Глава 5. Этот странный продавец мяса. Часть 2
1 июня 2021 г. в 00:00
Я отправила в рот очередную порцию сочной лапши. Здорово всё-таки мама рамен готовит — у меня пока не так вкусно получается. Хорошо, что со вчерашнего вечера бульон остался: она его просто подогрела и сделала свежую порцию — не пришлось ждать.
Мы сидели за котацу и неторопливо ели, словно одна семья. Мама с братом с одной стороны, а мы с Хикигаей с другой. Ну вот зачем так? Лучше бы я пристроилась вместо Тэкэхиро. А ещё она настоятельно попросила надеть своё новое домашнее кимоно, которое мне недавно в очередной командировке купил папа. Красивое, конечно, и удобное, но не перед Хикигаей же выделываться. Эх-x.
Я неслышно вздохнула: будь папа с нами — повеселела бы, а одноклассник — наоборот. Посмотрела бы, как Хикигая сидел, словно на иголках, а отец его так и ел бы взглядом. Замечательная картина. Эта мысль немного подняла настроение.
— О чём улыбаешься, дочь? — спросила мама.
— Я улыбаюсь? — а ведь действительно.
— Да, — закивала она и встрепенулась, — кстати, никак нам про школьный фестиваль не расскажешь — отнекиваешься да отнекиваешься.
Моя улыбка разом потухла — зачем ты снова про него разговор завела?
— Да чего там рассказывать — фестиваль и фестиваль. Ничего особенного.
В памяти услужливо всплыли события главного школьного мероприятия в году. Как на подбор, все неприятные. Гримаса отвращения к себе и своей полной некомпетентности недовольной маской наползла на лицо.
— Что-то не так, дочь? — обеспокоенно нахмурилась мама. — Ты, помнится, нам все уши прожужжала про то, как тебя выбрали председателем.
«Лучше бы тогда молчала в тряпочку», — уныло подумала я, стыдливо отведя взгляд.
— Ну как тебе сказать... — говорила и косила глазами в сторону одноклассника. Он едва заметно напрягся и тоже скосил глаза в мою сторону — наши взгляды встретились.
«Что будем делать?» — безмолвно спросили мы друг друга.
Ну вот, опять. Не вошло бы в привычку.
— Уж говори, как есть, — усмехнулась мама, — успеешь ещё насмотреться на своего не молодого человека.
— Я вообще-то не старый пока, — пробормотал себе под нос не въехавший Хикигая.
Рука-лицо. Просто... А-ах! Нельзя же так тупить. Хорошо, что его не расслышали.
— А они друг на друга наглядеться не могут, — нехорошо заухмылявшись, влез брат.
Зараза мелкая, я б тебя сейчас… но нельзя.
— Мы с ним просто одноклассники, понял?
Брат лишь хмыкнул, не обращая внимания на мой свирепый вид.
— Ладно, ладно, успокойся — поверим на слово, — сказала мама, бросив на брата неодобрительный взгляд, — лучше про фестиваль расскажи.
— Судя по тому, что я слышал, дела у неё шли явно не очень, — опять вставил свои сто йен мелкий стервец, — мне ребята обмолвились, когда выздоровел.
— Минами, это правда?
Ну вот, благодаря Тэкэхиро, меня окончательно припёрли к стенке. Я натянула фальшивую улыбку на лицо и бессильно пожала плечами. Опять накатил липкий стыд... Чувствую — лицо в огне.
— Может, подождём, пока папа не приедет? — предприняла я отчаянную попытку отвертеться.
— Он вернётся лишь через две недели, а мне давно уже не терпится услышать твой рассказ, дочь, — ловко отмела аргументы мама, — так что мы тебя внимательно слушаем.
Ну вот и всё — загнали в угол. Как рассказать подробно, но опуская детали? Как? Над столом повисло молчание. Крепко зажмурившись, я склонила голову.
— Или пусть Хикигая-кун расскажет, — предложила мать, — раз ты настолько стесняешься.
Брат едко хмыкнул, а сидящий рядом одноклассник вздрогнул.
— Н-нет, с-сама, — испуганной мышью едва слышно пискнула я, продолжая смотреть на ровную чёрную поверхность, — руководить оказалось гораздо сложнее, чем я себе представляла.
— А ты думала! — откликнулась мать. — Это тебе не перед зеркалом вертеться.
Брат издал довольный смешок. Мне же было вовсе не до смеха: надо придумать, что говорить. Из-за потуг найти нужные слова недовольство мамиными словами вытеснилось на самую периферию сознания — раскрывать личную информацию перед посторонними явно было лишним.
«А может скажешь, что случилось на самом деле? — материализовалась в голове на первый взгляд нелепая мысль. — Сожжёшь все мосты, чтобы потом не пойти на попятную».
О чём ты вообще? Если выложу всё начистоту, то прямо тут же со стыда и помру. Но вот засада — врать-то бессмысленно, недоговаривать тоже: с мамой такой номер не прокатит — просечёт сразу. Нарвусь на дополнительные вопросы и сяду в лужу. И так полмесяца тянула резину — замучилась отговорки придумывать.
Ох, снова начала потеть, вдобавок то в жар бросает, то в холод. Я нервно сжала палочки здоровой рукой и из-за захлестнувшего волнения едва удержалась, чтобы не облизнуть губы.
— Хикигая-кун, расскажи ты, а то смотрю, моя дочь совсем разволновалась.
Заметила... Мне конец. Как верёвочке ни виться, правда, рано или поздно, вылезет наружу. Лоб покрыла испарина, я до боли закусила губу. Нет! Сама скажу! Пусть будет ужасно стыдно, но лучше самой. Только... трудно, ох как трудно решиться...
— Ну-у-у... — неуверенно протянул Хикигая.
Он явно чувствовал себя не в своей тарелке. А ведь, если подумать, то его тоже припёрли к стенке, и отвертеться одноклассник не сможет.
Я ощутила на себе его тревожный взгляд, словно он переживал за меня. Да ладно, глупости! От столь идиотской мысли внутри вспыхнула злость, мгновенно расправившись с нерешительностью. Мой позор, мне про него и рассказывать!
Я решительно подняла голову и посмотрела на Хикигаю:
— Сама скажу!
— Х-хорошо, — он едва заметно кивнул. С облегчением.
Потом перевела взгляд на негодника-брата, мать... Крепко сжала губы, превратив рот в прямую тонкую линию. А затем произнесла:
— Я не рассказывала про школьный фестиваль, потому что он стал моим провалом, как руководителя. Само мероприятие удалось на славу, но это полностью заслуга других учеников.
Боже, как сложно и тяжело об этом говорить, будто свою душу выворачиваю наизнанку. Это оказалось намного сложнее, чем на собрании оргкомитета. Наверно потому, что раскрываю свои неприглядные стороны перед родными людьми. Ладно хоть Хикигая уже знает, а то бы, скорее всего, не смогла.
— Как так? — сбитая с толку, спросила мама.
Тэкэхиро недоумённо нахмурился, отчего его лоб прорезала сеть морщинок.
— Спихивала обязанности на других, отлынивала от работы и опаздывала, руководила крайне нерешительно и слабо. Часто не задумывалась о последствиях своих действий.
Я говорила отрывисто, вырывая из себя слова, словно выдёргивала ножи, торчащие из кровоточащих ран моей гордости и самомнения. Каждое слово — очередной алый фонтан. Боль почти физическая.
— Ужасно трусила на сцене, запиналась и читала по бумажке, словно пришла из детского сада.
Слёзы горечи и разочарования выступили в уголках глаз, слушатели же в немом потрясении, даже брат с одноклассником, смотрели на меня, совсем не ожидая подобных слов. Мама так и вовсе приложила ладони к щекам, приоткрыв рот.
— А под конец сбежала, не выдержав давления, хотя должна была объявлять результаты и произнести финальную речь. Не вмешайся Хикигая, который пошёл меня искать, опозорилась бы ещё больше.
— Вот значит как... — прошептала мать, не отрывая ладоней от щёк, — теперь понятно, почему ты не хотела рассказывать.
— Но это не всё...
Осталось рассказать про слухи. Тогда я легко пошла на этот шаг, потому что считала себя правой, а теперь меня переполнял стыд. Да и толку от них практически никакого — с Хикигаи как с гуся вода (подумаешь, мусора в шкафчик насыпали, толкнули пару раз невзначай), а меня в последнее время совесть заела, пришлось у него прощения просить, чтобы отпустило.
Но вредный червячок всё равно грыз изнутри, требуя большего. Карма? Или как это называется?
— Ты хочешь... — начал одноклассник, но осёкся, поняв мой настрой, и умолк.
«Да зачем тебе говорить про слухи! — истошно завопил внутренний голос. — И так сказала достаточно — хватит унижаться!»
Ну уж нет, не остановлюсь на полпути. Если и сжигать мосты, то дотла, чтобы даже и мысли не возникло вернуться к прежним делам — не хочу, надоело! Да и, как оказалось, сама от них больше страдаю.
Решительно отбросив очередную малодушную мысль, я сильнее сжала пальцы здоровой ладони. Палочки для рамена не выдержали давления и жалобно хрустнули, переломившись пополам. Обломки с глухим стуком упали на поверхность котацу.
— Через несколько дней после моего позорного выступления и закрытия фестиваля, я начала распространять про Хикигаю всякие нехорошие слухи, отчего его стали презирать, а кто-то даже ненавидеть. Его слова, довольно резкие и нелицеприятные, но, по существу, справедливые, вызвали у меня жуткую злобу — я просто не могла их вместить и принять.
Если мама раньше держала щёки в ладонях, то теперь закрыла ими глаза.
— Ты хотя бы извинилась за это перед ним? — глухо спросила она.
— Да, публично. На недавнем заседании оргкомитета по подготовке к спортивному фестивалю.
— Хорошо, — судя по её тону, мать была очень расстроена и сердита на меня.
Сейчас начнёт ругать, не посмотрев, что здесь присутствует одноклассник. Ну и ладно, мне уже почти всё равно. Скажу ещё несколько слов напоследок — терять так и так нечего. Что автобус переедет, что поезд — итог один.
— Но даже несмотря на то, что Хикигаю стали незаслуженно обвинять в моей неудаче, я, хоть и являюсь настоящей виновницей... — пауза и глубокий вздох, — считаю его, мягко говоря, глупым, — у парня рядом со мной отвалилась челюсть, а мать ошеломлённо захлопала глазами, отняв ладони от лица, — ему следовало не вмешиваться и спокойно дать мне пойти на дно, а затем просто жить себе дальше. Такие вот дела.
Я и правда не понимаю, зачем он попёрся меня искать, зачем защищал от Юкиноситы, зачем полез на пешеходный мостик. Не хочу быть у него в должниках, не хочу! Мерзко, противно. До тошноты! Жаль, правила не дают обозвать его идиотом и тупицей, иначе непременно бы так и сделала. И пусть рядом сидят мать с братом.
Высказав всё, что следовало сказать, я резко встала из-за котацу. Горечь, обида, злость кипели и бурлили во мне, ища выхода — сама не очень понимаю, с чего так завелась. Надо побыть одной, и чтобы никто не мешал, иначе рискую выплеснуть весь негатив на окружающих. Проиграю тут же, да и не хочу совсем упасть в глазах родных.
— Благодарю за вкусный ужин, мама. Хикигая. Брат.— Я по очереди сдержанно поклонилась каждому из них.— Пойду к себе — от усталости едва на ногах стою.
Повернувшись к выходу, я неуверенной походкой направилась к двери. Меня провожали три взгляда и тягучее, словно разогретая битумная смола, молчание.
Не помню, как поднималась по лестнице на второй этаж, как доплелась до своей комнаты, сдвинула дверь в сторону, шагнула внутрь и, считай, рухнула на кровать, упав лицом на мягкое покрывало. Зато хорошо помню, как распиравшие изнутри злость и обида сменились ужасающей пустотой, породив страшную тоску и апатию. Мосты и впрямь сожжены — отступать некуда. Дело сделано...
Как мне хорошо жилось на севере, и как плохо — здесь. Ненавижу Чибу: она отняла старшего брата, подарила болезнь, приправив её издевательствами и вдобавок морально сломав. А теперь вот это. Гнусно, погано на душе, словами не передать, словно по самый подбородок провалилась в выгребную яму с червями. Трудно дышать...
Хочу обратно в родную деревню. Хочу беззаботно смеяться, делать снеговиков, играть с друзьями и подружками, устраивать весёлые соревнования. Дышать полной грудью, смело глядеть в будущее, не бояться мечтать и решительно идти к намеченной цели. Хочу, наконец, тихо погрустить на могиле у бабушки, вспоминая то чудное время, когда она ещё жила с нами.
А что я имею сейчас? Слабовольную личность со склочным, противным характером, которая даже не знает, что станет делать после окончания школы: в какой университет пойдёт учиться и поступит ли в него вообще. У которой нет стремлений чего-либо достичь, нет цели в жизни, а лишь одни сиюминутные глупые хотелки и желания. Чувствую себя, как будто стадо свиней нагадило внутри. А ещё, словно до недавнего времени была слепой, а потом глаза открылись.
Горло сжали жестокие спазмы. Плач рвался наружу, грозя возвестить всем, как мне невыносимо плохо. Шмыгнув носом, я глубже зарылась носом в мягкое пушистое покрывало и заплакала, более не в силах сдерживаться. Слезы брызнули из глаз, словно невидимую плотину прорвало.
Я задыхалась, меня трясло от рыданий, заглушаемых быстро мокнущей тканью. Ненавижу себя, ненавижу Хикигаю, ненавижу эту проклятую никчёмную жизнь. Провались оно всё пропадом!
«Зачем я, вообще, живу? Есть ли в этом существовании хоть какой-то смысл?»
Нет ответа, лишь слёзы без остановки текут из глаз. Становилось хуже и хуже. Кто сказал, что они приносят облегчение? Чушь собачья!
А затем, когда душевная боль уже грозила растерзать, втоптать в землю жалкие остатки веры в себя, убивая всякую надежду и выпуская на волю чёрные тучи беспросветного отчаяния, меня внезапно посетила спасительная мысль. Точнее, имя.
«Никко!»
Оправдывая свою суть, ослепительно ярким лучом света оно ударило в самую глубину сознания, туда, где как в бездонной пропасти клубился чернильный всепоглощающий мрак, в клочья разодрав, рассеяв господствующую там тьму.
«Ты очень важна для меня, Ми».
Тьма бессильно и практически беззвучно зашипела, не в силах противостоять неодолимой силе, теряя свои истаивающие чёрным туманом омерзительные холодные щупальца, что душили меня.
«Не бойся, я всегда буду заботиться о тебе».
Несколько кратких мгновений, и тьма оказалась повержена. Последнее жалкое шипение-плач, а затем — светлая тишина и благодарно-восторженная мысль:
«Я так люблю тебя, братик!»
В груди потеплело. Я сразу успокоилась, перевернулась на спину, вытерла слёзы и задумчиво уставилась в потолок, вспоминая его слова. Кажется, целая вечность прошла с тех пор, как он их сказал. Странно, думаю о нём, но без привычной тоски и безысходности, всякий раз безжалостным мечом рассекающих душу. Что же изменилось?
Говорят, умершие живы в наших сердцах. А как оно на самом деле?
***
После ухода Сагами-младшей на кухне воцарилось неловкое молчание. Хикигая не знал, то ли ему продолжать ужинать, то ли встать, извиниться и уйти. Поэтому он, не шевелясь, невидяще смотрел в почти опустевшую тарелку с раменом, буквально кожей ощущая висящее на кухне напряжение. Есть расхотелось. — Я прошу прощения за поведение моей дочери, — наконец произнесла Сагами-старшая, нарушив гнетущую тишину. — Она просто не рассчитала свои силы, — вяло ответил парень, всё ещё находясь под впечатлением от монолога своей одноклассницы — её беспощадная самокритика стала для него полнейшим сюрпризом, — отсюда эти неприятные... побочные эффекты. «Теперь я и в самом деле не знаю, чего от неё дальше ожидать», — подумалось ему. — Побочные эффекты? Интересно ты назвал её поведение, — расстроено вздохнула Сагами-старшая, — не подозревала, что она окажется способна на столь низкий поступок. Я с ней поговорю, и она ещё раз принесёт извинения. Хикигая видел, что женщине очень стыдно за свою дочь. Вот оно, идеальное время попрощаться и уйти — ему ведь надо где-то достать индейку. — Не стоит, достаточно и одного раза. Я не держу на неё зла, — возразил парень, поднимаясь. — Благодарю за вкусный ужин, Сагами-сан. Ваш рамен просто восхитителен — поверьте, он вряд ли уступит тому, который готовят в лучших раменных, где удалось побывать. А мне пора откланяться — есть неоконченное дело. Губы женщины тронула тень улыбки. — Поучись вежливости и великодушию у этого молодого человека, Тэкэхиро, — она бросила на сына красноречивый взгляд, — благодарю тебя, Хикигая-кун, за теплые и учтивые слова. С тобой приятно общаться. Хикигая почувствовал неловкость от похвалы в свой адрес. Он настолько привык к негативу по отношению к себе, что простые слова благодарности его порядком смущали. А ещё он подумал о том, что его однокласснице прекрасно идёт бежевое кимоно на осеннюю тему с клёном, в разноцветной листве которого прятались птицы. Золотой орнамент по краям и на длинных рукавах дополнительно усиливал впечатление. Она выглядела в нём подобно знатной аристократке. Жаль, её поведение далеко от аристократического. Впрочем, Юкиносита вежливостью тоже не отличается. Эх, не о том он думает, глупец, — надо поскорей делать ноги, а не девушек между собой сравнивать. Тэкэхиро едва слышно фыркнул: — Ещё бы его вежливость была искренней. — Сын, иди к себе, — женщина не подняла голоса, но в нём прорезались жёсткие властные нотки, — ужин окончен. — Но... — запротестовал было тот, но осёкся, попав под тяжёлый взгляд матери. — Х-хорошо, — он поднялся и быстро вышел из кухни. Дождавшись, когда сын исчезнет в коридоре, Сагами-старшая устало вздохнула: — Прошу простить. Сын, к сожалению, тоже манерами не отличается. Она не смотрела на гостя, выглядя удручённой. Ещё бы — дети показали себя с неприглядной стороны. Хикигае даже стало её жаль. Самую малость. — Не стоит извиняться, — ответил он, — вы очень гостеприимны, и с вами тоже приятно общаться. Несмотря на расстройство, на лицо женщины прокралась улыбка. — Благодарю, Хикигая-кун, — она встретилась с ним взглядом, — позволь, однако, полюбопытствовать, что у тебя за неоконченное дело, если, конечно, это не секрет. — Никакой тайны здесь нет, — пожал плечами Хикигая, — прежде, чем вернуться домой, мне нужно купить индейку. Лицо хозяйки дома просветлело. — В самом деле? Тебе повезло, Хикигая-кун! — воскликнула она. — Я знакома с одним торговцем мясом. Он держит магазинчик тут недалеко. Индеек тоже продаёт. Я отвезу тебя к нему, а потом могу и домой подбросить. Где ты живёшь? — Не очень далеко отсюда, рядом с рекой на противоположной стороне, — ответил парень и, спохватившись, заторопился, — нет, нет, что вы, Сагами-сан! Буду премного благодарен, если просто сообщите адрес — остальное сделаю сам. — А я буду очень признательна, Хикигая-кун, если ты согласишься, — улыбнулась женщина, — кроме того, мы с ним давно знакомы. Если я представлю тебя, то он сделает неплохую скидку. — Скидку, говорите, — засомневался он, — не хотелось бы вас утруждать… — Ничего страшного! Мне тоже надо немного развеяться после сегодняшних откровений, — её улыбка поблекла, — уверена, общение с интересным собеседником определённо поднимет настроение. — Вы мне льстите, — пробормотал Хикигая, чувствуя, как ему прихватывает уши. «Тут явно что-то нечисто, — подумал он, — уж больно она меня хвалит на пустом месте». Однако надо ответить. Женщина выжидающе смотрела на него. — Хорошо, — вздохнув, произнёс он, — если вы настаиваете, то пусть так и будет. — Вот и замечательно! Сейчас попьём чаю или кофе и поедем. Что выбираешь? — Кофе, если можно. — Своим вопросом она просто не оставила ему выбора. — Как пожелает наш дорогой гость. Опять раскрасневшись, парню ничего не оставалось делать, разве что неловко кивнуть и снова сесть за котацу. Хозяйка же принялась хлопотать на кухне. Он сидел и поневоле залюбовался, глядя как Сагами-старшая безупречно готовит напитки ему и себе. Чётко выверенные, плавные движения, ни одного лишнего перемещения и самой мимолётной запинки. Он сидел и заворожено смотрел за приготовлениями, подперев голову ладонью правой руки. Словно на представление в театр попал. Хикигая иногда так же сидел у себя дома на кухне-гостиной, глядя, как суетится Комачи. Ему нравилось наблюдать за готовкой сестры. Но здесь был совершенно иной уровень, он бы даже сказал — совсем другая лига. — Прошу. Женщина поставила перед ним небольшой чёрный поднос с молочно-белой чашкой по центру. По бокам от неё стояли сахарница и сливочник тёмно-коричневого цвета. Две серебряные чайные ложечки лежали у правого края подноса — последние элементы необходимого набора. Аромат свежесваренного кофе приятно защекотал ноздри. — Угощайся, Хикигая-кун. — Б-благодарю, Сагами-сан, — парень выпал из подобия транса, в котором находился, — чувствую себя высоким гостем, которому оказывают слишком большие почести. — Он показал взглядом на столовые приборы перед собой. Хозяйка тем временем принесла такой же поднос и себе, ограничившись одной чайной чашкой нежно-зелёного цвета. — Покойная свекровь часто говорила, — мягко улыбнулась ему женщина: — «Запомни хорошенько, моя дорогая: самый важный для тебя человек — это тот, с которым ты в данный момент разговариваешь или принимаешь у себя дома». — Замечательные и мудрые слова, — согласно кивнул парень. Молчание вновь опустилось на кухню, но на этот раз оно было комфортным. «Обладай дочь хотя бы половиной любезности своей матери...» — пронеслось в голове у Хикигаи. «…ты бы в неё уже втюрился, — насмешливо докончил за него внутренний голос, — думаешь, я не заметил, как ты исподтишка пялился на Сагами в этом её кимоно?» Что?! Нет уж, спасибо! Пусть лучше его одноклассница остаётся такой же врединой — не нужны ему лишние проблемы на свою голову. Или на что-нибудь ещё. Но кимоно ей и впрямь очень шло, не скрывая, но и не подчёркивая фигуру. Прямо золотой баланс получился — можно любоваться, но не думать лишнего. Тьфу! Что за ерунда? В стремлении выкинуть дурацкие мысли из головы, парень налил себе в кофе немного сливок, взял ложку, машинально добавил изрядное количество сахара и размешал его второй ложкой. «Вредная Сагами — плохо, любезная — хуже вдвойне. И опасней. — Хикигая внутренне вздохнул. — Эта девица — одна большая ходячая проблема, с какой стороны ни посмотри». Погружённый в свои мысли, парень не замечал, что хозяйка дома наблюдает за ним. — Любишь сладкий кофе? — внезапно спросила она. — А? — Вопрос Сагами-старшей вернул Хикигаю в реальный мир. — Да, — с небольшой заминкой ответил парень. — Жизнь — далеко не сахар, пусть хотя бы кофе будет сладким, — пожав плечами, он в очередной раз произнёс одну из своих любимых фраз. Сказал и прикусил язык — болван! — Интересная точка зрения, — слегка удивилась женщина напротив, — впрочем, не стану отрицать — определённое рациональное зерно в ней присутствует. Хикигая едва заметно улыбнулся, скрыв нижнюю часть лица поднесённой к губам чашкой. Частично от облегчения, что его фраза не вызвала явного отторжения, как он боялся, частично, потому что не хотел показывать улыбку. В конце концов, Юкиносита при каждом удобном случае не уставала напоминать о её гадкости. Кофе оказался ожидаемо горячим, но не обжигающим — спасибо холодным сливкам. Они, вкупе с сахаром, мягко оттеняли горечь своей сладостью. Замечательный вкус, почти не уступающий его любимому макс-кофе. — Ваш кофе превосходен, Сагами-сан, — поблагодарил он, не забыв про манеры. — Рада, что тебе понравилось, — лучисто улыбнулась женщина, — к слову, можешь... нет, я даже настаиваю, называть меня Азуми-сан. Чтобы с дочерью не путать, ты ведь пока не планируешь её по имени величать? — с намёком подмигнула она. — Не планировал, — изо всех сил пытаясь скрыть смущение, ответил парень, подумав про себя: «И без всяких «пока». — Тогда называй меня Азуми-сан, договорились? — Х-хорошо. — Взгляд женщины ясно давал понять — перечить бесполезно. Пришлось согласиться. — А ты знаешь, что означает имя моей дочери? — вдруг спросила хозяйка дома. — Одного произношения недостаточно, — пожал плечами Хикигая — он никогда не интересовался именами одноклассников, — надо посмотреть, как оно пишется. — Тогда позволь, — Азуми-сан забрала у него сливочник, освободила свой поднос и принялась лить сливки прямо на него. Хикигая молча смотрел, как на чёрной поверхности материализуется иероглиф. Женщина теми же точными движениями, что и при готовке, рисовала на подносе. Она, верно, изучала каллиграфию — густые сливки безупречными линиями и штрихами ложились на импровизированный холст. А ведь это ещё сложнее, чем просто рисовать кистью — тут необходимо соблюдать поистине ювелирную точность. Когда иероглиф был готов, парень недоумённо посмотрел на хозяйку: — Но ведь он читается как Китами. — Верно, ты не ошибся, — кивнула женщина, поставив сливочник на край подноса, — моя дочь родилась на севере, в небольшой деревне недалеко от Саппоро. — А, это на Хоккайдо... — Правильно. Поэтому мы хотели её назвать именно так. Однако... — Азуми-сан улыбнулась, видимо, вспомнив то время. — В год рождения дочери зима выдалась очень холодной и снежной. В январе стояли такие морозы, что я иногда думала, а не переместило ли нас каким-то мистическим образом в Сибирь или за Полярный круг. Женщина издала лёгкий смешок, словно высмеивая себя за подобную выдумку, и продолжила: — Много скота помёрзло, люди то и дело попадали в больницы с обморожением разной степени, а затем февраль накрыл нас свирепыми вьюгами. Ты не представляешь, что это такое — ходить по улицам временами было совершенно невозможно: ветер валил с ног, а видимость практически отсутствовала. Одноэтажные дома заносило по самую крышу! Поезда встали, почти на всём Хоккайдо произошёл транспортный коллапс — дорожные службы и службы спасения работали круглосуточно, словно проклятые. Старожилы же дивились — никогда такого не случалось. Прямо бедствие какое-то. — Впечатляет. Я бы даже сказал — изрядно пугает, — с чувством отозвался Хикигая, — но причём здесь её имя? — Слушай дальше, — Азуми-сан вновь взяла сливочник, — а моя свекровь, Микава-сан, возьми да напиши — она перестала разговаривать незадолго до рождения дочери — что её надо назвать Минами, и подобного больше не случится. Должна отметить — имя Минами, кроме всего прочего, благозвучней. Вот так моя дочь его и получила. Она подняла сосуд и принялась искусно выводить другой иероглиф, целиком захватив внимание старшеклассника. Линии, чёрточки, штрихи ложились друг за другом на гладкую поверхность подноса, образуя настоящее имя одноклассницы. Жаль, всего лишь один — он бы не отказался ещё посмотреть, как она их мастерски выводит. Есть в этом нечто притягательное. — Минами, — машинально прочитал он. — А, понятно. Вызванный словом, образ одноклассницы в красивом, расшитом золотом кимоно сам собой вновь упрямо всплыл в голове. Ему пришлось приложить усилие, чтобы прогнать его с внутренних глаз долой. Во избежание. Ну да, чего и следовало ожидать. Он и раньше догадывался о значении её имени, благодаря суффиксу «ми», а теперь окончательно удостоверился в своей правоте. «Китами, Минами...» — беззвучно погонял Хикигая на языке два разных слова. Минами, конечно, звучит получше, но Китами не меньше ей подходит, если убрать кимоно. Действительно, северная красавица: светлые волосы, яркие серые глаза, отражающие заходящее солнце, нежный овал лица, в котором угадывались европейские черты... Мысленно осадив себя, он практически беззвучно цокнул языком — вот напасть. Эх, лучше бы она была дурнушкой. Парень поспешно отпил из чашки. К его удовольствию, кофе успел остыть до комфортной температуры, став ещё вкуснее прежнего. Ах, хорошо. Приятный вкус помог изгнать навязчивые образы. Азуми-сан последовала его примеру, пригубив чашку. Некоторое время они молча пили каждый свой напиток. Хикигая размышлял о словах матери одноклассницы по поводу совета свекрови, пока не спеша поглощал кофе. Зачем она так сказала? — Самое интересное, — словно прочитав его мысли, нарушила затянувшееся молчание Азуми-сан, — зим, подобных этой, действительно больше не повторялось. Они были достаточно мягкими, но и не слякотными. Иногда выпадало много снега, однако вьюг не случалось, лишь метели да бураны по временам. Свекровь потом за глаза стали называть ведьмой — мол, погоду на всём острове заговорила. Отдельные личности даже перестали с ней общаться из страха, что какую-нибудь порчу наведёт, глупцы. — Люди склонны верить в разные суеверия,— хмыкнул в ответ Хикигая. Он аккуратно поставил опустевшую чашку на поднос, встал и поклонился хозяйке дома. — Благодарю вас, Са... Азуми-сан, — вовремя поправился он, — за замечательный ужин и не отличный кофе. — А я, в свою очередь, благодарю за помощь. Не окажись ты рядом, моя дочь могла бы серьёзно пострадать, — тепло улыбнувшись, ответила хозяйка дома, — подожди немного, сейчас поедем. Она споро принялась убирать посуду в мойку. — Ну, у меня с собой велосипед, — Хикигая неловко почесал затылок, вспомнив, как осторожно нёс потерявшую сознание одноклассницу в больницу — нехорошая тенденция намечается, — он же не поместится... — Уверяю тебя, Хикигая-кун, — заулыбалась женщина, покончив с уборкой, — в нашу машину влезет гораздо больше простого велосипеда. — Правда? — Не сомневайся, пойдём. — Азуми-сан вышла из кухни, в дверях поманив его за собой. — Дети, я отвезу домой Хикигаю-куна, — громко произнесла она в коридоре. «У них что, грузовик?» Пожав плечами — скоро узнает, Хикигая двинулся следом. — Одевайся и выходи на дорогу, а я пока выгоню машину из гаража. — Как скажете, Азуми-сан. Женщина успела обуться и выйти на улицу, пока парень шёл до прихожей. «Быстро она, — подумал он, тоже обуваясь и натягивая школьный пиджак, — так, не забудем сумку». Наконец-то можно уходить. Но только он потянулся к ручке, намереваясь открыть дверь, как сзади раздался голос Сагами: — Хикигая. Да чтоб тебя, не успел… Снова мысленно вздохнув, он опустил руку и повернулся к однокласснице. Она стояла в дверном проёме, опираясь на косяк. Кимоно отсутствовало, а взамен него девушка оделась в домашние серые шорты до середины бёдер и простую серо-коричневую клетчатую рубашку навыпуск с рукавами до локтей. «Хм, вполне себе симпатично выглядит», — успел подумать он, прежде чем оборвать себя. Глаза одноклассницы были подозрительно красными и припухшими, будто она недавно плакала. Но с чего вдруг ей реветь? Хикигая не знал, поэтому и не стал размышлять на эту тему. — Чего тебе? — Вот, возьми. Посмотри на досуге. Она протянула ему руку — на раскрытой ладони лежала обыкновенная флешка. — Что на ней? — Хикигая медлил, не торопясь забрать предложенное. — Не бойся, Сагами-вирусы отсутствуют, — невесело усмехнулась одноклассница, — делов-то всего минут на двадцать-тридцать. — Видео, что ли? — Можно и так сказать, — неопределённо ответила она. — А конкретней нельзя выразиться? — проворчал Хикигая, но, тем не менее, протянул руку. Флешка приземлилась на его ладонь. Он инстинктивно сжал её в кулаке, чтобы не упала, а затем сунул в карман школьных брюк. — Ладно, мне пора. — Он не знал, что ещё сказать. — Ты ничего не должен, Хикигая, — вдруг резко произнесла Сагами. — А? — Парень непонимающе посмотрел на девушку. — Я имею в виду, — хмуро пояснила она, — за шишку, которую ты наставил. — Понятно. Что ж, благодарю, — хмыкнул он, дивясь неожиданной щедрости с её стороны, и взялся за дверную ручку. — Погоди, — остановила его одноклассница, — не успела спросить: как я очутилась в больнице? — Я нёс тебя на руках, — быстро ответил он, стремительно распахнув дверь, — до завтра. Сзади раздалось сдавленное восклицание, но Хикигая не обернулся — пора сваливать, пока она не очухалась. — Да как ты... — закрывшаяся дверь оборвала фразу. Интересно, он успеет добежать до ворот? — ХИКИГАЯ! — рявкнули сзади на всю улицу, когда он спешно выходил из калитки. Пара воробьёв, сидящая на проводах, испуганно вспорхнула, улетев прочь. — ВЕРНУЛСЯ! ЖИВО! Парень вздрогнул от чересчур громкого окрика и обернулся. Одноклассница широким шагом приближалась к нему. Босиком и даже не одевшись в уличное. Крайне сердитый, нет — очень злой взгляд, сжатые кулаки, а общее выражение лица такое, будто она собиралась его избить прямо здесь и сейчас. «С неё ведь станется» — подумал он, отступая назад. Но только девушка подошла вплотную и протянула к руки, очевидно намереваясь затрясти его, словно китайскую грушу, как раздался голос Азуми-сан: — Решила обнять на прощание? Вся воинственность одноклассницы мигом испарилась. — Ч-что? Н-нет, конечно! — Уронив руки, она повернулась к матери и смущённо выпалила: — Мама, он нёс меня! Без всякого на то разрешения! — Неправда, — спокойно возразила мать, — я ему разрешила, даже попросила. А он, как настоящий джентльмен, согласился. «Будто у меня оставался другой выбор», — отметил про себя Хикигая. — Как ты могла ему позволить?! Он же... он же... — Сагами-младшая не находила слов и лишь возмущенно пыхтела, переводя сердитый взгляд с одноклассника на мать и обратно. — Нет, а что мне оставалось делать? — как ни в чём не бывало ответила ей Азуми-сан. — Самой нести? Ты уже не маленькая и довольно тяжёлая. — Мама! — Что мама? Сама бы я тебя не донесла, поэтому попросила твоего, гм, одноклассника помочь с этим. Он отлично справился, ты должна быть ему благодарна. «Чуть не надорвался. Хорошо, что идти оказалось недалеко», — сама собой всплыла мысль у Хикигаи. — Могли в чувство привести, — возразила порозовевшая девушка. — Мы пытались, — тихо проронил парень. — Да, — услышав его, согласно кивнула мать, — но у нас не вышло, поэтому мы поспешили в ближайшую частную клинику. — Но всё равно... — упрямо пробубнила дочь, уставившись в землю. Впрочем, она не нашлась, что ещё сказать. — Он нёс тебя на руках, — с доброй усмешкой добавила Азуми-сан, — бережно, словно хрупкий драгоценный сосуд. От этих слов уши у девушки буквально заполыхали красным. — М-мама, — едва слышно выдавила она из себя, — хватит, прекрати. Хикигая и сам слегка покраснел, некстати вспомнив тот волнующий момент, когда он осторожно поднял потерявшую сознание одноклассницу. Горячее, нежное тело (все девушки настолько мягкие?) и сама вся такая беззащитная. Не хотел бы он пережить подобное снова — слишком уж, мм, интимный момент — они ведь не встречаются. Добавьте сюда то, что со стороны они выглядели, как самая настоящая парочка, и красная рожа вам обеспечена. А это ж Сагами. Уверен, он бы с этой злюкой и недели не продержался. Да что неделю — и дня. — Иди домой, а то простудишься, — слетело с языка, прежде чем он смог остановиться. И тут же мысленно обругал себя последними словами. — Да какое тебе дело, за… — воскликнула девушка, вскинув голову. Наверняка хотела обозвать, но остановилась, вспомнив уговор. — Не нужна мне твоя забота, понял! Она вновь рассерженно запыхтела, глядя ему в глаза. Тем не менее, Сагами зябко передёрнула плечами, поставив голые стопы боком. Смешно, но сейчас она сама походила на медведя, которым раньше и обозвала: забавно пыхтит и косолапит. Хикигая знал — ему следует держать язык за зубами. Но так хотелось вернуть однокласснице её шпильку в больничке, что он не смог противиться навязчивому желанию. — Винни-Пух, — произнёс он. —Ч-что? — растерялась она, не ожидая подобной фразы. — Ты — Винни-Пух, — парень не смог сдержать удовлетворённой улыбки — получилось вернуть «комплимент», — пыхтишь и косолапишь, словно мишка. Сзади раздалось негромкое хихиканье — Азуми-сан зажала рот ладонью, сдерживая смех. — Я девушка, а не парень, если ты ещё не заметил! «Лучше бы ты им и была… а Тоцука — наоборот». — Тогда его жена, — не подумав, ответил он, занятый тем, что усиленно гнал от себя крамольную мысль. Тоцука-девушка — это уж слишком. Так и от разрыва сердца можно умереть. Со счастья. — Ч-чего? Ж-жена Винни-Пуха? Ты, вообще, в своём уме — нафиг ты мне сдал… — девушка осеклась, выпучив глаза — осознала свой ляп. — Т-ты… т-ты… знаешь кто… — Сагами запыхтела ещё громче, отчаянно пытаясь подобрать нужные слова, чтобы обойтись без хамства. — Я… ты… да ты просто невыносим, понимаешь? — Знаешь, то же самое могу сказать и о тебе, — не растерялся Хикигая, — для меня остаётся загадкой, как я ещё с тобой общаюсь. Ты ж колючая, словно морской ёж. Иметь с тобой дело опасно для здоровья, того и гляди иглами насквозь проткнёшь. Хихиканье сзади стало громче. — Д-доченька, иди уже домой, — выговорила Азуми-сан, держась за живот и давясь от смеха, — н-ножки застудишь, дорогая. — Вы с ним сговорились, да? — обиженно насупилась девушка, кинув обвиняющий взгляд в сторону матери. — Иди, иди, — замахала руками та, — а не то я попрошу Хикигаю-куна донести тебя до самой двери. За фразой последовал взрыв смеха с её стороны. — Не бывать этому! — сердито крикнула одноклассница, но поспешно направилась к дому, шлёпая босыми ступнями. — Когда приедет папа, я ему на тебя пожалуюсь,— громко добавила она у самого входа, — так и знай! — Жалуйся, жалуйся, моя дорогая, — продолжала смеяться Азуми-сан, — пусть он меня накажет, ха-ха-ха! Раздражённо фыркнув напоследок, Сагами-младшая скрылась в доме, намеренно громко хлопнув дверью. Её мать продолжала хихикать. — Благодарю тебя, Хикигая-кун, — наконец сказала она, вытирая выступившие слёзы, — давно так не смеялась. — Да я как-то и не думал… — Хикигая неловко переминался с ноги на ногу. — Вас веселить. — Не думал, но у тебя хорошо получилось, — отметила женщина, — давай погрузим твой велосипед. Надо ехать, пока магазин не закрылся. — Она показала рукой на семейное авто. Когда Хикигая увидел их машину, у него второй раз за вечер челюсть поехала вниз — автомобиль был просто огромен. Поболее будет некоторых лёгких грузовичков по габаритам. — Цвет — чёрный авантюрин, а размерчики? Внушают уважение? — с довольным видом поинтересовалась Азуми-сан. — Определённо, — ответил ошеломлённый парень, — но зачем вам такая большая машина? — Как раньше говорил мой дорогой супруг: дарёному коню в зубы не смотрят, — сказала на это женщина, — однажды он ездил к заокеанским партнёрам фирмы, в которой работает, и там ему подарили этот Шевроле Экспресс. Один из специальной партии на заказ и изначально с правым рулём. Она ласково погладила тёмный бок автомобиля. — Моя первая реакция не сильно отличалась от твоей, — Азуми-сан понимающе улыбнулась, — но стоило мне сесть внутрь, как я поняла, что давно мечтала о подобном средстве передвижения. Давай-ка погрузим в него твоего верного друга. Женщина нажала кнопку на брелке, который держала в руке, и задние двери автомобиля приветливо распахнулись, тихо жужжа электроприводами. — Ого! — удивился парень. — Багажник довольно внушительный, но… — он с сомнением взглянул на своё средство передвижения, — не думаю, что мой велик там поместится. — Не переживай. Смотри! Азуми-сан нажала какую-то кнопку на брелке. Задний ряд сидений, повинуясь команде, сложился, повернулся, встав вертикально, и с негромким гудением медленно двинулся вглубь салона. Доехав до второго ряда, он остановился, тем самым почти удвоив объём багажника. — Ничего себе! — восхитился Хикигая. — Я смотрю, вы по полной используете достижения техники. — Этим мои супруг и дочь увлекаются, — ответила женщина, издав довольный смешок, — видел бы ты, как у них загораются глаза, когда они гуляют по разным выставкам. — Не подозревал, что она интересуется техникой, — пробормотал себе под нос парень. Недостаточно тихо, чтобы его не услышали. — Начала ей интересоваться с младшей школы. Даже пыталась паять, но муж сказал, что ещё рано. А после… — тут женщина запнулась, и Хикигая заметил отголоски боли, промелькнувшие в её тёмных глазах. — После переезда в Чибу этот интерес надолго угас. Только год назад он вновь возродился, однако стал не в пример более сдержанным. — Вот значит как… — Ладно, — заторопилась она, — грузи своего железного коня и поедем. У нас осталось, — она глянула на наручные часы, — меньше двадцати минут до закрытия магазина. — Конечно, — Хикигая с её помощью погрузил велосипед в багажник машины, надежно закрепив его длинными липучими лентами, которые увидел по бокам. Немного подумал, снял сумку с плеча и положил в корзину на руле. — Ну вот, — с удовлетворением произнесла Азуми-сан, — запрыгивай на переднее сиденье. Двери багажника вновь зажужжали, закрываясь. «Какой же он, всё-таки, здоровый, — думал Хикигая, устраиваясь в шикарном кресле с мягкими удобными подлокотниками, — и выглядит богато как снаружи, так и изнутри. Красное блестящее дерево, бежевая кожаная обивка салона, приятная на ощупь. Большой жидкокристаллический экран на приборной панели. Видать, у родителей Сагами денег полно, раз они могут себе позволить… Стоп, им же его подарили». — Ну что, поехали? — Азуми-сан ловко вскочила на подножку и запрыгнула на водительское сиденье, хлопнув дверью. — Ага, — отозвался Хикигая, пристёгиваясь. Хозяйка авто последовала его примеру, а затем повернула ключ зажигания. Автомобиль чуть рыкнул, а после басовито заурчал двигателем. Солидно, как и положено здоровенному минивэну. — Семь с половиной литров, миллионник, — выдала Азуми-сан, — турбированный атмосферник под пятьсот с хвостиком лошадей. Если надавить тапку, то в кресло вжимает — будь здоров! Полный привод с понижающей передачей и всеми блокировками, плюс, на низких оборотах тянет ненамного хуже дизеля. Не машина — сказка. Женщина прямо светилась от удовольствия, вываливая на единственного пассажира технические характеристики «Шевроле». «Атмосферник, миллионник, понижающая передача», — Хикигая не особо разбирался в автомобилях и соответствующем жаргоне с терминами, поэтому мог лишь догадываться об их значении. Единственное, что он понял чётко — дури в машине хоть отбавляй. Женщина включила ближний свет, и мощная оптика залила дорогу перед ними ярким белым светом. Потом нажала педаль газа, заставив машину послушно и мягко тронуться с места. — Если неудобно сидеть, то на подлокотниках есть регулировка сиденья. Попробуй, — сказала женщина, не отрывая взгляда от дороги. — Хорошо. Хикигая немного поигрался с указанным управлением, подогнав пассажирское место под себя. — Здорово, — выдохнул он, расслабленно замерев, — чувствую себя большим боссом. — Шикарный автомобиль, — согласилась с ним Азуми-сан, — после него «Лексус» с «Мерседесом» кажутся несерьёзными и маленькими. Когда выедем на дорогу, обрати внимание, как на нас будут реагировать другие водители, — в пару касаний она вывела на экран вид сзади. Сначала они ехали по той же дороге, по какой добирались сюда от той памятной развилки, а потом, свернув налево, выехали на двухполосную проезжую часть. Парень лениво вертел головой по сторонам. Высокая посадка, отличный обзор, плавный ход. Автомобиль не ехал, а словно плыл по дорожному полотну, будто океанский лайнер. Попутные автомобили не решались близко приближаться к гигантскому «Шевроле»: спереди прибавляли скорость, а сзади — притормаживали. Хикигая хмыкнул, смотря на них свысока. В буквальном смысле — машина Азуми-сан возвышалась над ними, словно гора Фудзи над окружающим ландшафтом. Само собой, на дорогах Чибы ездило много разных микроавтобусов, иногда превосходящих их автомобиль по размерам. Однако, в отличие от «американца» (фирма, вроде, американская), те не обладали харизмой и, можно даже сказать, брутальностью, ощущением сдерживаемой мощи, заставляющей себя уважать и немного побаиваться. «Неплохое сравнение с горой — мне нравится, — внутренне усмехнулся он, — в кои-то веки с комфортом еду в дорогущей машине, а везёт меня никто иная, как мать Сагами. Кто бы мог подумать». — Мы словно короли на дороге, — отметил он, глядя на то, как впереди стоящий автомобиль рванул вперёд на едва переключившийся зелёный свет. Его водитель явно чувствовал себя не в своей тарелке, когда за ним пристроилась чёрная громадина, блестя отражёнными огнями вечернего города. Остальные «вежливо» позволили их машине уехать вперёд и только потом тронулись с места. — А то! — задорно ответила Азуми-сан, расцветая широкой улыбкой. — Этот малыш, конечно, ест довольно много бензина и с парковкой иногда возникают сложности, но чувство тотального превосходства на дороге с лихвой перекрывает эти недостатки. «Вот уж, действительно, тотальное, — отметил про себя парень, смотря на то, как им на перекрёстке уступает дорогу машина, ехавшая по главной, — малыш, хе!» Перекрёстки, светофоры и рекламные вывески сменяли друг друга, проплывая мимо. Вечерняя Чиба переливалась мириадами разноцветных огней, радуя глаз. Хикигая любил свой город, в котором вырос, и других ему не надо. Что шумных и беспокойных многомиллионников Токио или Осаку, что Киото — древнюю бывшую столицу страны. Чиба — наше всё. — Скажи, Хикигая-кун, а кем хочешь стать ты? — вдруг спросила его Азуми-сан. — Я? — переспросил парень. Сейчас они не спеша ехали по частному сектору с небольшим дорожным движением. Руки хозяйки машины расслабленно лежали на руле, иногда чуть докручивая его в стороны. Редкие прохожие провожали их автомобиль взглядами, выворачивая шеи. — Да, — женщина мельком глянула на него через зеркало в салоне, — есть у тебя в жизни какая-нибудь мечта? Или определённая профессия, которую ты хотел бы освоить? Если это, конечно, не является тайной. Ну, есть у него мечта стать домохозяином, только не станет он её озвучивать, чтобы не превратиться в объект насмешек. Довольно и того, что Хирацука-сенсей чуть не приложила его прямо у себя в офисе, когда узнала. Азуми-сан, по виду, не такая, однако рисковать не хотелось. Но, с другой стороны, если сказать, то, глядишь, и мать Сагами к нему охладеет — внутренний параноик уже давно кричал, что она слишком уж приветлива. Не к добру это, ох, не к добру. Раньше ему никак не удавалось слинять, а теперь выдался замечательный повод подпортить отношения — грех им не воспользоваться. — Я хотел бы стать домохозяином, — решился парень, избегая смотреть на хозяйку авто. — Ч-что? Правда? — Мать Сагами притормозила на очередном перекрёстке, остановив их «Шевроле». — Ты серьёзно мечтаешь им стать? Она изумлённо уставилась на парня, который всё же нашёл в себе смелость посмотреть в ответ. — Да, вы не ослышались, — пытаясь напустить на себя серьёзный вид, подтвердил он, недоумевая, почему женщина на водительском сиденье сдерживает улыбку, так и грозящую расплыться у неё на лице. — Хи-хи, — всё-таки не сдержалась та, — Хикигая-кун, ты, пожалуйста, посиди тут и никуда не уходи — я скоро. Одной рукой она, точно так же, как у дома, закрывала себе рот, а второй отстегнула ремень безопасности, повозилась у руля и нажала кнопку аварийной остановки. Затем поспешно открыла дверь и выскочила из машины, захлопнув её за собой. «Странная у неё реакция», — озадаченно подумал парень, откинувшись в кресле. Он не видел, как снаружи, ещё молодая женщина неудержимо смеялась, прислонившись спиной к автомобилю. «Домохозяин, хи-хи-хи! Вот уже чего от него не ожидала, ха-ха-ха!» — заливалась смехом Азуми-сан. Водители редких автомобилей, объезжающие внушительных размеров помеху, досадливо хмурились, недоумевая о причинах хохота прислонившейся к боку здоровенного минивэна женщины. Правда, никто не решался выйти и поинтересоваться, что здесь происходит, а сигналить не позволяли врождённые вежливость и тактичность. Подумаешь, женщина немного не в себе — это её личное дело и никого не касается. Тем более, связываться с такими — себе дороже. «Возможно, сама судьба привела его к тебе, дочь, — отсмеявшись, женщина второй раз за вечер смахнула с лица слёзы, — стоит ли отвергать её дар? Я ведь вижу, что он одинок, как и ты. Конечно, ленью не обделён и тараканы, что ожидаемо, присутствуют, но назвать плохим парнем язык не поворачивается — его сегодняшнее поведение говорит совсем об обратном». Она прикрыла глаза, отдавшись воспоминаниям.***
Яркие лучи весеннего солнца били в приоткрытые окна кухни, где за большим обеденным столом собралась вся семья Сагами. На улице весело звенела капель, радостно визжала детвора, заливисто тенькали синички и громко чирикали вездесущие воробьи. Прозрачный воздух был напоён той особенной радостью, что бывает лишь весной, когда природа пробуждается от долгой зимней спячки. Скоро вдоль улиц зажурчат ручьи, и мальчишки, да и девчонки, начнут пускать кораблики и устраивать соревнования: чей из них первым доберётся до огромной лужи рядом с территорией школы. Каждую зиму сточная канализация около школы забивалась, к вящему восторгу детей, вдоль и поперёк меряющих озеро местного масштаба в резиновых сапожках. Односельчане поговаривали, что внучка деревенского главы слёзно умоляла деда оставить лужу, и тот не устоял. Впрочем, это всего лишь слухи. В маленьких деревнях и сёлах, в отличие от шумных мегаполисов, жизнь, поистине, не меняется и течёт размеренно как сто и двести лет назад. Городские вечно спешат, куда-то опаздывают, нервничают, а деревенские без лишней суеты делают свои дела, не понимая, зачем торопиться. С детьми всё точно также: пока сыны и дочери «каменных джунглей» пропадают онлайн в соцсетях и мессенджерах, их деревенские сверстники с утра и до вечера пропадают на улице, общаясь, ссорясь и мирясь, хулиганя и устраивая потасовки, но в полной мере проживая лучшие годы своей жизни. Справедливости ради стоит отметить, что и городские гуляют, и сельские сидят дома с электронными гаджетами, однако баланс смещён в противоположные стороны. Традиционного котацу не хватало на шестерых, поэтому владыкой кухни являлся обычный стол в европейском стиле, а члены семьи сидели на стульях со спинками вместо мягких подстилок под ноги. Минами сосредоточенно ела манную кашу на завтрак, чуть ли не облизывая каждый раз ложку и жмурясь от удовольствия — дочь обожала необычное кушанье. Свекровь однажды предложила Азуми сварить это иностранное блюдо и показала как. Получилось довольно вкусно, особенно, если заправить кашу сливочным маслом; только пришлось использовать ложки для рамена — палочками, при всём желании, её не поешь. А теперь, глядя на счастливую дочь, за обе щёки уплетающую заграничное кушанье, мать тепло улыбалась. Остальные же, как и сама Азуми, ели на завтрак привычную еду — суп мисо. Когда супруг очистил свою тарелку, жена забрала её и подала всем чай, за исключением свекрови и дочери — им достался ягодный компот. Минами очень любила компоты, предпочитая их чаю, как чёрному, так и зелёному,— этим она пошла в свою бабушку. Как и принято, завтрак проходил в молчании. Когда же все поблагодарили за еду, муж вдруг задал дочери неожиданный вопрос: — Скажи, Минами, а кем ты хочешь стать, когда вырастешь? — Я? — удивилась она. — Ты же никогда не интересовался, папа. — А вот сейчас мне стало любопытно. — Ну, ладно... — Девочка сосредоточенно наморщила лобик. В принципе, хорошо зная характер своей дочери, Изао не ожидал какого-нибудь ответа в стиле: я вырасту, выйду замуж и буду вести домашнее хозяйство. Так отвечали практически все девочки деревни, за исключением некоторых, желающих стать врачами, ветеринарами или учителями. Но то, что сказала Минами, повергло его в крайнее удивление, если не в шок. — Я мечтаю стать главой огромной корпорации, которая будет помогать людям и решит глобальные проблемы! — на одном дыхании выпалила восьмилетняя дочь. Муж с женой переглянулись, ошарашено захлопав глазами, а у свекрови они весело заискрились. Она негромко кашлянула в руку, маскируя смешок. Будто заранее знала ответ. Оба брата, старший и младший, изумлённо уставились на свою сестру. А та, ничуть не смущаясь всеобщего внимания, продолжила: — А муж у меня будет домохозяином. Станет ухаживать за домом, смотреть за детьми и встречать вечером, когда я, уставшая, возвращаюсь с работы! Приготовит мне ванну, сделает расслабляющий массаж, окружит заботой и вниманием. С ним я буду мила, нежна и ласкова, в кругу семьи отдыхая от забот руководителя. А на следующий день с новыми силами уйду на работу. — Д-домо... кем? — Глава семейства с растерянным видом выронил палочки, не успев положить их на салфетку. — Домохозяином, папа! Что тут непонятного? — искренне удивилась девочка. — Мужчина, который занимается домашними делами. — Н-но... — Глава семьи не находил слов. — Ведь это жена должна… — Он потерянно замолчал. Его устоявшиеся представления о роли женщины в семье и в мире только что перевернули с ног на голову. И сделал это не абы кто, а собственная дочь. Нет, Изао, конечно, знал, что его нежно любимая дочурка — порядочная заводила и сорванец, но чтобы иметь настолько не женскую мечту... — Ладно, я пойду погуляю, можно? Всё ещё не отошедший от её недавних откровений, отец машинально кивнул. — Ура-а! Люблю тебя, папочка! — Минами мигом слетела с места, оббежала стол, с чувством чмокнула отца в щеку и пулей вылетела из кухни. — Спасибо, мамочка! — Донеслось из коридора. Через полминуты хлопнула входная дверь, а на улице раздался звонкий голос: — И не надоело вам всякой ерундой заниматься? Пойдёмте к горке у леса стоить крепость! Разделимся на две команды: одни будут штурмовать, а другие — обороняться. Потом поменяемся! — Да! — Отличная идея! — Здорово! Надоело просто так пуляться. — Тогда все за мной! Ну а кто прибежит последним — тот ленивая улитка! После слов дочери раздался дружный хохот и удаляющийся топот, а на улицу опустилась сравнительная тишина. Птицы так же пели, капель звенела, но детская возня и шум пропали — Минами увела всех за собой. В тот день Азуми испытала настоящее потрясение, что уж говорить о её благоверном. Братья же переглядывались, недоумённо пожимая плечами. В противоположность остальным, Микава-сан, мать супруга, улыбалась, глядя куда-то вдаль. В её ярко-серых глазах отражалась бесконечность...***
— Прости, Хикигая-кун, что заставила ждать, — пристёгиваясь и пряча улыбку, сказала Азуми-сан, — и прости, если сегодня перегнула палку с шутками. Просто я обрадовалась, что у моей дочери наконец появился друг, — она намеренно выделила последнее слово. — Сказать, что мы друзья — значит сильно преувеличить, — возразил парень, — она меня не переваривает, да и я сам, признаться, прохладно к ней отношусь, уж простите за честность. «Свалил бы от неё куда подальше». — Не извиняйся. Но должна открыть тебе небольшой секрет, — женщина за рулём посерьезнела, — было бы гораздо хуже, относись она к тебе с безразличием, — Азуми-сан проникновенно посмотрела ему в глаза. — Это ещё почему? — Потом поймёшь, — на губах женщины вновь заиграла весёлая улыбка, — а сейчас просто поверь на слово. — Поверить, говорите, — Хикигая с сомнением покачал головой, — боюсь, не могу обещать. Жилось бы гораздо легче, будь она безразличной. — Как знать, как знать, — вполголоса проговорила Азуми-сан, — мне показалось, что вы вдвоём неплохо проводили время: дома и в больничке. — Ну… — замялся Хикигая. Он и в самом деле не мог полностью этого отрицать, хоть немного и злился на Сагами. — Мы точно не скучали. Парень скривился, послушав себя — фраза прозвучала до ужаса двусмысленно. Идиот. Он мысленно отвесил себе оплеуху. Улыбка женщины стала шире: — Знаешь, я уже давно не видела, как дочь настолько живо общается, пусть и не совсем дружелюбно. «Ваш Кэп», — отметил про себя Хикигая. — Она одинока, на самом деле, — Азуми-сан многозначительно посмотрела на него, подумав про себя: «Так же, как и ты, парень». — Что за чепуха? — удивился тот, прежде, чем успел спохватиться. — Простите, но у неё же подружек чуть ли не с четверть класса, да и в школе, уверен, порядочно наберётся. — Не настоящие они, — припечатала в ответ Азуми-сан, — могут вместе посидеть и посудачить, да время провести, но не более того. — Почему вы так решили? — Видела, как они общаются, как себя ведут, как дочь к ним относится, — женщина разочарованно вздохнула, — нет в их отношениях глубины, искренности, того особенного тепла. Все её настоящие подруги остались в деревне. Хикигая молчал. В принципе, возразить ему нечего — из своих наблюдений в классе он давно сделал схожий вывод. — Была у Минами одна подруга в средней школе. Настоящая. Да только на третьем году они разругались в пух и прах, оборвав всякие отношения. До сих пор не могу выяснить почему — дочь упёрлась, что говорится, рогом, и молчит. Ещё была немного странная подруга в первом классе старшей школы, но их дружба тоже закончилась. — Понятно, — сказал Хикигая, чтобы поддержать разговор. — Между прочим, с тобой она вела себя искренне, без всякого притворства, — женщина лукаво улыбнулась, — открой мне секрет, Хикигая-кун, что ты сотворил с моей дочерью? И уж не ты ли явился причиной того, что она сняла контактные линзы и бросила красить волосы, а? — Нет-нет, что вы! — парень аж запнулся, почувствовав, как кровь ударила в лицо. — Я и сам не знаю, почему она так сделала, п-просто говорю, как есть, когда с ней общаюсь. Только и всего, честно. — В самом деле? Хикигая с готовностью кивнул, а женщина наклонилась к нему, оказавшись совсем рядом. Тёмные глаза уставились в его собственные, от чего он вконец разволновался. Её близость пугает! — У меня к тебе есть одна просьба, Хикигая-кун. — К-какая? — волнение превратилось в нервозность. Улыбка женщины стала шире. — Делай так и дальше. — А? — парень растерялся от неожиданности. — Немного не понял. — Говори, что думаешь, пусть ей и неприятно. Не пытайся подсластить пилюлю или ещё чего-нибудь в этом духе. В общем, не иди на поводу у моей дочери. — Да об этом и просить не надо, — успокоившись, пожал плечами Хикигая. «Очень подозрительная просьба, — всё же отметил он про себя, — как будто с подвохом». — Вот и замечательно! — Азуми-сан отодвинулась обратно, а парень недоумевал, что бы всё это значило. «Минами любит, когда ей говорят прямо, пусть и виду не подаёт. Только я тебе этого не скажу, дружок, — в свою очередь подумала Азуми-сан, — пусть всё идёт своим чередом». — Ладно, что-то мы с тобой заговорились — магазин скоро закроется. Сейчас я позвоню… Оп-па… Телефон дома оставила, — женщина растерянно нахмурила брови, — что же делать? — Может, тогда не поедем? — подал голос Хикигая. — Зачем сразу сдаваться? — усмехнулась Азуми-сан. — Держись, сейчас ускоримся. Она выключила аварийку, что-то переключила у руля и надавила на педаль. Минивэн прыгнул вперёд, словно получив хорошего пинка, а Хикигаю ощутимо вдавило в кресло. Узкие улочки рванулись навстречу. «Ничего себе резвый автобус», — промелькнула мысль. — Вы же нарушаете правила, — заметил парень, подавляя желание зажмуриться — дома слишком быстро бежали навстречу, а на поворотах их минивэн опасно кренился. — Совсем немножко, а иначе опоздаем, — ответила Азуми-сан, — кроме того, я притормаживаю на перекрёстках, не волнуйся. Легко сказать — не волнуйся. Когда дома по обе стороны узких улочек частного сектора так и летят навстречу, а на развилках сердце каждый раз замирает, боясь столкновения. Да и вдруг какой-нибудь случайный прохожий под колёса попадёт? Нет, больше он с Азуми-сан не поедет. Будь у неё даже спортивный автомобиль, это вовсе не значит, что можно так опасно гонять. Через несколько минут сумасшедшей, по его меркам, езды, они выскочили на очередной перекрёсток, и Азуми-сан резко сбросила скорость. Хикигая качнулся вперёд при торможении, чуть не поздоровавшись макушкой с лобовым стеклом. — Ну вот и всё, приехали, — объявила она, остановив машину на небольшом пустыре перед одним из домов за перекрёстком. Хикигаю не надо было просить дважды. Он быстро отстегнул ремень безопасности, открыл дверь и выскочил на улицу, захлопнув её за собой — ноги его здесь больше не будет.
