***
Два часа ночи и уже сотый, должно быть, взгляд в окно. За окном было тихо, спокойно и привычно. Далеко внизу ночевала шеренга спящих автомобилей, их крыши уже покрылись легчайшим слоем мерцающего снежка. В ровном свете фонаря воздух только искрился, а ветер молчал, даже ветки не колыхались. В доме на другой стороне дороги светилось всего одно окно. Лили никогда не знала, кто там живёт, но мысленно считала этих людей своими друзьями. Ей казалось, все, кто по ночам не спит, а предпочитает болтаться по дому, должны быть немного родственными душами. Иногда Лили даже здоровалась с этим окном, когда посреди ночи заставала там свет. Это помогало, когда ей вдруг начинало казаться, что она осталась совсем одна в целом мире. Беспокойство не давало сосредоточиться на подготовке, и Лили то и дело отвлекалась, сдвигая мятые тетради, исписанные неровным почерком с чудовищными пробелами в местах, где лекция была особенно засыпательной. Сначала её руки тянулись к телефону, чтобы в который раз взглянуть на сообщение от подруги, словно там могло магическим образом обнаружиться что-то новое вместо очередного "прости, времени нет, давай в другой раз". Лили пристально разглядывала каждое слово, бросала телефон на тетради. А потом вставала и взволнованно шла смотреть в окно. Снова и по кругу. Окно в доме напротив вдруг погасло, и плиточки фасада превратились в один огромный безжизненный куб, погружённый во тьму. Мало того, вся улица вмиг потеряла сколько-нибудь жилой вид, и даже несколько круглых фонарных пятен вдоль дороги ничуть не спасали. Лили на мгновение почувствовала себя брошенной. Ей показалось, что мороз с улицы проникает сквозь стекло и колючками заползает на её плечо. Чтобы избавиться от этого ощущения, она дотянулась кончиками пальцев до батареи и тут же обожглась. Вопреки ожиданиям, стало ещё холоднее, хотя пальцы заныли от жара. Девушка постояла у окна ещё минутку, надеясь собраться с мыслями, но в голове царил даже не сумбур — там стояла глухая тишина. Словно завеса влажного полотна, в которой путались любые, даже самые простые и крошечные образы. Отвратительное, вязкое чувство, когда отчаянно пытаешься подумать, но не можешь выудить из своего сознания ни слова. Лили безучастно подошла к столу и выключила лампу, положив конец своим мучениям на сегодня. Небрежно закрыла тетради, не разбирая, всю стопку разом, вместе с телефоном, оказавшимся внутри. Затем медленно стянула с себя рубашку и накинула её на спинку кресла. Уже накрываясь до самого подбородка одеялом, Лили вдруг вздрогнула и замерла. Её взгляд упал на очертания отодвинутого от стола кресла. На фоне отблеска уличных фонарей рубашка на спинке показалась силуэтом человека, сидящего в задумчивой позе. Один рукав тянулся к подлокотнику и выделялся особенно чётко. Мятая манжета старательно прикидывалась ладонью. Лили нервно хихикнула, и её сердце забилось так часто и так сильно, что она ощутила пульсацию во всём теле и покалывание в пальцах. Сколько людей в мире ежедневно пугаются силуэтов собственной одежды на фоне собственных окон? Теперь девушка принадлежала к их гордому числу. Сначала она хотела встать и развернуть кресло, но очертания сидящего человека показались ей уж очень правдоподобными, почти живыми. Лили вглядывалась, и ей казалось, что в силуэте роятся и дышат тени. Она могла не почувствовать, но вообразить, что не одна в комнате. — И тебе спокойной ночи, — пробормотала она, довольная на мгновение кольнувшим её чувством присутствия и одновременно раздосадованная своей несерьёзной выходкой. Впрочем, хотя бы у кресла нашлось на неё время. Хоть снова выдумывай себе воображаемого друга, как в детстве. — Всё хорошо, — сообщил вдруг едва различимый равнодушный голос, похожий на тот, что девушка слышала в машине. Он прозвучал прямо над головой. Лили резко открыла глаза и оглянулась. В комнате никого не было. Даже над головой. Не до конца уверенная, слышала она бормотание или просто донёсшийся с улицы звук, Лили с отчаянным подозрением покосилась на кресло. На улице уже зажёгся ещё один фонарь под окнами, и свет от него проливался в комнату, дотягиваясь до рубашки на кресле, золотил пустой ворот и чёрные линии квадратов на плечах. Силуэта как не бывало, и рубашка снова стала рубашкой. Лили успокоилась и закрыла глаза, решив, что усталость может сыграть с ней и не такие шутки.***
— Где её ключи? Властно и требовательно сквозь сон. Лили встрепенулась, просыпаясь, и рывком подняла голову, вызвав прилив ноющей боли в шее. — Что? — испуганно спросила она, с трудом понимая, где находится. Голова тяжёлая после сна, под согнутыми руками — стопка листов в клетку и старый карандаш. Вокруг — четыре десятка удивлённых и насмешливых лиц. Впереди застыл преподаватель на фоне расчерченной доски. Скучный, лысеющий и усатый. В глазах светилось недоумение. — Какие ключи? — тихонько поинтересовалась Лили у преподавателя в возникшей паузе, и тот словно проснулся, нахмурился и постучал мелом по доске, посыпая крошками и без того белёсый плинтус на полу. — Какие ещё ключи?! — раздражённо воскликнул он. — Мы сравниваем динамику, пока некоторые бездельничают! Лили страшно смутилась и покраснела, кажется, даже за ушами. Преподаватель, к счастью, успел отвлечься на кого-то из веселящихся в соседнем ряду, и девушка схватила карандаш, принимаясь бездумно зарисовывать таблицу с доски. Ей всё казалось, что строчки в таблице вот-вот начнут расплываться и терять фокус, так они плясали в глазах и наезжали друг на друга, но обошлось. Спустя несколько минут она всё же смогла включиться в работу. Зимние дни обычно длились долго, но не этот - сегодня между утром и вечером был совершенно ничтожный кусочек светлого дня. Даже выглядывал краешек солнца, но совсем коротко, словно бы проведать, как там людишки на земле. Вечер нагло подкрадывался прямо сквозь солнечные лучи. Как только облака закрыли небо непроницаемым слоем, он окутал город темнотой. Сначала зажигались фары на проезжающих машинах, потом приходило время витрин редких магазинов, разбросанных вдоль основных дорог. Потом - окна. Фонари дожидались совсем уж густой темноты. Сегодня Лили пришлось добираться домой на последнем трамвае, потому что у Карлин, вероятно, возникли срочные дела. Впрочем, подруга уже второй раз обещала дождаться её на машине и подвезти до дома. В прошлый раз она хотя бы позвонила и предупредила, что не сможет. Лили простояла у ступеней университета минут сорок, переминаясь с ноги на ногу и глядя, как люди расходятся по домам, каждый в свою сторону. Крыльцо было освещено так ярко, что прохожие, выходя из подсвеченной области, казалось, растворяются в непробиваемой тьме без остатка. Мелкие сухие снежинки поблёскивали на фоне этой тьмы, как пузырьки воздуха на чёрной поверхности озера. Ветер лениво болтал их из стороны в сторону, и они переливались. В груди, где-то под нижними рёбрами медленно, но очевидно формировалось какое-то противное чувство. Скользкое и подвижное. Девушке вдруг отчётливо захотелось тоже идти — может, с этими людьми. Может, домой, но только так, чтобы вот несколько шагов — и ты на месте. Она представила, как хорошо и уютно дома, и ей стало до слёз грустно. Потому что дома-то тихо, безлюдно, темно и холодно. Потому что отец сегодня работает в ночь. Потому что добираться домой не меньше часа. И эти обыденные и простые мелочи, и этот никудышный час показались девушке такой непреодолимой пропастью, что ей захотелось сесть прямо на снег здесь, на ступенях, будто это могло чем-то помочь. Сидеть и, может быть, каким-то чудом оказаться дома. А Карлин всё не приезжала и скидывала звонки. Стоило ли ждать дальше? Лили поморщилась от отвращения к себе самой, вытерла почти сухие глаза и зашагала к остановке. Охватившее её отчаяние начало потихоньку, неохотно отступать, а на смену ему вместо привычной смеси стыда и злости приходила пустота. Это было чем-то новым. В трамвае она поймала в стекле своё отражение и отметила, что лицо выглядит пугающе взрослым. И выражение его было не каменным и жёстким, как ей казалось, а каким-то скорбным: губы поджаты, под полуприкрытыми глазами глубокие тени. — Всё хорошо, — на самом слабом выдохе прошептала она сама себе, ощутив какое-то смутно знакомое, ничем не объяснимое тепло в груди, на месте того противного скользкого чувства. Сидящая у двери милая женщина с большим пакетом удивлённо взглянула на неё, но этот мимолётный интерес угас уже через пару секунд. В кармане зажужжал телефон. Лили ответила и несколько минут слушала возмущение Карлин. Подруга всё-таки доехала до университета и теперь недоумевала, где же её пассажир. Кажется, она всерьёз обиделась. — Ты ведь сама предложила, — заметила Лили. Динамик телефона фыркнул. — Ты же знаешь, что у меня вечно не хватает времени. — Знаю, — устало согласилась Лили. — А зачем предлагать, если не сможешь? Динамик растерянно молчал. Похоже, Карлин и сама не знала. Ей казалось, она просто делает доброе дело, предлагает помощь. А так далеко её мысли не уходили. Поэтому она решила, что её попросту не ценят, и холодно попрощалась.***
Окно в доме напротив не горело. Ни вечером, ни ночью. Что могло с ними случиться? Лили гнала прочь из головы мысли о болезнях и несчастных случаях и надеялась, что её товарищи по бессоннице просто уехали куда-нибудь в отпуск. На жаркий курорт. А может, в командировку. Или и вовсе к родне куда-нибудь в глушь. И теперь не спят там. Рубашка висела на кресле нетронутой - Лили не успела переодеться в домашнюю одежду. Она поболталась у окна, потом села в кресло и нехотя выгрузила из сумки листы с лекциями, но смотреть на них было так тошно, что она отвернулась от стола. Действительно стало лучше. От резкого поворота рукав рубашки слетел с подлокотника и лёг девушке на бедро. Лили, засмеявшись, откинулась на спинку кресла, сжала рукава рубашки обеими руками и обхватила ими себя, словно кутаясь в объятия. Мягкая уютная фланель показалась тёплой. Девушка закрыла глаза и представила... Нет, ей не удалось представить кого-то определённого, даже понять, какого пола этот... человек? Поэтому Лили ограничилась только тем, что представила руки. Ей всего лишь хотелось тепла. "Как глупо..." — это уже её собственный голос в голове посмеивался над ней. Был ли это голос разума? "Ну и пусть глупо! Моё глупо!" Лили всё же почувствовала себя до крайности неловко, как человек, которого застали за чем-то постыдным. Пора было прекратить дурачиться, но она так вымоталась за день, что решила позволить себе полениться ещё пару минут и осталась сидеть. Охваченная теплом и внезапным беспричинным спокойствием, девушка расслабилась и сама не заметила, как начала засыпать. На душе у неё стало легко, будто в жизни не осталось никаких забот. Тонкие пальцы медленно разжались, выпуская рукава рубашки. Мягкие короткие волосы сбились на макушку и торчали вверх. Её сон был тёмным, тяжёлым и мрачноватым, в нём было что-то недоброе и опасное. Лили показалось, что в нём царила глубокая ночь. Но единственным, что она смогла понять и запомнить ясно, было нежное, согревающее чувство, что она так сильно кому-то нужна.