Тень врага

Ноябрь Рома курил на крыльце главка и чувствовал, что внимание у него сегодня на нуле: мозг то включался, то выключался. А все потому, что он катастрофически не выспался. Всю ночь думал о предстоящей встрече с Мыциком. Из-за этого нервы натянулись струной и повсюду мерещились всякие глупости. Взять хотя бы утро, когда он вышел из дома. Кругом не было ни души, но проснулось ощущение опасности. А затем возле заднего колеса машины послышался подозрительный шорох. Шилов чуть не выхватил ствол, но это была всего лишь соседская рыжая кошка. Всю дорогу до главка Рома устало размышлял, когда и чем кончится холодная война с Никулиным. Но, как обычно, не додумался ни до чего нового. От сигареты остался только жалкий окурок, когда к Шилову подошел Орехов и спросил о деле Мыцика. Рома пожал плечами и подумал, как получше сформулировать свои сегодняшние планы о беседе в дурке. Правильные слова так и не нашлись, и он просто сказал: — Дело движется. — Надеюсь, не в бездну движется? — хмыкнул Дима. — Самому интересно, — Шилов поморщился от сигаретного дыма, что лез в глаза. — Ну-ну, — пробормотал Орехов и хотел еще что-то сказать, но его отвлек телефонный звонок, и через минуту он скрылся за дверями главка. Рома проводил его взглядом и поймал себя на внезапной мысли: ему совсем не хотелось ехать в дурку и снова повторять одно и то же про свою версию. Интересно, который раз уже? Сначала был Джексон, потом Вера, частично — еще и Дима, теперь вот Мыцик. Утешало одно — если он прав, то скоро все закончится. Он бросил окурок в урну и пошел к машине.

***

Серега много, по-настоящему много думал о своем положении. Кое-чего надумал, но ни разу не усомнился в гибели Данилова. И вот оказалось, что он жив, и пазл, почти собранный огромными усилиями, рассыпался на глазах. Правда, тут же собрался новый, но от него голова шла кругом и в мозгу бился единственный вопрос: зачем Данилов это сделал? Пазл состоял из нескольких элементов. Удар по башке. Ночная перестрелка с боевиками Грека. Сам Грек, который так и не попался. Неслучившиеся диверсии. Похищенная и найденная взрывчатка. Звонок товарища. ЧВК. Данилов. Серегино озарение. Последовавшее за ним подозрение. Парковка, снова Данилов и какой-то тип. Тот же тип уже в роли следователя. Весть о взрыве и гибели Данилова. Изолятор. Дурка. Между собой элементы не дружили. Точнее, Сереге удалось не без труда подружить некоторые, но общей картины он так и не увидел. Например, он связал удар по голове и перестрелку. Доказательств не было, но Сереге упорно казалось, что если бы он не пошел в ту ночь за Щепкиным, одной перестрелкой дело бы не ограничилось. Данилов очутился на той улице по наказу Грека. Возможно, чтобы встретить тех боевиков, один из которых был ранен, и сопроводить их куда-то, спрятать, увезти, дать наркоты… что-то еще. Но планам помешал Серега. Данилов вырубил его и уволок не вполне адекватных грековых «шестерок» в пустующий дом, а сам исчез. То, что те решили пострелять, всего лишь выходка их прокуренных мозгов. Зачем они действительно заявились в поселок, могли знать только Данилов и Грек. Так ли это, или Серега все придумал? Он допускал, что ошибся, но чувствовал, что в чем-то прав. Иначе с чего бы Данилову так психовать в коридоре ЧВК? Удалось кое-как связать и другое: Данилова, ЧВК и внезапное подозрение — а не связан ли сам Грек с этим «Пламенем»? Насколько знал Серега, до увольнения в компании Данилов занимал должность заместителя директора, то есть Миши, хотя только недавно жил в Крыму и преподавал в училище. Удивительное везение? Вряд ли. А вот Грек мог способствовать карьерному росту из стукачей в замдиры. Но какова его собственная роль в ЧВК? Он знает хозяина? А может, он и есть хозяин? Тут Серега не был уверен даже на пятьдесят процентов, но интуиция чесалась всякий раз, когда он об этом думал. Была у Сереги еще одна догадка, которая хлипко, но все-таки объединяла Грека, его наемников и странные события в Крыму. Однако от нее его постоянно штормило — уж больно все притянуто за уши, да и недоказуемо никогда в жизни, если только сам Грек не вздумает сознаваться. А что, если кража взрывчатки и последующие эпизоды были чем-то вроде проверки? Экзамена для бойцов ЧВК? Справятся — значит, подходят для настоящей работы; нет — надо избавиться от слабаков. В таком случае, возможно, тот раненный грековский парень — один из слабаков, и выжил каким-то невероятным образом. Но особо сотрудничать со следствием от почему-то не стал. Остальное практически не срасталось. Откуда взялся Зубченко? Он знал Данилова, а знал ли он Грека? Дело Сереги досталось ему — но случайно или намеренно? Если случайно, то почему он повел себя так непрофессионально? Почему так уверен в том, что именно Серега взорвал Данилова? Самому Сереге казалось, что Данилова взорвал Грек. Не сам, конечно, а ручонками какого-нибудь наемника из «Пламени». Уж кого-кого, а разных специалистов там наверняка навалом. Но Серега не был уверен в своей версии на все сто, потому что не видел четкой причины. Данилов просто надоел и превратился в «отработанный материал»? Возможно, но почему так сложно? Почему именно взрыв? И почему вскоре после разговора Данилова и Сереги? Это совпадение? А может, Данилов сообщил Греку о том, что Серега его узнал, и был убит за несдержанность? Сделал бы вид, что ничего не было — делов-то… Но даже если так, разве не логичнее было бы вместо Данилова или сразу после убить еще и Серегу, чтобы он не пошел трепаться налево и направо? Грек так и хотел, но не успел, потому что Серегу быстро заперли сначала в изоляторе, а потом в дурке? А с другой стороны, стал бы Грек вообще дергаться из-за такой мелочи? Он, собственно, где? И если не он убил Данилова, то кто? И почему, черт возьми, Зубченко так вцепился именно в Серегу? Неужели он настолько слеп и глух от потери товарища, а у Данилова не было больше ни одного врага или недоброжелателя? Серега не был силен в расследованиях и детективами никогда особо не зачитывался. Ему не хватало хладнокровия точно определить, где — просто совпадение, а где — умысел, и отделить одно от другого. Не хватало спокойствия рассмотреть всю троицу: Данилова, Зубченко и Грека — нейтрально, они по умолчанию были для него врагами. Не хватало выдержки, чтобы стерпеть исходивший от следователя скепсис и изложить ему все — от и до. Интуиция подсказывала: побереги силы для кого-то другого, этот все равно не поверит. И вот наконец появился тот, кто, кажется, готов слушать. Серега убедил себя ему довериться, хотя внутри зудела легкая неприязнь, и он отдавал себе отчет: если бы не Вера, он бы вряд ли стал говорить. Неожиданная версия заставляла переосмыслить едва ли не половину, а то и больше того, что надумал Серега. Однако эта версия всерьез заинтересовала, впереди будто замаячил долгожданный свет, правда, эта болезненная эйфория длилась всего несколько часов, а потом голова затрещала, как бы предупреждая: сейчас взорвусь. Но это не помешало Сереге всю ночь жонглировать вопросами. С чего начать? Как не запутаться и не запутать этого Шилова? А точно он выслушает или тоже будет упрямо вариться в своей солянке, как Зубченко? И сможет ли вообще помочь? Ни на что другое в голове не хватило места. И размазанная в уголке сознания совесть обиженно шипела: ты Вере-то хоть порадовался, гонцу своему с доброй вестью? Помнишь вообще, о чем говорили? Как дела у нее спросил приличия ради? Серега попытался отбиться от ее нападок: порадовался, не сразу, но все-таки! Запомнил все! А дела… раз пришла, значит, нормально все, а сантименты можно на попозже оставить, когда выберется из этой свежести. Сам он был очень благодарен Вере за то, что не услышал от нее ни «как дела?», ни «как ты тут?» В обычной жизни он ничего не имел против этого, но в четырех стенах, в тюрьме ли, в дурке или еще где — зачем? Там всегда одинаково — только хреново. Вопрос лишь в том, говорить об этом или нет. Утром Серега почувствовал себя так, будто его набили ватой — ни мыслей, ни эмоций. Поэтому заговорил он не сразу, сначала рассмотрел своего гостя. Начальник уголовного розыска Шилов представлялся ему несколько иначе, чем был на самом деле. Старше, шире, наглее, безразличнее — именно такие менты всегда попадались Сереге. Этот подполковник тоже выглядел не самым бодрым и заинтересованным, но в глазах сверкало любопытство. — Как вам вообще сама мысль о том, что Данилов не взорвался? Нравится? — спросил Шилов. — Как вы до нее додумались? — серьезно спросил Серега, он был бы рад улыбнуться или сделать тон помягче, но мимика и голос плохо слушались. — Случайно. До таких версий додумываются либо случайно… — Либо? — Либо пережив нечто схожее. В моем случае… — Шилов сделал маленькую паузу, — я просто послушал свою жену. Серега кивнул. Он тоже собирался послушать свою жену («Доверься ему. Он обещал тебя вытащить»), поэтому с готовностью стал слушать дальше: спросит что-то или попросит объясниться? — Хотя, по правде говоря, язык не поворачивается назвать эту версию версией. Пока только ее тень. И ее нужно подтвердить или опровергнуть, а для этого требуются факты… Факты? Серега чуть не хмыкнул. То есть им нужно подтвердить, что Данилов жив — и это только начало… — Давайте так. Сначала я расскажу, почему я отмел две другие версии, а потом вы мне расскажете свою историю, — предложил Шилов. — Первая версия банальная, убийца — вы. Но я в нее не верю. Первое время допускал, а еще она понравилась моему другу и помощнику. Уж простите, у него… несколько предвзятое отношение к военным. Спишем все на контузию, хорошо? Серега все-таки смог сдержанно улыбнуться. Слышать о том, что, несмотря на «железные доказательства», как орал Зубченко, его виновность выглядит неубедительно, было приятно. — Все просто. Дело даже не в мотиве, которого я так и не понял, а в удивительном раздолбайстве с вашей стороны. Посудите сами, если бы вы решились убить кого-то, разве стали бы светить свои навыки? Стали бы лезть под камеры? Надевать форму? Держать у себя дома что-то, указывающее на связь с убитым? Ну и вдобавок все, с кем удалось о вас поговорить, отзывались исключительно удивленно и положительно. Серега почувствовал, что легкое напряжение где-то в животе уходит: слова Шилова успокаивали. И вспомнил, что следователь Зубченко списал Серегино «раздолбайство» на неукротимую жажду убивать, мол, эмоции, какое уж тут спецназовское хладнокровие? У Сереги от воспоминаний защекотало в пальцах — тогда было точно так же, от жажды придушить следователя. А Шилов тем временем продолжил: — Вторая версия еще смешнее. Мне отчего-то казалось, что убил Данилова и подставил вас кто-то третий, кого знаете вы и кого знал Данилов. Но я так не нашел поблизости никого подходящего на эту роль… — А почему вы решили, что он должен быть поблизости, а не где-нибудь… далеко? — спросил Серега. — Интуиция, — отозвался Шилов после короткого раздумья. Поблизости, значит. Серега задумался, где сейчас мог быть Данилов. Судя по всему, идея с подставой нашла на него наскоком, без особой подготовки, ведь с их встречи до взрыва прошли считанные дни. Хватило ли у него нервов пустить все на самотек или он был где-то рядом? Наблюдал?.. Но зачем? — Третья версия держится, по большому счету, на нескольких подозрительных странностях. Например, на криво и со спешкой проведенном опознании трупа… — Как это? — не понял Серега. — С обгоревшими трупами всегда сложно, а экспертизу ДНК проводят редко, потому что дорого и долго. Этот труп обозвали Даниловым только благодаря тому, что на трупе нашли его жетон. Ну, и признали в качестве доказательства запись, где он садится в машину. — То есть опознание… как это говорится?.. косвенное? Шилов кивнул и продолжил: — Думаю, жетон просто подкинули. На нем есть следы горения, но хрен знает, может, просто в камине каком-нибудь подержали. Вторая странность — смонтированное видео. Оно как бы состоит из двух частей. В первой части прекрасно видно, как Данилов садится в свою машину. А во второй машина взрывается. Невооруженным взглядом монтаж не заметен, но это не значит, что его нет. Вопрос в том, почему мой человек его обнаружил, а эксперт-техник — нет?.. — То есть… — Серега напряженно почесал переносицу. — В машине был другой человек, похожий на Данилова. А если. если это все-таки он, а монтаж… ну, технический брак, сбой системы или что-то типа того?.. — Исключено. Неужели вы думаете, что я обратился к специалисту, который не отличит монтаж и брак? Хотя, конечно, пока я не найду живого Данилова или железные факты, указывающие на это, мне вряд ли поверят с большим удовольствием. Но вы, смотрю, поверили, — Шилов ухмыльнулся. Они немного помолчали, а затем Серега заговорил: — Но как это возможно — смонтировать видео, по сути, с чужой камеры? Это же не регистратор какой-нибудь, не мобильник. Или я чего-то не понимаю? — Я тоже задался этим вопросом. Четкого ответа, увы, так и нет. Скорее всего запись переделали после того, как ее изъял следователь. Наверняка практически сразу после взрыва… — А подлинник? — Его уничтожили. Компания, которой принадлежат камеры, просто не хранит записи долго. Увы, я опоздал буквально на день. И, разумеется, охранник, наблюдавший за камерами, ни черта не помнит, кто именно подошел в то утро к машине… — Могли бы и придержать, — пробормотал Серега. — Все-таки взрыв случился. Мало ли… — Так у них мысли не возникло, что что-то пойдет не так. Следаку-то они отдали нормальную запись и знать не знали, что ее подкорректируют. — А есть шанс, что подлинник сохранился у Зубченко? — с надеждой спросил Серега. Мозги у него работали так усердно, что, казалось, они вот-вот перегреются. — Шанс есть всегда, — сказал Шилов. — И настоящее видео найти, и понять все-таки, кто взорвался. И найти Данилова, хотя не знаю, в городе он или уже свалил. Я бы на его месте здесь не задерживался. В этот момент у него в кармане звякнул телефон. Судя по тому, как он уставился на дисплей, пришло сообщение. Серега наблюдал за ним краем глаза и думал, что значит «понять, кто все-таки взорвался»? Намек на новую экспертизу? Но не будет же он тратиться на ДНК-исследование! Сам Шилов тем временем хмыкнул и посмотрел на Серегу. Вид у него стал такой, словно он, как охотничья собака, почуял дичь. — Труп сейчас проверяют тщательнее. Возможно, что-нибудь из этого выйдет. А мой друг, тот самый контуженный, сейчас наблюдает за Зубченко. На всякий случай. Сразу после вас, я надеюсь, получится с ним потолковать. И о связи с Даниловым, и о том, кто играл его роль, и о записи. Серега кивнул и почувствовал себя идиотом. Как же так! Ни одного чертового раза не допустил, что Данилов жив! — М-м, выходит, я вам не так уж и нужен, — заметил он. — Я понятия не имею, где Данилов. Не знаю, кого он мог посадить в машину вместо себя и, главное, каким образом. Не знаю ничего о Зубченко… — Ну, кое-что знаете. Я вот, например, узнал об их дружбе случайно, а вы? — Я увидел их вместе на парковке бизнес-центра, тогда, после нашего разговора. Данилов вышел почти сразу после меня, а Зубченко ждал его у своей машины. Они говорили о чем-то, но я не слышал. Да и какая мне была разница, и я быстро уехал. — Вот как, — задумчиво протянул Шилов. — Но вы не правы, кое для чего вы мне нужны. Именно поэтому я тут, а не с Зубченко. — Для чего же? — О чем вы говорили с Даниловым? Почему вдруг он накинулся на вас? Серега поймал себя на мысли, что не знает, как начать. С командировки? Это долго. А если сказать просто «я кое-что вспомнил и поэтому Данилов сорвался с цепи», яснее Шилову не станет. Он вообще в курсе командировки в Крым? Знает о Греке? — Это не самая короткая история, — размыто начал Серега. — Началась она в Крыму. Там мне дали по башке и в ту же ночь произошла перестрелка… — С Греком и его людьми, — подхватил Шилов. Серега выдохнул: ну хоть разжевывать все-все не придется, можно обойтись широкими мазками. — Вы догадались, что это был он, а не Щепкин, — продолжил свою мысль Шилов и пояснил, увидев облегченно-удивленный взгляд: — Я расспросил Пригова и сложил два и два. А с чего вдруг вы сообразили? — Смешно сказать, запах вспомнил. Вроде бы обычный, ничего такого, но в башке как будто лампочка зажглась, что это именно он. — И вы сказали ему об этом?.. — Нет! Я хотел просто уйти, все равно уже разговор в тупик зашел. Но, видимо, у него чуйка сработала, а меня глаза выдали, я же не ожидал такого! Думал, просто от работы иду отказываться, а там этот… — Угу, — кивнул Шилов. — Уйти не получилось, потому что Данилов попытался вас… ну, скажем так, развести на драку. — Типа того, — Серега утомленно почесал затылок, по которому уже пару минут словно стучали молотками. — Он как-то резко распсиховался. И, главное, на пустом месте! Как будто после моих догадок его сразу бы заковали в кандалы… Но ведь это не так. Подумаешь, вспомнил я запах — и чего? — Может, еще что-то было? Вспомните, — попросил Шилов. Серега напряг память и пожал плечами: — Когда он понял, что я догадался, он спросил, мол, это же между нами останется? И напомнил про Щепкина, что его якобы по моим показаниям задержали. Но там не совсем так было с Щепкиным!.. — Да к черту Щепкина, про Данилова давай, — резко велел Шилов, перейдя на «ты», хотя ни он, ни Серега не заметили. — Потом… — Серега столько раз прокручивал в голове тот разговор, но сейчас не мог ни на чем сосредоточиться. — Потом он сказал, что я просто попался под руку, а он выполнял приказ Грека… — Сам сказал? — Нет, он сказал, что ему приказали быть там в ту ночь. А я уже сам додумал, потому что знал, что кто-то из «своих» сливал информацию, и спросил, мол, Грек приказал? Данилов не ответил, но на морде все написано было. Закончив, Серега выдохнул. Внутри резко полегчало, будто душу излил. Он посмотрел на Шилова, тот явно гадал, в какой именно момент Данилову пришла в голову идея с инсценировкой. — Что еще надумал? — спросил он. — Времени-то тут много… — Ну, вообще-то… — Серега чуть стушевался, — я был твердо уверен, что Данилов труп, и мне казалось, что убил… заказал… его Грек. Не знаю, может, просто надоел или из-за нашего разговора. Хотя насчет разговора могу ошибаться, ведь в таком случае ему логично было бы убить и меня… Он уставился на Шилова. Тот выдержал взгляд, но Серега так и не смог даже близко предположить, о чем он думал. Затем Серега продолжил: — Еще мне показалось странным, как это так вышло, что Данилов лихо сменил погоны на кресло замдира, причем не в Крыму, а в Питере. И не какой-то торговой компании, а охранки, которая на деле не охранка вовсе. — Кто хозяин? — спросил Шилов. — Директор не говорил? Серега покачал головой и припомнил, каким молчаливым тихоней стал Миша, как только он завел об этом разговор. — Но мне иногда кажется, что это Грек или кто-то, кого он знает. И Данилова в «Пламя» устроил именно он. — Факты? — Чего нет, того нет, — Серега развел руками. — Я даже не помню толком, как пришел к этой мысли. Наверное, после того, как вспомнил слова Пригова. Он еще перед командировкой рассказывал, что Грек довольно долго болтался в разных лагерях боевиков. А мутная ЧВК чем не подобный лагерь местного разлива? — А в Крыму, значит, он своих волчат выгуливал, — пробормотал Шилов к полной Серегиной неожиданности. Он вскинул на него острый, удивленный взгляд и недоверчиво подумал, чуть не сказав это вслух: может, не такая уж это и притянутая за уши догадка, или мы оба бредим? — Занятно, — пробормотал Шилов. — А что насчет Зубченко? — Ничего. Сейчас вроде ясно, он Данилову помогает, а раньше непонятный был… — Ты даже не пытался с ним объясниться? — Пытался, то есть нет, хотел, но не вышло, — чертовски неуверенно отозвался Серега. — Когда он меня «топить» стал с бараньим упрямством, как-то сразу отпало желание силы на него тратить. Я решил понаблюдать А потом он меня здесь запер, и я понял, что спешить особо некуда. В то, что меня дураком признают, я не особо верил. Да и законы знаю. После экспертизы он бы меня все равно выпустил скорее всего. Хотя было, конечно, жирное опасение, что у него на уме подлость какая-то. Такому слова лишнего не скажешь, мигом все переиначит против меня. А у меня и так биография так себе, судьи такие любят. Короче, поэтому помолчать решил. — «В искусстве красноречия главное — умение молчать», — процитировал Шилов кодекс Бусидо. Серега кивнул — в точку. А Шилов продолжил с весьма мрачным видом: — И все-таки я в упор не вижу мотива. Нормального мотива, из-за которого стоит так надрываться: взрывник, камеры, следак, левый труп, дурка. Думал, ты мне посущественнее причину стычки назовешь. Ну, допустим, испугался он разоблачения, но… — Как-то глупо, — сказал Серега. — У меня же на него, по сути, ничего не было, одни предположения. Я точно знаю, что в ту ночь в поселке Данилова не видели. Он на хорошем счету. Проследить его связь с Греком через «Пламя» — теоретически, может получиться, практически, дохлый номер. Ну, максимум бы его немного фээсбэшники потрепали и отпустили. — Угу. Ты поэтому к Пригову не пошел? Потому что одни догадки были? — Ну… — Серега вспомнил свои ощущения, когда он гадал, как ему быть, голова тогда казалась квадратной. — Первые дни я вообще не знал, как все ему сформулировать. Да и в городе его не было. А передавать через кого-то… затея выглядела тупой. Я же не знал, что меня вот-вот закроют. А уже здесь мог, наверное, через отца его, но… — Серега потер ноющие виски. — Это я сейчас могу более-менее все объяснить. Буквально как день-два до меня стало доходить, а до этого — тут догадка, здесь догадка. Даже если бы Пригов мне поверил, то не факт, что кто-то выше всерьез послушал бы его, и плевать, что генерал. Уж кого-кого, а генералов везде хватает. Серега перевел дух. Ему показалось, что вышло запутанно и невнятно, но по-другому не удалось. Через полминуты он продолжил: — Да и что меня больше всего смущало, так это труп Данилова. Я был уверен, что пока сам не допру, почему в этом обвинили именно меня, говорить точно не стоит. Вот если бы знал, что никакой он не труп… — Тогда было бы гораздо проще, — подхватил Шилов. Снова зазвенело молчание. Но оно категорически не нравилось Сереге — напрягало, оглушало, сдавливало неры. — Что дальше-то со мной будет? — спросил он минут через пять. — Отпустят. — Сегодня? — Да щас, разбежался, посидишь еще день, два или побольше, — немного заторможенно сказал Шилов, он явно был занят другим. — Дело другому следаку передадут, а там уже либо развалится, либо его признают незаконным, либо «заглухарят»… Вариантов много. — А можно как-нибудь?.. — Серега прикусил язык, но тут же продолжил: — Может, я пригожусь для дела сейчас? Не тут, а на свободе… Умом Серега понимал, что ему уже секунд тридцать как пора наглухо заткнуться. Но язык был другого мнения — все трепал и трепал. И дело было даже не в большом желании разобраться в деле или помочь Шилову — он не выглядел беспомощным. Просто Серегу до одурения достало просиживать штаны в дурке, осознавая, что дело может в любой момент посыпаться или круто свернуть, и его все равно отпустят. Так почему бы не прямо сейчас? — Я знаю, что меня до сих пор держат тут только потому, что вы на этом настояли, — продолжил Серега. — Боитесь, что я проблемный? Нет! — Но ты не домой к жене под крыло просишься, — сказал Шилов. — Возмездие-то в кишках, чую, не просто шевелится, а лягается, а? Серега хотел возмутиться: какое еще возмездие?! Но понял, что Шилов не далек от истины. Что-то внутри действительно неприятно скреблось и кусалось. И, кажется, с тех самых пор, как Шилов сказал, что собирается сегодня увидеться с Зубченко. Серега не собирался его трогать, даже говорить с ним желания не наблюдалось. Ему просто хотелось увидеть его не на коне — насмотрелся уже, а под конем — прижатым к стенке. Серега ни на минуту не сомневался, что в компании Шилова следователь будет чувствовать себя именно так. — Да и как я тебя отсюда уведу? Этот старик Пригов вряд ли будет в восторге… — Ну, придумай что-нибудь, — убедительным и жестким тоном попросил Серега. — Я правда могу пригодиться. По виду Шилова он догадался, что тот потихоньку злится. Или нет? Но отказываться от своей идеи Серега в упор не хотел: он уже видел себя на воле и во всю представлял перекошенную рожу Зубченко, а позже, возможно, и Данилова. Только бы он был где-то в городе. — Я понятия не имею, как уболтать Пригова, — твердо произнес Шилов и встал со стула. — Как ты уболтал его насчет Веры? — Серега готов был удерживать его силой. — С тобой этот фокус не пройдет. — Почему? — Потому что мужчины не беременеют. — Что?.. Последний вопрос Серега задал уже в полном одиночестве.

***

«Данилов дал по башке. Мыцик его узнал. Потолкались в коридоре. Зубченко был рядом. Всего несколько дней. Неизвестный взрывник. Взрыв. Труп. Жетон как доказательства при опознании трупа. Смонтированная запись. ЧВК. Грек. Снова Данилов. Дело у Зубченко». Шилов вывел последнюю букву в блокноте и посмотрел со стороны. На бумаге все выглядело аккуратно, но не слишком связно. А в голове так вообще слова будто завязались в косичку. От разговора с Мыциком Рома, по большому счету, не ждал чудес. Хотелось, во-первых, посмотреть на это нечто с богатой биографией вживую и, во-вторых, нащупать-таки мотив: с чего ради Данилов взялся его подставлять. Уговорить Пригова оказалось неожиданно легко: то ли он сам поверил, что Мыцик сидит не за дело, то ли Шилов его просто замучил своими просьбами и визитами. Хотя было-то их всего ничего. А может, Роме просто повезло, и Виктору Степановичу было некогда или неудобно спорить. Одним словом, своего он добился. Напротив первого пункта Шилов смело нарисовал плюсик. Мыцик не то чтобы понравился ему, но был похож на человека, с которым можно смело иметь дело — и плевать, что знакомы всего-ничего. Наверное, именно поэтому Рома не сразу, но прислушался к его словам и решил вытащить из дурки. Мыцик действительно мог пригодиться и, судя по сообщению Джексона: «притащился домой только что бухой в дрова», — очень скоро. У Шилова в отпуске и в частном расследовании не было в распоряжении взвода спецназа, а у Мыцика были кое-какие преимущества: серьезные навыки и личное знакомство с Даниловым, то есть он мог его узнать даже замаскированного под кого-то другого. Как именно вызволить Мыцика, Шилов пока не знал, но успокаивал себя: сам из тюрьмы сбегал, задержанных подчиненных спасал — что, с «психом» не справишься? Можно украсть. Можно уговорить Диму помочь. Можно… Со вторым пунктом было сложнее — серьезного мотива Рома так и не увидел. Да черт возьми, со стороны Мыцика, получается, даже угроз не последовало, ни тебе «жди ментов», ни «суши сухари». И к Пригову он сразу не побежал со своими хлипкими домыслами. С какого же тогда перепугу Данилов развил бурную деятельность? Шилов думал об этом всю дорогу, пока ехал к Жене. Тот взялся следить за Зубченко еще с вечера. Скучать ему не пришлось. Шилов знал об этом благодаря сообщениям Джексона. Сначала Зубченко пунктуально ушел с работы ровно в шесть часов и добрался до дома. Через час он вызвал такси и уехал в бар, где покуралесил до четырех часов утра. Он бы вряд ли ушел сам — его буквально вышвырнули в связи с закрытием. Затем Зубченко около часа бродил по городу побитой собакой и устроился спать на скамейке. Жене, который следовал за ним практически не скрываясь — тот все равно ни черта не соображал — пришлось минут десять пинать его, чтобы встал и пошел дальше, иначе замерзнет. Сверхкороткий сон явно подкинул Зубченко новую гениальную идею, и еще несколько часов тот провел в круглосуточном кальян-баре: пил, курил, ел и просто каким-то чудом не умер после такого издевательства над организмом. Наконец ближе к обеду Зубченко живой, но, мягко говоря, нетрезвый добрался до дома. — Сдается мне, он в алкогольной коме, — заявил Джексон, когда Рома забрался в его «мерседес», припаркованный в шумном из-за визга детворы на площадке дворе Зубченко. — Ждать, пока протрезвеет, не вариант, — сказал Шилов. Изнутри его щекотало ощущение, что Зубченко — это ключик ко всем вопросам. Но ничем, кроме ощущений, он похвастаться не мог. Еще вчера, едва разобравшись с Верой, Рома запряг своих вездесущих информаторов на поиски Данилова: где угодно и как угодно. Затем отправил Алмазова в фирму, которой принадлежали камеры, что засняли взрыв. Он порадовался, что это не какая-то госкорпорация, а страховая компания — значит, мороки будет меньше. Люди там попались адекватные и рассказали, как Зубченко в день взрыва изъял у них записи за всю неделю и больше не приходил. А копию безвозвратно стерли буквально день назад согласно срокам — зачем хранить? Услышав отчет Алмазова, Шилов чуть не взвыл от злости на себя: почему он раньше не догадался сходить в эту компанию?! Алмазов, кажется, принял это на свой счет и смертельно побледнел. Следующей жертвой стал Савин. Он вызвался тщательно проверить тело, но напомнил, что результат будет нескоро. Зато его железно можно будет приложить к делу. Рома попытался упросить сделать все поскорее. Но Андрей Николаевич был невозмутим: — Сериалов, что ли, насмотрелся? Поскорее! Иди отсюда, работать мешаешь! Климов тоже не сидел без дела. Рома поручил ему отталкиваться от того, что Данилов жив, и велел поискать его на всех доступных камерах в последующие после взрыва дни. Выезды из города, заправки, посты ГИБДД — может быть, где-то засветился. Вокзалы, аэропорты, морской порт — тоже, на случай, если он совсем дурак. Олег чуть не всплакнул от объема работы, но Шилов лишь раздраженно отмахнулся. Он задыхался от собственной непривычной заторможенности: почему только сейчас додумался поискать его на камерах?! Внутренний голос пытался до него докричаться, мол, ты же был уверен, что Данилов труп и тухнет в морге. А осенило тебя буквально только что! Хорош загоняться и других гонять! Но Рома, разумеется, не слушал. Ему требовался живой Данилов — лучше лично, но можно и на камерах, главное — после даты взрыва. Тогда будет не стыдно озвучить версию об инсценировке во всеуслышание, а не только Орехову, который отреагировал довольно обидным: «Ты пьяный, что ли?..» Разговор с Димой вообще дался Шилову тяжеловато. Друг и начальник в одном лице больше всего в жизни не любил странности. А Рома взял и выдал ему такую жирную странность, что того аж перекосило. — Так, еще раз, — тоном, не предвещавшим ничего хорошего, сказал Орехов. — У тебя были две версии. Ты поговорил с женой и появилась третья. Да такая, что все остальное резко стало по боку. И ты уверен, что Данилов жив. — Да… — Уверен только потому, что запись с взрывом вызывает сомнения. — Смонтирована это называется, — подсказал Шилов. — А еще у меня сомнения от того, что наш эксперт следов монтажа почему-то не заметил. — Что касается самого трупа, — продолжал Дима, — его опознали, как Данилова… — Предварительно и спешно, потому что следак Зубченко подгонял. Савин вызвался все перепроверить. — Так, хорошо, — у Орехова вырвался нервный смешок. — То есть теперь мы зависим от Савина и результатов экспертизы. — Ну, в общем-то, как всегда. — А эксперт-техник что говорит? — Ничего. Меня послал, потом я замотался, а сейчас его уже нет, резко ушел на «больняк» и уехал в неизвестном направлении… С этим экспертом-техником Рома здорово промахнулся и признавал ошибку. Нужно было насесть на него сразу, как только стало ясно, что запись смонтирована — глядишь, раскололся бы. Но Шилова захлестнули другие дела: поговорить с Савиным, организовать Вере встречу с Мыциком, озадачить оперативников из родного убойного, отправить Джексона следить за Зубченко… И что теперь? Эксперт вне зоны досягаемости. Все пашут в поисках Данилова. А вся надежда — на Зубченко, который, как очень верно предположил Джексон, наверное, уже в глубоком пьяном коматозе. — Вон то окно… Рома? Рома! Шилов почувствовал весьма болезненный толчок в плечо и еле отбрехался от мыслей, которые кружили в голове хороводом. Он проморгался и посмотрел на Женю: — А? — Бэ. Вон то окно, говорю, на четвертом этаже. Он вчера приехал домой, вошел в подъезд и — через пару минут в той квартире свет зажегся. Ну, а когда уходил, наоборот, свет погас. Рома посмотрел на пятиэтажку перед собой и прикинул, что это за квартира, судя по окну. Параллельно он размышлял, как быть. Ввалиться в дом и воспользоваться пьянством Зубченко? Глядишь, будет меньше упираться и что-нибудь сболтнет. А он вообще говорить может или лежит там под дверью невменяемый, заблевав все вокруг? — Пошли, пообщаемся, — наконец решился Шилов, а Джексон поддержал его кровожадной ухмылкой.

***

После разговора с Шиловым Серега был не в состоянии спать, есть, слоняться по коридорам, бездельничать. Он смог только лечь на койку и уставиться в потолок. В голове яростно дрались мысли, и Серега явственно ощущал их удары. Раз — по затылку! Два — в лоб! Три — в висок! Мысль о Данилове была самая болезненная. Она одновременно бодрила и вгоняла в ступор. Зачем же ему понадобилось инсценировать свою смерть, а главное, зачем он подставил Серегу? Испугался наказания? Допустим, но не лучше ли ему было тогда просто сбежать сразу после разговора или взрыва? Однако он поступил по-другому: нашел взрывника, похожего на Серегу, попросил — наверняка! — своего друга Зубченко насесть на него и подкинуть Сереге в квартиру доказательства о слежке. На кой черт? Как будто в изоляторе или дурке Серега не мог бы рассказать правду. Предусмотрительнее было бы просто убить его, Серегу. И с какой радости Зубченко согласился помочь Данилову? Из-за одной только дружбы? Да не может быть! Вторая мысль была всецело посвящена Шилову. Серега чувствовал, что тот близок к цели. А еще знал, что ему, в общем-то, под силу вытащить его отсюда. И ведь не за просто так, Серега действительно мог для чего-нибудь сгодиться. Он знал Данилова и был с ним одного уровня подготовки. Но Шилов почему-то этого не оценил. По крайней мере, так Сереге казалось, пока его дурной покой не потревожил все тот же санитар. Выглядел он на этот раз странно, одновременно воодушевленно и сердито. Когда санитар вновь повел Серегу по коридорам, он невольно задумался, уж не избить ли его собираются? Рожа соответствовала. Но санитар завел его в комнату, смахивающую на кладовку: повсюду тряпки, швабры и запах порошка, — вытащил из угла черный пакет и протянул Сереге: — Переодевайся. Повторять дважды не пришлось. Серега запихал рвущиеся из глотки вопросы и легкое изумление поглубже — до лучших временем — и за минуту сменил больничные шмотки на обычную одежду. Затем санитар повел его по коридору, свернул, завел под лестницу и вывел через аварийный выход. Впереди в обе стороны тянулся глухой забор. Под ногами хлюпала снежная грязь. — Лезь через забор. — А дальше? — Там машина. Камер здесь нет. Не попадешься. Серега кивнул и, чувствуя себя героем плохого боевика, подошел к забору. Туда, где была навалена груда всякого хлама — неплохой трамплин. Дальше легко — подтянуться, забраться, спрыгнуть на ту сторону. А там его ждал Шилов и поприветствовал фразой: — Ты мне пять штук должен. Цена твоей свободы. — Пригов убьет, — в свою очередь заявил Серега, когда оба уже сидели в машине и уехали в неизвестном ему направлении. — Старший или младший? — хмыкнул Шилов. — Да оба. Некоторое время они молчали. Сначала Серега таращился на дорогу — ощущение было такое, словно он отсидел пару лет и вот наконец вышел, даже дышалось легче. Потом он осмотрел одежду — штаны в самый раз, кофта с капюшоном маловата, а куртка, наоборот, чуть великовата, но в целом нормально. Только откуда все это? — Завалялось в закромах главка. Ну, всякое, за чем хозяева так и не пришли, или что периодически используется для работы, — словно прочитал его мысли Шилов. — Я подумал, что в пижамке тебе будет жарко, а в хату к тебе лезть… боюсь, жена не поймет. — Понял, — послушно кивнул Серега и спросил: — Объясни хоть, куда едем? В комнате свиданий на «ты» он перешел сам того не заметив, был слишком напряжен и не слишком следил за словами. А после побега, организованного Шиловым, «выкать» казалось глупым. — К Зубченко в квартиру. Нашлась запись. Настоящая. Я хочу, чтобы ты взглянул. — Шутишь? — пробормотал Серега, не поверив ушам. Шилов не ответил. Вид у него был двоякий: вроде бы доволен, а вроде и не очень. Что же он там увидел-то на видео? Или это из-за чего другого? Серега размышлял об этом всю дорогу. Точнее, пытался, но постоянно переключался к ревущей во всю глотку мысли: сейчас он увидит, что произошло в тот день на самом деле. Наконец «тойота» встала под окнами пятиэтажки. Серега выбрался из машины с замершим сердцем и непослушными ногами, и только беззаботные возгласы детей на качелях и горке заставили его стряхнуть с себя легкое оцепенение. Спокойно. С чего это он так разволновался? Пока поднимались по лестнице, Серега пытался представить себе квартиру Зубченко. Но все зыбкие картинки разлетелись в прах, когда он перешагнул порог. Двушка выглядела так, словно в ней похозяйничал маленький смерч. Прихожая и кухня были еще ничего, а вот гостиная, да и спальня (Серега успел заметить краем глаза через открытую дверь) оказались перевернуты с ног на голову. Из спальни так еще несло чем-то мерзким. Под ногами хрустела всякая мелочевка: ручки, фоторамки, зарядники от телефонов и прочих гаджетов, флаконы от парфюма, осколки изящной вазы и, кажется, того, что еще недавно было симпатичным желтым светильником. В углу свалился на бок еще один длинный светильник. В центре гостиной кверху ножками валялся столик. Экран телевизора, что висел на стене, местами треснул. Настенные часы, казалось, вот-вот рухнут. Накидка для дивана сползла до самого пола. На самом диване сидели двое: крупный мордатый тип, больше похожий на бандита, чем на мента, и худощавый кудрявый очкарик. Первый, судя по расслабленной позе, в этом бардаке чувствовал себя как рыба в воде. А второй, кажется, вообще ничего, кроме ноутбука у себя на коленях, не видел. Серега, уставившись на них, задумался, а где, собственно, Зубченко, и хотел уже спросить вслух. Но вдруг услышал откуда-то сбоку какие-то булькающие, хрюкающие, хрипящие звуки. — Минут двадцать уже унитаз пугает, — сообщил бугай и пристально вытаращился на Серегу. От его взгляда Сереге стало неуютно. Он в принципе не любил, когда его рассматривали, а последние дни все только этим и занимались, поэтому терпение его было на исходе. — Сань, — позвал Шилов, и очкарик наконец поднял голову от экрана ноутбука. — Покажи запись. Через две минуты пошли черно-белые кадры. Две секунды любования пустым двором — наконец появился человек. Качество записи было не ахти, и Сереге пришлось прищуриться, чтобы лучше видеть. По обе стороны от себя он чувствовал выжидающие взгляды и подумал, что без них было бы проще — они давили и будто требовали «опознавай давай!» Не Данилов. Это Серега понял сразу, и дело было не в версии с инсценировкой, в которую они все отчаянно вцепились. Человек был похож на Данилова ростом, телосложением, да и лицом более-менее, учитывая качество видео, но он совершенно по-другому двигался. Более развязно — бывшие военные, которые всего несколько месяцев, как завязали со службой — даже с преподаванием военной тактики! — так не двигаются. Этот двигался… Думай, Серега! …вразвалку или враскачку, как… Нет! Немыслимо! Серегу осенило, но он испугался своей догадки и, словно пытаясь отбросить ее, всмотрелся в человека. Тот подошел к машине, замер, посмотрел влево, а затем вправо, лицо во второй или третий раз мелькнуло в кадре. Обычное лицо, немолодое, но и нестарое, черты размыты, еле-еле различим разве что нос. Довольно крупный. Волосы очень короткие, светлые. Или это только так кажется на черно-белом фоне? Бабах! Звука не было, но Серега его словно услышал, а потом сказал задумчиво и чувствуя, как вхолостую щелкает память: — Еще раз. — Ты его знаешь? — спросил Шилов. — Еще раз, — повторил Серега и постарался выровнять голос. Снова черно-белые кадры. Походка враскачку. Оглянулся раз, оглянулся два. Но лица не распознать — слишком быстро. Подошел к машине, остановился. Опять головой туда-сюда. Теперь времени рассмотреть на долю секунды больше. Нос сразу бросился в глаза. И волосы — короткие-короткие, будто совсем недавно отросли на лысой голове. И походка. Вразвалку. Враскачку. Морская походка. Военные на суше так не ходят. Так ходят моряки. — Это, кажется, Грек.