Жажда крови

Вскоре в своей комнате очнулся Перец. Всё его тело жутко болело, словно его пытались поджечь. Такое сравнение и пришло бы ему в голову, если бы не давно устоявшаяся мысль о том, что он сам способен обладать огненной силой и имеет иммунитет к ожогам от пламени. Чего уж не скажешь о воде, что давно превратилась для Острого в жестокую слабость. Какое-то время он даже не желал вставать с кровати и что-то делать. Каждое движение давалось с огромным трудом. Глаза тоже болели после того, как обычные слёзы обожгли их... Именно поэтому ему невольно вспомнилось то самое укрытие Бобов, где он жил раньше. Если бы только он пострадал, оставаясь в команде, Шрам бы помог ему излечиться с помощью специального устройства. Но всё же Перца изгнали, и он уже не мог вернуться в штаб. Как и не мог с лёгкостью вылечиться. Диктор никогда не стал бы помогать ему в этом... Нет, не только Диктор. Теперь никто не желал помогать Острому. Злобный экспериментатор не видел в этом необходимости, а Революционеры больше не считали его тем Бобом, о чьей судьбе стоит волноваться. Все, кроме... Зомби. Перец всё ещё с трудом верил. Он был уверен, что тот полностью разочаровался в нём, ненавидел его и считал мерзким предателем! Однако в тот момент, когда он вредил Элю и Флэшу, но в то же время мучился сам, именно Зомби воскликнул, что будет его жалеть. Что будет беспокоиться о его состоянии, если Острый не делает этого сам. Почему-то ему стало очень стыдно перед бывшим фанатом за всё совершённое зло. Но что он мог сделать, чтобы искупить свою вину? Разве что сбежать от Диктора и молить Шрама вернуть его в команду. К сожалению, в этом давно не было смысла. Если бы Перец вернулся и начал упрашивать лидера вновь сделать его Революционером, тот бы только прогнал его, не послушав и Зомби, попытайся он доказать, что на самом деле его кумир не так уж плох. Да и не стал бы он этим заниматься. Наверняка он всего лишь пытался отвлечь Перца в тот момент, чтобы сбежать с Флэшем и не обжечься из-за его пламени. Хотелось бы ему в это верить, да только каждая мысль в итоге кричала о том, что слова Зомби были самыми искренними. Вина не переставала настигать Острого. Но даже если бы ему удалось сбежать, даже если бы произошло чудо, и Шрам принял бы его назад, Диктор бы выследил его и отправился к команде лично. Уничтожил бы её, не стараясь. И почему вообще он так сильно об этом беспокоился? Шрам и Хельсинг до сих пор оставались его главными врагами! Перец знал, что легко справится с вампиром благодаря приобретённым силам. Ни ловкость, ни скорость не помогут Хельсу спастись от него. Но всё желание избавиться как от него, так и от КБ, угасало, как пламя, теперь подвластное Острому. Он заставил себя подняться с кровати, но при этом опустил голову. Он уже и не знал, чего хотел, отчего чувствовал искренний стыд. Жажда мести заставила его присоединиться к Диктору, но теперь он сомневался в собственных намерениях. Ну что за нерешительность! Перец едва узнавал самого себя, в прошлом всегда смелого и уверенного в себе, а теперь несчастного и растерянного. И никто больше не мог помочь ему, дать дельный совет... Как только Острый об этом подумал, дверь в комнату неожиданно отворилась. На пороге стоял серьёзный Диктор, а позади него по-прежнему летало множество камер. Клон приготовился к важному разговору. Очевидно, учёный заглянул не просто так. Хотел рассказать о чём-то или выдать новое задание. Возможно, именно этот момент и был для Перца переломным. Вероятная миссия, неожиданный приказ и всё это сразу после сражения в проекции... Его мысли подтвердили слова Диктора, сказанные как никогда строгим тоном: «Что ж, Острый, ты подвёл меня в очередной раз. Поэтому мне придётся согласиться с твоим предположением. Сможешь ли ты отправиться в укрытие клонов и сжечь всех их? Без какой-либо жалости. Без привязанности. Просто покончить с беглецами, как давно должен был сделать?» Похоже, у него не осталось выбора. — Ага... То есть, несмотря на то, что я только очнулся и ужасно себя чувствую, я должен бежать к штабу с кучей клонов и убивать их, несмотря на недостаток сил? — саркастично подметил он, отводя взгляд. — Было бы неплохо. Ты сам хотел сделать это, так к чему лишние сомнения? — Действительно... Значит, я должен сжечь всех? Не только лидера и этого противного вампира, но и Эль-Бобо, Флэша... Зомби тоже, да? — неуверенно предполагал Перец, всё ещё не в силах посмотреть прямо на Диктора. — Разумеется. Вампир очень силён, однако имеет огромную слабость к огню. Если ты уничтожишь его первым, у тебя будет заметное преимущество. И всё же... К чему все эти расспросы? Неужели ты больше не хочешь покончить с ненавистной тебе командой беглецов? С теми, кто так жестоко вышвырнул тебя из убежища? — учёный настойчиво стремился надавить на Острого, чтобы не оставить ему выбора. — Я... Я этого не говорил! И мне их совсем не жаль, серьёзно! Я просто думал... Неужели обязательно убивать сразу всех? Технически, пытать клонов — твоя работа, а не моя! Я просто... Ну, по большей части хотел отомстить Шраму и Хельсингу, — он заикался и терялся, в то же время нервно окидывая комнату взглядом. — Значит, ты готов отказаться от своих намерений? И не собираешься выполнять задание? Снова ты разочаровываешь меня, Острый, — Диктор подошёл поближе и схватил его за одежду. — Ты ведёшь себя, как ребёнок. Ребёнок, который и сам не знает, чего он хочет. Обижается на всех и жалуется на обидчиков, но сам ничего не может с ними сделать. Думаешь, если тебя кто-то обидел, тебе сразу простят любую ошибку и позволят действовать только так, как ты хочешь? Нет, Острый. И особенно я не собираюсь с тобой церемониться. Ты либо выполняешь задание, либо умираешь. Если же ты попытаешься обмануть меня и в итоге останешься с ними... Я не побоюсь наконец покинуть рабочее место, чтобы разобраться со всей вашей командой, — холодно запугал он шокированного клона. — Н-нет! И вовсе я не собираюсь к ним возвращаться! Я не ребёнок, и я точно знаю, чего хочу! Я в этом абсолютно уверен! Я всё сделаю! Давай, выведи меня с фабрики. Я точно всех их сожгу! Никого из них не пожалею! Убью сначала надоедливого вампира, потом этого никчёмного лидера, а затем уже и всех остальных. Эля, спасённого ими клона-музыканта и этого Зомби, этого предателя! — он сделал особенный акцент на Зомби, надеясь, что так Диктор поверит в его ненависть к этому клону. — Что ж, чудно. — Только... Можно я возьму трость? — взгляд Перца пал на его любимое оружие. — Зачем же? Огонь куда надёжнее этого оружия, которое пригодится разве что в ближнем бою, — Диктор остановился и решил послушать, как его помощник попробует оправдаться. — Просто... В том случае, если они всё же каким-то образом убьют меня, хочу знать, что моё любимое оружие у меня, а не валяется в одной из комнат фабрики, — тихо отрезал Острый. — Вот как... Так и быть. Надеюсь, ты меня не обманываешь. Возьми её. Он едва заметно кивнул и схватил трость. Тогда Диктор повёл его с собой, чтобы вывести с фабрики и отправить наконец в сторону беглецов, которые слишком долго от него прятались. Перец выполнит за него всю мелкую работу, пока сам учёный сосредоточится на более важных делах. А потом, как и все клоны, он погибнет и больше не будет доставлять неприятности. Диктор был уверен, что Острый знал это. Эти предположения заставляли его удивляться: если он знал о неизбежности своей смерти, зачем вообще отчаянно боролся за жизнь и постоянно искал способы себя оправдать? В этом не было ни капли смысла, если только он не пытался обмануть Диктора и не планировал никакой подставы. Впрочем, вряд ли Перец был достаточно умён для этого. Именно его глупость и не позволяла ему признать очевидное. Однако Диктор заблуждался. Перец понимал, что его в любом случае ждёт гибель. Либо Революционеры убьют его, либо Диктор, когда он справится с миссией и перестанет быть нужным этому жестокому учёному. Если бы только он не совершил всё то множество ошибок, у него бы оставался шанс выжить. Но теперь это было невозможно. Никто не мог спасти Острого от жестокой судьбы. Даже Зомби. Зомби... Для экспериментатора он оставался обычным клоном, что избежал опыта. Но для Перца и сейчас он являлся особенным. Кем-то, кого он бы не позволил себе так просто убить. Он понимал, что у него ничего не получится. Он попробует, заставит себя атаковать Зомби огненным снарядом, но наверняка отзовёт его в последний момент. Перец оказался в безвыходном положении. Шёл на задание — снова без плана. «Верно... Убью сначала Хельсинга, как самого уязвимого к моим атакам, потом Шрама, потом Флэша, потом Эль-Бобо и этого музыканта, ну а последним останется Зомби. Когда я избавлюсь от остальных, он не простит мне этого. Атакует, а мне ничего не останется, кроме как защищаться. Неплохой план, да? Нет... — сразу ответил он на свой вопрос. — Кого я обманываю? Очевидно, что я не смогу против него бороться. Он убьёт меня. А потом их всех убьёт Диктор. Не то чтобы Хельсинг и Шрам так волновали меня, но хотя бы он, он единственный... Нет, всё это не закончится хорошо. Я умру в любом случае, а потом и вся команда. Даже если не справлюсь я, Диктор их найдёт. Наверняка для него несложно добраться до этого штаба. Даже дроны туда уже долетали. Если только... — вдруг Перца осенило. — Что... Что за нелепая идея пришла мне в голову? Это же противоречит всему, чего я собирался добиться! К чёрту, к чёрту! Я должен действовать так, как собирался! Но всё же... Возможно, мне удастся сделать и что-то ещё», — незаметно для Диктора он ухмыльнулся. Наконец Острый почувствовал, что у него есть выбор.

***

Революционеры больше не переговаривались между собой. Эль-Бобо отдыхал у себя и, как ни странно, совсем не хотел общаться с другими. Он всё ещё чувствовал себя отвратительно. Не только из-за провала на миссии, но и из-за случившегося с Хельсингом. Тореадор заранее знал, что после его неудачи его пример для подражания не захочет иметь с ним дело, но никак не думал, что их разговор пройдёт именно так. Что Хельс откажется с ним пересекаться вовсе не из-за самого провала, а из-за неких личных причин, жутких и загадочных. Эль не мог выбросить из головы момент, когда тот прислонился к его шее и говорил поистине жуткие слова. И именно этот момент вновь напомнил ему, что Хельсинг давно уже не человек, а совсем иное существо, жаждущее крови... Эль-Бобо никогда не нравилось думать о самом близком для него члене команды, как о кровожадном вампире. Хельс всегда обладал человечностью и старался никому не навредить. Даже в тот самый момент не позволил себе выпить у тореадора всю кровь. И всё же, его загадочное поведение... Эль бы соврал, если бы заявил, что его это совсем не напугало. К тому же, тот признавался, что вкус его крови и тепло тела странно на него влияют. Несмотря на оптимизм и добродушие, Эль-Бобо невольно представилась ужасающая сцена, где Хельсинг нападает на него под влиянием этих жутких ощущений. Но ведь он бы никогда не поступил так чудовищно, верно? Тореадор впервые засомневался, за что мысленно ругал себя. Он заставил себя выйти в коридор. Там никого не было. Какие-то члены команды отдыхали в своих комнатах, а какие-то бессмысленно бродили по штабу, как Зомби. Эль-Бобо надеялся не столкнуться в неподходящий момент с Хельсингом. Однако в укрытии находился и другой клон, тот, с кем Эль всё же хотел немного побеседовать. Возможно, получить помощь. Узнать, что может происходить с Хельсом, раз уж он стал вести себя настолько жутко. Этим клоном был именно Ховен. Надменный, эгоистичный, но способный разбираться в чужих чувствах лучше, чем кто-либо ещё из всех членов команды. Однажды он обвинил Хельсинга в влюблённости, но вместе с тем он наверняка мог дать дельный совет! Раз ему удалось спасти Эля, значит, он мог довериться музыканту и в ином деле. Тореадор заглянул в его комнату. Ховен сидел на кровати с унылым выражением лица, но, заметив гостя, попытался вернуться к своему высокомерному виду. К сожалению для него, ничего не вышло. Сохранить уверенность никак не получалось, и музыкант открыто демонстрировал Эль-Бобо свою печаль. Тому наверняка требовалась помощь, а Ховен не мог помочь и самому себе. Тем не менее, мысленно он заставил себя сосредоточиться и сделать вид, что ничего не случилось. Что он всё такой же уверенный в себе и знающий, чего хотят и ожидают от него другие. Эль подошёл поближе и молча присел на кровать рядом с ним. Он приподнял голову. Никаких сомнений! Наконец-то кто-то заглянул, чтобы попросить у него совета, и он не смел отказывать в этот решающий момент! — Знаешь, Роберт... Я хотел бы с тобой поговорить. Ты, кажется, не в настроении, но мне нужна помощь. Это насчёт Хельсинга. Он странно себя ведёт, — негромко, чуть сдавленно произнёс Эль, чем заставил Ховена пристально поглядеть на него. — И как же? — спросил он, игнорируя слова Эля о его собственном настроении. — Он рассказал, что его тянет ко мне. Его привлекает вкус моей крови, тепло моего тела, разные мелочи с моей стороны... Он очень близко прислонялся ко мне, будто бы готов был выпить всю мою кровь, но при этом сказал, что больше не хочет проводить со мной время. Сказал, что не хочет подтверждать твои догадки о влюблённости. Я, конечно, не хочу говорить, что он влюблён, но я начинаю серьёзно о нём беспокоиться! Может быть, он стал зависимым от моей крови, я не знаю. В любом случае, его поведение было жутким. Не хотелось бы, чтобы он стал одержимым мной. Но в то же время не хочется, чтобы он вот так просто позабыл обо мне, будто мы никогда не общались. Я хочу ему помочь, но не знаю, как. Я вообще... Не уверен уже, что могу кому-либо помочь. А ты хорошо разбираешься в чужих чувствах — по крайней мере, сам ты именно так и говоришь, — так что, может быть, ты дашь совет? Попробуешь подумать над его поведением и определить, что с ним случилось? Ну или... Если даже ты всё ещё думаешь, что он влюблён в меня, то докажи это. Я хочу знать точно! — Эль хотел громко воскликнуть это, но вовремя сдержался, чтобы не привлечь внимание Хельсинга лишними криками. — Так вот что с ним такое... Я пытался проследить за его поведением, но он совсем не желает видеть меня. Увы, я и сам уже не уверен, что можно посоветовать в столь сложной ситуации. Не отрицаю, что такое поведение Хельсинга выглядит жутко. Однако... — тут Ховен запнулся и не нашёлся, что сказать дальше. — Ох, я... — Ты в порядке? Я тебя даже не узнаю. Никакой высокомерности в голосе, ничего. Тебе тоже нужна помощь? Если да, то расскажи, что случилось! — предложил Эль и сразу заметил, как музыкант попытался возразить. — Ты говоришь, что хорошо разбираешься в чужих чувствах, что видишь эмоции, которые другие пытаются скрыть. Но ведь и мы не так слепы. Я вот вижу, что тебя что-то тревожит! И уже не в первый раз! Это началось, когда Хельсинг разозлился на тебя из-за твоего предположения о любви. Что с тобой такое? Мне вот кажется, что в последнее время ты уже и не хочешь вести себя так надменно, как раньше, но почему-то заставляешь себя. И если так, то я не понимаю, почему, — с сомнением высказался он. — Вовсе нет! Я всего лишь... — Ховен не закончил предложение. Знал, что лишние оправдания привлекут только больше внимания. — Ладно. Ты подловил меня, Эль-Бобо. В последнее время меня действительно терзают сомнения, — он неуверенно улыбнулся. Тореадор совсем не узнал в нём того самого эгоистичного и наглого клона. — Но я не знаю, как объяснить свою проблему. Она звучит слишком неправдоподобно. Бессмысленно или даже... мистически. — Попробуй объяснить! — Хм-м... Что ж, как ты заметил, я стремлюсь помогать команде. В особенности тем, кто пытается прятать свои чувства. И мне так же было приятно, когда я спас тебя. В такие моменты я будто бы чувствую себя... собой. Настоящим. Я словно именно так и должен себя вести, — ненадолго он отвёл взгляд. — По правде говоря, порой мне кажется, что я... и вовсе не должен быть таким, какой я есть сейчас. Вы называете меня эгоистичным и надменным, ведь я веду себя соответствующе. Но порой я думаю, что мог бы быть добродушным, понимающим и эмпатичным. Вот к чему я стремлюсь. Но никак не могу пересилить данный мне характер. Это так ужасно... Ведь, будь я таким, каким хотел бы, возможно, я бы даже обрадовался этому странному имени, каким вы пытались меня назвать. «Бобховен» — так оно, кажется, звучало? Да, верно... — Роберт... — Ох, прости за всю эту болтовню. Наверное, тебе лучше уйти. Не думаю, что я смогу помочь вам с Хельсингом в вашей проблеме. Мне по правде стыдно за это. Но я не желаю дальше нагружать тебя проблемами, Эль. Прошу, оставь меня на некоторое время одного, — вежливо попросил музыкант. Элю пришлось оставить его. Ховен не ошибся: никакой помощи он не получил. Однако выслушал проблему одного из членов команды! Вот только тот не позволил ему решить её. Как и наверняка не хотел, чтобы кто-то знал о том, что он рассказал. Эль-Бобо предпочёл сохранить его тайну в секрете и только тогда задумался, что Хельсинг, возможно, тоже не хотел, чтобы хоть кто-то знал о его поведении, к которому его сподвигал вид тореадора. Он покачал головой. Хотелось бы ему во всём разобраться с Хельсом лично. Но для этого было слишком поздно. Эль вернулся в комнату. Он больше ничего не мог сделать. Не мог покончить с проблемами. Здесь ему требовалась инициатива Хельсинга, но он решил сделать всё, чтобы избегать тореадора как можно чаще. Если бы Ховен дал совет, Эль-Бобо нашёл бы решение, но он должен был сразу понять, что даже у такого высокомерного клона есть свои проблемы... Но Хельсинг даже не подозревал о том, что Эль так сильно переживал как за него, так и за самого себя. После всего позора, ситуаций, где ему не удавалось себя контролировать, моментов, когда он почти сдавался и позволял эмоциям взять над собой верх, он намеревался только отдалиться от Эль-Бобо и контактировать с ним так мало, как это только было возможно. Отвечать на вопросы на собраниях. Пить кровь, когда подходила его очередь. Но не более. Конечно, одно только утоление жажды могло лишний раз сблизить его с тореадором, но Хельс понадеялся, что этого не случится теперь, когда он принял решение внимательно следить за своими действиями и не допускать ничего подозрительного. «Хотелось бы мне пить его кровь как можно меньше. Чтобы не стать полностью зависимым от него...» — промелькнуло у него в голове. Хельсинг продолжил размышлять и на всякий случай прислушался: он не хотел погружаться в мысли слишком глубоко и упускать важные детали. В последнее время его преследовали одни проблемы, и он, к сожалению, был не в силах с ними справиться. Не мог по щелчку пальцев избавиться от вампиризма, не мог выйти на солнце и не сгореть из-за него только благодаря силе своего желания, не мог избавиться от жуткой привязанности к Эль-Бобо, как бы ни старался. Для него остался единственный шанс позабыть о том тепле, что подарил ему тореадор. Отдалиться от него навсегда. Заставить себя это сделать, если понадобится. Но остальные проблемы от этого всё равно не исчезнут — Хельсинг это понимал. Если бы только в тот злосчастный день он не устал так, что Вампир укусил бы... Ничего из этого бы не произошло. Появись у него шанс вернуться в прошлое и что-то изменить, Хельс сказал бы самому себе быть внимательнее. Не позволять никому застать его врасплох. Он знал, что укус упыря привёл ко всему, что с ним случилось. Хельсинг утерял над собой контроль и выбрал в качестве первой жертвы именно Эль-Бобо — так они невольно начали сближаться, пока он не стал зависимым не только от крови тореадора, но и будто бы от него самого. Вместе с тем Хельс лишился шанса отправляться на многие миссии, из-за чего тоже возникло немало проблем. Если бы он пошёл на Революцию вместе со всеми, наверняка не позволил бы Перцу убить Джеймса. И тот не перешёл бы на сторону Диктора. С Хельсингом в его человеческом виде, а не в форме чудовища, у них был бы шанс победить, справиться с преградами быстрее. Он в себе не сомневался и знал, что сражался бы храбро, одновременно с этим пытаясь помочь тем, кто слабее. Но из-за вампиризма он только сидел в штабе и нетерпеливо дожидался Бобов, пока они рисковали жизнями... Вдруг Хельсинг отвлёкся. Он заслышал подозрительный шум, будто бы в стену штаба что-то бросили... Странный звук заставил его покинуть комнату и подойти поближе к выходу, однако он ничего не заметил. Выглядывать же было для него слишком рискованно. Но он мог поклясться, что ему не показалось. Несмотря на недавнее презрение Хельса в сторону собственного вампиризма, он признавал, что слух упыря куда более чуткий и способен уловить даже такие мелочи. Он должен был рассказать Шраму, что что-то не так. Хельсинг почти добрался до нужной комнаты, как вдруг столкнулся с Зомби, который, как и всегда, медленно бродил по штабу. «Эй, Хельсинг, что происходит? Выглядишь обеспокоенным», — подметил он, когда обратил внимание на выражение лица Хельса. «Я заслышал подозрительный шум снаружи. Из-за вампиризма я, как и всегда, не могу выйти на улицу, так что мне стоит сообщить Шраму о возможной угрозе. Мне показалось, что кто-то швырнул в стену штаба некий предмет. Кто знает, может быть, это Диктор пытается выманить нас. Стоит приготовиться», — серьёзно, но вместе с тем быстро, чтобы не задерживаться, разъяснил ситуацию Хельсинг. Зомби призадумался. Умный и расчётливый Диктор не стал бы просто бросаться вещами в стены, чтобы привлечь чьё-то внимание. В его распоряжении было множество самых разных устройств. Если бы он решил собственными руками избавиться от Революционеров, наверняка придумал бы что-то другое. Но кое-кто другой мог поступить так, как в рассказе Хельсинга. И если Зомби не ошибался, это означало, что он единственный сможет справиться с возможной угрозой. «Э-хе-хе, не стоит отвлекать Шрама! Он и так уже совсем устал! То ты у него кровь пил, то пришлось, несмотря на усталость, на миссию бежать... Я справлюсь, серьёзно!» — заверил он Хельса, сбегал в мастерскую за пушкой и побежал прочь, даже не дождавшись ответа. Тот глядел ему вслед. Внезапное желание Зомби самостоятельно выяснить, что происходит на улице, не могло не насторожить его. Но Хельсинг понадеялся, что может доверять Революционеру. Если бы так убежал Флэш, он бы сделал всё, чтобы его остановить, но Зомби не стал бы ничего скрывать. Хельс рискнул и остался ждать его. Он отправился с пушкой и мог защититься от возможной угрозы. Если же снаружи Бобов в самом деле поджидал Диктор, Зомби мог бы сразу вернуться и предупредить остальных, не попадаясь в ловушку. Хельсингу просто следовало немного подождать. Зомби оказался на улице. Он сразу же осмотрелся, чтобы найти рядом со штабом предмет, который могли бросить в стену. Долго искать не пришлось: совсем скоро неподалёку от укрытия он заметил... трость. Трость, которая показалась ему очень знакомой, но при этом нисколько его не удивила. Зомби пригляделся вдаль повнимательнее, но никого не заметил. Однако он точно знал, что не один. «Перец, — позвал он единственного клона, кому могло принадлежать такое необычное оружие, — я знаю, что ты здесь. Выйди сюда немедленно. Никто, кроме тебя, не мог бросить нам именно трость». Сказав это, он покрепче сжал пушку в руке на тот случай, если Перец действительно выйдет и попытается атаковать его с помощью пламени. Зомби будет быстрее и не позволит Перцу так легко избавиться от него... Он не ошибся: из-за одной из ближайших куч мусора вышел Перец. Серьёзный, но словно бы несколько нерешительный. Зомби тут же направил на него оружие, но он не призвал пламя даже для защиты. К тому же, Острый выглядел на удивление слабым и уставшим. Похоже, Диктор вообще не пытался залечивать его раны... Тем не менее, он направился к своему бывшему фанату так твёрдо, как только мог, при этом стараясь демонстрировать хотя бы поддельное дружелюбие. Зомби, как и любой другой Революционер, всё равно не поверил бы, что он пришёл с добрыми намерениями. Иначе не выставлял бы вперёд пушку. «По крайней мере, не атакует. Уже неплохо», — пронеслось в голове Перца, после чего он наконец встал напротив Зомби. Видеть его таким рассерженным было... больно. Но у клона не было времени об этом рассуждать. Он должен был предупредить команду о планах Диктора, пока тот не избавился от каждого из Бобов. — Удачно, что я встретил именно тебя... Послушай меня внимательно. Ты должен позвать сюда Флэша, раз уж вы его оживили, — высказал он совершенно неожиданную для Зомби фразу. — Что?! — воскликнул тот. — О чём ты говоришь? Зачем ты вообще пришёл? Сбежал от Диктора и теперь пытаешься вернуться к нам? Шрам в любом случае тебя не пустит. А Хельсинг не побоится выпить всю твою кровь, завидев здесь, я уверен. Так что лучше... — Я не говорил ничего про Шрама и Хельсинга. Мне нужен Флэш. Видишь ли... Диктор устал терпеть Революционеров. Он сказал мне сжечь вас. Как видишь, я этого не делаю. Но если я откажусь от миссии, он объявится сюда сам. Не думаю, что для него будет сложным найти убежище. Даже его дроны уже залетали сюда и не раз. Поэтому вы должны перебраться в другое место как можно скорее. Зная его, он дождётся хотя бы завтрашнего дня, подготовится и только тогда придёт, но всё же, медлить не стоит. Вот почему мне нужен Флэш. Когда он сбежал, где-то же прятался. Возможно, там смогут спрятаться все, — торопливо, тоном, переполненным волнением, рассказал Острый. — Но... Почему я должен тебе верить? Странно как-то. Разве ты не намеревался уничтожить нас? С чего теперь просишь спрятаться? Вот, штаб прямо перед тобой. Можешь поджечь сразу всех. Обманываешь, заманиваешь в ловушку? — настойчиво допрашивал его Зомби, пусть подсознательно и не хотел так разговаривать с бывшим кумиром. — Понимаю, что ты мне не веришь, — Перец горько усмехнулся, но спустя миг улыбка пропала с его лица. — На самом деле... Я не могу. Наверное, я просто слабак, каким меня всегда и считали, хе-хе... Я бы наверняка справился со Шрамом и уж тем более с Хельсингом, но... Тебя я тронуть не могу. Не могу заставить себя это сделать. Но я знаю, что если сожгу остальных, ты просто возненавидишь меня, — после этих слов выражение лица Зомби преобразилось на растерянное. — Ладно. Можешь не звать Флэша. Просто передай ему то, что я сказал. — А... А куда ты пойдёшь? Вернёшься к Диктору? — мрачно предположил тот. — Я... Нет. Если он узнает, что я сделал, то убьёт меня. А так у меня хотя бы появилась возможность сбежать. Теперь я... Не знаю, куда пойду. Но с такой способностью уж не пропаду! — Острый нервно посмеялся, но Зомби видел, как слезятся его глаза. — Всё равно я веду себя, как ребёнок, который сам не знает, чего он хочет... Обиделся и решил испортить обидчикам жизнь — я совсем не меняюсь, а? И... Я пойду. Не буду тебя задерживать. Зомби не успел ничего ответить, и Перец, схватив трость, побежал прочь. Останавливать его было бесполезно, да и Шрам с Хельсингом всё равно отказались бы его выслушивать. Как можно было рассказать о встрече с Острым Хельсу? Если бы он только узнал о том, что предатель так близко, дождался бы темноты, отыскал его и выпил всю кровь ещё до того, как тот попытался бы защититься с помощью пламени. Хельсинг бы не пожалел такого, как он. Зомби опустил голову. Похоже, на самом деле Перец никогда не хотел быть злодеем. Разве что пытался доказать, что он чего-то стоит... «Что ж, если он отказался нас убивать, несмотря на ненависть к Шраму и Хельсингу, возможно, им есть за что гордиться... Но я должен передать его слова Флэшу. Или Хельсингу. Или Шраму. Кому-нибудь, но должен!» — с этой мыслью он побежал обратно в штаб. Там его сразу же встретил серьёзно настроенный Хельсинг. Зомби не составило труда догадаться, что он всё слышал. Ещё бы... Из своей комнаты он уловил, как Перец бросил трость в стену укрытия — несложно было проследить и за тем, о чём говорили двое клонов неподалёку от убежища! Наверняка недоверчивый Хельс не собирался прислушиваться к словам Острого, и Зомби это понимал. Но он обязан был как можно скорее придумать, что сказать, как убедить его в том, что Перец может быть прав, что он не так ужасен, как могло бы показаться! «Придумай что-нибудь, придумай что-нибудь, скорее, пока он не предупредил всех о том, что Перец приходил. Иначе его сразу убьют!» — Зомби решительно заставлял себя собраться, не боясь быть грубым с самим собой. Без такой твёрдости он бы ничего не добился. «Знаешь, я удивлён, что Перец так легко вызвался нам помочь, — подметил Хельс. — Однако меня удивляет ещё и то, что он вообще не пытался навредить никому из нас. Привлёк внимание только ради разговора... Это даже на него не похоже. Но именно поэтому ситуация выглядит серьёзной. Не скажу, что из Перца хороший актёр, так что скорее всего он говорил искренне. У Диктора есть все шансы найти наше укрытие — это факт. Флэш же действительно прятался так далеко, что его убежища не нашёл никто. Если мы переберёмся туда, где даже не пролетают дроны, вряд ли ему удастся так легко добраться до нас. Но стоит ли так рисковать из-за слов предателя, который ещё сегодня пытался сжечь членов команды? В одном он точно прав: он ведёт себя, как ребёнок. И сам не знает, что ему нужно. Доказывает что-то другим, но что — сам не понимает. В любом случае, должен ли я отвлекать Шрама и сообщать ему о вашем разговоре? Раз уж Перец посоветовал нам найти новое укрытие как можно скорее», — выговорился он сдавленным тоном. Зомби твёрдо кивнул. Хельсинг не стал спорить с ним. Совсем скоро он попросил собраться абсолютно всех: от ещё не отдохнувшего Шрама до Флэша, который должен был рассказать о месте, где жил после своего побега. Лидер сразу догадался, что дело срочное. Иначе бы Хельс не стал так серьёзно настаивать на собрании и просить, чтобы клоны пришли в нужную комнату как можно скорее. Однако вскоре все были на месте: Шрам серьёзно глядел на Хельсинга, Эль сидел неподалёку от него и, наоборот, смотрел в сторону, Флэш вопросительно поглядывал на каждого клона по очереди, Зомби выжидал, пока Хельс сообщит об услышанном, а Ховен думал о своём, почти не обращая внимания на других. После того, как он признался Эль-Бобо в том, как чувствовал себя некоторое время, ему было трудно сосредоточиться на чём-либо ещё. Хельсинг наконец начал рассказывать всё самое важное. О подозрительном шуме, который заслышал, о Зомби, что отважился проверить улицу, и, конечно, об их разговоре, в ходе которого Перец попросил Революционеров бежать, разыскивать новый штаб. Вместе с тем Хельс не забыл упомянуть и Флэша. Спросить, где же он проживал, будучи изгнанным из команды. Клоны были шокированы. Не только из-за того, что Перец не пытался жестоко сжечь их, но и потому, что Хельсинг — сам Хельсинг! — похоже, рискнул довериться ему. Слова предателя, которые они с Зомби пересказали вместе, звучали очень убедительно, а Острый никогда не был достаточно хитрым клоном, чтобы искусно врать, но такое поведение со стороны Хельса всё ещё оставалось неожиданным. Может быть, даже невероятным. «Моё личное укрытие, хм-м... — заговорил Флэш. — Да, помню, как там прятался сразу от вас и от Диктора. Ещё думал, чтобы оправдаться перед ним, принести хоть кого-нибудь... Дурацкая затея была, хе-хе. В любом случае, находится оно далеко отсюда. Если всерьёз думаете переносить туда всё, то времени потратите немало. Комнат там достаточно, хоть они и не расположены так же удобно, как здесь, но всё же. Хотя... Хельсинг, если ты, как вампир, обладаешь повышенной силой, то вместе со скоростью, превышающей обычную человеческую, сможешь перенести туда большинство вещей. А с тем, что попроще, уж я помогу. Так что, теоретически, переселиться мы можем. Конечно, не знаю, как перенесём самые тяжёлые штуки и что будем делать с этим клоном в капсуле, которого вы вряд ли захотите бросать, но тем не менее, шанс справиться вполне себе есть. Так что, Шрам, Хельсинг, решайте сами, что делать: слушать Перца или не слушать. Честно, я вполне могу поверить, что Диктор явится за нами. А как там насчёт всех вас — не знаю», — высказался он так беспечно, будто вообще не беспокоился о дальнейшей судьбе команды. Как и о своей собственной. Шрам знал, что теперь у команды вряд ли есть выбор. Им ничего не оставалось, кроме как послушаться совета самого настоящего предателя. Возможно, он вёл их в ловушку. Но лидер понимал, что Диктор может оторваться от рабочего места и навестить их в самом плохом смысле этого слова. Побег в более безопасное место в данной ситуации звучал, как лучшее решение. Ну а если экспериментатор поджидал их именно там, и слова Перца были обыкновенной ловушкой, Бобам оставалось разве что приготовиться к битве лично с ним. Так КБ пришлось согласиться. Пришлось принять, что им придётся бежать и обустраиваться в ином месте. Если у Хельсинга хватило смелости довериться Перцу, скорее всего никто не заводил их в ловушку. И всё же, они не могли пойти прямо сейчас. Стоило дождаться темноты, когда Хельс сможет свободно передвигаться по улице. Тогда Флэш покажет им своё бывшее убежище, а уж дальше они разберутся. «К вечеру я решу, что делать с клоном из капсулы. Вряд ли мы оставим его здесь. Но и выпускать его оттуда ещё нельзя. А так... Если не случится ничего непредвиденного, перемещать вещи начнём с наступлением темноты. Где-то после твоего утоления жажды, Хельсинг. Эль, сегодня твоя очередь одолжить кровь. Если всё ещё чувствуешь себя плохо — сообщи», — спокойно сказал Шрам и приказал всем разойтись. Эль-Бобо промолчал. Физически он чувствовал себя неплохо, особенно после исцеления. С моральным состоянием всё было несколько иначе, но лидеру не следовало знать о проблемах в отношениях Эля с Хельсингом. Когда тот утолял жажду, любой клон выступал для него скорее жертвой, едой. Наверняка Хельс не стал бы выяснять отношения в такой важной ситуации! Эль-Бобо надеялся на это, но не переставал сомневаться. Снова. Но Хельсинг переживал куда сильнее. Догадывался, что утоление жажды именно кровью Эля могло привести к печальным последствиям. С другой стороны, если бы он вновь попробовал её именно в этот день, а потом забыл на долгое время, у него появилось бы только больше шансов отдалиться от Эль-Бобо. Но Хельс глубоко сомневался, что всё пройдёт так легко. Сколько бы он себя ни контролировал, мерзкая привязанность к тореадору всё равно давала о себе знать, заставляла его вести себя постыдно или жутко. Хельсинг надеялся покончить с этим. И если бы предстоящие несколько дней прошли без мыслей о том, что скоро ему снова придётся столкнуться с Элем, он был бы безмерно рад. Но только момент избавления от жажды мог показать, как Хельс отнесётся к очередному взаимодействию с тем, кого так мечтал сторониться. Как и всегда, он мог только ждать.

***

Всё оставшееся время ничего не происходило. Диктор не объявился и не попытался схватить клонов. Но и Перец больше не показывался. Порой Зомби выходил из укрытия и пытался отыскать его, но тот убежал слишком далеко. Он лишь надеялся, что бывший Революционер не обманул их, не попытался завести в ловушку. Слишком уж искренне он говорил тогда, едва сдерживая слёзы. Так искренне, что поверил даже Хельсинг, который наверняка бы почувствовал ложь, если бы Острый действительно пытался что-то скрыть. В его нынешнем состоянии он бы себе не позволил быть излишне доверчивым. И раз уж он догадался, что Перец не врёт, Революционерам следовало к нему прислушаться. Даже если они рисковали. Даже если новый помощник Диктора, который, кажется, передумал на него работать, на самом деле вёл их в ловушку. Зомби не хотел оправдывать его, но уже не верил в то, что он настолько жесток. Но совсем скоро подошло время для Хельсинга утолить жажду. Он не побоялся зайти прямо к тореадору в комнату — всё равно Зомби с ним не было из-за его привычки проводить время, бессмысленно расхаживая по убежищу. Хельс не хотел этого, не хотел снова бессмысленно сталкиваться с Эль-Бобо. Но если бы он попросил кого-то другого выступить в роли очередной жертвы, навлёк бы на себя лишние подозрения. Именно этого он старался всеми силами избегать, а оттого не мог так поступить. Хельсинг должен был выпить именно кровь Эля: всё такую же вкусную, приятную, но такую, о какой ему стоило как можно скорее забыть. «Прости, Эль, но я должен это сделать. Я выпью у тебя кровь, и мы покончим с этим навсегда. После того, как я это сделаю, мы разойдёмся совсем. Мне будет достаточно нескольких дней, чтобы успокоиться», — заверил он тореадора и получит в ответ сдержанный кивок. Хельсинг подошёл к нему поближе, положил руки ему на плечи и крепко сжал их, а затем прислонился к шее Эля. Тот замер и ощутил, как по телу пробежали мурашки. Ему только показалось, или Хельс уже вёл себя странно?.. Увы, подумать об этом Эль-Бобо не успел. Хельсинг уже вонзил клыки в шею и принялся пить кровь. Не позволял себе поддаваться и реагировать на неё, как на что-то особенное. Ни о чём не желал размышлять. Но позорные мысли сами собой прокрадывались в голову. Мысли о том, как же приятно было пробовать эту кровь — что за отвратительное поведение! В то же время хотелось постоять рядом с Эль-Бобо немного подольше. Проникнуться теплом его тела, совсем, совсем не такого ледяного, как у вампира. В последний раз. И в этот же последний раз Хельсинг снова подмечал все те странности, что вытворял, и все те безумства, о которых думал. Поэтому, несмотря на желание оставить Эля, он всё больше и больше убеждался в том, что... Нет, он не позволил себе закончить эту гадкую мысль. Он наконец закончил пить кровь и слегка отстранился от шеи Эль-Бобо. Но не до конца... Остался прислоняться к ней, в то же время продолжая удерживать тореадора. Прикрыл глаза и сосредоточился. Даже сейчас он не прекращал вести себя странно. Позволял себе совершать столь постыдные действия. Явно не хотел вот так легко покидать Эль-Бобо и считал это скорее обязанностью, приказом самому себе, чем настоящим своим желанием. Хельсинг всё меньше понимал, в чём же дело. Просто стоял рядом с тореадором, почти неподвижно. Наслаждался теплом и особенным запахом крови. Таким по-жуткому приятным... Мысль об этом заставила Хельсинга ужаснуться и из-за этого он сжал плечи Эль-Бобо ещё крепче прежнего. Он понимал: осталось совсем немного до переломного момента. Момента, когда он наконец всё поймёт, заставит себя признать то, что с ним на самом деле случилось и чего он так долго пытался избежать. «Х-Хельсинг, ты в порядке? Ты, кажется, хотел меня оставить, когда кровь выпьешь... Совсем скоро нам придётся бежать в другое укрытие, и разве тебе не пора переносить вещи с помощью своей вампирской силы? — взволнованно расспрашивал его Эль и в то же время старался легонько оттолкнуть Хельсинга от себя. Ничего не получалось. — Ты так меня удерживаешь, что это становится жутко! Если хочешь, я попробую тебе помочь! Или наоборот, спрячусь до тех пор, пока ты не покончишь с работой. Но ты, эм... В с-самом деле странно себя ведёшь. Ну же, тебе стоит меня отпустить! Моя кровь действительно может быть для тебя очень вкусной, но ты ведь всегда предпочитал сосредотачиваться на работе! Давай же», — тогда он попробовал убрать руки Хельса с его плеч, но тот наконец сделал это сам с огромнейшим усилием заставил себя отстраниться от шеи Эль-Бобо. Несколько мгновений он стоял неподвижно, опустив голову. — Что с тобой такое? Тебе плохо? Ты настолько не желаешь меня видеть? Или... Наоборот? — Эль терялся. Не мог подобрать подходящих слов. Не мог объяснить жуткое поведение Хельсинга. — Возможно, я совсем разучился себя контролировать, только и всего. Говорю себе отдалиться от тебя, а в итоге забываю об этом и снова удерживаю тебя рядом. Я веду себя неприемлемо. Но тебе об этом волноваться не стоит. Просто хочу попросить прощения за то, что сейчас сделал. Я просто... Ладно, думаю, не стоит лишний раз нагружать тебя моими проблемами. Я буду в порядке, — сухо высказался Хельсинг и побрёл прочь. — Уверен, что тебе не нужна помощь? Я знаю, что сам мало на что гожусь, но я могу позвать Шрама, чтобы проверил тебя, или Роберта, который наверняка может посоветовать что-нибудь дельное... — Всё в порядке. Ни Шраму, ни Роберту не стоит знать о... таком. Поверь, я смогу собраться и смогу всё это выдержать, — заверил Хельс тореадора со всей присущей ему твёрдостью. — Но ты ведёшь себя так, будто тебе трудно себя контролировать! Если ты чувствуешь себя странно, разберись с этим, пока не поздно! — начал умолять его Эль-Бобо. — Именно это я и собираюсь делать, больше не сталкиваясь с тобой, — это прозвучало грубо, но Хельсинг не смог подобрать лучшей фразы. Он оставил тореадора и направился в свою комнату. Всё равно там никого не было. Голова Хельсинга оставалась опущенной. Всё становилось очевидно: он уже не мог контролировать себя так же идеально, как прежде. Его тянуло к Эль-Бобо. В самом ужасном смысле этого слова. Тянуло не только как к лучшей жертве с самой вкусной кровью. Если бы это было так, Хельс не заставлял бы себя отойти от Эля, сосредоточиться на другом, более важном деле. Один лишь вкус крови никогда бы не изменил его настолько. Никогда не заставил бы усомниться в своих силах. И, сколько бы Хельсинг ни старался забыть о постыдных моментах, сколько бы ни отрицал происходящее с ним, всё было бессмысленно, бесполезно и глупо. Он врал как самому себе, так и членам команды. Пытался доказать им, что он в порядке, хотя давно уже понял, что это вовсе не так. И вот, оказавшись в комнате и закрыв дверь поплотнее, он упал на колени и закрыл лицо руками. Ещё в тот самый день, когда Хельсинг чуть было не убедил себя в том, что вот-вот заснёт на одной кровати с Эль-Бобо, ему стоило обо всём догадаться. Но он убеждал себя в том, что всё в порядке, и никого не слушал. Не слушал новичка, несмотря на то, что именно тот и высказал правду. Истинное положение вещей. То, что Хельс сам заметил позже, чем клон, умеющий разбираться в чужих чувствах как никто другой. Он влюбился в Эль-Бобо — вот что сказал Ховен в тот день, когда вместе с тореадором они затеяли свою тайную, неприличную игру. И Хельсингу стоило ещё тогда заметить, что он ведёт себя странно. Что он неподобающе реагирует на покрасневшего Эль-Бобо. Но он игнорировал всё. Всё отрицал. И своими действиями лишь сильнее связывал себя с тореадором. Вот почему теперь он не мог так просто исполнить свой план и отдалиться от него. Единственный, с кем он почти позволил себе заснуть — Эль-Бобо. Единственный, чью кровь согласился выпить постыдным способом — Эль-Бобо. Единственный, за кого волновался после провальной миссии — Эль-Бобо. После всего этого Хельсингу стоило догадаться, как он на самом деле относится к тореадору. Но он, вопреки своему характеру, боялся. Боялся, что окажется грешником. Но теперь бояться смысла не было. Всё встало на свои места. Хельс уже и не мог сказать точно, когда это произошло, но знал одно — он влюбился в Эля. Влюбился в мужчину. Превратился не только в уродливую нечисть, но ещё и в грешника, каким так боялся стать. Для клонов подходило время серьёзной задачи, а он не мог заставить себя подняться с пола. Не после этого ужасного осознания. Хельсинг должен был немедленно что-то предпринять, да только уже не знал, что именно. Закрыться ото всех? Избавиться от себя? От Эль-Бобо? Но разве могла жестокость спасти его? Всегда собранный, на этот раз он действительно не знал, ничего не знал. Только проклинал себя за то, что поддался. За то, что посмел совершить такое... Совсем скоро придёт Шрам и наконец прикажет Хельсингу приступить к работе, пока не стало слишком поздно и Диктор не попытался убить всех клонов разом. Но он не мог заставить себя даже подняться с пола. Как он должен был работать после того, как наконец-то понял, что с ним случилось? Заставлять себя, притворяться, делать вид, что всё в порядке, что он способен работать и дальше — вот и всё... Но Хельс знал, что уже не приступит к работе так легко. Однако он не смел показываться лидеру в таком виде. Скрыть всё, заверить команду в том, что он чувствует себя нормально. Несмотря на то, что он оказался на самом дне. Сначала нечисть, затем ещё и грешник... Хельсинг не собирался прощать себе всего этого. И вместе с тем теперь уже не предполагал, как двигаться дальше. Как стать прежним собой. Как избавиться от этого омерзительного чувства...

***

«Что ж, Острый так и не вернулся... — рассуждал Диктор, просматривая документы. — Либо беглецы убили его, либо он просто предпочёл сбежать и оставить их в покое. Похоже, мне стоит прекратить брать клонов в качестве помощников. Сначала один провалил задание, а теперь и второй. Я слишком долго ждал его. Значит, у меня не остаётся выбора, кроме как самостоятельно заняться ими. Благодаря дронам найти их штаб будет несложно», — раздумывал он. Затем учёный покинул рабочее место и направился совсем в другую комнату. Он был готов выступить уже следующим утром, но ему следовало подготовиться к этому заданию. Прихватить с собой пушку и кристаллизирующее устройство, убедиться в том, что щит, не позволяющий снарядам задеть Диктора, стабильно работал, проверить камеры, что пролетали вблизи от возможного местоположения штаба беглецов... Он намеревался спланировать всё. Также Диктору стоило бы убедиться, что Перец не попытается проникнуть на фабрику ночью, чтобы с помощью пламени убить его во сне. Он уже задумал усилить охрану и запрограммировать большое количество дронов патрулировать коридоры, чтобы никто не проскользнул мимо. К тому же, фабрика по-прежнему была оснащена системой пожаротушения, что находилась во многих комнатах и коридорах. Острый так и не пожелал учиться сопротивлению воде, а значит, серьёзно пострадал бы, если бы попробовал активировать свой огонь внутри BobSoc. Но Диктор всё же надеялся на его смерть. Осознавать, что клон попросту не справился с поставленной миссией и проиграл команде, было проще, чем постоянно предполагать, что он вот-вот проберётся на фабрику, чтобы убить учёного. Конечно, полностью исключать этот вариант было бы абсолютно глупо, так что Диктор решил приготовиться к любому исходу. Если Перец умер — чудно. Не доставит проблем, когда Диктор отправится разбираться с никчёмными клонами. Потом экспериментатор заберёт его кристалл и справится с ним, как и с остальными. Если вернулся к беглецам — печально. Тогда они получили сильнейшего союзника. Даже справиться с вампиром для Диктора было легче, чем с пиромантом. Умные клоны, как Шрам или Хельсинг, наверняка придумали бы для Острого план действий, с помощью которого он бы успешно сжёг всю фабрику вместе с Диктором и тем, чьими клонами являлись Революционеры, — Робертом. Тем самым, настоящим Робертом. Ну а если же Перец предпочёл сбежать и действовать по-своему, как всегда любил... Что ж, в таком случае он бы наверняка попытался избавиться от обеих сторон, от всех тех, кто раньше являлся его союзником. Вот только без плана он бы ничего не добился. Острый, этот глупый эгоистичный ребёнок, не умел так глубоко раздумывать. Диктор наконец удостоверился, что обладает всеми необходимыми для запланированной миссии вещами. Пушка, кристаллизатор, щит... Ультрафиолетовые лампы тоже не помешали бы в этом деле. Отличное оружие для борьбы с вампиром. Уж кто, как не Хельсинг, мог это знать... Диктор тихо усмехнулся. Он устал делать вид, что ему плевать на эту команду. Никто из Бобов не должен был свободно жить и развлекаться. Все они были созданы только для того, чтобы нейтрализовать способности Роберта. Флэш, Острый или же Хельсинг — неважно. С учёного хватило хитростей, попыток манипулировать. Только прямая тактика — нападение — могла сработать здесь. И Диктор пообещал, что не посмеет проиграть кучке беглецов. Отыщет их штаб, разгромит всех, заберёт кристаллы и наконец вернётся к спокойной работе, где больше не будет размышлять о том, как справиться со сбежавшими Бобами. Ведь все они исчезнут. Диктор должен был заставить их исчезнуть...