aus den Erinnerungen von Jessica В. Raily-Böck 3. Feber 1999, PM Wien, Museumstraße 12
...Мне начинало казаться, что этот вечер никогда не наступит: что рабочий день не закончится, что мы просидим тут до тех пор, пока не поймаем этого клятого убийцу, или что после девочки потащат меня потрындеть за очередной проект и я не смогу отвертеться, что случится землетрясение, потоп, наводнение, что у него не заведется машина... что он просто не захочет приехать... Не скажу, что мне хоть раз дали повод для подобных мыслей, но нервишки начинали пошаливать. Вообще, рабочий день на кофе и энергетиках, да еще после трех часов сна, да еще... в общем, было с чего. Утреннее дело, если можно так выразиться, начинало попахивать тухлецой. Дворники — двое словаков и венка — ничего не видели, бригадир ничего не слышал, все клянутся, что все было чики-пики и вообще, век премии не видать! Жертву задушили — oh-la-la! — белым шелковым чулком. Ну, или чем-то подобным. Лично я не могу придумать ничего более подобного чулку, чем чулок... в общем, тоже не густо. Труп привезли на машине, припаркованной возле главного входа в церковь, предположительно серый автофургон типа Ford Transit второго поколения, его как раз дворник видел. Ни номеров, ни примет — никаких. Автофургонов в Вене море, магазинчиков, где можно купить чулки (хоть бы и белые шелковые) или бритву — не море — океан. Слухи, конечно, пойдут, пресса пошумит, начальство посмотрит с укором. В общем, классический висяк. Их я еще дома навидалась, правда не столь «красивых», но тем не менее. И черт бы с ним, но было в нем что-то притягательное, отдающее дикостью и средневековьем... Отогнав от себя видение белых шелковых чулок, затянутых на моей шее кем-то в бледно-голубой рубашке, я вычеркнула последний номер из лежащего на столе списка. Ни один из фургонов, зарегистрированных в округе (а также в двух соседних) не подходил, либо не мог находиться на месте преступления. Пять часов на телефоне без перерыва, терпи, стажерка, третьим номером быть не сахар. — Не знаю как вы, господа, а лично я иду домой, — это Хэлл. — Не могу с тобой поспорить, — Рихард. — В результате у нас есть хоть что-нибудь? — Ни-че-го, — Кристиан захлопнул ежедневник, — кроме отсиженной задницы и звездочек в глазах. — Коллега, тут же дамы! — до чего же Петер похож на профессора латинского права из Левин’с Колледж. — Дамы тоже знают слово «задница», — мне бы конечно промолчать, но нехрен тут дамский клуб устраивать. — С машиной тоже голяк. — И времени уже — девятый час. Все, коллеги, на сегодня закончили. — Ну, вот и прекрасно... — Всем пока! — Пока. — Приятного вечера! * * * Быстрее молодых криминалистов разбегаются только тараканы. Кто же это говорил? Кажется мой первый инструктор в Чеппел-Рок. У нас самыми молодыми — сиречь прыткими — были, безусловно, Санс и Кристиан. В конце коридора быстро исчезла спина Брандтнера, кажется, коллеги тоже засиделись... — Вот тебя-то мне и надо! — это Лесь, внезапно. Красотка-венгерка выпустила свою жертву и хочет пообщаться со мной? Кошмар сбывается, не иначе. Не то чтобы девушка мне не нравилась — она отлично дополнила нашу «десантную» компанию, но сейчас это было немножко не вовремя. — Хорошего вам вечера, девушки! — это Хэлл неторопливо побрел к лестнице. Лесь вцепилась в мой рукав и утащила за угол. — Джесс, спасай! У нас тут такое... «Такое» конечно оказалось не по работе, без чашки кофе не обошлось, сбывались мои худшие предположения. В конце концов, я не выдержала. Я предложила подруге закурить (спортсменка, вегетарианка и вообще Мисс Ходячий Плюс), послать Экмайера нахрен (криминалист из соседней группы, нежеланный ухажер и потенциальный куратор Лесь, если ее, наконец, выпустят из «молодежки») и подарить Брандтнеру собаку (кажется, чувак сбежал из опергруппы после гибели пса, и зарекся что «больше никогда»). В общем, надавала советов в духе «сожги дом, спили дерево, убей дочь» и распрощалась под предлогом того, что пора кормить собаку. Нет, Джей конечно всячески демонстрировала, что ее пора кормить-гулять-играть, но дело-то было конечно не в том. Добежав до дома мало что не за двадцать минут, я в очередной раз пообещала себе, что если не провалю к чертям эту стажировку и не вылечу обратно во Флориду первым же рейсом, то годика через два обязательно заведу себе домик где-нибудь в пригороде. Чтобы моя собака тоже гуляла себя сама.* * * 3. Feber 1999, PM Wien, Museumstraße 12
Машина сиротливо стояла под окнами, видимо сегодня обыватели с Фляйшманнгассе домой не торопились. Их дело, конечно. Я поднялась на шестой и последний этаж. Как говорится, выше только небо, и летом тут, наверное, транслируют потрясающие закаты, поживем-увидим. Я открыла дверь и на автомате сунула ключ под коврик. Посмеялась сама себе, но ключ не вынула — тут конечно не Флорида и не учебка, а вообще дикий край и дикие люди, но на этаже больше никто не живет, и я еще десять раз успею его забрать. Заодно и проверим, смотрит ли господин Бек американское кино. Я закрыла дверь, наполнила собачьи миски, приоткрыла окно и, наконец, решила проверить, нет ли в квартире злополучного телефона. Как оказалось, Кристиану я безбожно наврала. Телефон оказался заныкан под подушку и, разумеется, сел. Чего и следовало ожидать: пока мы пьянствовали, про мобилку никто не вспоминал, а когда «ложились», я на автомате приткнула свой на базу, а один рыжий и бесстыжий субъект про «зарядку» даже не спросил. Впрочем, если бы и спросил, то без толку, у меня все разъемы заточены под «домашний» стандарт и европейским приборам они ни в одну щель... щели, конечно, бывают разные... Что-то меня сегодня плющит не по-детски... или наоборот? Говорят, такая зацикленность на сексе как раз свойственна подросткам. Не знаю, как-то этот момент в свой жизни я упустила. Ничего, догоним в конце третьего десятка. А, чтоб тебя! На часах двадцать минут одиннадцатого, и конечно никто ко мне сегодня не приедет. Бзик, засевший в мозгу с обеда внезапно оказался очень и очень реальным. Ну что ж, значит в душ и баиньки. По крайней мере, высплюсь и не будет дурацких разговоров... Я забрала ключ из-под коврика, захлопнула дверь, скинула одежду и, наконец, забралась под душ. Теплые струи воды смывали запахи табака и формалина, гнали прочь накопившуюся усталость. 15 минут полета в никуда. Я вылезла из кабинки, замоталась в полотенце, включила фен. Не моя любимая игрушка, но с мокрой головой и спать фигово, и прическа утром такая, что из дома лучше не выходить. После фена я, правда, похожа на одуванчик. Пушистый и волнистый. Если собрать в хвостики то вообще, на спаниеля... Не успеваю выключить фен, как в ванную просовывается собачий нос, потом вся пасть, потом вся голова, и раздается громкий гав. К чему бы это? Вторым голосом к гавканью вступает дверной звонок... т-т-твою мать! * * * Нет, я не спрашиваю, кого там принесло, на ночь глядя, я... — Иду, иду! До двери я дойти не успела — еще посреди комнаты, я увидела как Джей нажимает лапой на ручку входной двери, и та открывается... — Я же ее закрывала! — Наверное, также как и вчера, — в квартиру вплывает огромный букет винно-красных роз, из которых торчит рыжеватая макушка. — Вчера ты тоже ее «закрыла», вот только не на замок. Наконец из-за роз показалось чуть больше Кристиана. — Ой! Вот, возьми, пожалуйста! Это Джей, нетерпеливая волосатая морда толкает его под зад, так что мне приходится ловить цветы. Даритель ловится сам. — С-с-собака!.. — Джей, ты не любишь розы? — Может быть, она считает, что я должен был опуститься на колено? Ай, дай же мне разуться, мохнатая... — Не стоит, цветов более чем достаточно. — Я опять неправ? Извини, не смог удержаться, — не успевая оторваться от второго ботинка, все еще стоя буквой зю, поднимает голову, смотрит мне в глаза и улыбается. Была б мороженым, растаяла б на месте. — Нет, что ты, я люблю розы. С количеством ты, конечно, переборщил, но я что-нибудь придумаю... * * * Кристиан наконец разделся, стряхнул с плеча невидимую соринку и повернулся ко мне. Черт, не грех кого-нибудь убить, чтобы тебя арестовал такой инспектор. Узкие джинсы, серая толстовка, светлый край футболки в вырезе — вроде бы ничего особенного, но место коротышки в бесформенных брюках, вдруг занял кто-то другой... оказывается, ты умеешь быть другим не только внутри, но и снаружи, господин инспектор? А джинсы, пожалуй, слишком узкие… — М-м-м, какой у тебя... вдохновляющий вид. У меня? Стоп, я все еще стою посреди комнаты, замотанная в полотенце и с огромной охапкой роз в руках! Стою и пялюсь как собака на бифштекс... собака? Стоп, а где Джей?! В лучших традициях идиотской комедии, в тот самый момент эта поганка собачьего племени сдернула с меня полотенце. Можно было бы конечно удержать немудреную «одёжку», но собирать добрую сотню роз по полу... нет, конечно лучше, но... в общем, так получилось. — Оооох! — Кристиан на автомате пытается ослабить галстук, только вот галстука на нем нет. Я ощущаю, как меня заливает краской — уши, щеки, плечи, грудь... Такой мести я от Джей не ожидала. Кристиан тем более. Вот уж, горе-любовники. Интересно, кто покраснел сильнее... * * * — О...о-отныне хожу только в брюках... — Ну, не-е-ет, никаких брюк. По крайней мере, в нерабочее время. — Издеваешься? — Никоим образом. И вообще, марш в душ. — Только с тобой. — Вообще, я только что оттуда... была. А все ты виноват! — Я? Да я вообще... — А цветы собирать кто будет? — Конечно, Джей! — Знаешь, ты, наверное, прав. Вот только эта засранка вряд ли согласится. — Женщина, в душ! — Розы! А потом были душ, розы, и снова душ, и даже моя раздолбайская собака поняла, что месть с треском провалилась... * * * — Кстати, телефон ты все-таки забыл у меня. — Знаю. Раз уж я не оставил его утром дома, значит он тут, под подушкой. — Ты потому так поздно приехал? — Вроде того. — Вроде? — Подходящие розы я искал дольше. — Ты — чудовище! — А ты красавица. — Если ты думаешь, что лесть тебе поможет, то ты ошибаешься. — ...? — Если я снова не высплюсь, то завтра входная дверь закроется в восемь. — А тут есть пожарная лестница? * * * — Знаешь, Джесс, может не нужно всех этих игр? Я бы приехал сильно раньше, если бы мы не изображали, будто идем в разных направлениях. Ведь нет ничего предосудительного в том, что один из нас любит другого. — Не знаю... я слишком привыкла к тому, что это — табу. А если завтра мы разбежимся? Терпеть любопытные/наглые/завистливые/сочувствующие взгляды? Читать на лицах невысказанные вопросы: «А с кем теперь? А кто кому?..»Стоит только один раз пустить посторонних в свою жизнь, и обратно ты их уже не выгонишь. — Я же не говорю о посторонних, но есть ли смысл прятаться от Рихарда и Сандей, от Хэлла, наконец, я уж молчу про доктора, который кажется всё прекрасно понял. — Поживем, увидим. — Но Джесс... — Закрыли тему. А то мне начинает казаться, что тебе важна не женщина под боком, а статус ее официального любовника. — Женщина, да как тебе такое только в голову пришло?! — А что, не так? — Хочешь, чтобы я тебе это доказал? — Ты это уже достаточно доказал. Давай спать, чудо. — Это ты — чудо. — ... * * * — ... — Я ведь влюбился в тебя, что называется с первого взгляда. Еще там, в «Сове», в тот самый дурацкий вечер. Наверное, потому я и согласился на эту авантюру, вместо того, чтобы встать, уйти и не портить людям вечер. Я видел, что ты смотришь только на Рихарда, но ничего не мог с собой поделать. Я чуть со стыда не сгорел... не то, чтоб мне никогда не доводилось вот так... но это было выше моих сил. А потом было утро, а тебя уже не было — ты будто растаяла в тумане. И мне хотелось удавить Мозера вот прям здесь и сейчас, но это было уже совершенно бессмысленно. А потом ты вошла в кабинет, и я почувствовал, как почва уходит из-под ног. Как будто весь воздух разом вышибло из легких... у тебя был ужасно сконфуженный вид, но ты по-прежнему смотрела только на Рихарда. Я в тот день дважды писал заявление об увольнении. И дважды рвал его в клочки — ведь это означало, что я больше тебя не увижу. Хорошо, что ты спишь и не слышишь весь этот бред, который я несу. Но я просто не могу больше держать это в себе. Два месяца я медленно умирал, пока, наконец, не случилось то убийство на Ратхаусплац, а Рихард не поставил нас в пару и всё не закрутилось... Милый, милый Кристиан. Я ведь совсем не сплю. Я тихонько поворачиваюсь к тебе, в полумраке твои глаза предательски поблескивают. Милый мой, медвежонок. — Знаешь, больше всего на свете я боялась, что ты сегодня не придешь. — Джесс, ты не спишь?.. — я закрываю твои губы поцелуем. Настолько нежным, насколько я вообще эту чертову нежность способна. — Не надо, ничего не говори. Просто обними меня. Обними меня покрепче... Он сжимает меня в объятиях, зарывается лицом в волосы. Наверное, я тоже плачу. Но этого, к счастью, никто не видит...