него рукой. Все произошло настолько легко и непринужденно, что оба не нашли в этом ничего особенного и не спеша двинулись в путь.
Истосковавшаяся по дому за прошлый вечер Каренина с нарастающим любопытством спрашивала обо всем: о том, как жил без нее Алексей Александрович, как он провернул дело с обновлением состава прислуги в доме, о Сереже, о той обстановке, царившей незадолго до рокового удара. Ее интересовало буквально все, вплоть до проведения в доме запланированной во время ее отсутствия масштабной генеральной уборки и даже такая мелочь как небольшая картина с изображенным на ней натюрмортом, которую все обещали, но не успели повесить в прихожей при ней. Анна была убеждена, что картину разместили не так, как она месяцами ранее распорядилась и что та наверняка висит теперь криво.
В тот момент, когда они переходили через мост к Сите, мужчина красивым, звучным голосом рассказывал ей о Сереже и его тяжело протекавшей болезни вскоре после ее ухода.
– Его превосходительство совсем упал духом перед страданиями ребенка, которого, на первый взгляд, не представлялось возможности спасти, доктора и те опускали руки, видя юного, безутешного пациента в маленькой кроватке, который будто бы и вовсе не хотел выздоравливать и оставить все как есть, словно бы у него на это не было ни желания, ни сил.
– Но ведь потом все обошлось? – с волнением спросила мать, чувствуя жгучую вину и коря себя за собственное легкомыслие и эгоизм, из-за того, что посмела вот так вот в одночасье бросить ребенка, обрекая невинное дитя на незаслуженные им страдания. О чем она только думала?
– К счастью, да. Сережа долго еще не мог приступить к урокам и заметно отстал от своих ровесников, но его отец отнесся к этому с пониманием и даже отменил те занятия по божьему слову, – как бы невзначай добавил он, досадуя, что не мог сейчас видеть реакцию жены на эти слова, – а потом и вовсе эти встречи с уроками сошли на нет, ибо, насколько уж я могу судить, Алексей Александрович отчасти разочаровался в них, но вместе с тем нельзя сказать, что мальчик тем самым получил пробел в образовании, напротив, он продолжил изучение священных писаний теперь будучи гимназистом.
Разговоры о сыне заметно подействовали на Анну не самым лучшим образом, с каждым шагом ей становилось все хуже в моральном плане, но держалась она, как могла, стойко, что только вызывало восхищение, глядя на молодую вдову, покорно и безропотно выслушивающую о мучениях собственного горячо любимого сына.
– А что же верный слуга мужа, служивший ему правой рукой во всех делах? Неужели он тоже повергся сокращению в силу возраста?
– О нет, Анна Аркадьевна, – позволил себе усмехнуться мужчина, постепенно приближая ее к фасаду величайшего сооружения, по одной из теней двух башен они теперь ступали, – Вы вполне справедливо охарактеризовали старика Лаврентьича, безусловно, покойный был бы с Вами сейчас полностью солидарен и потому наш верный слуга оставался подле хозяина без преувеличений до последнего вздоха. Да, тяжко ему приходится нынче без господина... Они с Сережей отчасти нашли утешение друг в друге, старый слуга, замечая терзания несчастного ребенка, отказался покидать дом господина, хотя ему предоставляли такую возможность. Редко где Вы встретите нынче преданность вроде этой!.. Но что же Вы дрожите, госпожа?
Каренина не слушала, что он ей говорил, лихорадочно сжимая рукав мужчины, она устремила взгляд вверх и, должно быть, стояла смертельно бледная, вспомнив еще об одном обстоятельстве, которое связывало ее с мужем, пожалуй, крепче всего. То была их общая тайна, связанная с этим собором, о которой она за все эти месяцы так и не поведала графу. Не смела. Находила глупым. И все же это не мешало ей мелко трястись в испуге и трепете перед некой силой, ощущаемую на этом месте, что под гнетом заставляла подчиниться безо всякой надежды на компромисс.
– Право, я не понимаю, что с Вами, – проворковал роковой голос незнакомца, медленно подводя все ближе.
От каждого сделанного ей шага навстречу к дому божьему паника стремительно охватывала бедняжку все сильнее и, не в силах заговорить от предательски отказавшего ей служить голоса. Она отчаянно вцепилась в плотную, черную ткань плаща своего странного спутника, умоляя его тем самым остановиться, как вдруг женщина почувствовала, как что-то в груди начало щекотать, затем превращаться в жуткий, сухой кашель, а потом и вовсе Каренина с выступившими слезами на глазах поняла, что ей не хватает воздуха, который та судорожно еще пыталась вдохнуть хотя бы в небольших количествах, и она вот-вот задохнется.
– Вам дурно? – Скороговоркой произнес мучитель давно заготовленную фразу. – Здесь впрямь душно от жары, – и, замечая, что врата собора как раз открылись выходившими оттуда прихожанами, и, чувствуя ее слабые попытки вырваться, резко схватил несчастную за руку и потянул за собой, устремляясь вовнутрь, – войдемте же скорее в собор, тут прохладнее.
На этих словах он вновь почувствовал последний, обреченный ропот ее слабого, сотрясаемого от фантомного удушья тела, но был непоколебим и, прижав перепуганную бедняжку к ближайшей каменной колонне, с мрачным подобием полного удовлетворения молча наблюдал за происходящими с женой метаморфозами.
Анна постепенно уменьшалась в росте и стала ниже по крайней мере на четыре дюйма, из-за этого ей пришлось придерживать платье у груди, которое женщине становилось уже велико, боясь, что оно спадет с нее вовсе, кожа в нарастающем темпе приобретала золотисто-бронзовый оттенок, копна и без того кучерявых, черных, как воронье крыло, волос стала длиннее и будто бы объемнее, а талия – тоньше. Лишь испуганный взгляд все тех же черных глаз остался неизменным.
– Что со мной происходит?! Скажите же, наконец, кто Вы такой? – Воскликнула дрожащая от происходящего с ней ужаса несчастная, бесстрашно и даже с вызовом из-под нахмуренных, изящно очерченных бровей девушка подняла горящий взор снизу вверх навстречу все еще скрывавшему свое лицо палачу.
– Изволь, – сухим тоном отозвалась тень, небрежным жестом скинув назад капюшон и, дождавшись слабого вскрика цыганки, вцепился в ее обмякшее от пережитого кошмара тело, чувствуя пальцами, как та постепенно теряет сознание. И только когда она полностью лишилась чувств, безо всяких усилий поднял ее на руки и унес из собора прочь.