Ma cherie

Ширли переехала в жилой отсек Энди, и с тех пор они не расставались. Через три дня "пещерные люди" выбрались на поверхность, и начали "гастроли". Они с лёгкостью разгоняли митинги против "детского закона" - достаточно было предложить протестующим воды, чтобы разъяренная толпа мгновенно остыла и разбрелась по городу, набирая полные канистры воды у жителей метрополитена. Троица братьев проводили концерты, послушать которые собирались огромные толпы, а в перерывах между песнями Ремингтон рассказывал про их общину, и обещал, что и на поверхности люди смогут жить так же, если последуют их плану. Поначалу это не действовало: голодные и уставшие люди пытались прорваться в метро, чтобы разграбить накопленное долгим трудом "подземных", но братья загораживали вход, и устроившись с гитарой, просто просили не делать этого. Это было за гранью фантастики, но толпа всякий раз останавливалась. У братьев не было оружия, они ещё больше похудели за эти дни, и были похожи на тяжелобольных: бледные, худые, со сбитыми в кровь от игры на музыкальных инструментах пальцами, с неестественно острыми скулами и резко прорисованными красно-бурыми кругами вокруг глаз. И тем не менее, толпа не смела их тронуть, и покорно отступала от входа в метро по их просьбе. Энди беспокоился за них. Он, как и другие, целыми днями пропадал в городе, раздавая нуждающимся еду и воду и ведя пропаганду в пользу выбранного общиной курса. С Ширли они почти не виделись, но в этот раз она и не возражала. Возвращаясь, он не чувствовал ног, горло жгло от нестерпимой сухости, на губах оседала пыль от непрерывных попыток быть услышанным. И всё же, он знал: это мелочи по сравнению с тем, на что идут братья. Энди всерьёз опасался, как бы кто-то из троицы не заболел. Спустя неделю элита города, недовольная идеей передела имущества, объявила войну их общине. Однако, к огромному удивлению богачей, полицейские и военные, по их приказу брошенные на борьбу с агитационной деятельностью "пещерных" всё чаще и чаще переходили на сторону противника. Вскоре за ними устремились и мирные жители. На третий день такой борьбы Ремингтон поздним вечером разыскал Энди и Ширли. Он слабо пошатывался, едва держась на ногах. Ногти на руках были местами расколоты до основания из-за ударов о жёсткие струны гитары. На теле тут и там виднелись синяки и ссадины от пластиковых пуль, которыми их обстреливали полицейские, не перешедшие на сторону общины. Ширли охнула, а Энди быстро бросился к нему, и бережно подхватив, усадил на их койку. Парень благодарно улыбнулся. Улыбка, к ужасу Энди, вышла какая-то призрачная, выцветшая. Ширли протянула юноше стакан воды. Отпив немного, он тихо заговорил: - Ребята, я люблю вас обоих, вы знаете. Вы действительно важны для общины, поэтому я не могу вами больше рисковать. Прошу, не выходите больше на поверхность. Здесь, внизу тоже немало дел, и вам я могу доверить уход за нашими растениями и механизмами. Пожалуйста. Видно было, что говорить ему больно, и этот монолог дался ему с большим трудом. Энди побледнел, и жёстким голосом спросил: - Значит, ты хочешь, чтобы мы прятались, пока другие жертвуют собой? - Энди, не надо... Он прав... - оборвала его Ширли. На следующий день они остались внизу. Ещё никогда Энди не выполнял свою работу с таким старанием. При мысли о том, что там, на поверхности три брата продолжают своё нелегкое дело несмотря на слабость, его сердце обливалась кровью. Время тянулось невыносимо медленно. К полудню, когда он проверял работу электрогенераторов, к нему неожиданно прибежала раскрасневшаяся Ширли. Задыхаясь от быстрого бега, она с трудом выдавила из себя: - Эн-ди! Только что... я... была недалеко от... выхода... убиралась... Мы...победили... Детский... закон... и остальное... приняты... Наверху раздался оглушительный шум. Несмотря на то, что от поверхности их отделяло несколько метров, у Энди заложило уши от криков людей. Своды задрожали, и с потолка посыпались мелкие камешки. В паре метров от Ширли от свода откололся внушительный кусок, и, разбившись, поднял столб известковой пыли. Энди хотел притянуть девушку к себе, но с потолка в сантиметрах от него сорвалась следующая глыба. Всё произошло так быстро, что он даже не успел осознать, что случилась. Дряхлые своды непрерывно начали отплевыться пыльными глыбами. Из-за поднявшихся в воздух частиц извести и бетона стало невозможно дышать. Одна из глыбы задела Ширли, и та беспомощным пластом свалилась на пол. В мгновение Энди оказался рядом, и прижимая её к себе, зашептал: - Нет! Нет, нет, не сейчас, слышишь? Мы победили! Ты не можешь уйти! Ты не можешь бросить меня теперь! В грохоте разрушающегося метрополитена и доносившихся сверху криках бегущей толпы Ширли не могла слышать ни единого слова, но она и не нуждалась в этом. Вокруг неё медленно расползалась липкая алая лужа. Её удивлённо распахнутые бездонные глаза с нежностью смотрели на Энди. - Моя милая... - в отчаянии прошептал он. Когда их нашли под завалами спустя два дня, их тела лежали рядом, крепко переплетя пальцы.