Это было так...

      Т/и, поправляя на ходу наспех надетый деловой костюм, со всех ног мчалась по едва освещённому коридору главной резиденции Портовой мафии. Она спешила в кабинет босса, куда её срочно (и почему-то среди ночи, к неимоверному её удивлению, поскольку босс любил поспать) вызвали. Эспер уже терялась в догадках, обдумывая по дороге, что же начальнику может быть нужно от неё, рядового, так срочно, да ещё и в такое время. И без её напарника? Ну не сообщить же о повышении её вызвали…       «Может, я в чём-то провинилась, и Мори-сама хочет вынести предупреждение или выговор? И специально решил сделать это лично, чтобы это большее влияние оказать?» — пришла в голову невероятно пугающая мысль. Т/и стала панически перебирать в памяти все недавние дни на предмет каких-либо нарушений гласных и негласных правил Мафии. «Что это я такое могла натворить? Вроде бы никого не предавала, ни буквально, ни фигурально, своих, боже упаси, не убивала, проблем особых не создавала, никаких провинностей и жалоб тоже не было, иначе бы мне раньше это сообщили. И стукнули по темечку заодно. А что, если…» Вдруг её прошиб холодный пот, а воздух в груди как-то резко закончился. «Что, если босс узнал, что он мне не безразличен?! Конечно, я всё сделала, чтобы не попасться, особенно с тем шоколадом на День святого Валентина, но мало ли, что могло…»       Додумать эту мысль она не успела, поскольку впереди уже виднелись двери заветного кабинета. Понять, что двери начинаются именно там, и что это не просто продолжение безликого полумрака коридора, можно было только по белеющим всего в нескольких метрах впереди лицам охранников. Подбежав к ним, Т/и остановилась, отчаянно пытаясь отдышаться. Наконец, полностью успокоившись и собравшись с силами, она приняла самый непринуждённый вид, как будто её вовсе не будили в заслуженное время отдыха после рабочего дня, и осторожно постучала в двери. Пусть звук и был тихим, очевидно, её услышали, ибо двери распахнулись. Войдя в кабинет босса, больше напоминавший размерами бальный зал — такое впечатление усиливали огромные панорамные окна, которые, как она помнила, закрывали чем-то вроде очень плотных штор, когда шли важные беседы и переговоры, — Т/и прошла к креслу и остановилась на предписанном этикетом расстоянии чуть больше пары метров от него. Мори-сама, как часто бывает, сидел в мягком кресле напротив стеклянной стены и любовался на ночную Йокогаму. «Окна не закрыты, значит, разговор неофициальный и вряд ли о чём-то важном», — мимоходом отметила девушка. После того, как она вошла, босс кивнул охранникам за её спиной, и те вышли, оставив их наедине. Чуть поклонившись, она вопросительно взглянула на босса. Тот обернулся к ней, приветственно кивнул, и вновь откинулся в кресле, устремив взгляд в ночное небо за окнами, не спеша начинать разговор.       Пока Мори Огай, вероятно, о чём-то думал и любовался на город, Т/и откровенно любовалась им. Мужчина и вправду был очень красив: точёный профиль, аристократическая бледность кожи, чёрные, немного растрёпанные волосы («Наверное, они на ощупь как шёлк… И как же хочется убрать вот эту непослушную прядку с его лица», — промелькнуло в голове). Но, устыдившись своих мыслей, она резко отвернулась и, тоже глядя в огромное окно, неуверенно позвала, прерывая неловкое молчание: — Мори-сама…       Мужчина вздрогнул, как будто очнувшись от глубоких размышлений. Его лицо, до этого выражавшее какую-то непонятную печальную задумчивость, стало почти по-детски беззаботным. Т/и едва удержалась, чтобы не поинтересоваться, всё ли у него хорошо (и не принял ли он что-нибудь психотропное), ибо такое поведение её боссу, насколько она успела его изучить, было совсем не свойственно. Всегда собранный и предельно серьезный, Огай теперь вёл себя так, будто это не он срочно вызвал рядовую подчинённую во втором часу ночи, а она зашла к нему поболтать за чашкой чая. Кстати, чашка именно с этим напитком, кажется, как раз стояла на небольшом столике рядом с креслом босса. Правда, всего одна. «Вот и славно. Не знаю уж, что там за чай такой, в любом случае, пусть пьёт эту подозрительную жидкость сам», — с облегчением подумала Т/и. — Красивый город эта Йокогама, особенно ночью, верно?       Неожиданный вопрос вырвал из размышлений, поэтому ответила она немного заторможенно: — Да, Мори-сама, вы, как и всегда, правы. — О боже, Т/и, — мужчина досадливо поморщился. — Опусти это «сама» и хватит мне выкать, я за день и так достаточно раз это слышу. Обращайся ко мне просто по имени. После, на секунду замешкавшись, он спросил совершенно нейтральным тоном, продолжая смотреть прямо перед собой: — Как прошёл твой день?       Т/и застыла в крайнем изумлении, не решаясь поверить своим ушам. Это что, ей правда не послышалось? Босс спросил, как у неё прошел день? Сейчас?       Нехорошие подозрения о запрещённых веществах в крови бледного, как смерть, босса постепенно крепли. На всякий случай принюхавшись («А не пьян ли он случайно? Да нет, перегаром вроде бы не тянет»), эспер всё же ответила: — Прекрасно, Огай-са… Огай. И вдруг, не удержавшись, она выпалила: — А с вами всё в порядке? Ничего не болит? — «голова, например».        Т/и тут же очень захотелось зашить себе рот, а потом с треском провалиться под землю… Хотя порядок был уже не важен. Но, увы, было поздно: злополучная, такая вопиюще наглая, наивная и в общем-то бессмысленная фраза уже слетела с её губ. «Вот угораздило же меня ляпнуть! Правду говорят: язык мой — враг мой! Мамочки! И что теперь делать? Босс сильно разозлился? Или нет? Интересно, он меня сам и сейчас пристрелит, или исполнителям отдаст? Ох, только бы не Дазаю…» — мысли одна другой хуже мгновенно сменяли друг друга. Эспер уже зажмурилась в ожидании выстрела или приказа «увести её», как вдруг ушей её достиг вовсе не он, а… смех. Красивый мужской смех, обладатель которого сейчас, судя по звуку, сидел, обернувшись к девушке и от души веселился. Т/и, поняв, что карать и убивать её почему-то пока не собираются, рискнула открыть глаза… И тут же наткнулась на полный смеха взгляд Огая.       Наткнулась — и снова забыла, как дышать, утопая в чарующем пурпурном взгляде. «Какие же удивительные у него глаза», — промелькнула совсем невпопад восторженная мысль. Омут совершенно волшебных глаз с чёрным островком зрачка манил, притягивал, сверкая на дне удивительными искорками веселья, игривости и… предвкушения?       Сама того не ожидая, Т/и подошла и встала почти вплотную к креслу. Вдруг осмелев, она протянула руку и осторожно дотронулась до волос босса. «И правда, на ощупь словно шёлк», — посетила её восторженная мысль. Все внутренние запреты, кажется, дали внушительную трещину…       Тем временем Огай чуть прикрыл глаза, наслаждаясь прикосновением, ибо убирать чужую руку он не спешил. Наоборот — положил поверх хрупкой ладони свою, накрыв ту целиком и мешая убрать. «Неужели ему это нравится? Раз так, можно попробовать…» — пришла в голову шальная мысль, заставляя щёки покраснеть. Но тут осознание того, что она делает, ледяной волной окатило Т/и. «Ой, что это я творю?! Какое-то наваждение! Так, надо живо убираться отсюда, пока он в хорошем настроении и не…»       T/и нервно и фальшиво широко улыбнулась, набрала в грудь воздуха, собираясь с силами, и, резко выдернув руку, уже хотела отшатнуться и побежать максимально быстро, насколько только хватит сил, но, увы, не успела. В ту же секунду, мгновенно угадав намерения, её схватили за только что освобожденную руку и дернули на себя, усаживая на колени лицом к огромным окнам и обнимая свободной рукой за талию. Она рефлекторно попыталась вырваться из объятий Огая, но он лишь сильнее сжал руки. — Ну-ну, не порть момент.       Не сразу поняв, что он имеет в виду, Т/и подняла голову… и замерла от восхищения. В окнах был виден великолепный фейерверк. Казалось, что разноцветные диковинные бутоны раскрывались прямо перед глазами, протяни руку и дотронешься до них рукой. Всё вокруг утопало в красках и цветах, постоянно сменяющих друг друга: вот сразу несколько изумрудных вспышек вдалеке, вот одна золотая — поближе, а вот и сиреневая… «Ого! А вон та ярко-жёлтая вспышка похожа на цветок химавари!»       Пока салют сверкал и переливался разноцветными огнями, Т/и старалась даже не дышать, чтобы случайно не разрушить такую неземную и, кажется, такую хрупкую красоту. «Точно! Сегодня же День весеннего равноденствия! Потому и устроили фейерверк», — подумала она, припомнив, что и сама собиралась сходить посмотреть на него, но уснула, вымотавшись за прошедший день сильнее, чем рассчитывала. Выходит, если бы не этот непонятный внезапный вызов ночью, она бы такую красоту сегодня пропустила!       Когда огненное шоу завершилось, тьма в помещении, казалось, стала абсолютной — салют был настолько ярким, что глаза успели привыкнуть к нему и сильно отвыкнуть от полумрака комнаты. Девушка поднесла руку к лицу, но не смогла увидеть даже её. Однако в этой темноте взамен утраченного зрения невероятно обострились остальные чувства…       Т/и, на время фейерверка забывшая обо всём на свете, внезапно осознала, что всё ещё находится в тёплых полуобъятиях Огая, к которым она, кажется, успела привыкнуть. Теперь ей не хотелось из них выбираться: в кабинете стало прохладно — да нет, не прохладно, а очень даже холодно, а от мужчины исходил такой приятный жар, что почти замёрзшей девушке хотелось только прижаться к нему как можно ближе, хотя бы из практических соображений. Мёрзнуть не хотелось. «Да, я не должна так поступать, да, он — мой босс, тот самый босс, но всё же какой же он тёплый…» — казалось, даже мысли в голове были вялыми и ленивыми, как будто тоже разомлели в чьих-то руках.       Тем временем Мори, видимо, тоже забыв, кто есть кто и всё так же сжимая талию Т/и, провёл носом от середины изящной спины до шеи, едва касаясь носом тонкой ткани одежды и вдыхая дурманящий запах. Её запах. Обычно она перебивала его лёгким, но стойким ароматов духов, не давая почувствовать, но теперь из-за спешки не успела, да и не подумала это сделать. Огай машинально отметил про себя, что хотя бы ради этого можно было бы вызывать подчинённую среди ночи и почаще, и вообще заканчивать с этой мальчишеской робостью. Он блаженно вздохнул, пустив своим дыханием целый табун мурашек по ощутимо напрягшейся спине Т/и, после чего уткнулся лбом в основание её шеи и неожиданно глухо произнёс: — Прекрасна, как и всегда, дорогая… Как и всегда. Знаешь, когда я вижу тебя — каждый раз, каждый день, я желаю, чтобы ты была только моей. А ещё убить всех, кто крутится рядом, начиная с твоих коллег, у которых ещё молоко на губах не обсохло, и заканчивая боссами подконтрольных группировок, окидывающих тебя… Впрочем, далеко не только тебя, сальными взглядами. Забыв о рациональности и дипломатии. Забавно, а?       Неожиданное признание застало Т/и врасплох. Все мысли в очередной раз за вечер спутались, стремясь осознать, что это сейчас такое было. То ли она с ума сошла, и ей теперь мерещится всякое, то ли её пожелания насчёт снов наконец-то были услышаны каким-то божеством, то ли босс наконец спятил настолько, что говорит такие вещи всем подряд. В то, что она единственная, кто слышал эти слова, и что она так уж важна для него, ей почему-то не верилось. Внезапно на неё накатила удивительная злость: «Да с чего я вообще взяла, что он это говорит искренне?! Может, это у нашего Мори Огая такая форма недержания! Интересно, у него новые «девушки на ночь» в публичных домах закончились, или экзотики захотелось? Хороша идея: наговорил кому угодно комплиментов, облапал, показал что-нибудь красивое, запудрил на фоне этого мозги окончательно — и вуаля! Любая твоя, какая хочешь! Но на мне такое не сработает, дорогой босс, я хоть и влюблённая, но не совсем дура!» — Извините, Мори-сама, но я вам не верю, — постаралась произнести Т/и максимально холодно и… Внушительно. — Я всё понимаю, на самом деле, всякое ведь случается… — удержаться от замечания про недержание и бордели было сложно, но Т/и справилась. — Поэтому давайте вы меня сейчас просто отпустите, мы разойдёмся и сделаем вид, что этого разговора не было. От этого всем будет только лучше, не так ли? — выпалила девушка на одном дыхании, а затем, неожиданно для себя, тихо всхлипнула, и стала вырываться, стремясь поскорее покинуть этот кабинет вместе с не совсем вменяемым боссом. «Лучше уйти сейчас, чем завтра с утра осознать, что была всего лишь ещё одной подстилкой! Я и так сильно заигралась, позволила себе больше, чем следует, пора прекратить этот фарс и вернуться в реальность. С меня достаточно и того, что уже случилось!»       Однако в этот раз, похоже, Огай решил не церемониться. Он резким движением завёл руки Т/и за спину, прижал к её горлу непонятно откуда взявшийся скальпель и одним рывком развернул её так, чтобы она сидела верхом на его коленях к нему лицом. Одной рукой придерживая запястья у неё за спиной и другой держа оружие у шеи эспера, он произнёс, гневно сверкая уже значительно потемневшими глазами: — А теперь послушай меня, Т/и. Во-первых, я тебя люблю, а если не веришь — скоро почувствуешь это на себе, поверь мне. Я не бросаюсь такими словами. Во-вторых, если я ещё раз услышу, как ты называешь меня на «вы», или сомневаешься в моих чувствах, то я…       Тут Огай притянул её лицо к своему почти вплотную, и прошептал прямо в губы: — Зацелую до смерти.       После чего скальпель со звоном отлетел в сторону, а Мори впился в губы Т/и властным, дурманящим и не признающим отказа поцелуем. Не дожидаясь согласия или ответа, он до крови прикусил верхнюю губу девушки, и воспользовавшись тем, что Т/и немного приоткрыла свой хорошенький ротик от боли, его язык приник к её и сплёлся с ним, побеждая, одерживая верх и окончательно подчиняя. Девушка тихонько простонала сквозь поцелуй, отвечая неумело и пылко.       Но, ненадолго оторвавшись от столь желанных губ и заставив на время заткнуться разбушевавшиеся гормоны, Т/и всё же нашла в себе силы задать так интересовавший её вопрос, закусив губу: — А зачем ты всё-таки меня так поздно вызвал?       И когда Мори попытался расстегнуть её пиджак, она нарочно подалась назад, не желая продолжать, пока не получит ответ на свой вопрос. Возбуждённо выдохнув, босс с явным трудом ответил, на последних словах сорвавшись окончательно: — Я думал… Красиво признаться тебе в… любви… во время этого фейерверка. Но, глядя на восхищённую тебя, я… совсем… потерял голову!       И, не в силах больше медлить, он просто рванул ткань в разные стороны. Пуговицы застучали по полу, а вскоре к ним присоединилась и мужская рубашка… А что, Т/и тоже чересчур долго этого ждала, имеет право!       В конце концов, для них ночь только начинается.