Сломанные крылья

      Несмотря на ранний час, ни Рону, ни Гермионе спать не хотелось. Они были слишком взволнованы и огорчены из-за исчезновения своего друга, а спустя неделю стало ещё хуже. Так как они оба были старостами, им позволялись кое-какие вольности, поэтому, встретившись в гостиной факультета, ребята вместе пошли навестить Хагрида. Вся троица в прошлом и позапрошлом годах регулярно наведывалась к лесничему, но в этом году Рон и Гермиона были слишком заняты учёбой и обязанностями старост, и мало когда им удавалось выкраивать время для визитов. Но Гарри ходил туда. По крайней мере, он так сказал им, когда они как-то раз спросили, куда он исчез после ужина.       Этим утром ребята решили наверстать упущенное, а заодно за чашечкой чая спросить Хагрида, есть ли у него какие-то идеи относительно того, где сейчас может находиться Гарри. Ведь другие, по-видимому, не имели об этом ни малейшего понятия.       — А не рановато ли для этого? — спросила Гермиона.       — Не-а. Хагрид как-то сказал, что всегда встаёт ни свет ни заря. К тому же, он постоянно кого-то выхаживает, так что сейчас он точно не спит, — заверил подругу Рон. Тяжело вздохнув, он откинул назад лезущие в глаза рыжие пряди. Если бы мама сейчас видела его, она бы сказала, что ему не помешало бы подстричься, но в последнее время внешний вид волновал его в самую последнюю очередь. — Я надеюсь, что хоть он будет знать, почему Гарри исчез. Я чуть не спятил, пытаясь найти причину.       — Знаю, — Гермиона озабоченно посмотрела на него. — Я всё никак не могу полностью сосредоточиться на учёбе, а ты ни разу не сходил на пробы для набора в команду. Кстати, о квиддиче. Зачем Оливер Вуд вернулся сюда? Он же вроде заключил договор с Паддлмир Юнайтед или что-то в этом роде.       — Ага, но он почему-то не продлил его, и мы… ну… попросили его потренировать нас. Он всё равно не был сильно занят, так что согласился, — пояснил Рон. — Понимаешь, с тех пор, как Гарри исчез, в команде… наступил разлад. Все огорчены, игроки просто не могут сплотиться и снова стать командой. Я хотел попробовать себя на позицию ловца, Гарри сказал, что стоит, но сейчас… мне как-то не хочется. Джинни подумывала о том, чтобы быть в запасных, но она теперь даже на тренировки не ходит, поэтому ловцом пока что будет Симус. Он, конечно, звёзд с неба не хватает, но… он хотя бы хочет играть. Всё просто не так… без Гарри.       Гермиона успокаивающе погладила Рона по плечу.       — Ты прав. Мне вот тоже некого ругать за домашние задания, — вяло пошутила она. — Ох, Рон, а что, если с ним произошло что-то ужасное? Или происходит? Что, если его похитил… Сам-Знаешь-Кто?!       — Не думаю. На прошлой неделе я спросил Макгонагалл об этом, и она сказала, что нет. То, что Гарри сейчас не с ним, — достоверный факт.       — Но откуда они могут об этом знать? Не то чтобы Ты-Знаешь-Кто посылал им записку с условиями выкупа.       Рон покачал головой.       — Не знаю, но я верю Макгонагалл. Если бы Гарри действительно был в опасности, они бы подключили и Орден… По крайней мере, это всё, что мне известно.       Увлечённо переговариваясь, они не замечали бесшумно парящую над ними птицу, жадно вслушивающуюся в каждое их слово.       — Так где он может быть? И как ему удаётся прятаться так долго?       — Без понятия. Сперва я подумал, что он использовал свой плащ-невидимку, но я проверил чемодан: плащ на месте. И все остальные вещи тоже.       — Рон, ты залез в его чемодан?! — возмущённо воскликнула Гермиона. — Это же нарушение личного пространства!       — Я в курсе. Но когда спустя неделю он не объявился… я подумал, что неплохо было бы воспользоваться Картой, чтобы найти его, вот только… её там не оказалось.       — Думаешь, она у него? — предположила Гермиона, нахмурив брови. — Поэтому ему удаётся избегать всех вот уже несколько недель?       — Возможно. Это бы объяснило тот факт, что никто его ещё не видел.       «Нет. Карта… карта была сожжена».       Ястреб вздрогнул. Вернон сжёг карту после того, как привёл Дадли домой, когда того атаковал дементор. Дядя пришёл в ярость от того, что монстры из этой «уродской школы» напали на его сына. Он во всём обвинил племянника, мол, тот призвал их сюда, воспользовавшись своими странными способностями. Гарри как раз убирал карту на место, и Вернон, вырвав её из его рук, бросил творение мародёров в камин.       Обогнав пару, ястреб опустился на крышу домика лесничего, чувствуя себя абсолютно опустошённым, хотя пролетел он совсем немного. Он снова увидел Рона и Гермиону, и это помогло ему найти последний недостающий фрагмент…       «Я — Гарри. Гарри Поттер».       Это было его настоящее имя, он был тем мальчиком, которого все так упорно искали.       Понимание словно обухом ударило по голове, и воспоминания, которые до этого момента были заперты где-то в отдалённом уголке его сознания, мощным потоком хлынули назад. Слишком много, слишком быстро… картины прошлого сменяли одна другую с молниеносной скоростью. Крик боли прорезал тишину ночи, и бедный ястреб весь сжался на старых досках. Ему казалось, что голова вот-вот разлетится на куски.       — Что это было? — воскликнула Гермиона. — Какой-то зверь?       — Наверное, птица, — равнодушно пожал плечами Рон.       Неизвестно как, но ему удалось сохранить равновесие, и спустя приблизительно пятнадцать минут ястреб немного пришёл в себя, пытаясь разобраться в ворохе наплывших воспоминаний.       Словно издалека он услышал голос Хагрида, приветствующего в своей хижине двух старост.       — Как раз успел поставить чай. Здорово, что заглянули ко мне. Ну, вы как, в порядке?       — Да, Хагрид, — ответила Гермиона. — Только… мы очень переживаем за Гарри.       — Понимаю, девочка. Все мы переживаем, но нельзя… нельзя терять надежду.       — Ты не знаешь, что могло случиться с ним? — спросил Рон. — Может, он ушёл потому, что мы что-то не так сказали? Или сделали? Я… я был не очень хорошим другом ему в последнее время. Я был так сильно занят Лавандой, что… почти не обращал на него внимания.       — Я тоже, — виновато признала Гермиона. — Я пыталась как можно больше времени уделять подготовке к СОВ и Защите от тёмных искусств, несмотря на то, что нам преподаёт эта Амбридж. И Гарри… Когда он вернулся с перемены, он был каким-то тихим, но я списала это на тоску по Сириусу. Я была даже рада, когда в начале учебного года он вёл себя немного… агрессивно. Мы постоянно ссорились.       — Немного агрессивно? — фыркнул Рон. — Гермиона, он напоминал кипящий котёл, его могла вывести из себя любая мелочь. Хотя мы тоже были не лучше. Когда на папу напала змея и он чуть не умер, я осознал, что вёл себя как эгоистичный ублюдок, принимая всё как данное. Например, дружбу Гарри.       — Он что-нибудь сказал вам перед тем, как… эм… исчезнуть? — мягко спросил Хагрид.       — Нет. Он только сказал, что прогуляется после обеда, чтобы подумать кое о чём. Я не придал этому особого значения, было такое ощущение, что он постоянно хотел быть один, а я… ну… у меня была встреча с Лавандой в библиотеке, мы хотели… ммм… заняться изучением чар.       — Каких ещё чар, Рональд? Любовных? — Гермиона подозрительно посмотрела на друга.       — Да какая разница? — огрызнулся тот. — В любом случае, после этого мы направились в нашу башню, и там я заметил, что Гарри нет. Его не было ни в спальне, ни в гостиной.       — Но ты поднял тревогу только после отбоя, — напомнила Гермиона. — Мы тогда проверили все залы, коридоры, больничное крыло, мы даже просмотрели протоколы о наказаниях.       Протоколы о наказаниях висели рядом с учительской и сами обновлялись практически каждый час. Они указывали имя провинившегося студента, урок, на котором он получил наказание, время и дату отработки и имя надзирающего профессора.       — Его имени там не было. Тогда мы подумали, что он, наверное, решил переночевать у тебя, и пошли спать. Но когда на следующее утро мы обнаружили, что он так и не вернулся… тогда мы и пошли к Макгонагалл, — закончил Рон.       Хагрид вздохнул.       — Я понимаю, что это трудно для вас, но не вините себя. Думаю… думаю, Гарри ушёл, чтобы немного разобраться в себе. Когда он будет готов, он обязательно вернётся.       — Значит, по-твоему, ему ничего не угрожает?       — Нет. Профессора Снейп и Дамблдор сказали, что нет. Я им верю.       Рон вскинул брови.       — Снейпу? Ты веришь Снейпу?       — Ага. И директор верит. На самом деле, профессор не так уж прост, — таинственно сказал Хагрид.       Рон хмыкнул.       — Ну, по крайней мере он не такой ужасный, как Амбридж. Теперь её можно считать за угрозу для общества номер один. Ты слышал о её новых правилах? Она превращает школу… в тюрьму!       — Хуже. Скорее, в место, где свободно могут выражать своё мнение только те, кто мыслит так же, как и она. Это как диктатура. А её наказания… Она мучает детей, Хагрид! — гневно выпалила Гермиона. — Она не просто даёт им обычные задания вроде уборки или чистки. Она… она заставляет их писать строчки, которые оставляют порезы на руках.       — Порезы? — переспросил лесничий.       — Да. Я видел руки Фреда и Джорджа после того, как они отбыли у нее наказание. Те слова, что они писали на бумаге, вырезались у них на коже, — гневно вставил Рон.       — Она зашла настолько далеко?       — Ага. И мы ничего не можем сделать, потому что в её руках вся школа.       — А директор знает? Или профессор Макгонагалл?       — Нет. Мы не можем сказать им. По её словам, это не против политики министерства. И кроме того, министр поставил её во главе школы, так что у неё есть власть и над директором, и над учителями. Я ненавижу эту ведьму! И её уроки тоже! Это кошмар, она нас практически ничему не учит, у меня такое чувство, что я попусту теряю там время.       — Я тоже так думаю. Она только и делает, что цитирует нам методы министерства о том, как использовать заклинания, но мы даже не пробуем эти заклинания. Она считает, что нам это не нужно. Всё это реально никуда не ведёт, но мы должны мириться с этим. И мы даже не смеем пропускать её уроки, за это она тоже наказывает. Терри Бут вот схлопотал недавно только потому, что заболел. Мадам Помфри даже подтвердила в записке, что он хворал, но тупая корова сказала, что это не считается. Что больное горло — недостаточно серьёзная причина для пропуска.       Прокашлявшись, Гермиона произнесла:       — С тех пор, как Гарри исчез, мы много думали об этом. Это неправильно, что министерство заставляет нас довольствоваться таким низкосортным обучением. Мы должны как-то выразить наш протест, как, например, делают маглы. Но Рон сказал, что у магов это не работает. Поэтому… мы подумали, что будем протестовать как-то по-другому. Скажем, создадим секретную группу, которая посвятит себя изучению Защиты от тёмных искусств, раз уж сама Амбридж отказывается нас нормально учить. Я хотела… мы оба хотели… чтобы Гарри помог нам, взялся за обучение, но раз он исчез, то… придётся нам справляться самим. По крайней мере, до той поры, пока он не вернётся. Я уже начала составлять список тех, кто захочет учиться. Всё, что нам сейчас надо, так это подходящее место для собраний, и ещё нужно придумать способ, как связываться друг с другом так, чтобы никто не знал.       — Ну, попробуйте обратиться к Аберфорту, — предложил Хагрид, — он владеет трактиром «Кабанья голова» в Хогсмиде. А ещё он младший брат Дамблдора. Думаю, он поможет вам с этим, только… имейте в виду, что вы играете с огнём. Я знаком с таким типом людей, как Амбридж. Они не любят, когда идут против их воли. Она воображает себя здесь королевой, приказам которой все должны подчиняться. Так что будьте осторожны, ладно?       — Хорошо, — сказала Гермиона, — мы будем осторожны. И спасибо.       Послышался скрип отодвигаемого стула, затем ещё один.       — Мы уже пойдём, пожалуй. Надо проверить, все ли первогодки встали к завтраку. Спасибо за чай, Хагрид.       — На здоровье. Увидимся.       Выскользнув из хижины, Рон и Гермиона направились в сторону замка, продолжая обсуждать план по основанию тайного сообщества, а также то, где сейчас может находиться их пропавший приятель.       Свобода же провожал их долгим, уставшим взглядом, не делая ни малейших попыток сдвинуться с места. Теперь он вспомнил, с пронзительной ясностью вспомнил ту ночь, когда стал анимагом, как в первый раз взмыл в небо, как, заколебавшись, врезался в башню и упал на землю, сломав себе оба крыла и провалившись в беспамятство.       А затем его нашёл человек, от которого Свобода никогда бы не ожидал всего того, что тот для него сделал.       Но Снейп сделал. Он вылечил его, вложив в это весь свой профессионализм и сострадание. Свобода, который всё ещё не мог думать о себе, как о Гарри, знал, что большинство людей, оказавшись на месте Снейпа, просто сочли бы его мёртвым или даже не постарались бы вернуть его к жизни, увидев, насколько серьёзно он был ранен. Он сам раньше пытался спасти птиц со сломанными крыльями, но, несмотря на его усилия, все они умирали.       «И я бы умер. Если бы он не нашёл меня или если бы не вылечил от той болезни после того, как Драко столкнул меня вниз и я снова ударился головой… Той ночью я реально думал, что мне конец».       Он вспомнил, как сильно дрожал тогда, так сильно, что, казалось, его разорвёт на части. Вспомнил жар, охвативший всё тело, словно его жарили на медленном огне. Вспомнил, как плохо ему было, настолько плохо, что он даже головы поднять не мог. Но потом появился голос, мягкий, как шёлк, говорящий с ним… и руки, закутавшие его ослабшее тело в тёплое полотенце. Помимо всех зелий и лекарств, эти ласковые прикосновения и голос стали его якорем, спасительной ниточкой, заставляя всеми силами цепляться за жизнь.       Останься. Останься со мной.       «Он заботился обо мне, он хотел, чтобы я остался. И я остался».       Свобода потряс головой, всё ещё пытаясь свыкнуться с тем фактом, что его саркастичный учитель не только спас ему жизнь, но и превратился в его друга, да и он сам стал для него тем, кому тот мог довериться. Он знал то, что о Северусе Снейпе не знал никто другой — в этом он был абсолютно уверен. Он видел его раненым, больным… почти мёртвым после пыток Волан-де-Морта. Он видел его в минуты расслабленности и спокойствия, когда Северус читал в своих комнатах. Он видел его в гневе, который Снейп обрушил на тех, кто посмел причинить вред его фамильяру, строго наказав свой же факультет.       «И, как и я, он страдал в детстве. Отец тоже ненавидел его за то, что он был волшебником, прямо как дядя Вернон и тётя Петунья. Он… будет разъярён, если поймёт, что мне всё это известно. Мне, Гарри Поттеру, сыну его заклятого врага, паршивцу-который-живёт-для-того-чтобы-раздражать-его, как он сам сказал».       Расправив крылья, Свобода взмыл в небо. Полеты всегда помогали немного освежить голову, а сейчас ему как никогда надо было думать ясно.       Северус невероятно интеллигентный, внимательный, остроумный человек, который любил спасённого им же ястреба… и властный, язвительный, резкий профессор, который измывался над ним по причинам, известным только ему одному. Разница была настолько большой, что это прямо разрывало.       Снейп насмехался над ним с первого дня его появления на уроке зельеварения, невзлюбил его без какой-либо видимой причины и относился несправедливо и к нему, и к его факультету. Он называл его жадным до славы и внимания, высокомерным и пренебрегающим школьным уставом, прямо как Джеймс Поттер, которого он презирал. И Снейп был прав только в одном, так как Гарри не мог не признать, что за время своего пребывания в Хогвартсе нарушил не одно школьное правило. Не для забавы, конечно, но тем не менее… Всё равно Снейп не должен был так с ним обращаться. Он не заслужил этого.       И теперь Свобода не знал, что думать. Что делать… Стоит ли пробовать перевоплотиться обратно? Ведь он даже ещё не читал об обратной трансформации. Он вообще не думал, что первая попытка превратиться пройдёт успешно. Но всё получилось. Он стал ястребом. И фамильяром Снейпа.       Лениво скользя по воздушным потокам, он думал о всех тех, кто так волновался за него: друзьях, учителях… Чёрт, даже Снейпа, кажется, задел тот факт, что Гарри Поттер исчез. Свобода знал, что надо попробовать снова стать человеком, но мысли об этом вызывали сомнения и страх.       Если уж начистоту, то ему нравилось быть Свободой, потому что его нужды, как ястреба, были предельно просты — летать, охотиться и быть другом Северуса. Никто не давил на него, не заставлял быть спасителем, героем, коим его сочли только из-за шрама. Никто не шептался и не судачил за его спиной, не называл сумасшедшим за его бредни о том, что Волан-де-Морт вернулся. Ему не нужно было больше терпеть наказания Амбридж и Дурслей или ядовитые замечания Снейпа. Не нужно было постоянно помнить о том, что из-за него умер Седрик и именно он помог Тёмному лорду возродиться.       «Проклятье, как они могут ожидать, что я одолею этого маньяка, если я не знаю, как мне самому жить дальше?» — горько подумал он, ведь глубоко внутри он всё ещё чувствовал себя сломанным, подавленным и раненым. Когда он стал Свободой, это никуда не ушло, просто забылось на время. Но сейчас воспоминания вернулись, а вместе с ними — тяжесть отчаяния и вины.»       «Я не могу вернуться. Не сейчас. Мне нужно время, чтобы исцелиться… если это вообще возможно».       Что ещё хуже — он боялся.       Боялся вернуться. Посмотреть в лицо им всем. Он сбежал. Как трус. И он бежал до сих пор.       «Чтобы спрятаться за спину Северуса», — ехидно пропел голосок в его голове. Северус… который лишь одним своим присутствием вселял в него чувство безопасности, и как трудно было верить в это после того, что между ними было в прошлом. Но это было правдой. Свобода знал, что его хозяин будет защищать его до последнего вздоха, несмотря на своё личное отношение к Гарри Поттеру.       Что давало ещё одну причину, почему он не хотел возвращаться к своему прежнему облику. Если это случится, то Снейп потеряет фамильяра. Своего друга, единственное существо, которое он любил. Несмотря на то, что этот человек сделал ему в прошлом, Гарри чувствовал сострадание к одинокому магу. Он знал, каково это: жить без друзей, без кого-то, на кого можно было бы положиться. Он так и жил, пока не пришло письмо из Хогвартса. Но он не забыл те долгие дни, которые проводил под замком, в чулане для мётел, отчаянно желая, чтобы у него появился друг, с которым можно было бы поговорить.       «Если подумать, у него не было друзей с тех пор, как моя мать умерла».       Его мать. Лили… которую он едва помнил. Лили… которую Снейп любил и поклялся защищать. И её, и её сына. И тут пришло ещё одно шокирующее осознание. Он видел боль, смешанную с тоской, в этих чёрных глазах, когда Северус говорил о ней. Теперь он знал, что Снейп притворялся. Профессор не был одним из тех, кто не заботился о других людях, наоборот — он заботился, и, возможно, даже слишком. От того и страдал впоследствии так же сильно. А его холодность была лишь щитом, способом защиты. И только Свободе удалось пробиться через его стены.       Он вспомнил ту ужасную ночь, когда Снейп вернулся от Волан-де-Морта. Вспомнил волшебника, почти распластанного на полу от нехватки сил… признающегося Свободе в том, что он стал шпионом потому, что у него нет семьи и что никто не будет скучать по нему, если он умрёт.       И Свобода сказал ему, что это неправда. Что ему не всё равно. Тогда он действительно так думал. И это не изменилось.       Так как он может предать это хрупкое доверие?       В сознании эхом отозвались слова Северуса…       Две сломанные души нашли друг друга.       «И я до сих пор сломан, Сев. Как и ты. Мы оба такие тряпки».       Заприметив промелькнувшего в траве американского кролика, ястреб на мгновение взмыл вверх, а затем камнем упал вниз.       Кролик уже готов был дать дёру, но в этот раз Свобода оказался быстрее. Устроившись в траве, он приступил к завтраку. Часть его осознавала, что он, по идее, должен ощущать омерзение, ведь он только что убил другое существо и теперь поглощал сырое мясо. Но живущий в нём ястреб был практичен. Чтобы выжить, надо убить. И чтобы жить дальше, надо есть. Поэтому он подчинился своей сущности хищника и расправился с остатками кролика без какого-либо чувства вины или отвращения. В этом-то и заключалась вся прелесть того, чтобы быть ястребом, — никаких сожалений. Или мучительных размышлений о том, что было, будет и может случиться.       «Я ещё какое-то время побуду Свободой. У меня есть время до того, как старая карга введёт новые правила о неоправданных прогулах. Я ещё не готов рискнуть всем, не хочу разрушать эту дружбу… Странно. После всего, что он мне сделал в прошлом, мне должно быть всё равно, будет ли ему больно или нет, но это не так… Мерлин, помоги мне, это не так. Если он потеряет меня сейчас, то просто сломается, а это последнее, чего я хочу. Этот ублюдок не заслужил такого, никто не заслуживает такого. И… я тоже не хочу терять его. Я всё ещё злюсь на него за то, как он вёл себя раньше, когда-нибудь я спрошу его почему и выскажу всё, что о нём думаю, но это пока неважно. Это подождёт. Теперь у этой жабы власть над школой, и ему понадобятся все силы, чтобы справиться с ней. И мне тоже. Она реально ненавидит меня. Думаю, она бы точно убила меня, если бы могла».       Стоило ему подумать об Амбридж, как он еле подавил вот-вот готовую охватить всё тело дрожь. В каком-то смысле она была так же смертельно опасна, как и Волан-де-Морт вместе с его последователями. Даже опаснее, потому что с виду она не представляла из себя серьёзной угрозы, пока не становилось слишком поздно.       «И ещё: почему Дамблдор не пошевелится и не СДЕЛАЕТ хоть что-то? Почему он просто сидит и смотрит на то, как она практически равняет школу с землёй? Он же один из самых влиятельных магов, глава Визенгамота, он спас мою задницу на слушанье, все его уважают как великого волшебника, так почему он позволяет этой старухе загонять себя в угол? Фадж вообще размазня, я видел, как он трясся при упоминании имени Волан-де-Морта. Дамблдор бы смог убедить его не влезать в дела школы, тогда бы и Амбридж убралась восвояси. Так чего он затих?»       Ещё один вопрос, на который не было ответа. Но он появится. Свобода поклялся, что прежде чем он добровольно вернётся к своему прежнему виду, он найдёт ответы на все интересующие его вопросы. Ведь для ястреба это будет не так сложно, как для человека. Всё, что ему надо делать, так это слушать и быть в нужном месте в нужное время.       Как, например, сегодня.       «Мне жаль, ребята. Но пока что вам придётся обходиться без меня. А мне надо найти способ, как навсегда избавиться от Амбридж и с директором всё прояснить. Хотя учебная группа кажется неплохой идеей, Гермиона в своём репертуаре. Самое время, чтобы и студенты начали обороняться. Ха! Только послушайте меня. Мне ли говорить, когда я всё ещё в форме анимага».       Подлетев к озеру, которое уже успело немного согреться в утренних лучах солнца, он устроился на мелководье и принялся купаться.       Ему вспомнилась одна книга из публичной библиотеки, которую он прочёл несколько лет назад. Это было собрание эссе и цитат известных людей о сущности храбрости, и там говорилось о том, что храбрость может быть разной. Иногда её видно, а иногда нет. Но и то, и то необходимо. Возможно, для него настало время проявить отвагу совсем иного рода и пустить в бой против Амбридж весь свой ум и изворотливость. В конце концов, кому вообще в голову придёт, что ястреб начал подпольную войну?

***

      Он вернулся к Снейпу только тогда, когда на замок уже опустились сумерки. Профессор слабо улыбнулся.       — Кажется, тебе уже намного лучше, чем вчера. Голова больше не болит?       — Нет, я нормально себя чувствую, — ответил Свобода, стараясь говорить безмятежно. Сидя, как обычно, на запястье зельевара, он чувствовал себя не в своей тарелке. Северус протянул к нему руку, намереваясь погладить, но он невольно дёрнулся в сторону.       — Да что с тобой такое? Ты словно весь на взводе.       — Ничего. Просто я испугался… — ястреб усилием воли заставил себя успокоиться.       «Интересно, что бы с тобой было, если бы ты узнал, что гладишь Гарри Поттера в образе ястреба?»       Тем не менее, он позволил Снейпу коснуться себя, признавая, что это действительно было приятно, хотя раньше «приятно» и «Снейп» у него никогда не ассоциировались друг с другом.       — Есть хочешь?       Свобода призадумался. Несколько часов назад он съел целого кролика, но желудок опять давал о себе знать.       — Ага.       Северус призвал сумку, извлекая оттуда куски фазана.       — Подойдёт?       — Да, — даже будучи мальчишкой, Свобода никогда не был придирчивым. Образ ястреба этого не изменил.       Взяв фазана с ладони Снейпа, он упорхнул к своей жёрдочке, с аппетитом принимаясь за еду.       Северус же, как и обычно, заказал суп, сэндвич и стакан воды. В последнее время он много пил, так как из-за Эликсира горло становилось невероятно сухим, а голос хриплым. Так что Твикси потом пришлось притащить ещё и целый кувшин.       Покончив с едой, Свобода устроился на своём насесте, раздумывая над тем, стоит ли сейчас сесть на плечо Снейпа или нет. Вчера он бы, не задумываясь, так и сделал, но сегодня… Он потёрся клювом о дерево, вдруг страстно захотев вернуться во вчерашний день и снова стать просто фамильяром Снейпа с безумными снами. Чёрт, как неловко.       Северус с беспокойством посмотрел на ястреба. Обычно, когда Свобода пропадал на целый день, возвратившись, он всегда был рад посидеть у него на плече, довольствуясь физическим контактом со своим волшебником. Сегодня он, однако, казался каким-то отстранённым, и Северус не мог понять почему.       — С тобой точно всё хорошо?       Ястреб моргнул.       — Всё отлично. Почему ты спрашиваешь?       — Потому что после обеда ты обычно любишь посидеть у меня на плече.       «Шикарно! Заметил. И что теперь?»       Ястреб нахохлился.       — Сегодня… мне что-то не хочется… наверное.       — Очень хорошо, — спокойно сказал Северус, но Свобода уловил лёгкие нотки удивления и боли в голосе профессора зельеварения. — Ты уверен, что не заболел?       — Проклятье, да! — взорвался Свобода, изо всех сил пытаясь сбалансировать воспоминания о мерзком профессоре зельеварения и Северусе, его друге. — Я в порядке, а теперь оставь меня одного, чёрт возьми! Пожалуйста! — запоздало прибавил он.       Северус встал, изумлённо воззрившись на своего фамильяра.       — Какой-то ты очень вспыльчивый сегодня. Что случилось?       «Ко мне вернулась моя чёртова память, и я вспомнил, как ты мерзко относился ко мне! Вот что случилось!» — сердито подумал Свобода. Остро щёлкнув клювом, он угрюмо уставился на профессора зельеварения.       — Я не хочу говорить об этом. Почему бы тебе не пойти и не сварить зелье, например?       Северус вскинул бровь.       — Даже если ты раздражён, это не причина, чтобы срываться на мне.       — Нет? А ты сам разве не срываешься на своих студентах?! — брякнул Свобода и тут же прикусил язык.       — Откуда ты знаешь?       — Я видел тебя однажды.       «Всегда, когда я был в классе, ты срывался на мне, вот откуда я знаю!»       — Иногда я чувствую себя виноватым за это, — признал Северус, — но это не значит, что ты должен брать с меня пример.       Свобода счёл за лучшее промолчать. Мерлин, этот темперамент не доведёт его до добра. Он ведь чуть не раскрыл себя.       «Идиот! Возьми себя в руки! Какой смысл злиться на него из-за того, что ты пока даже не можешь с ним обсудить?»       Нахмурившись, Северус покачал головой.       — Ну, раз тебе так хочется подуться, то я, пожалуй, действительно, пойду в лабораторию.       И он ушёл, тихо бормоча себе под нос, что не укрылось от чуткого слуха Свободы.       — Чёрт бы побрал это его странное поведение. Может, он собирается линять? Я читал, что у ястребов этому обычно предшествует раздражённость…       «Ага. Именно так, Сев. Мои мозги линяют. Перелиняли в мозги пятнадцатилетнего подростка. А ещё я пытаюсь смириться с тем фактом, что человек, который дважды спас мою жизнь и стал мне хорошим другом, в то же время является тем ублюдком, который унижал меня в течение четырёх лет. Ты уж прости меня за то, что я сейчас такой чувствительный!»       Ястреб скуксился на своей жёрдочке, на душе было откровенно паршиво. Оказывается, ссоры с Северусом не доставляли ему никакого удовольствия, особенно, когда тот даже не знал, почему Свобода сердится.       «Проклятье, Снейп! Вот зачем ты так хорошо относишься ко мне? Было бы намного легче, если бы ты и дальше продолжал быть гадким ублюдком, как и всегда. А теперь ты мне нравишься, и это сводит с ума. А я даже не могу сказать тебе причину. Ох, борода Мерлина! Ну почему всё в моей жизни настолько сложно?»       Походив по насесту взад и вперёд, он наконец бросил бесполезные старания успокоить свои нервы и перелетел на спинку дивана. Острые когти проткнули кожу, и Свобода дёрнулся.       «Блеск! Северус взбесится, когда увидит».       Задрав хвост, ястреб спрыгнул со спинки в складки зелёного пледа, который больше всего нравился Северусу. Зарывшись в мягкую ткань, он в мгновение ока погрузился в сон, смертельно уставший от попыток справиться со всем тем, что ему довелось узнать за этот день.