Прелести жизни

      Каждый раз, когда Дженк просачивался внутрь погруженной в полумрак квартиры, его встречала тишина. Всего на секунду жизнь в его трехкомнатном жилище замирала, а затем взрывалась громким детским криком. Он настолько привык к этому моменту, что проворачивая ключ в замке, уже предвкушал, как кольцо маленьких рук сомкнется на его шее, как маленький человечек нащебечет за минуту с дюжину забавных историй и даже пару раз хорошенечко заедет ему по носу: ведь извиваться во все стороны и забывать о безопасности — это то, что постоянно делают дети в возрасте четырех лет. Парень переступил порог родной квартиры, прислушался к отсутствию звуков и, забыв про обувь, тревожно прошагал в детскую. — Дженк, он спит. — Голос Дамлы остановил его на полпути: в тот момент, когда пальцы обхватили металлическую ручку. — После обеда он так и не смог заснуть, поэтому мы вышли погулять на детскую площадку, а ему только волю дай, ты же знаешь. Умотал всех и спустя часа три устал настолько, что сразу забрался в кровать. Едва успела его раздеть. — В этом ребенке столько энергии, что с ним иногда сложно справиться. — Дженк усмехнулся, на ходу скинув кожаные туфли и направившись в кухню, откуда доносились аппетитные запахи тушеных овощей и сваренного риса. — Ммм, это пахнет восхитительно! Я и не знал, что моя сестра так вкусно готовит! Смотри-ка, от бесконечного просмотра кулинарных страничек все-таки есть толк!       Дамла театрально закатила глаза, что означало нечто среднее между «Дурак, ничего ты не понимаешь!» и «Как ты посмел усомниться в моих талантах?!» и, пока брат скрылся в недрах спальни, торопливо накрывала на стол. Каждое её движение было преисполнено плавности и грациозности — она попросту боялась проявить неосторожность, издать лишний шум и разбудить племянника. Без тени сомнения, она любила светловолосого ангелочка, нет — обожала, — но вечер в тишине был жизненно необходим обоим Карачаям. Когда на деревянном столике аккуратно расположилась композиция заполненных едой тарелок, девушка устало опустилась на стул и спрятала лицо в ладонях. В голове, словно субтитры в фильме, вспыхивали реплики предстоящего разговора. Дамла оттягивала обсуждение проблемы до последнего, надеясь, что решение непростой ситуации свалится ей на голову внезапным озарением, но чуда не произошло. Проблема оставалась проблемой. — Иногда он может чудовищно утомить. — Девушка вздрогнула, когда голос брата раздался над самым ее ухом и сильная рука ободряюще сжала её предплечье. — Знаю по собственному опыту. Но, поверь, этот возраст намного приятнее, чем памперсный период. — Даже представлять не хочу. — Но воображение сразу подкинуло несколько ярких картинок, где Дженк справляется с кормлением и купанием малыша и воюет с грязными памперсами. Период, с которым, по мнению многих женщин, не может справиться ни один мужчина, он успешно прошел в одиночку.       Пока Дженк жадно уплетал порцию тушеных овощей, которые, по правде говоря, были куплены в ближайшем супермаркете, Дамла с отточенной внимательностью сыщика изучала перемены во внешности брата. Светлые волосы, ореховые глаза, едва заметная, виноватая улыбка, играющие при каждом движении мускулы, которые он тщетно скрывал под майкой на размер больше — казалось бы, ничего не изменилось. Но короткий ежик слегка серебрился в предзакатных солнечных лучах, вокруг глаз разбежались морщинки, а в глазах, отражениях озорства и беззаботности, сквозила бесконечная усталость. Знакомый ей с детства Дженк Карачай стал далёким и чужим, но все ещё оставался горячо любимым братом.       Когда Дамла впервые за четыре года ответила на входящий звонок Дженка: его мысли перескакивали с одной на другую, фразы обрывались, а голос предательски дрожал, — она испытала гамму чувств от отвращения до облегчения. Хотелось нагрубить, послать его туда, где он провел в уединении четыре года, но по завершении лаконичного разговора, девушка вызвала такси и, сглотнув подступивший к горлу комок нервов, назвала угрюмому водителю полученный эсемеской адрес. Дамла тщательно репетировала гневную речь, мысленно пройдясь по каждой больной мозоли Дженка, но стоило ей встретиться с братом взглядом и столкнуться с его отчаянием и страхом, как водопадом хлынули слёзы, а злость и ненависть растворились в крепких объятиях. — Что-то не так? Ты смотришь на меня так, будто на моем лице снова нарисована маска смерти. — Парень поддел вилкой брокколи и ловко закинул себе в рот. — Признай уже, что сам был виноват. Ты оставил сына с включенным телевизором почти на целый день! Повезло еще, что ему попалась передача про День мертвых, а не про истребление ведьм во времена инквизиции! — Дамла рассмеялась, вспомнив выражение лица брата, когда он случайно столкнулся в коридоре со своим отражением. Потом кому-то хорошенько досталось, и плач из детской не смолкал почти час — сложно сказать, что подействовало на ребенка сильнее: воспитательные шлепки или лишение телевизора на неделю. — Дженк… — Не надо, прошу. — Карачай тяжело вздохнул и опустил голову, пронзив вилкой одинокие кубики баклажана и цукини. Он знал, что неприятный для обоих разговор рано или поздно придется начать, но почему бы не оттянуть его еще на несколько дней? — Дженк, ты не справляешься в одиночку. — Рука парня дрогнула, вилка со звоном ударилась о керамическую тарелку. Благо ладонь сестры тут же нашла его руку и крепко сжала в знак поддержки. — Запаса энергии у этого ребёнка хватит на четверых, его просто небезопасно оставлять одного! До сентября я буду с ним проводить каждый день, а что потом? У меня начнутся занятия, дела твоей фирмы идут в гору и, если сейчас ты завален так, что не продохнуть, то что будет через месяц? Подожди, не перебивай. — Вставила Дамла, заметив попытку возразить. — Ты позвонил мне, когда твой ребёнок попал в больницу из-за пригоршни мятных леденцов. А что если бы ты приехал на полчаса позже? — Прошу тебя, не напоминай. — Обреченно прошептал парень, откидывая на спинку стула и прикрывая глаза свободной рукой. — Этот вечер и так преследует меня в кошмарах. — Ему четыре года, Дженк. — Продолжила девушка, осторожно подбирая слова. — Поверь мне, мы оба бессильны против любопытства четырехлетнего ребёнка. За ним нужно постоянно приглядывать, иначе может произойти что угодно. Если ты вернёшься домой… — Нет! — Дженк не хотел реагировать остро, но крик против его воли вырвался из груди. Дамла убрала руку с ладони брата и, отодвинувшись, недовольно поджала губы — контакт был безвозвратно утерян. Напомнив о несчастном случае, который мог стоить племяннику жизни, она поступила нечестно. — Извини, не хотел обидеть тебя. Дамла, ты достаточно провела с ним времени, чтобы заметить… Заметить, сколько света и добра в этом мальчике. Он как будто создан из улыбок, озорства, смешинок и любви. Он обнимает прохожих за ноги, просится на руки и виснет на шее у незнакомцев. А теперь взгляни на нашу жизнь. Посмотри во что нас превратили семейные интриги — разве в особняке Карачай живёт хотя бы один счастливый человек? Чему его там научат? Ненависти к близким? Умению выживать любой ценой? Искусству плетения интриг? Дамла, если он познакомится с семьей, то сразу лишится детства. Я не хочу, чтобы его искалечили так же, как нас с тобой.       Последняя фраза прозвучала едва слышно, но именно она стала жирной точкой, завершившей диалог. Дамла не спеша отодвинула стул, поморщившись, когда деревянные ножки противно царапнули по поверхности кафеля, и подобралась к брату. Дженк сразу почувствовал ободряющие объятия, стоило только сестре оказалась за его спиной, и легкий поцелуй в макушку — после череды совершенных ошибок он и не мечтал о большем. — Я просто хочу, чтобы Озгюр был счастлив. — Дамла промолчала, но сила, с которой она сжимала вздрагивающие плечи брата, выдавала молчаливое согласие.