С полицейскими не целуются

aus den Erinnerungen von Jessica В. Raily-Böck 3. Feber 1999, AM Wien, Fleischmanngasse 7 

      Это утро было сладким, нежным и томным. Запахи — теплой сдобы, свежесваренного кофе и апельсинов, вперемешку с нотками мужского парфюма и легким запахом чужого тела — послевкусие минувшей ночи. Тишина. Ну, почти: совсем тихое шуршание на кухне, такое ирреальное, будто бы где-то за кадром восхитительного сна...       Бзям...       Это утро также было тяжелым, звонким и дурным. ...Бзям... На кухне громыхнула металлом собачья миска. Я открыла глаза. Вчерашний вечер напомнил о себе неким намеком на похмелье, но и только. Не могу сказать, что я была бодра как огурчик, но, подозреваю, что Кристиан так легко не отделался. Кристиан. Я встаю, иду на кухню, наливаю свежей воды в миску под укоризненным собачьим взглядом. Легкая ноющая боль во всем теле навязчиво напоминает о вчерашнем. И совсем не о коньках. ...Бзям...       — Не греми, вредина, сейчас. Сейчас положу.       Наполняя едой миску, я пытаюсь собраться с мыслями. Получается плохо. Из комнаты пахнет кофе и булочками — кажется, и это мне не приснилось, этот ненормальный еще и завтрак мне приготовил. И ушел вот чуть ли не только что — кофе еще горячий. Надеюсь, он на радостях не побежит хвастаться произошедшим всему отделу?       Не то чтобы я вправду так думала, просто у всего есть свои законы. Я из Флориды, помнишь? У нас не принято крутить романы на службе, а секс на рабочем столе существует только в порнофильмах. И те не сказать, чтоб очень законны. Вокруг меня постоянно кто-то гибнет, что-то случается, а память о последнем «нарушении»  слишком свежа... Не могу сказать, что ты мне так уже дорог, но если у входа в Управление тебе на голову упадет кирпич, мне будет очень обидно. А если сболтнешь лишнего, то я сама съезжу тебе кирпичом по затылку.       На часах 8:20, все о'кей, я не умерла, не проспала и не опоздала. Таблетку актрена на всякий случай, кофе, банку энергетика в рюкзак, по дороге освою. Собака заканчивает еду, я курю на балконе, хоть и не имею привычки курить по утрам. В голове какая-то муть, хочется завалиться на диван, чесать собаку и никуда не ходить. Стоп. К черту. Побежали.       На часах 8:30, до управления около двух километров, а пройтись мне явно не повредит. Джей довольна — последние дни её утренняя прогулка проходила в формате «от подъезда до машины / от машины до подъезда», и ей это было не слишком по вкусу.       Мы идем не слишком быстро, сначала переулками до Прессгассе, потом по Маргаретен, и Опернрингу... Времени чуть с запасом, это последний шанс проанализировать случившееся без вмешательства посторонних. Минувшая ночь мне не приснилась, равно не была она и алкогольной галлюцинацией: эта галлюцинация варила утром кофе и мыла посуду, и ей же, а не традиционной псячьей шерстью, все еще пахнет постель. Это точно не была галлюцинация... А вот что это было, darling?.. мимо рынка и Сецессиона, и дальше, по Гетрайдемаркт... Не уверена, что могу понять все это вот прямо сейчас. Нет-нет, на память я не жалуюсь — я все помню, и дуракаваляние на катке, и свой внезапный приступ душевного эксгибиционизма, и бутылку бренди (всю!.. а впрочем, бывает), и поваляшки на ковре, постепенно перетёкшие в поваляшки на кровати, пополам с состязанием в остроумии. Я не приглашала его остаться, но и не собиралась выгонять, в конце концов, на моем полигоне можно уложить четверых, без покушения на честь и достоинство (ну или вдвое больше, с покушением), и все было вполне безобидно, пока мы не заигрались окончательно... Все. Баста. Ворох приятных ощущений, мурашки, пробегающие по спине, и я знаю что буду совершенно не прочь повторить то же самое на трезвую голову. Любая попытка анализа кончается этими вот мурашками, запахами и ощущением настойчивых мужских губ... прямо к Марии-Терезии, Музеумплац и Управлению...       На часах 8:59. Здравствуй дворец Правосудия, давно не виделись, часов 12, не меньше. Я расстегиваю куртку — на улице по-прежнему +2, но отчего-то становится жарче. Бегом внутрь, пока не явился Хэлл — Рихард, наверное, ещё спит и вообще, ему сюда ехать дольше, чем мне идти. Единственная возможность «перетереть» без свидетелей...

* * * 3. Feber 1999, AM Wien, Museumstraße 12 

      В кабинете только Петер.       — Доброе утро, коллега.       — Да уж... определённо, доброе, — наверняка он заехал домой, о чем я дура только думала.       — Что-то ты рано сегодня, — Хэлл поднял глаза от бумаг. — Не спалось?       — Да все Джей, засранка. Я вчера, наконец, добралась до коробок с книгами, половину распаковала, устала до чертиков и забыла про пустую тару. Ночью с ней решила поиграть собака, и всё — прощай сон.       Собака смотрела на меня с немой укоризной. Такой подставы от меня она явно не ожидала.       — Понимаю, — Хэлл пристроился к кофеварке и начал что-то колдовать. — Однажды, мне в открытое окно свалилась соседская кошка и застряла между рам. В четыре утра...       — Черт! Но ее хоть можно было выкинуть обратно.       — Что я и сделал. Но с тех пор я еще больше люблю Рекса. Кофе?       Дверь распахнулась, в кабинет размашистым шагом влетел Рихард.       — Вот это сервис! Я еще не успел войти.       — Рихард? А мы тебя не ждали так рано...       — Вот так всегда. Джесс, привет, я тебя не заметил.       Я навожу макияж, сидя прямо на столе. Морда у меня действительно та еще. Хэлл протягивает нам чашки.       Вот уж не устаю поражаться широте души отдельных представителей рода человеческого. Вторую он явно наливал себе, а не Рихарду.       — Куда уж мне... А где заблудилась Санс?       — На месте преступления.       Я оторвалась от чашки, Хэлл — от кофеварки и, соответственно, второй попытки сварить кофе себе.       — Что?       — Я что-то пропустил?       — Около шести утра дворником в парке возле Обетной церкви найден женский труп...

* * * 3. Feber 1999, AM Wien, Votivkirche 

      — ...Убитая, если верить документам, Юлия Фриш, двадцати одного года, студентка Университета — до которого, к слову, не больше двухсот метров по любой кривой... — у Сандей, конечно, было ощущение, что она недоспала, но какое-то оно было «липовое». Она как раз встала, чтобы выпустить собак, а тут позвонил телефон. Так что в компании хмурых мужиков девушка была самой бодрой, хоть и тактично старалась этого не демонстрировать.       — Спасибо, милочка, дальше я сам.       — Доктор... — кажется, Рихард, пытаясь закрыть машину, не забыл доспать еще минут двадцать.       — И тебе, доброго утра, Рихард. Кофе?       — Обязательно. Ты случайно не ангел?       — Не более чем обычно. Скажи спасибо своей женщине.       — Да? Солнце, а почему я не знал, что у тебя есть кофе?       — Потому что ты спал всю дорогу.       — Господа, ваш цветущий семейный вид, конечно, пробуждает некую радость в моей душе, но давайте вернемся к убитой.       — И как же ее... убили?       — Вот тут начинается интересное. У жертвы перерезано горло, причем довольно зверски — располосовали буквально от уха до уха, смотри сам...       — Я лучше поверю тебе на слово.       — ...Но умерла она совсем по другой причине. Судя по всем, девушку задушили.       — Задушили?       — Я бы даже сказал, повесили — видишь, Рихард, вот этот след, уходит вверх? Либо ее подвесили, либо убийца был чрезвычайно высокого роста. Да, резали похоже  мертвую. Как видишь крови почти нет...       — Ее убили здесь?       — Не знаю. Горло перерезали, похоже, здесь — опасная бритва, со следами крови, лежала неподалеку…  а вот где убили, пока точно не скажу.       — Орудие… удушения?       — Не найдено. Но думаю эта широкая улыбка ещё поведает нам свою тайну.       — Доктор, она была...       — Изнасилована? Нет, милочка, не думаю. По крайней мере, внешних признаков нет.       — Еще бы, — инспектор чмокнул любопытную подругу в макушку и усмехнулся. — Лео, вот тебе придет в голову трахаться на улице, при нынешних температурах?       — Нет. Но убивать девушек в парке мне тоже в голову не приходит. Может дело в этом?       — Шуточки у вас! — девушка притворно наморщила нос и, наконец, отошла.       — Какие есть... Ну и дежурный идиотский вопрос: когда, ты думаешь, это случилось?       — Дежурный идиотский ответ, Рихард: подробности после вскрытия.       — Ну, хоть примерно!       — Примерно: судя по состоянию тела, ее убили 8-10 часов назад...       — В полночь плюс-минус тут были дворники ночной смены. То есть, либо ее принесли после полуночи, либо дворник ее не заметил...       — Либо сделал вид, что не заметил. Удачи, Рихард!       — И тебе тоже, Лео...

* * * 3. Feber 1999, AM Wien, Museumstraße 12 

      — ... Вот все, что я имею вам сказать.       — Понятно. А Бёка ты часом не в Университет отправил? А то он куда-то провалился.       — Сказал бы я тебе, куда провалился Бёк, да не при даме, — Рихард кивнул в мою сторону.       — Звучит интригующе.       — Честно говоря, я отправил Бёка за булочками — мы с Хэллом дружно прыснули. — А что смешного? Я встретил этого придурка буквально у дверей офиса.       — Не вижу состава преступления, — и кто меня вечно тянет за язык?       — Хэлл, ты на нее плохо действуешь, она уже говорит почти как ты.       — Я тут ни при чем, Ричи, я же не виноват, что на рабочем месте я появляюсь чаще других.       — А я так прям сплю до двенадцати! Постеснялись бы!       — Господа, я все понимаю, но я нормально не сплю часов с трёх, поэтому давайте попроще, а?       — Могу попроще: наш коллега, господин Бёк, минувшую ночь провел не без удовольствия, а поутру продолбал у этого «удовольствия» или ещё где свой телефон, и поэтому, на место преступления со мной поехала Сандей, а не этот раздолбай, которому я пытался дозвониться с половины седьмого. А он, весь такой окрыленно-просветленный, явился на работу к десяти. Кстати, Джесс, а кто не давал спать тебе? — Рихард «понимающе» усмехнулся. Дудки, начальник, я тоже так умею.       — Меня уже подозревают? — возвращаю наглую ухмылку. — Так вот, с 3:18 и до самого будильника с незафиксированными неравными временными интервалами меня будила собака, именем Джей, которой приспичило поиграть с коробками. Картонными. Из-под книг. Свидетелей нет, по крайней мере, двуногих.       — Я бы сказал, что алиби сомнительное, — он оглянулся в поисках Рекса, — если бы под одной крышей со мной не проживало сразу две собаки. Вы свободны, коллега.       Дверь распахнулась.       — А вот и я!       — А вот и Бёк! — Хэлл.       — А вот и булочки! — я.       — Да у вас прямо хоровое пение. Хэлл, присмотрись к ней получше. И если выяснишь, что она коллекционирует подтяжки, так сразу к алтарю.       — А моего мнения никто не спросит? — что-то шеф заигрался, не к добру это. Особенно в присутствии проштрафившегося «чуда».       — А ты против?       — Я против, — Хэлл поймал булочку слёту. Кажется, за сегодняшнее утро я ему безмерно должна. — Господа, у нас убийство, а вы тут шутки шутите.       — Ты как всегда прав. Так, допиваем кофе и бегом. Я — в Университет, Санс там сейчас наводит справки среди тех, кто был знаком с убитой. Джесс, Бёк, вы к Графу, потом разыщите полуночную бригаду уборщиков. Вдруг они и правда что-то видели.       — Рихард, а почему мы к Графу, а ты в Университет? Обычно ведь ты сам...       — Тебе чем-то не нравится Лео?       — Нет, но...       — Ну, вот и ладушки, Рекс идем! — что-то насвистывая себе под нос, Мозер выскочил за дверь.       — Рихард!..       — Бёк, ну что ты как маленький. Он же тебе прямым текстом сказал: он поехал в Университет, потому что его там женщина ждет. Так что просто смирись с этим и езжай к Лео.       — Ты поэтому до сих пор не женат?       — Мне хватает матушки.

* * * 3. Feber 1999, AM Wien, Museumstraße 12 

      Мы вышли из кабинета. Я без сожаления скормила остатки булочки Джей — есть не хотелось совершенно. Мы еще не сказали друг другу ни слова, но горло сжало спазмом, и сердце, сука, стучало все громче, будто подпрыгивая на каждой ступеньке.       — Предупреждая все вопросы, телефон ты забыл не у меня.       — А… А откуда ты знаешь про телефон?       — Птичка на хвосте принесла... Рихард сказал, конечно.       — Понятно.       На улице было до крайности свежо. Кажется, я забыла куртку. Мо-о-озг, ау! Ладно, плюс два — не минус двадцать. До машины двадцать метров, от машины, двадцать метров, переживу.       — Надеюсь, ты на машине? Я сегодня пешком.       — Да ты спортсменка.       — Ну да, не коньками едиными...       10-20-30-40 секунд. Наконец он открыл дверь. Интересно, господин Бёк это у вас руки после вчерашнего дрожат или все-таки от холода? Хотя я уже начинаю выдавать желаемое за действительное — просто замок успел замерзнуть.       — Карета подана.       — Бегу, начальник. Он нажал на газ, машина легко тронулась вниз по Ауэршперг. Пять минут на всё про всё.       — Кристиан...       — Джесс, извини, я знаю, что это наверное глупо, но я хо...       — Кристиан.       — Да?       — Я хочу тебя попросить... пожалуйста, никому об этом не говори.       — Об этом?       — О том, что было вчера, ты прекрасно меня понял.       — Хорошо, не буду.       Милый-милый Кристиан, голос выдает тебя до кончиков ушей. Ты говоришь «не буду» таким тоном, будто тебя вот прямо сейчас увольняют с работы, ведут на казнь или еще что похуже. А потом молчишь, хотя я вижу, как тебя буквально распирает от невысказанных глупостей. И сейчас я, кажется, тоже скажу глупость, хоть и буду каждое утро себя за нее корить. Зато не буду корить за что-то другое.       — Все-таки, ты меня не понял... Тут мы припарковались возле института. Я бы сказала, слишком резко припарковались.       — Полегче с тормозами, лихач! Я едва отстегнула ремень, как плотину молчания Кристиана наконец прорвало.       — Черт, Джесс, я знаю, я сам дурак. Да, я может не самый лучший любовник на свете, но все-таки не стоит держать меня за идиота… Ох, какие мы бываем резкие! Чертов нытик, и чем ты мне так запал?..       — Послушай сюда, Кристиан Бёк, ты действительно идиот. Если ты сейчас скажешь еще хоть слово, я выйду из этой машины и буду считать, что мы с тобой никогда не встречались. Знаешь, что? Ты самый охуительный любовник из всех, что у меня были, а их было достаточно — как бы сомнительно не звучало подобное признание.       Я хочу тебя прямо здесь и сейчас, чертов ты придурок, но если я не набрасываюсь на тебя как голодная собака, то это не потому что ты «плохой любовник», а потому я, черт возьми, не собираюсь смешивать работу и личную жизнь. Даже если меня угораздило втрескаться в одного полицейского, это не значит что все управление должно знать, что происходит в моей постели. Но если ты думаешь, что вчера оказался в ней случайно, то ты действительно самый большой недоумок на свете…       Кажется, в какой-то момент я схватила его за галстук. Потому что притянула к себе я его точно за галстук, я помню. А потом он  взял инициативу на себя. Его губы, такие горячие, буквально впились в мои, воздух вдруг внезапно кончился, а голова пошла кругом. Он вжал меня в сиденье и я тридцать три раза пожалела, что не люблю ездить с откинутой спинкой. Мои руки обвили его шею, утонули в шелковистой медной шевелюре. Я, кажется, знаю, почему ты мне так понравился, господин инспектор, чертов нытик, коротышка с неуверенными жестами и охренительно голубыми глазами. Я, кажется, знаю, какой ты на самом деле... Глоток воздуха, обжигающе ледяного, выдох...       — Кристиан... — я отстранилась, улыбнулась глядя в его по-детски обиженное (сладкого лишили, не иначе), и при этом какое-то просветленное лицо. — Мы приехали. Доктор Граф ждет. Рихард тоже. Работа ждать не будет.       Он вернулся на водительское место и стал поправлять галстук.       — Черт, женщина, как ты это делаешь?       — Я тебе вечером покажу, как — прошептала я ему на ухо, слегка прихватив его зубами за мочку. И добавила вслух:       — Причесаться не забудь, господин инспектор, — после чего выскочила из машины и захлопнула дверь.       * * *       Я легко взбежала вверх по ступенькам на кафедру. У доктора Графа наверняка найдутся сигареты. И пара баек тоже найдется, куда без них. И относительно свежий труп студентки Юлии Фриш, уроженки Вены, 21 год, рост метр пятьдесят шесть, брюнетки, крашеной... А потом можно будет выпить кофе. Только в этот раз — с сахаром.       Это утро было сладким.